Глава 4СТАРЫЙ ЗНАКОМЫЙ
Мир вокруг качался, в голове шумело, точно Ивар, подобно Садко, решил отправиться в плавание на утлом плоту. Думать не получалось вообще, и, отчаявшись составить хоть одну связную мысль, он разомкнул отяжелевшие веки. Под спиной было что-то твердое, а взгляд уперся в дощатый потолок.
– Ага, очнулся! – сказал кто-то ехидным голосом.
– Давненько я тебя таким не видел, конунг, – укоризненно прогудел другой голос, басовитый и глубокий.
– Общение с русичами до добра не доводит! – добавил первый.
«Сигфред и Кари» – всплыли из глубин сознания имена, и Ивар с трудом сел. Берсерки сидели за столом у окна, и во взглядах их было что угодно, но только не уважение к титулу конунга.
– Что было вчера? – спросил Ивар, едва ворочая распухшим языком. – И где мы?
– В комнате, куда мы тебя принесли из общего зала, где ты дрых на лавке, – сообщил Сигфред, улыбаясь насмешливо, словно заяц, обнаруживший намертво запутавшуюся в кустарнике лису. – Тот рыжий кабан нам тебя едва отдал, чуть не подрались!..
– А так ничего, обошлось, – рокотнул Кари, – видали и похуже!
– Видали, – согласился Ивар, обнаружив, что спал в одежде и даже в сапогах. – А где остальные?
– Дрыхнут еще. Вчера остатки того, что ты не допил, долакали мы! – Тощий берсерк выразительно облизнулся. – Дабы не дать конунгу сгинуть в пучине пьянства!
– Вот шутник, рядом с тобой сам Локи отдыхает! – Ивар встал и тут же сморщился – в висок будто ударили молотом.
Зал, где вчера гуляли, выглядел будто поле брани после битвы. На лавках, столах и даже на полу возлежали дружинники, храп стоял такой, что трясся потолок, а бычьи пузыри, натянутые на окна, изрядно запотели.
Буслаева среди спящих не было.
– Зато как погуляли, – невнятно выразился Ивар и выбрался во двор. Тут царило утро. Солнце, болезненно яркое, радостно лучилось в чистом небе, чирикали пташки.
Черная собака, лежащая у ворот, посмотрела на похмельного конунга с явным неодобрением.
– Тебе повезло, – проворчал Ивар. – Ты не пьешь!
Под осуждающим взглядом псины он умылся и напился. Стало легче. Только после этого он понял, что назойливый шум, который он до сих пор принимал за гудение внутри головы, доносится откуда-то с улицы. Словно за ночь к Хольмгарду подступило море.
– Эй, конунг, – из дверей постоялого двора высунулась наглая рыжая морда Нерейда, – похмеляться будешь?
– Нет, – ответил Ивар, которого едва не передернуло при слове «хмель». – Пойдем лучше погуляем!
– Давай. – Рыжий викинг на мгновение исчез и тут же вернулся, уже с мечом на поясе. – Тебя одного отпускать что дитя малое – всякий обидит!
Ивар потрогал синяк, оставшийся после вчерашней драки, и промолчал.
Улицы города, вчера заполненные народом, точно болото – лягушками, сегодня оказались пустынны, будто капище в урожайный год. Словно все обитатели Хольмгарда дружно переселились куда-нибудь в Валланд. На дверях лавок висели замки, и ветер сиротливо шуршал обрывками бересты.
– Куда они все подевались? – недоуменно вопросил Нерейд, когда они миновали третью подряд пустую улицу. – Нидхегг их пожрал, что ли?
– Скоро узнаем, – проворчал Ивар.
Странный шум, накатывающийся волнами, как прибой, постепенно усиливался. Улица повернула – и перед викингами открылась громадная площадь, похожая на миску, до краев заполненную кипящим супом из орущих и свистящих людей.
Ивар в первое мгновение едва не оглох. Потом у него чуть не лопнула голова.
– Это же городской тинг! Вече по-здешнему! – донесся сквозь рев голос Нерейда. – Только почему так шумно?
Площадь волновалась и кипела, а по другую ее сторону, у подножия высокой, сложенной из бревен башни, виднелся широкий помост. Расположившиеся на нем люди были разряжены в парчу и бархат, солнце ярко сверкало на украшенных золотом поясах, обтягивающих толстые, словно подушки, животы.
По краю помоста цепью выстроились стражники. Все высокие, плечистые, с короткими, толстыми копьями и широкими щитами. Взгляды их настороженно шарили по толпе.
Один из толстяков поднял руку, и площадь стихла, не сразу, постепенно, словно море, над которым перестал дуть ветер.
– Жители вольного Новгорода! – проревел толстяк, но дальше заговорил тише, и Ивар перестал его слышать.
Слова были встречены очень бурно. Половина площади радостно орала, в воздух летели шапки. Зато другая возмущенно свистела и улюлюкала, в криках слышался гнев.
– Что тут решают, почтенный? – спросил Нерейд у ближайшего к ним горожанина, чья окладистая борода и квадратное телосложение делали его похожим на цверга. – Объявлять войну багдадскому халифу или нет?
– Да ну что нам тот халиф? – махнул рукой хольмгардец. – Думают, где мост новый строить, выше мельницы Старого Чиря или ниже.
– И ради этого собрался весь город?
– А то! – Горожанин приосанился, воинственно выпятил бороду. – Мы любое дело решаем всем миром!
– Похоже, не миром, а войной, – пробормотал Ивар. Очередные слова кого-то из толстяков с помоста вызвали бурю возмущения.
– Посадник – козел!.. – дружно понеслось над площадью, в сторону помоста полетели тухлые яйца, которые желто-белыми потеками расплескивались по предусмотрительно выставленным щитам. Одно таки миновало заслон и «украсило» чью-то высокую шапку из собольего меха.
Подобного поношения сторонники посадника стерпеть не смогли. Замелькали кулаки, толпа взревела, качнулась в одну сторону, в другую. В центре свалки мелькнула рыжая голова Буслаева.
Главный задира Хольмгарда был там, где заваривалась потасовка.
Вскоре дрались все. Купцы, ремесленники и плотогоны азартно размахивали кулаками, стремясь расквасить нос ближнего, превратить его губы в подобие оладий и расписать лицо синяками.
Стоны, рев и вопли слились в дикий шум, слабые или робкие кинулись прочь из месива, пытаясь спасти шкуры, задиристые стремились добраться до противников. Над площадью взвилась туча пыли.
Из нее выскочил какой-то человек, боднул Ивара в живот и умчался прочь, дико завывая, словно потерявший разум волк.
– Ничего себе! – сказал Нерейд, уворачиваясь от вылетевшего из свалки камня. – Весело у них тут!
Кто-то, видимо опоздавшие, с радостным ревом неслись к площади, по пути раздавая тумаки встречным. Те шарахались, и на узкой улочке воцарилось столпотворение, по сравнению с которым вчерашняя толчея казалась полным безлюдьем. Держащихся вместе викингов швыряло и подкидывало, точно на спине норовистого скакуна.
– Да нас просто затопчут! – в ужасе оглядываясь, крикнул Нерейд. – Надо сматываться!
Но вырваться из сутолоки было труднее, чем завалить великана. Бурный людской поток не давал выбраться, крутил, будто в водовороте.
– Да уж! – просипел Ивар, когда викингов плотно прижали к стене одного из домов. – Легче было в Багдаде, когда мы сражались против тысяч!
Он дышал тяжело, поминутно сплевывая комки темной пыли. По лицу тек пот, пахнущий хмельным. На запах с радостным жужжанием слетались мухи, садились, щекотали лапками щеки и скулы.
– Клянусь залогом Вингниса, – прохрипел Нерейд, отпихивая от себя едва держащегося на ногах мужика, от которого разило, будто из бурдюка с брагой, – раньше я всерьез думал, что викинги, если вздумают, смогут завоевать весь мир!
– А теперь? – Ивар едва увернулся от брошенного кем-то кувшина, который с сухим стуком раскололся о стену дома. Острым черепком конунгу оцарапало ухо.
– Если кто и сможет превзойти нас в буйстве, а значит, и остановить, так это обитатели Гардарики! – Рыжий викинг получил локтем в живот и с утробным хеканьем согнулся.
– Ха, какая встреча! – Голос, прозвучавший совсем рядом, показался знакомым. Подняв голову, Ивар столкнулся с взглядом светло-желтых глаз, до ужаса похожих на волчьи.
– Лычко? – Удивлению конунга не было предела. Последний раз с молодым русичем они виделись семь дет назад в Миклагарде. – Клянусь копытами Слейпнира, Лычко!
– Я и есть! – Русич хищно ухмыльнулся, продемонстрировав острые зубы. Разговаривая, он не забывал пробиваться к конунгу и для этого активно работал кулаками. Удары его были молниеносны, и мало кто после них мог встать. Спину Лычко прикрывали несколько хмурых, плечистых молодцев.
– А вы, я смотрю, попали в переплет? – спросил он, пробившись к викингам вплотную.
– Да уж, вече в Хольмгарде – не тинг во Фросте! Настоящая буря стали! – ответил Ивар, помогая распрямиться Нерейду. Лицо того было красным, а рот судорожно разевался, отчего рыжий викинг напоминал выброшенного на берег сома.
– Ничего, сейчас вытащим! – Лычко улыбнулся еще раз, что-то скомандовал. Его подручные построились клином и ринулись в толпу. Ивару оставалось только поспевать за ними да прикрываться от случайных ударов.
Сотню шагов проделали почти бегом, и наконец всеобщая свалка осталась за спиной.
– И все из-за какого-то моста? – вздохнул Нерейд. – Представляю, что будет, когда передерутся по серьезному поводу!
– А то же самое, – пожал плечами Лычко. – Давно вы в Новгороде?
– Со вчерашнего дня, – ответил Ивар. – И уже успели познакомиться с Буслаевым!
– Ясно. – Русич понимающе оскалился. – О синяках на твоем лице, доблестный конунг, можно не спрашивать – как ты Ваську отделал, весь город гудит. И о том, как потом с ним пил, – тоже…
– А ты что здесь делаешь? – поинтересовался Ивар, спеша увести разговор от неприятной темы. За вчерашний разгул было стыдно – не к лицу конунгу надираться До беспамятства.
– Долгий разговор. – Лычко неопределенно махнул рукой, опустил лукаво сверкнувшие глаза. – Пойдем-ка в баню. Там вы и оклемаетесь, и потолкуем спокойно.
– Пойдем, – не стал отказываться Ивар.
Постоялый двор, где остановился Лычко, расположился на берегу реки. Баня – крошечная бревенчатая клетушка – возвышалась над ведущим к воде косогором.
– И здесь мы будем мыться? – недоверчиво спросил Нерейд. – Помню, были мы в Миклагарде в бане, так там мрамор, колонны, девки…