– Благодарим за милость, – сказал Лычко, – но позвольте слово молвить!
Нерейд вытаращился на русича, явно хотел удержал его: «Стой, куда ты! Выпустили, и ладно!» На лице Ясеня мелькнуло удивление. Даже Ивар ощутил желание остановить нарывающегося на неприятности соратника.
Волхв, вознамерившийся уже спуститься в землянку, развернулся, буркнул недовольно:
– Говори.
– Я знаю, что вам нет дела ни до чего творящегося за границами Леса, – голос Лычко звучал твердо, хотя по напряженным плечам видно было, что он волнуется, – но сейчас все изменилось! С юга идет страшная угроза, эта коснется и вас! Если не вылезете из теплых жилищ, не поднимете зада от мягких шкур, то скоро враги ворвутся сюда!
– Это ты о чем? – хмыкнул Ясень, небрежно помахивая секирой. От его взмахов гудел воздух.
– Из Степи надвигается новый враг, – продолжил Лычко. – Беспощадный и многочисленный. Еще немного – и те, кто живет южнее вас, не выдержат и степняки придут сюда…
– Не дойдут, – лениво прогудел Дубовит, – Лес не пустит. А доберутся – мы их всех уложим под дерновое одеяло. Впервой, что ли… Помню, как этих, гиксосов, успокаивали, те все тоже хотели мир завоевать… Вот Ящер им обрадовался, должно быть!
– Новых врагов больше, чем звезд на небе и листьев на деревьях. – Русич продолжал настаивать, но слушали его без особого интереса. Невры зевали, переговаривались о чем-то. – Они пройдут и чугайстырей и мавок, не испугаются леших и упырей, а Лес вырубят на дрова!
– Это вряд ли! – Ясень угрожающе развел руки, огромный, свирепый. – Для этого им придется перебить нас всех.
– Поверь мне, они на это способны. – Лычко понизил голос, в нем звучала искренняя мука. – Если дойдут сюда. Если же вы выйдете из Леса, станете плечом к плечу с другими, кто отражает нашествие, то сможем остановить еще в Степи, не пустить дальше!
– Зря пытаешься выманить нас из Леса. – Дубовит посуровел, седые брови сошлись над длинным носом. – Нам все эти свары что драки между муравьями с разных куч. Если кто отважится на нас напасть, то головы ему не сносить, а между собой вы разбирайтесь сами.
Лычко побледнел, отшатнулся. Понял, что это последнее слово старого волхва, что дальше говорить бесполезно.
– Идите, – Дубовит махнул рукой, скрюченные, коричневые пальцы едва разгибались и походили на сучки, – и не задерживайтесь на наших землях. Охотники проследят.
Ясень выразительно ухмыльнулся.
– Они не считают тебя невром, – сказал Ивар, когда Лычко повернулся. На его лице застыла растерянность, в увлажнившихся глазах мутнела обида.
– Любой, кто ушел, считается для племени мертвым, – тяжело вздохнул русич. – Сам видишь, какая силища, а зря пропадает в этой чаще!
– Боюсь представить, что сотворили бы они, высунувшись из леса. – Ингьяльд передернул плечами. – А сидя здесь, зарастут мхом, разленятся совсем, потеряют силу. Сколько народов, которые стремились спрятаться, сгинуло!
– Но от тех хоть слава осталась. – Лычко выглядел хмурым, встреча с родичами не принесла ему радости. – А о нас скоро только в сказках и вспомнят. Мол, жили такие люди-оборотни. Но их винить трудно: невры хоть честные, врать просто не умеют… Большинство людей в иных племенах громко орут, когда надо постоять за родину, но как доходит до дела, разбредаются по домам. Шевелиться начинают, когда жареный петух клюнет пониже спины, в тот день, когда враг в их огород заберется. А тогда уже бывает поздно…
Ивар ощутил, что сказанное каким-то боком относится к нему, но смолчал, не стал лезть в разговор.
Селение осталось позади, запах дыма улетучился, все забил аромат свежей листвы. Вновь начался лес, дикий, нехоженый. Невры, если и бродили тут, то, несмотря на огромные размеры, следов не оставляли. В кронах тревожно перекликались птицы.
Ивар краем глаза ловил проносящиеся меж кустов серые тени. Не особенно прятались, сверкали желтыми глазами. Невры-охотники в волчьем обличье выполняли приказ старого волхва – провожали чужаков.
Чтобы тем не пришло в голову сотворить какую-нибудь глупость.
Дальше леса не было. Торчали отдельные деревца, но жалкие, искривленные – не чета тем лесным великанам, что шумели за спиной.
– И что это такое? – спросил Нерейд, с недоумением вглядываясь в открывшуюся впереди мешанину островков, полосок воды, колышущихся зарослей камыша и неестественно зеленых лужаек.
– Болото, – ответил Ингьяльд, словно Болтун страдал слепотой.
Воздух дрожал от дружного кваканья. Сидящая на большом листе кувшинки изумрудная жаба, покрытая крупными, с горошину, бородавками, некоторое время созерцала викингов с явным неодобрением, потом, видимо, решила, что они – существа подозрительные. Лист чуть качнулся, послышалось бульканье, и жаба исчезла.
– Я не слепой! – Нерейд посмотрел на эриля с таким презрением, словно тот только что признался в скотоложестве. – И нам что, через это идти?
– Боюсь, что да, – сказал Лычко, – другого пути нет…
– Фу! – На лицо рыжего викинга наползла гримаса отвращения, – Ненавижу болота! Лягушки, жабы, мерзкие, скользкие! А под водой еще пиявки, жуки всякие…
– И упыри, – добавил Лычко рассеянно.
– Что за упыри?
– Скользкие, мерзкие, – доступно пояснил русич. – И вдобавок с острыми зубами. Любят полакомиться человечиной.
Вода в нескольких шагах от берега забурлила, из нее высунулась округлая желтая голова. Белесые глаза, похожие на плошки со слизью, уставились на людей с мутной злобой.
– Вот один, – Лычко показал рукой для особо недогадливых, – вышел поздороваться…
Тучи, плотной серой пеленой окутывающие небо, на мгновение разошлись, на болото упали солнечные лучи. Упырь зашипел, мгновенно ушел под воду, только мелькнуло желтое пятно.
– Солнца не любят, – передернув плечами, сказал Ингьяльд.
– И огня тоже наверняка… Но не пойдем же мы с факелами?
– Не пойдем, – согласился Ивар, извлекая из ножен меч, – но добрая сталь тоже мало кому приходится по вкусу. Вперед!
В болото ступили осторожно, озирались по сторонам – вдруг высунется откуда-нибудь нечто желтое, зубастое, вцепится в ногу. Шли поначалу по островкам, по мягко пружинящим кочкам. От сладко-горького запаха болотных растений кружилась голова, возбужденно пищали комары, обрадованные нежданно явившимся на болото угощением.
– А это точно не упыри? – ворчал Нерейд, хлопая себя по лицу, – Маленькие, летающие…
– Близкая родня, наверно, – отвечал Ингьяльд, лицо которого от укусов и расчесывания распухло, став похожим на красную подушку с дырочками от уколов иголкой.
Потом островки стали редеть, пришлось ступить в темную, мутную воду. Она доходила до пояса, но идти было страшно – вдруг ухнешь в яму, окунешься с головой. Двигались медленно, прощупывая дно палками, мечей не выпускали из рук.
В один момент Ивар оглянулся. На краю твердой земли, глядя уходящим вслед, замерли три могучих серых зверя. Подробностей и деталей уже не было видно, но конунг поспорил бы, что в шерсти среднего инеем посверкивает седина.
– Ой! – Кари неожиданно потерял равновесие, с головой погрузился под воду, Там что-то забулькало, забурлило.
– К нему, быстрее!.. – Но уже до приказа к берсерку двинулись воины. Мечи в их руках холодно блестели.
Кари вынырнул с диким ревом, оскаленный, страшный. В руках держал скользкое, желтое, извивающееся. Рванул – и круглая голова, похожая на тыкву, улетела в сторону, хлюпнулась в тростник, а грузное тело, которое могло принадлежать разве что огромной лягушке, забилось в корчах.
Берсерк разорвал упыря, точно старую тряпку. Смрад хлынул такой, что Ивар пошатнулся. Нерейд сморщил нос, кого-то из тивердев вырвало.
– Паскуда, за ногу меня ухватил! – прорычал Кари, ворочая налитыми кровью глазами. – Но я его…
– Похоже, это кое-кому не понравилось, – сказал Лычко.
Болото забурлило, словно поставленный на огонь котелок с похлебкой. Там и сям выскакивали круглые головы, под водой что-то мелькало, издалека донеслись гулкие удары.
– К островку, живее!.. – Клочок земли, украшенный несколькими осинками, трудно было назвать хорошим убежищем, но иного здесь не было.
Поперли вперед, точно бегущие от пожара кабаны, Вода закручивалась водоворотами, из-под ног бегущих выскакивали пузыри, словно дружинники шагали по головам упырей. Когда Ивар выбрался на сушу, то обнаружил, что ноги до колен увиты болотными водорослями.
Бегущий последним Харек споткнулся, упал со вскриком, его потянуло вглубь. Кари успел ухватить его за руку, подскочил Нерейд, принялся помогать, зло шипел сквозь зубы.
Некоторое время тянули. Глаза молодого викинга выпучились, лицо побагровело, потом то, что держало под водой, отпустило, и все трое с шумом вылетели на берег. Харек суматошно щупал босую ногу, на которой виднелся красный отпечаток то ли щупальцев, то ли тупых зубов.
– Сапога лишился, ничего, – сказал Ивар, приблизившись к молодому воину, который трясся, словно в лихорадке, в глазах его полыхало безумие, – остался бы без ноги, было бы хуже…
К островку со всех сторон плыли упыри. На людей глядели с разумной злобой, скалили острые зубы, но на берег не лезли – смущало солнце, просвечивающее сквозь облака.
– Ночи ждут, – сказал подошедший Лычко. – А тут даже костер разжечь не из чего…
– Я что-нибудь придумаю, – дрожащим голосом промолвил Ингьяльд. Лицо его было белым, и чувствовалось, что эрилю тошно даже просто смотреть в сторону упырей.
– Ну-ну, – буркнул Нерейд, – только не обделайся со страху. Тут и так воняет, без тебя…
Придумывал Ингьяльд до самого вечера, кусочек ровной земли весь исчеркал рунами. За один день похудел так, что рубаха болталась на нем словно на пугале, а бородка напоминала нарост мха на тощей сосне.
– Готово! – выкрикнул он в тот момент, когда солнце, наполовину скрывшееся за далеким лесом, вдруг прорвало завесу туч и на воду болота лег желтый колеблющийся отблеск.
Упыри, уже клацавшие зубами от нетерпения, с недовольным шипением попрятались.