– Я имел в виду – к тебе домой.
– Я знаю, что ты имел в виду, – резко отвечаю я, чувствуя досаду. Я веду себя глупо. – Не думаю, что это хорошая идея. Там мои родители, и мне еще столько нужно сделать. Ты будешь только мешать.
Он встает и подает мне руку:
– Вот как мы поступим. Мы не будем спорить. Не будем делать вид, что все нормально, потому что это не так. Мы не разлучимся, пока нам действительно не придется это сделать. Я поеду с тобой к вам домой. Я познакомлюсь с твоими родителями, и понравлюсь им, и не стану бить твоего отца. Вместо этого я посмотрю, на кого из них ты больше похожа – на него или на маму. Твой младший брат будет вести себя в точности так, как положено младшему брату. Возможно, я наконец услышу тот ямайский акцент, который ты скрывала от меня целый день. Я побываю там, где ты спала, ела и жила, и буду сожалеть, что не узнал чуть раньше, где ты была все это время.
Я собираюсь перебить его, но он продолжает:
– Я поеду с тобой, а потом мы возьмем такси до аэропорта, только вдвоем – ты и я. Я буду смотреть, как ты садишься в самолет, и чувствовать себя так, словно чертово сердце вырывают у меня из груди. А потом до конца своих дней буду гадать, как бы все повернулось, если бы этот день прошел иначе.
Он замолкает, чтобы сделать вдох, и спрашивает:
– Как тебе такой план?
Даниэль
ОНА СОГЛАСНА. Я НЕ ГОТОВ прощаться. Я никогда не буду готов с ней попрощаться. Я беру ее за руку и мы молча идем к метро.
Она несет рюкзак на одном плече, и я снова вижу у нее на куртке слова «DEUS EX MACHINA». Неужели мы и впрямь познакомились только этим утром? Сегодня утром, когда мне так хотелось следовать за ветром. Я бы все отдал, лишь бы Бог действительно вмешался.
Заголовок: Местный парень берет верх над подразделением иммиграционной полиции при Министерстве внутренней безопасности. Живет долго и счастливо со своей единственной любовью. И все благодаря странной юридической лазейке, которой никто не замечал до последнего момента. И теперь у нас будет сцена погони, чтобы помешать ей сесть в самолет.
Но этому не бывать.
Весь день я думал, что нам суждено быть вместе. Что люди, обстоятельства, совпадения вели нас к тому, чтобы соединить навечно. Но возможно, это не так. А если тому, что существует между нами, суждено продлиться всего один день? А если мы – лишь случайные знакомые друг для друга, промежуточная станция на пути куда-то еще?
Что, если мы – лишь некое отступление чужой истории?
Наташа
– ТЫ ЗНАЛ, что Ямайка на шестом месте в мире по количеству совершаемых здесь убийств? – спрашиваю я.
Мы в поезде, который едет в Бруклин. Он забит пассажирами, возвращающимися с работы, и мы стоим в проходе, держась за поручень.
Даниэль приобнимает меня. Он то и дело касается меня с того самого момента, как мы отошли от офисного здания. Не отпускает. Возможно, так я не улечу.
– А первые пять? – спрашивает он.
– Гондурас, Венесуэла, Белиз, Сальвадор и Гватемала.
– Ха, – произносит он.
– А ты знал, что Ямайка до сих пор формально является членом Британского содружества наций? – Я не жду, пока он ответит. – Я – подданная королевы. – Если бы здесь было больше места, я бы сделала реверанс.
Поезд с визгом останавливается на станции. Заходит больше народу, чем выходит.
– Что еще тебе рассказать? Население составляет две целых девять десятых миллиона. От одного до десяти процентов людей относят себя к растафарианцам. Двадцать процентов ямайцев живут за чертой бедности.
Он придвигается чуть ближе, и вот я уже в кольце его рук.
– Расскажи мне что-нибудь хорошее, что помнишь, – просит он. – А не факты.
Я не хочу быть оптимистичной. Не хочу принимать свое новое будущее.
– Я уехала, когда мне было восемь. Мало что помню.
– А твои родственники? Кузены? Друзья? – не унимается он.
– Я помню, что они у меня есть, но я их не знаю. Мама заставляет нас созваниваться с ними раз в год, на Рождество. Они смеются над моим американским акцентом.
– Что-нибудь хорошее, – снова просит он. Его глаза теперь кажутся темно-карими, почти черными. – Чего тебе больше всего не хватало, когда ты сюда только переехала?
Мне не приходится думать долго.
– Пляж. Океан здесь какой-то странный. У него неправильный оттенок. Он холодный. Слишком бурный. Ямайка – в Карибском море. Вода там сине-зеленая и очень спокойная. Ты можешь долго-долго заходить в море, и все равно оно будет тебе по пояс.
– Здорово, – говорит он. Голос у него подрагивает. Я боюсь поднять на него глаза, потому что тогда мы оба расплачемся прямо здесь, в поезде.
– Хочешь ответить на оставшиеся вопросы из третьего раздела? – спрашиваю я.
Он достает телефон.
– Номер двадцать девять. Поделитесь с партнером каким-нибудь неловким эпизодом из своей жизни.
Поезд снова останавливается, и на сей раз больше народу выходит, чем заходит. В вагоне становится посвободнее, но Даниэль не отодвигается от меня.
– Сегодня в магазине пластинок с Робом вышло довольно неловко, – говорю я.
– Правда? Я не заметил смущения, разве что раздражение.
– Я умею делать каменное лицо, в отличие от кое-кого, – говорю я и подталкиваю его плечом.
– Но почему тебе было неловко?
– Он изменил мне с ней. Каждый раз, видя их вместе, почему-то думаю, что, может, я недостаточно хороша.
– Этот парень просто скотина. Ты тут вообще ни при чем. – Он берет меня за руку и не выпускает ее. Мне даже нравится его искренность.
– Знаю. Я позвонила ему сегодня и спросила, почему он так поступил.
Он удивлен:
– Правда? И что он сказал?
– Сказал, что просто хотел нас обеих.
– Козел. Увижу его снова – задницу надеру.
– Разок подрался и теперь жаждешь крови, да?
– Я боец, а не любовник, – говорит он, намеренно искажая слова песни Майкла Джексона[20]. – Твоим родителям было не важно, что он белый?
– Они его никогда не видели.
Не представляю, как привела бы его знакомиться с папой. Смотреть, как они друг с другом беседуют, было бы для меня пыткой. Не хотела, чтобы он увидел наше убогое жилище. Не хотела, чтобы он по-настоящему узнал меня.
С Даниэлем все иначе. Я не против открыть ему свою жизнь.
Свет на мгновение гаснет и тут же снова включается. Даниэль сжимает мои пальцы.
– Наши с Чарли родители хотят, чтобы мы встречались исключительно с кореянками.
– Ты их плоховато слушаешь, – дразню я.
– Ну, я не то чтобы с кучей девушек встречался. Только с одной кореянкой. А вот Чарли… У него как будто аллергия на всех девушек, кроме белокожих.
Поезд дергается, и я хватаюсь за поручень обеими руками.
– Хочешь узнать, в чем проблема твоего брата? Он накрывает мою руку своей:
– И в чем же?
– Он не слишком-то себя любит.
– Считаешь?..
Он обдумывает мои слова. Ему хочется найти какое-то объяснение поведению Чарли.
– Точно тебе говорю.
Поезд притормаживает на повороте. Даниэль поддерживает меня и не отпускает.
– Почему твои родители предпочитают кореянок? – спрашиваю я.
– Они думают, что поймут только кореянок. Даже тех, которые выросли здесь.
– Но эти девушки наполовину американки.
– Я и не говорю, что это логично, – улыбается он. – А как насчет тебя? Твоим родителям не все равно, с кем ты встречаешься?
Я пожимаю плечами:
– Никогда их не спрашивала. Наверное, они бы предпочли, чтобы я в конечном итоге вышла замуж за чернокожего парня.
– Почему?
– По той же причине, которую называют твои родители. Им кажется, что они будут лучше его понимать. А он – их.
– Но ведь не все чернокожие одинаковые, – говорит он.
– Как и кореянки.
– Родители ведут себя довольно глупо. – Он шутит лишь отчасти.
– Похоже, они думают, что таким образом защищают нас.
– От чего? Ну вот честно, кого сейчас это вообще волнует? Мы должны быть умнее.
– Возможно, наши дети будут, – говорю я и жалею об этих словах, едва они вылетают у меня изо рта.
Свет снова гаснет, и мы останавливаемся в тоннеле между станциями. Смотрю на желто-оранжевые огоньки световых индикаторов.
– Я не имела в виду наших детей, – говорю в темноту. – Я имела в виду следующее поколение.
– Я знаю, – тихо произносит он.
Теперь, подумав об этом и озвучив это, я не могу просто выбросить эти мысли. Какими были бы наши дети? Я словно потеряла что-то, чего еще даже не успела захотеть.
Мы останавливаемся на станции «Канал-стрит» – дальше поезд поедет через Манхэттенский мост. Двери закрываются, мы оба поворачиваемся к окну. Когда мы выезжаем из тоннеля, первое, что я вижу, – Бруклинский мост. На подвесных канатах зажглись огоньки. Мой взгляд блуждает по длинным аркам моста. Он красив ночью, но больше всего меня всегда потрясает силуэт города. Он похож на ярко освещенную скульптуру из стекла и металла, на произведение механического искусства. С такого расстояния город выглядит единым целым, словно его выстроили сразу весь, систематически и планомерно. А когда попадаешь в него, он, наоборот, кажется хаотичным.
Я вспоминаю вид с крыши. Тогда я представляла город в процессе застройки. Теперь же я мысленно переношусь в апокалиптическое будущее. Свет меркнет, стекла выпадают, и остаются лишь металлические остовы зданий. В конечном итоге и те покрываются ржавчиной и крошатся. Дороги зарастают травой, по которой бегают звери. Город прекрасен и мертв.
Мы снова спускаемся в тоннель. Я точно знаю, что всегда буду сравнивать очертания других городов с очертаниями Нью-Йорка. Так же как всегда буду сравнивать других парней с Даниэлем.
Даниэль
– А ТЕБЕ КОГДА было неловко? – спрашивает она после того, как мост исчезает из виду.
– Шутишь? Ты и сама знаешь. Когда мой папа советовал тебе сменить прическу, а брат отпускал шуточки про маленький пенис.