Мы можем и должны выиграть при ответе на глобальный вызов в Северо-Восточной Азии, если исходно будем работать в логике проектирования на своём Дальнем Востоке нового региона глобального значения - центра мирового развития.
Пока же основные усилия не только российских учёных, призванных исследовать, но и российских политиков и представителей других ключевых сфер практики ограничены констатацией того, что формируется само по себе и без нас.
Так, очень многие отмечают стремительный рост экономической мощи Азиатско-Тихоокеанского региона в целом. Формирование дружного и массового хора певцов АТР, вырождение данной проблематики в набор банальностей даже вынудило Олега Арина выступить с критикой самого наличия АТР.30
Такая критика является крайне важной и в основе своей правильной. Но опять же не предлагается никакого проекта нужного и объективно возможного мегарегиона с позиции России.
В работах российских политологов и востоковедов есть очень тонкое и важное обозначение новых региональных реалий - но и они, к сожалению, вне и помимо нас, нашей позиции и нашего исторического бытия.
Так, Л.Б. Кудинов справедливо отмечает, что “формируется второе промышленное пространство планеты - Новый Восток”.31 Чрезвычайно значимо и перспективно выделение нового образовавшегося извне и представшего перед нами региона - Большого Востока - доктором исторических наук, политологом Сергеем Геннадьевичем Лузяниным: “Большой Восток для России сегодня - это 44 государства и государственных образований в Азиатско-Тихоокеанском регионе, на Ближнем и Среднем Востоке, в Южной и Центральной Азии, связанных с ней различными отношениями…”.32
Но это всё является, в лучшем случае, обозначением неких возможных “устремлений” России, но не проектирование, не “изобретение” новых регионов. И это в ситуации, когда даже хорошо теперь известные и привычные нам регионы были - та же Европа, объединённая Европа, или Евразия - “изобретены” совсем недавно, в прошлом XX веке.
От констатаций пора переходить к проектированию и региональной переорганизации Дальнего Востока. Пора ставить в качестве практической задачи государства образование нового “искусственного” региона.
Главной особенностью нового региона должно стать то, что он изначально планируется в качестве лидирующего и интегрирует на своих собственных российских основаниях усилия и капитал дальневосточных ближних (Япония, Китая, Корея) и дальних “западных” (США, ЕС), “южных” (Малайзия, Индонезия и другие страны Нусантары) и “восточных” соседей (Латинская Америка).
Данный регион или район условно можно назвать, чтобы обозначить его географическую основу и определить преемственность с Приамурьем и традиционным неофициальным названием территории - Амурский край,33 Амурским.
Опора нового региона на великую реку Амур имеет очевидный смысл.34 Наш Амур должен стать вторым русским Нилом35 новой тихоокеанской цивилизации, организуя собой Амурскую область, Хабаровский край и Сахалин (посредством моста или тоннеля через Татарский пролив) и Северный Китай (привлекая через него государственные средства КНР и частные капиталы с китайского “Юга”) в единый Амурский трансрегиональный плацдарм мирового развития.
Данный район должен получить особый статус и перейти в прямое президентское управление. Отсюда полное название могло бы быть - Амурский особый район. Особость требуется для обеспечения реалистичности решений и действий по организации Амурского района, что невозможно без изначального определения абсолютно высокого его статуса.
Точно определяет требуемый статус такого района в своих блестящих ноябрьских тезисах “Восточный проект в стратегии будущего” председатель Совета Союза нефтегазопромышленников России, министр топлива и энергетики Российской Федерации в 1993-96 гг. Юрий Шафраник:
“6. Ни одна компания в мире не сможет поднять Восточный проект самостоятельно, в одиночку - не те масштабы. Сделать это можно только при участии и под эгидой государства. Государство через специально созданную для этого администрацию (агентство, корпорацию, какой-то другой орган) должно взять на себя руководство реализацией всей совокупности работ на Востоке страны. В истории Советского Союза есть поучительный пример такого управленческого решения - создание в 30-х годах прошлого века администрации Северного морского пути. Есть аналогичные примеры управления огромными территориально-производственными комплексами и в истории западных стран - Соединенных Штатов, Канады, которые в данном случае перенимали сделанное в России.36
7. Во главе специально созданной государственной структуры (Администрации Восточного проекта) должна встать личность, отвечающая уровню исторической задачи и требованиям времени. Именно так было при А.Н.Косыгине, во времена Западносибирской эпопеи. Органу управления Восточным проектом должны быть переданы определенные государственные функции, он должен располагать соответствующим бюджетным финансированием (отдельная строка в бюджете). Замыкаться этот координирующий орган должен на Президента России. Никакие министерства, ведомства, регионы ни порознь, ни вместе поставить и решить эту крупнейшую государственную задачу не в состоянии”.37
Лидерство Амурского региона может быть обеспечено только в одном случае: если мы сделаем его форпостом новой цивилизации и центром мирового развития - тем пульсирующим фундаментальными научными открытиями и инновациями местом, которое в терминологии первых евразийцев (1920-х годов) выступит месторазвитием.
Амурский особый район, как минимум, должен положить начало “Русской Калифорнии” - самому престижному месту проживания в России.
Возможна ли Русская Калифорния?
Итак, необходим своего рода “План Маршалла” для российского Востока, но, разумеется, по инициативе и на основе условий прочной российской государственности. Этот план должен сконцентрировать гигантские государственные, частные и зарубежные инвестиционные ресурсы.
Содержание плана является простым: создать на Тихоокеанском побережье на базе Хабаровского края, Амурской и Сахалинской областей особый район мирового развития - форпост опережающего развития всех базовых инфраструктур, “подтянутый” и “привязанный” ко всему телу России, прежде всего, через трансконтинентальную транспортную систему из ряда трансевразийских магистралей по всему Северо-Востоку России38 с опорой на Северный морской путь (СМП).
Это станет последней предпосылкой, которая наряду с другими описанными выше объективными предпосылками позволит “прочертить” и начать реализацию “Восточного вектора” российской политики.
Это выступит и основой плана восстановления и развития России в целом через опережающее развитие Дальнего Востока.
Подобный проект вполне можно было бы условно, неформально назвать “Русская Калифорния”, поскольку в ходе его реализации придется во многом повторить подвиг всех первопроходцев - испанцев, русских и американцев - мужественно заселявших, к примеру, не столь гостеприимное как сегодня тихоокеанское побережье Северной Америки в 18-19 вв.
С другой стороны, в ходе русского освоения Дальнего Востока аналогии с той - заокеанской - Калифорнией с самого начала выглядят само собой разумеющимися.
Во-первых, к началу 19-го века на Аляске и в Калифорнии чрезвычайно активно - гораздо активнее, чем американцы, к примеру - действовала Русско-американская компания и для “восточных” русских тихоокеанская Америка являлась абсолютно своей территорией.
Во-вторых, с начала систематического нового освоения Дальнего Востока с 1854 года, с одной стороны, ещё не была продана Аляска и входила в состав Амурского края, а, с другой стороны, большая часть необходимых для жизни товаров поступала на наше Тихоокеанское побережье и в Приамурье из Северо-Американских Штатов.
И вовсе не случайно знаменитый Н.Н. Муравьёв, пожалованный потом графством и званием Амурского, писал в июле 1858 года в одном из рапортов в Санкт-Петербург: “Николаевск … представляет теперь уже порядочный город. От правительства будет теперь зависеть, чтобы город этот распространялся и процветал подобно Сан-Франциско, несмотря на суровость климата”.
Здесь следует напомнить, что “процветанию” Сан-Франциско в те годы было от силы десять лет, а ещё в 30-е годы 19-го века никто бы и не смог поверить в какую-либо будущность этого захолустного тогда местечка.
Чуть позже, в 60-70-е годы позапрошлого века в низовьях Амура и Амгуни случилось даже что-то вроде калифорнийской “золотой лихорадки”.
Но всё это меркнет на фоне тихой, но обстоятельной переселенческой политики во второй половине XIX века и грандиозной переселенческой программы начала XX века, а затем и организации в советские годы трагического и величественного комплексного индустриального освоения Приамурья и Дальнего Востока, создания дальневосточной науки, конструкторских школ, развитой и высокотехнологической промышленности.
И главное: и первое, и второе освоение Приамурья успешно происходило в несопоставимо - на порядки - более худших условиях и при крайне слабых технологических мощностях, чем сегодня.
Безусловным примером и образцом для нас в создании Русской Калифорнии на Дальнем Востоке могли бы выступить все первопроходцы, пионеры, делом и жизнью доказавшие себе, миру и всемирной истории, что не надуманными нередко “объективными причинами”, а волей и духом решаются проблемы развития стран и народов.
В начале 21 века и 3 тысячелетия для русских во всем мире наступила, к счастью, полная ясность.
Либо мы пораженцы - те, кто признал прекращение тысячелетней российской традиции и истории, либо мы можем и должны рассмотреть себя - как живущих в России, так и живущих в других странах мира - как тотальную эмиграцию из СССР и из ельциновского десятилетия, тех свободных от внешних благоприятных обстоятельств людей, которые только и способны поставить себя нефиктивной силой и решиться заново, фактически на пустом месте, воссоздавать российский стратегический организационный капитал, порождать власть и русское дело - из себя, а уже потом, собирая людей, организуя собирание Русского Мира, ставить задачу превращения России трудом и добром в мировую державу.