Плеть и пук свежих розог всегда красовались на стене на самом видном месте.
Во время экзекуции один из учеников громко читал заповедь божию: «Помни день субботний еже святити его…»
Под слова этой заповеди сыпались удары…
За два года ученики затвердили по половине псалтыря и «Деяния апостолов». Учитель, считая курс науки оконченным, писал архимандриту: «…За ученье я с них ничего не имывал… А я ныне платьишком ободрался верхним и исподним, а взять мне, государь, негде и не чаю отонде приобрести, кроме… тебя, государя отца архимандрита Игнатия. Государь, смилуйся, пожалуй…»
На обороте челобитной Игнатий сделал распоряжение казначею иеромонаху Герасиму: «По сей челобитной выдать ему, дьяку Стеньке… полтину».
А всяких челобитных было много. Каменщик Осип Яковлев, работавший на каменном деле, «многое время на рези», просил увеличения жалованья: «…Самому тебе, государь, работишка моя вестима… Умиловистись, государь отче архимандрит Игнатий… деньги мне прибавь… чтобы мне, сироте, перед своею братьею изобиды против моего мастерства не было. Государь, смилуйся!»
Игнатий написал на челобитной: «Будет прибавок, как на лето станет делать каменные капители… А ныне выдать ему, Оське, ржи четверть… невзачет».
В подобных жалобах — имена мастеров, боль, стоны… А какие унизительные прозвища в челобитных: Стенька, Харитошка, Маркелка, Федька, Оська… Так власть имущие называли взрослых людей из народа, чтобы подчеркнуть их низкое происхождение. Но не только простые люди подвергались тогда унижению и жестоким наказаниям. Законы того времени, ограждавшие деспотический строй, были вообще суровы и бесчеловечны.
Святая обитель была одновременно и тюрьмой. Сюда, в Солотчинский монастырь, по распоряжению рязанского митрополита присылали опасных по тому времени преступников. Одних держали под караулом в холодной палате в кандалах и цепью на шее, других в цепях выводили на работу.
Еретики и раскольники подвергались более жестокому наказанию. По указу митрополита их, скованных и под охраной, отправляли в земляную тюрьму соседнего Богословского монастыря (до настоящего времени сохранились входы и подземные камеры, куда опускали узников на кучу соломы к мышам и крысам). Эта участь постигла, например, старца Солотчинского монастыря Боголепа, домового подьяка Ефима Полтева, а вскоре (1699 г.) и еще 10 раскольников.
…Успешное строительство радовало архимандрита. Прямо на глазах росла мощная восточная стена с тремя рядами бойниц и настенным ходом. Новые «святые ворота» с надвратной церковью превратились в украшение монастыря. Здание трапезной по величине и красоте едва ли не превосходило столичные постройки. Много было помещений в трапезной: две большие палаты, комната для отдыха, кухня с котлом в шесть ушатов (18 ведер), пивоварня с котлом в тридцать ушатов (90 ведер), подклети, погреба, чердачные жилые помещения, гульбище наверху и тюремные камеры внизу.
В таком монастыре можно было выдержать длительную осаду врага или восставших крестьян: стены крепкие, а погреба, ледники и кладовые вмещали великое множество всякого «харча».
Любил Игнатий «благолепие» церковного богослужения, потому и накупил в Москве более чем на 300 рублей бархата, атласа, шелков, серебряных и золотых кружев, жемчуга и драгоценных каменьев. Для братии была пошита новая одежда, в том числе расшитые пояса, камилавки, клобуки. Не забыл настоятель и себя: одна его шапка обошлась в 39 рублей, не говоря уже о сверкавших золотом и жемчугом рясе и подряснике.
Теперь только бы восседать в золоченых креслах да гостей принимать, но не понял Игнатий начавшихся преобразований Петра I, а это и привело к крушению всех его надежд.
Как известно, Петр I встретил со стороны монастырей упорное противодействие своим реформам, поэтому и издал ряд указов, которые резко ограничивали права монастырей. Царь говорил, что «монахи поядают чужие труды» и распространяют «ереси и суеверия». Он повелел не строить новых монастырей без его разрешения, распорядился помещать в монастыри инвалидов, нищих и калек.
Энергичный в делах, но жестокий и упрямый Игнатий своим ослушанием вызвал гнев Петра I и в 1697 году неожиданно был переведен в Тамбов, а через два года «за сопротивление указам о пожертвованиях с церквей на пользу отечества» по требованию царя лишен сана и сослан в заточение в Соловецкий монастырь. Там он был заключен в так называемый «каменный мешок» «до кончины живота своего».
Время было тогда мятежное и бурное. Утверждение власти молодого царя-преобразователя сопровождалось восстанием стрельцов и кознями бояр. Но Петр I решительно шел вперед.
В 1698 году в Солотчинскую обитель была доставлена под конвоем группа участников стрелецкого восстания. Монахи с ненавистью, как на еретиков, смотрели на поротых розгами и батогами измученных и понурых стрельцов-каторжников. После недолгой остановки крамольников выпроводили к месту назначения — на корабельные верфи в Воронеж.
После Игнатия в должности настоятелей Солотчинского монастыря часто сменяли друг друга мелкие и ничтожные личности.
Так, архимандрит Сергий (1702–1710 гг.) был удален от должности «за нерадение к обители»; архимандрит Исаакий (1713–1722 гг.) лишился места за поножовщину, которая возникла из-за его «привязчивого характера»; архимандрит Аркадий — за разбой.
При Феодосии (1764–1772 гг.) обвалился берег, на котором стоял монастырь, а вместе с ним рухнула в реку древняя Покровская церковь. Берег этот давно подтачивала вода,4 но монахи не сделали ровно ничего для его укрепления. За несколько дней до катастрофы они перенесли прах Олега и Евфросиньи из Покровской церкви в Рождественский собор, а затем благоговейно внимали грохоту обвала и молитвенно созерцали падение церкви.
…Отсиделись монахи в своем каменном гнезде и во время крестьянской войны под предводительством Емельяна Пугачева.
…Разразилась война 1812 года. Простой народ, поняв опасность иноземного порабощения, жертвовал последнее на защиту отечества. В ноябре того же года архимандрит Иероним сделал запись в приходо-расходной книге: «Пожертвовано на ополчение противу неприятеля 100 рублей», да и отослал их в Рязанскую духовную консисторию— вот и весь его «патриотический» подвиг. Зато после разгрома Наполеона тот же Иероним на радости (он тоже «пахал») приобрел себе шапку за 200 рублей.
Архимандриты и казначеи успешно и беспрепятственно расхищали богатство монастыря. Архимандрит Евтихион (1837–1841 гг.), обойдя начальство, сумел даже продать замечательную по архитектуре древнюю монастырскую церковь, построенную в первой половине XV века внуком Олега, князем Иваном Федоровичем. Из кирпича этой церкви, купленной жителями Солотчи, была сооружена в 1843 году солотчинская Казанская церковь.
В первой половине XIX века в недрах феодальной России уже давал ростки капитализм, втягивая в свою орбиту даже монастыри. Братия начинает сдавать землю в аренду помещикам, расширяет торговлю хлебом, лесом, сеном. Отмена крепостного права также не могла не сказаться на ведении монастырского хозяйства.
Не стало крепостных, появились наемные рабочие, а архимандрит имел их в достатке для обслуживания большого монастырского хозяйства. Жили они в отдельном флигеле рядом с монастырской гостиницей. Хлебопашество, животноводство, огородничество, пчеловодство, лесное хозяйство и рыбные угодья — все давало доход.
В невиданных ранее масштабах сдавались в аренду монастырские поля и луга (в Рязанском, Сапожковском, Михайловском, Спасском уездах).
«В пользу монастыря и частью в пользу настоятеля с братией», сообщается в одном из документов, было приобретено билетов разных кредитных учреждений на приличную сумму — 32 591 рубль. Это ли не хватка капиталиста, имеющего прямую цель — стричь купоны!
В 1917 году, в последнем году существования монастыря, кредитных билетов имелось на сумму 50 253 рубля, значительно расширились торговые отношения обители. Как явствует из деловых записей архимандрита Иоанникия, за один 1917 год монастырем было закуплено в разных местах (в основном в Ряжске) более 500 пудов ржи, 240 пудов капусты. Не хватало продовольствия менее чем для двух десятков монахов? Едва ли. Скорее всего, монахи спекулировали продовольствием.
Монастырь имел семь ледников, из них пять — при дачах, а дачи сдавались в аренду.
Не надеясь на бога (сколько раз подводил!), Иоанникий теперь уже страховал строения, также иное имущество и непременно сено: загорится от грозы или подпалит мужик, пусть возмещает убытки «Русское страховое общество».
При таком богатстве монастырь так «содействовал» делу народного просвещения: за весь 1917 год им было выделено на содержание церковноприходских школ 25 рублей. Отвалили сумму, что и говорить! На врачевание раненых и больных воинов отпускалось ежемесячно по 15 рублей!
Вот и все благотворительные дела, в то время как источники доходов трудно даже перечислить. Богомольцы, например, опускали монеты в так называемые часовенные кружки, в свечные и прикладные, жертвовали деньги (иногда в значительных суммах) «доброхотные датели». Но их становилось все меньше, медно-серебряный дождь ослабевал.
Чтобы несколько выправить положение в этом отношении (не хотелось расставаться с даровыми деньгами), архимандрит применил оригинальный способ выпрашивания денег у верующих. С наружной стороны монастыря, напротив проезжей дороги, в нише стены сидел монах, грузный и долгоносый. Рядом с ним висела железная кружка величиной чуть ли не с ведро, закрытая замком. Монах следил за появившимся прохожим и, если тот намеревался пройти мимо, звонил в колокольчик. Не всегда, но помогало: прохожий возвращался к нише и, смущаясь, опускал в кружку монету.
С прибытием в Солотчу дачного поезда из Рязани монах трусил на станцию, где также собирал подаяние и даже обходил с кружкой вагоны.
Уповая на невежество богомольцев, Иоанникий извлекал доходы даже… из Олеговой кольчуги!
…Двое монахов, обещая исцеление страждущим, напяливали кольчугу князя Олега Рязанского на больных и увечных, чаще на старух. Звенела кольчуга