еряются, столкнувшись с несгибаемой волей, живущей в широкой груди Хаука по прозвищу Лед:
Ивар осторожно поставил ногу на камень, нависший над самой бездной, и пошел, чувствуя, как от страха горячий пот стекает по спине, прямо-таки струится по позвоночнику. Ноги подрагивали, больших сил стоило не смотреть в пропасть.
За спиной раздался приглушенный вскрик. Страшась потерять равновесие и упасть, Ивар все же обернулся, да так и замер, выпучив в горестном изумлении глаза.
Изогнувшись в последнем тщетном усилии уцепиться, Торир падал в пропасть. Раскинув руки в стороны– точно викинг надеялся полететь…
Ивар успел еще разглядеть жуткую усмешку, исказившую черты Торира. Его тело, ускоряясь, понеслось вниз, с мокрым хряском, перекрывшим даже рев урагана, ударилось о камни.
– Назад и вниз! – Голос Хаука был страшным. – Может, он еще жив!
– Вряд ли, – расслышал Ивар шепот Арнвида, – после таких падений не выживают.
Спешно вернулись по тропе, долго носились между скал, выискивая спуск. Закрепили веревку и по ней, качаясь на ветру, один за другим спустились на дно пропасти.
Торир лежал искореженный, будто его долго мяли чудовищные ладони, и камни под ним были багровыми. Сильно и резко пахло кровью, а на оставшемся целым лице викинга сохранилось выражение невероятного-умиротворения. Беспокойный и жестокий в жизни, сейчас он впервые выглядел мирно.
– Мы должны похоронить его, – проговорил Хаук, в глазах которого точно намерз лед. – А потом найти эту проклятую иглу!
Ураган выл и ревел, в его грохоте слышался довольный хохот горных духов, заполучивших кровавую жертву. Снег не переставал, сгущались сумерки, а викинги, на лицах которых застыли горестные маски, таскали мокрые и холодные камни, освобождая место для тела. Ободранные пальцы кровоточили, но никто не обращал на это внимания.
Тело, облаченное в кольчугу и шлем, с величайшей осторожностью уложили в яму. В руки Ториру вложили метательные топоры, лук нашел последнее убежище рядом с хозяином. Земли не было, и могилу засыпали камнями. Кряхтя и надрываясь, установили в головах прямоугольную плиту.
В руках Арнвида блеснули молоток и зубило. Эриль работал остервенело, даже вечерняя мгла не была ему помехой. Звон стоял такой, что закладывало уши, камень крошился под острой сталью. Руны выстраивались одна за другой, точно причудливые насекомые, решившие навеки поселиться на негостеприимном валуне: «Здесь лежит Торир, сын Гейрмуда. Арнвид высек это».
– Бочонок! – коротко приказал Хаук, когда надпись была закончена. В подставленные кружки полилось, вспениваясь белой оторочкой, крепкое пиво.
– Он был моим дружинником! – мрачно сказал конунг. – Видит Один, он был добрым воином! Пусть ему славно пьется в Вальхалле! – И Хаук поспешно припал к кружке, словно стремясь залить пожар горя, пылающий во внутренностях.
– Он был моим соратником! – медленно проговорил Кари. – И я надеюсь, что сейчас он жует мясо Сехримнира!
Ивар ощутил, что все глаза обращены на него. Во рту пересохло.
– Торир был доблестным воином, – не сразу нашелся он, – пусть смерть его не будет напрасной!
– Да! – Глаза Нерейда ожесточенно блеснули, он вскинул лицо, точно грозя бушующим небесам. – Мы найдем эту иглу, пусть для этого придется заглянуть под каждый камушек на этой проклятой горе! Клянусь молотом Тора!
– Найдем! – кивнул решительно Арнвид, – Но сперва почтим память погибшего висой.
Викинги замолчали, и, словно желая насладиться поэзией, стих ветер. Сыпались снежинки, похожие на крошечные колесики, в полной тишине расплываясь на коже людей нежданными слезами.
Смерть – трещина камня
Пасть раскрыла дико —
Достойно принял
Вяз жезлов кольчуги.
– А теперь ищем место для ночлега! – проговорил Хаук после паузы. – Для поисков иглы уже слишком темно!
Ураган взвыл с новой силой, чуть в стороне загрохотал, заставляя викингов оглядываться, камнепад. Гора не желала иметь на своих склонах людей. Живых. Но ничего не имела против мертвых.
К утру снегопад прекратился, тучи разошлись обнажив прозрачную до боли синеву. Все вокруг покрылось толстыми искрящимися наносами, точно путники провели на одном месте полгода и из лета перенеслись в разгар зимы. Ветер носил запах свежести.
– Вперед, – приказал Хаук, чье лицо еще больше осунулось, а в светлых волосах блеснули серебряные нити седины.
Промерзшее за ночь тело слушалось с трудом. Ивар едва брел, стараясь не смотреть по сторонам. Глаза болели– от царящей вокруг белизны. Под обманчиво мягкими сугробами таились скользкие твердые камни. Он падал, проваливался в мягкое рыхлое крошево. Одежда промокла насквозь, в сапогах было так же сухо, как на дне болота, и даже внутри, под кожей, как казалось, поселилась хлюпающая сырость.
Помня вчерашнее, обвязались веревками. Если один упадет, то другие удержат, вытащат. Но пропастей и даже трещин не попадалось, тащились по заснеженному склону, который казался бесконечным. Ноги одеревенели, пальцы на них вовсе не чувствовались, словно уже отвалились…
Ивар шел, ощущая, что от усталости и холода проваливается в темную бездну, из которой нет возврата. Когда надо было, останавливался, пережидал, пока Арнвид осмотрит очередную пещеру. Затем ему сунули в руки что-то скользкое, пахнущее дымом.
Ивар жевал копченое мясо, не чувствуя вкуса. Челюсти двигались словно сами по себе, независимо от желания хозяина, а затем он вновь побрел, стараясь лишь не упасть. Перед глазами вместо отвратительного горного пейзажа мелькали яркие картинки – дивный лес из золота, чудесные цветастые птицы, красивые смуглые женщины. Слух улавливал далекие зовущие голоса…
– Смотрите! – Вскрик Нерейда, полный искреннего изумления, заставил вырваться из полусна-полубреда.
Ивар поднял голову, повернул ее туда же, куда и все остальные. В первые мгновения ничего не мог рассмотреть – перед глазами плавал белесый туман, – но затем зрение прояснилось, и он едва не вздрогнул. Волосы на затылке вздыбились, точно шерсть у собаки, учуявшей зверя, а по телу прокатилась волна бодрящей дрожи.
На уступе, торчащем из снега, точно валун из морских волн, высилась небольшая фигура, высеченная из черного, как воронье перо, камня. Она имела одну руку и одну ногу, а на голове, вытянутой желудем, злобно блестел один глаз. Причем видно было, что не природа уничтожила половину статуи, оторвав ее, а неведомый творец изначально создал такого урода…
– Кто это? – прохрипел Вемунд. Лицо у него было костистое, как у коня, которого не кормили месяц, а одежда свободно болталась на изрядно похудевшем теле.
– Хозяин здешних мест, – без улыбки ответил Арнвид, – Судя по преданиям Бретланда, именно так выглядели люди из племен Богини Дану!
– Люди? – ядовито ухмыльнулся Нерейд и сплюнул на снег комок мокроты, – Да наш знакомый дракон, с которым вместе пиво распивали, и то больше на человека похож, чем этот!
– Люди, – уверенно кивнул эриль. – Все мы, кто смертен и разумен, – люди, не важно при этом, сколько у нас лап или рук, есть на теле волосы или чешуя… А то, что мы нашли статую, говорит, что мы на верном пути! Дайте-ка я вопрошу руны…
Ивар без сил прислонился к камню, ощущая, что не способен пройти дальше и шагу. Арнвид долго возился с мешочком, в котором хранил волшебные костяшки, рассматривал то, что вытянул.
– Ну что там? – спросил потерявший терпение Нерейд.
– Руны говорят, что жертва принята и дорога открыта, – очень тихо проговорил Арнвид.
– Какая жертва? – Конунг смотрел на эриля пристально и жестко, должно быть, так коршун глядит на зайца, прежде чем ухватить острыми когтями.
– Человеческая, – одними губами шепнул Арнвид. – Торир погиб, и его кровь напитала древнюю силу, что живет в этих камнях… Старые боги, таящиеся в таких вот уголках, жестоки и кровожадны…
Словно в ответ на егохлова сверху донесся гул. Гора вздрогнула, и по снежному склону, тянущемуся чуть севернее, медленно и величаво пошла вниз лавина. Тысячи снежинок взвились в воздух, солнце засверкало в них, рождая сотни крошечных, тотчас гибнущих радуг.
Лавина промчалась стороной, обдав людей волной холодного воздуха. Гул прокатился и затих.
– Нам остается лишь дойти, – закончил речь Арнвид, – и мне кажется, я знаю куда! За мной!
Ивар застонал и заставил себя отклеиться от ставшего таким родным и приятным камня, около которого отдыхал. Опять тащиться, переставлять стертые до самых коленей ноги, когда груз тянет к земле, а сам замерз так, что согреться удастся только в Муспелльхейме…
Но веревка спереди требовательно дергала, и он зашагал, торопясь за Нерейдом. Идти почему-то стало легче, сил словно прибавилось. Ивар уже не ковылял, как пьяный кузнец из корчмы, а шел спокойно, не чувствуя, что умрет через шаг. То ли короткий отдых дал себя знать, то ли на самом деле дурное колдовство, что ранее мешало двигаться, исчезло…
Черные статуи, с безмолвной яростью глядящие в пространство, начали попадаться через каждую сотню шагов. Они стояли группами по две, по три, развернутые лицами вниз по склону. В руке каждой было оружие.
– Стража, – проговорил Вемунд уважительно, – со старых времен. Только вот почему спят, нас пропускают?
Со стороны одной из статуй донесся жуткий скрежет. Ивар с холодком в груди увидел, как повернулась одноглазая голова, как в немой угрозе поднялась нелепо вывернутая в локте рука. Викинги поспешно ухватились за оружие, но статуя вновь замерла.
– Ты говори да не заговаривайся! – поспешно сказал Нерейд. – Все они видят, да только, похоже, знают, зачем мы идем. А игла эта им до цверговой бабушки, что-то другое они сторожат, куда более ценное…
– И что же? – поинтерееовался Ивар.
– А на это тебе сам Вафтруднир не ответит! – Нерейд глухо рассмеялся. – Разве что один из этих черных. Попробуешь разговорить?
От подобной идеи Ивар отказался.
Шли до самого вечера, а когда на гору пал мрак, то две статуи, что высились впереди, вспыхнули неярким желтоватым светом. Полосы огоньков опоясали всю гору насколько хватало глаз.