перевод Е. Б. Бодотько
ЛУНЧЖУ
Это короткое предисловие, которое я написал в день своего рождения, — мое скромное подношение тем, кто даровал мне жизнь, — матери моего отца, матери моего деда, а также всем ныне живущим родственникам.
Во мне течет здоровая кровь вашего народа, но половину из прожитых мною двадцати семи лет поглотил город. Городская жизнь отравила меня ядом лицемерия и нерешительности, возникших как результат деградации моральных принципов даодэ. Все лучшие человеческие качества: пылкость чувств, смелость, искренность, — бесследно исчезли. Я больше не вправе говорить, что принадлежу к вашему народу.
Искренность, смелость и пылкость чувств я унаследовал от вас, благодаря кровному родству. Но сегодня эти качества, присущие мне от рождения и предопределявшие то, кем я должен был стать, целиком и полностью утрачены. Жизнь в ее сиянии осталась для меня далеко в прошлом.
Происходящее вокруг нередко огорчает меня, вызывает чувство подавленности. Я не могу верить тому, что меня окружает, но мне не хватает уверенности в собственных силах.
Печаль не отпускает меня ни днем, ни ночью. Ею пронизана вся моя прошлая и будущая жизнь, она неотделима от меня, как плоть неотделима от костей. Ты, наследник рода Байэр, живший сто лет назад, в другую эпоху — твой славный век, твоя наполненная кровью и слезами жизнь могли бы пробудить отклик в сердце человека, растоптанного современным обществом. Почему же так слабы импульсы, идущие от вас, мои далекие предки? Почему, думая о вас, описывая вас, я по-прежнему чувствую себя эмоционально опустошенным, неспособным выйти из состояния вселенской тоски?
Этот прекрасный молодой мужчина принадлежал роду Байэр племени мяо. Казалось, будто его отец и мать в свое время были причастны к созданию статуи Аполлона, а затем по этой модели слепили и собственного ребенка. Лунчжу, сыну старейшины рода, исполнилось семнадцать лет, и он был самым красивым из всех красавцев. Этот юноша был красив и здоров, как лев, мягок и стеснителен, как ягненок. Он служил всем образцом для подражания. Авторитет, сила, слава — все было при нем. Любое сравнение оборачивалось в его пользу. Добродетелями он был наделен так же щедро, как и красотой. Похоже, небеса помогали ему больше, чем обычным людям.
При одном упоминании о внешности Лунчжу у людей возникало чувство собственной неполноценности. Даже шаман, который обычно был равнодушен к удачам и неудачам других людей, испытал чувство зависти, когда увидел, что его собственный нос не идет ни в какое сравнение с носом Лунчжу. Взыгравшая в шамане ревность привела его к мысли о том, чтобы взять нож и воткнуть Лунчжу прямо в нос. Вот какая коварная идея, противоречащая воле неба, зародилась у шамана, однако сила красоты сумела умиротворить и его.
Люди рода Байэр, а также родов Упо, Лоло, Хуана и Чанцзяо говорили, что Лунчжу вырос настоящим красавцем, что он сияет, как солнце, и свеж, как цветок. Слишком многие говорили так, и их бесконечная лесть только раздражала Лунчжу. Преимущества, связанные с обладанием красивой наружностью, заключаются не в том, что тебе льстят, — они прежде всего должны укреплять твое положение в обществе. А если замечательная внешность не пробуждает в женщинах сильных чувств, то она и вовсе ни к чему. Лунчжу ходил на берег и, глядя на отражение в воде, убеждался в своей красоте; еще время от времени смотрелся в бронзовое зеркало и видел, что в людских похвалах нет преувеличений. И что ему дала его красота? Лунчжу в глазах женщин не соответствовал образу идеального мужа, поэтому, как ни странно, его внешность не увеличивала, а, напротив, ограничивала его шансы на успех у них.
Женщинам не приходило в голову строить в отношении Лунчжу далеко идущие планы; для них он был яркой, но несбыточной мечтой, и в этом не было их вины. Разве не естественно, что женщина, независимо от национальности, не может сделать божество своим избранником, воспылать к нему любовью, пролить из-за него слезы и кровь? Женщина любого происхождения во все времена изначально скромна и понимает, какой возлюбленный подойдет ей по статусу. Конечно, есть немало женщин, категорически не приемлющих сложившихся устоев, но они естественным образом извлекают уроки из своих неразумных надежд. Внешность — главное, что привлекает женщин в мужчинах. Однако чрезмерная красота мужчины заставляет женщин держаться от него подальше. Кто станет отрицать, что лев одинок? Лев обречен на вечное одиночество, ибо непохож на других животных.
Была ли в Лунчжу надменность, обыкновенно сопровождающая красоту? Нет, и любой человек народности мяо, бывавший в Циншигане — на горе иссиня-серых камней, мог поклясться в этом. Люди утверждали, что сын старейшины никогда не пользовался своим положением, чтобы обидеть человека или животное. Никто никогда не слышал, чтобы Лунчжу не оказал должного уважения пожилому человеку или женщине любого возраста. Восхищавшиеся Лунчжу никогда не забывали упомянуть о его внутренних качествах. Когда в деревне молодой парень препирался со стариком и у старика уже не оставалось других доводов, он говорил:
— Я стар, а ты молод, тебе бы поучиться скромности и уважению к старшим у Лунчжу!
И если парень еще не совсем потерял стыд, он спешил без лишних слов убежать с глаз долой — или признавал свою ошибку, извинялся и кланялся. Женщины говорили о своих сыновьях: если будет похож на Лунчжу, я готова продать себя торговцу тканями из Цзянси. Незамужние девушки мечтали о муже, который напоминал бы Лунчжу. Жены, переругиваясь с мужьями, не упускали случая сказать:
— Ты не такой, как Лунчжу, и нечего помыкать мной; будь ты Лунчжу, я бы с радостью работала как лошадь.
А если девушка договаривалась с возлюбленным о свидании в горной пещере и юноша в назначенное время был на месте, первое, что он слышал, были слова: «Ты и впрямь как Лунчжу». Пусть даже девушка никогда не водила дружбу с Лунчжу и не знает, ходит ли он на свидания.
Имя человека, который очень хорош собой, не сходит с уст других!
Таковы были уважение и восхищение, которые Лунчжу снискал во всех уголках родного края. Однако он был одинок. Этот человек, как лев среди зверей, был обречен идти по жизни в одиночку, без спутников!
В присутствии Лунчжу любая девушка ощущала себя такой ничтожной, что это препятствовало зарождению романтических чувств, поэтому у сына старейшины никогда не было возлюбленной. Даже среди девушек из рода Упо, славившегося пылкими и талантливыми красавицами, ни одна не решалась подойти к Лунчжу и пококетничать с ним. Не было девушки, которая осмелилась бы обронить рядом с Лунчжу собственноручно вышитый кисет. И ни одна девушка не решалась поместить имя Лунчжу в песню рядом с собственным именем и спеть ее на празднике танцев. Но вся свита и все слуги Лунчжу, благодаря своему положению приближенных к его красоте, не отказывали себе в удовольствии, пользуясь его популярностью, насладиться нежностью маленьких губ и гибких рук юных девушек!
Одинокий наследник просил помощи у богов.
Если боги обладали властью сделать Лунчжу настолько прекрасным, значит, они могли помочь и в другом. Но добиться симпатии со стороны девушки под силу только самому человеку, не богу!
Ради возможности самому или с чьей-либо помощью найти способ побудить девушку спеть для него и, сбросив одежды, в неудержимом порыве подарить ему невинность, Лунчжу был готов пожертвовать всем, что ему принадлежало. Но это было невозможно. Как ни старайся, не получилось бы. Вход в пещеру Цилян[63] у моста однажды, наконец, затянется. А если кто-то и скажет, что Лунчжу обретет любовь женщины до того, как края этой огромной пещеры сомкнутся, то нет веры этому человеку.
Дело не в боязни кары неба, не в каком-либо другом страхе, не в предсказании провидца и не в налагаемых законами рода ограничениях. Совершенно естественно, что женщина отдает свою любовь мужчине. Но когда подошла очередь Лунчжу, в его жизни ничего не изменилось. Укоренившийся порядок его народа был мучителен для гениев и героев. Ничто не могло сломить их, но вот в делах любовных они были вынуждены слагать корону и плестись в хвосте. Не только наследник рода Байэр был одинок, историй о подобных ему людях имелось в избытке!
Лунчжу верхом на лошади охотился на лис и занимался другими делами, которые разгоняли тоску и помогали скоротать время.
Прошло четыре года, ему исполнился двадцать один год.
Лунчжу почти ничем не отличался от себя прежнего. Разве что стал больше похож на настоящего мужчину. Возраст добавил сотворенному с волшебным мастерством телу юноши признаки, более явно свидетельствующие о его силе: где положено, выросли волосы, мускулы окрепли и увеличились в размерах. Сердце, которое также прибавило в возрасте, все сильнее жаждало любви.
Он чувствовал себя очень одиноким.
Вход в пещеру у моста Цилян еще не закрылся, юноша был молод, впереди у него было долгое многообещающее будущее. Но когда же ему воздастся за красоту и добродетели, которыми он наделен? Будут ли даны и Лунчжу радости и печали, которые дарует небо другим мужчинам? Найдется ли девушка, которая полюбит его?
Мужчины и женщины рода Байэр встречались и вместе пели песни во время больших торжеств: праздника драконьих лодок Дуаньуцзе в начале лета, праздника середины осени Чжунцюцзе в восьмом лунном месяце, а также большого праздника Нового года, на котором обычно закалывали быка. Мужчины и женщины вместе пели, вместе танцевали. Женщины надевали праздничные наряды, украшали себя цветами и пудрились, притягивая взгляды мужчин. Обычно, если стояла хорошая погода, мужчины и женщины, распевая песни, встречались в глубоких горных пещерах или у воды; под солнцем или луной, рано или поздно, они узнавали друг друга и занимались тем, чем могут заниматься только самые близкие люди. При существовавших обычаях неумение петь для мужчины считалось позором. А женщине, не умевшей петь, нельзя было и мечтать о, хорошем муже. Открыть свое сердце любимому человеку помогали не деньги, не внешность, не знатное происхождение и не притворство. Сделать это могла только искренняя, наполненная страстью песня. Не все песни были бодрыми и веселыми. В них могли быть печаль, гнев, боль, слезы, но песня всегда должна была выражать истинные чувства. Влюбленная птица не может не петь. На человека, которому не хватает смелости признаться в любви, и в другом деле нельзя положиться — такого человека достойным не назовешь!
Может быть, Лунчжу недоставало умения выражать в песне свои чувства?
Нет, вовсе нет. Все песни Лунчжу считались образцовыми. Мужчины и женщины, клявшиеся друг другу в любви, подражали Лунчжу. Когда песни одного человека оказывались хуже песен другого, первый говорил победителю, что тот наверняка учился пению у мастера Лунчжу. Всякий узнавал его голос. Но ни одна девушка не решалась ответить на песню Лунчжу. Все, в чем он доходил до совершенства, лишь отдаляло его от любви. Песни его были слишком хороши, и это становилось причиной его неудач.
Некоторые действительно обучались у мастера Лунчжу искусству пения, это правда. Если его слуги или другие молодые люди, добиваясь симпатии девушки, не находили в своем сердце слов для песни, если любовь сжимала их горло так, что невозможно становилось петь, они приходили за советом к Лунчжу. Тот никогда не отказывал. Благодаря его советам многие молодые люди обрели свое счастье, многие сумели добиться искренней благосклонности красивых и искусных в пении женщин, каковых было немало. Но сам учитель пения оставался лишь учителем пения. Ни одной молодой женщины так и не оказалось среди его учеников.
Лунчжу был львом. Только называя его так, можно было объяснить его одиночество!
А что молодые девушки? Их уводили овладевшие начатками пения и научившиеся исполнять несколько песен мужчины. Любая женщина понимала, что рассчитывать на сильную мужскую страсть это глупо. Поэтому девушки предпочитали, как говорится, продавать товар по сниженной цене, а не придерживать дома. Вот и оставалось лишь ждать, что когда-нибудь среди молодых телочек найдется та, что не побоится льва.
Каждый день Лунчжу утешал себя этой мыслью. Но не будем сразу рассказывать всю историю. Прежде чем зарастет вход в пещеру у моста Цилян, возможно, Лунчжу все же посчастливится встретить ровню!
Ночь песен и плясок под луной в большой праздник середины осени Чжунцюцзе осталась далеко позади. В прошлое ушло и одиночество, предшествовавшее наступлению праздника. Стоял сентябрь. Хлеба убраны. Плоды тунгового дерева собраны. Сладкий картофель выкопан и спущен на хранение в погреба. Зимние куры уже высидели яйца, вот-вот появятся на свет цыплята. Изо дня в день стоит ясная погода, ярко светит солнце. На улице тепло и приятно. Девушки с граблями и корзинами поднимаются по склонам собирать траву. Отовсюду несутся звуки песен. Во всех горных пещерах влюбленные сидят бок о бок на ложах из соломы и разбросанных полевых цветов — или засыпают на них, голова к голове. Этот сентябрь был даже лучше весны.
В такое время Лунчжу становилось еще тоскливее. Пойти на прогулку, поохотиться на горлиц? Но как выйдешь из дому, отовсюду доносятся звуки песен, и не избежать случайных встреч с влюбленными парами. Потому Лунчжу не решался выбраться наружу.
От нечего делать Лунчжу целыми днями сидел дома и точил нож: готовил к зиме, чтобы с наступлением сезона снимать с леопардов шкуры. Нож был драгоценностью Лунчжу, его другом. Скучающий и мрачный, Лунчжу любил этот необыкновенный нож — «провожу по нему рукой много раз в день, не променяю его и на пятнадцать девушек»[64]. Лунчжу точил его, натирая маслом, на небольшом камне. И теперь нож сверкал так, что в его блеске даже ночью можно было увидеть человека. Он был до того острым, что стоило положить на его лезвие волос и легонько подуть, как тот распадался на две части. Но Лунчжу продолжал точить нож каждый день.
В один погожий день, когда природа будто нарочно старалась помочь молодым людям встретиться и устроить «гуляния на природе», желтое-желтое солнце ярко освещало деревню, а Лунжу, по обыкновению, сидел дома и точил нож.
Лицо его было сурово. Сжатые губы, вытянутые в нитку, свидетельствовали об отвращении, которое он испытывал к подобному существованию. Лунчжу прислушивался к высоким звукам девичьих песен, раздававшихся далеко за фортом, и посматривал на небо. Желтое солнце согревало его почти весенним теплом. В безбрежном синем небе пролетали стаи диких гусей, выстроившихся клином или в линию. Лунчжу безразлично смотрел на них.
Что же погрузило его в такую тоску? Байэр, Упо, Лоло, Хуапа, Чанцзяо… К его состоянию были причастны каждая девушка и каждый молодой человек, принадлежавшие к этим древним родам. Женщины, выбирая любовь своей жизни, отказывались от совершенного во всех отношениях человека. С точки зрения богини Венеры, это было позором для любви как таковой; кроме того, это было предзнаменованием упадка и скорой гибели народа. Женщины перестали сходить с ума от любви, разучились следовать велению своего сердца, добровольно отказались выбирать себе человека, который им больше всего нравится. Одним словом, и род Байэр, и род Упо, и другие — все они бесполезны, ни на что не годятся и, совершенно очевидно, они стали похожи на самый большой народ — ханьцев.
Лунчжу точил свой нож. К нему подошел низкорослый слуга. Он опустился на землю перед хозяином и обнял его ноги.
Лунчжу скользнул по нему взглядом, но ничего не сказал, а издалека вновь донеслись звуки песен.
Слуга, поглаживая ступни Лунчжу, тоже хранил молчание.
Лунчжу запел песню без слов, в мелодии которой строгость смешивалась с любовью, и к ним добавлялась нотка возмущения. Потом сказал:
— Коротышка, ты опять за старое!
— Хозяин, я ваш слуга.
— Неужели ты не хочешь стать мне другом?
— Мой господин, мой бог, я склоняюсь перед вами. Кто осмелится встать с вами вровень? Кто решится перед прекрасным лицом Лунчжу сказать, что тоже хочет счастья? Кто не хочет сделаться рабом или рабыней Лунчжу? Какая…
Топнув ногой, Лунчжу попытался остановить льстивые речи коротышки, но тот успел досказать: — Какая женщина посмеет мечтать о любви к Лунчжу?
Покончив с восхвалениями, слуга поднялся. Встав во весь рост, он оказался не выше опустившегося на колени обычного человека. Похоже, роль раба была ему в самый раз.
Лунчжу спросил:
— Почему у тебя такой несчастный вид?
— Хозяин заметил, как я жалок, значит, в этот день я и правда достоин существования.
— Какой ты смышленый.
— Похвала хозяина и дурака сделает талантливым.
— Я спрашиваю тебя, в чем, в конце концов, дело?
— Это дело… хозяин, может быть, увидит в нем божью милость.
— Ты только петь умеешь, совсем говорить разучился? Будто хочешь, чтобы я побил тебя.
Только теперь карлик заговорил. Обливаясь слезами, он поведал о своих страданиях и разочарованиях. При этом он топал ногами, подражая рассердившемуся Лунчжу. Если бы нашелся сторонний наблюдатель, то он наверняка решил бы, что карлик отравился или его пчела ужалила в пупок, и так он изображает свои мучения. Но Лунчжу догадался, что карлик либо не сумел отыграться в игре на деньги, либо попал в немилость к женщине.
Лунчжу ничего не говорил, лишь улыбался. А карлик продолжал:
— Мой господин, мой бог, от вас ничего не скроешь — вашего слугу обидела девушка.
— Ты как птица, которая только и умеет, что петь льстивые песни, тебя невозможно обидеть!
— Но, хозяин, глупым слугу сделала любовь.
— От любви люди умнеют.
— Так я и поумнел: вы говорите, стал смышленым. Но рядом с тем, кто умнее меня, я вижу, что глуп, как свинья.
— Куда подевалось твое умение петь, как земляной попугай?
— Какое умение, у этих попугаев большой клюв и тело большое, а поют-то только заученные песни, пользы никакой.
— Если споешь все, что заучил, вполне сможешь одержать победу.
— Спел, но безуспешно.
Лунчжу нахмурил брови, это показалось ему странным. Однако, опустив голову, он словно заново увидел, насколько низкорослым был слуга, и понял, что тот потерпел поражение из-за роста, а вовсе не от отсутствия голоса, и, невольно улыбнувшись, сказал:
— А может, ничего не получилось из-за твоего телосложения?
— Но она не видела меня. Если б она знала, что я карлик-слуга у несравненно прекрасного наследника Лунчжу, то непременно привела бы меня в пещеру Тигра и стала мне невестой.
— Не верю. Наверняка дело в деревенских предрассудках по поводу роста.
— Хозяин, клянусь. Не по звуку же голоса она узнала мой рост. А по моей песне она поняла, какова глубина моего сердца.
Лунчжу покачал головой. Даже наблюдая карлика прямо перед собой, он никак не смог бы измерить глубину его сердца.
— Хозяин, прошу, поверьте. Из-за этой красавицы многие сорвали голоса, так и не сумев победить ее в пении!
— Раз она так хороша, тебе следует петь, пока горло не заболит, пока кровью не начнешь плеваться. Вот тогда это настоящая любовь.
— Горло у меня уже болит, и я пришел просить вас о помощи.
— Так не пойдет. Только что ты говорил мне льстивые речи. Тот, кто действительно хочет добиться любви, не смог бы говорить ни о чем другом!
— Хозяин! — Карлик встряхнул большой головой и жалобно вымолвил: — Покойник и тот перед лицом бога найдет слова, чтобы восхвалить его совершенство и красоту, что уж говорить о слуге. Слуга уже опустил руки в попытках добиться любви, но рядом с хозяином обретает новый прилив смелости. Мой господин дает людям в десять раз больше храбрости, чем бодрящее средство из корня горца. Ну все, мне нужно идти. Если проиграю, то не скажу, что я ваш слуга, а то люди станут смеяться, что вы держите у себя такого болвана. Честь рода Байэр пострадает!
Карлик пошел было прочь, но его последние слова раздосадовали Лунчжу; он вернул слугу и расспросил, что же это за девушка.
Тот, как умел, описал лицо, фигуру и пение девушки. И сам же признал, что его описание словно бы сделано ободранной кистью остатками краски на потрепанном холсте. Песни девушки он сравнивал с деликатесами, производимыми родом Байэр из Циншигана: сладким вином, мушмулой, карасями из ручья Саньянси и собачьим мясом, как будто песни можно съесть. Что и говорить, неспособен был карлик к словесному рисованию.
Лунчжу видел, что карлик одержим, но и в его собственном сердце что-то шевельнулось, словно он тоже вкусил сладкого вина и собачьего мяса. Со смешанным чувством любопытства и недоверия он сказал карлику, что кое-что придумал и пойдет вместе с ним.
Карлик, который хотел развеселить Лунчжу, обрадовался, что тот собрался прогуляться, и с нетерпением стал убеждать господина скорее отправиться за пределы деревни.
Вскоре наследник рода Байэр оказался в горах.
Спрятавшись в зарослях травы, Лунчжу попросил карлика спеть во весь голос песню, которой его учил хозяин. В первый раз они не услышали никакого ответа. Тогда карлик снова громко запел, и из бамбукового леса на соседней горе донеслась ответная песня. Судя по мелодии, пела девушка из рода Хуапа.
Каждый звук этой песни проникал Лунчжу прямо в сердце. Прозвучало всего три строчки, и песня стихла. Одна из строк словно просила продолжения. Лунчжу велел карлику ответить на нее, тоже в три строчки: «Хорошее вино должен пить искусный певец, хорошее мясо должен есть искусный певец, а вот кому должна принадлежать красивая девушка?»
— Красивая девушка выйдет замуж лишь за настоящего мужчину, — затем девушка добавила еще три строчки о том, какого мужчину можно назвать настоящим. В песне она упомянула имя Лунчжу и два других имени, но те принадлежали прекрасным мужчинам из прошлого, лишь Лунчжу жил в настоящее время. Пела она так:
Не Лунчжу, не герой ты из прежних времен,
Настоящий — не ты, да и кто ты такой,
Чтобы звать меня петь, петь ведь надо уметь.
— Господин, она упомянула ваше имя! Она обругала меня! Сейчас спою ей, что вы мой хозяин и что она достойна выйти замуж лишь за вашего слугу.
Лунчжу произнес:
— Постой, не надо.
— Она несет вздор, надо ей ответить, что она достойна хозяину лишь ноги мыть!
Но, видя, что Лунчжу молчит, карлик не решился спеть ответ девушке. Лунчжу же погрузился сердцем в несколько строк только что прозвучавшей песни. Он не ожидал, что найдется столь смелая девушка. Пусть многие девушки, понося мужчин, бросали «ты не Лунчжу», то было совсем другое дело. Сейчас, говоря о возможном избраннике, девушка назвала имя Лунчжу, явно проявляя гордость и самолюбие. Лунчжу решил дать ей знать, что карлик находится у него в услужении, и посмотреть, что будет.
Карлик, как велел Лунчжу, спел еще четыре строчки:
Допивая остатки вина, как умением пить похваляться?
Я не смею назваться дружком господина, наследника рода.
Но, разбавив водою вино, тоже можно питьем наслаждаться.
Точно так же достоин любви тот, кто служит Лунчжу уже долгие годы.
Ответ девушки оказался еще интереснее. В песне она обозначила собственное положение, заявив, что полюбить слугу Лунчжу может девушка из рода Упо, а вот девушка из рода Хуапа полюбит лишь наследника рода. Сама она из рода Хуапа и готова три года петь с мужчинами рода Байэр, а потом споет с самим Лунчжу.
Карлик сказал:
— Мой господин, она уважает вас, но пренебрегает вашим слугой. Давайте я спою ей, что я, ничтожный, вовсе не ваш слуга, и мы избежим ее насмешек!
Лунчжу улыбнулся:
— Лучше спой: «Девушка с гор, хватит ли у тебя храбрости запеть дуэтом с Лунчжу прямо сейчас?» Ты же хотел дать ей знать, что я здесь, и тем самым посрамить ее.
Карлик не верил своим ушам, он подумал, что Лунчжу шутит. Ему и в голову не приходило, что хозяин может влюбиться в эту сумасбродную девушку, которая задела его своей дерзостью, не зная, что он рядом. Лунчжу не рассердился, хотя карлик полагал, что следовало бы. Если он споет девушке, что Лунчжу здесь, — да, она почувствует себя опозоренной, но ведь этим все и кончится.
Лунчжу, заметив нерешительность карлика, не взялся продолжать песню, но громко крикнул жительнице гор, что песня будет продолжена, предлагая начать первой. Карлик расстроился:
— Господин, когда вы здесь, я не знаю, о чем петь.
— Спой вот что. Раз она такая смелая, то решится ли прийти и взглянуть на Лунчжу, подобного радуге или солнцу?
— А нужно, чтобы она пришла?
— Конечно! Я желаю посмотреть, что это за девушка так пренебрежительно заявляет, будто мужчина рода Байэр недостоин любви женщины рода Хуапа.
Карлик вновь поглядел на Лунчжу и, поняв, что тот не смеется над ним, согласился. Они стали ждать, когда до них донесется женское пение. Вскоре девушка запела:
Не надо воробьев скликать своими песнями,
Не надо пеньем беспокоить местных жителей,
У слуг Лунчжу попробуй взять уроки пения,
Подучишься — придешь опять, но года через три.
Карлик сказал:
— Господин, что на это ответить? Она хочет, чтобы я три года учился пению у слуг Лунчжу и лишь потом пришел снова. Она не верит, что я ваш самый доверенный слуга, да еще и бранит весь род Байэр!
Лунчжу подсказал карлику очень выразительную песню — мол, на той стороне долго не смогут найти на нее ответа. Карлик спел. Тут же послышался ответ — девушка указывала на то, что песня украдена у Лунчжу, как не стыдно! А сам Лунчжу достоин того, чтобы путь его был усыпан цветами. Карлик скривился, не зная, что ответить. Молодой Лунчжу больше не мог терпеть: он осторожно напряг голосовые связки и довольно коряво спел четыре строчки. Низкие звуки его голоса можно было различить только вблизи, в определенном уголке гор — Лунчжу пел почти неслышно, опасаясь, что его песню услышат посторонние:
Благородная девушка песни поет,
Мое скромное имя она называет,
Я смущен, бесполезный в роду человек:
Все мужчины при деле, лишь я одинок.
После недолгого раздумья с той стороны донеслась тихая песня:
Ты назвался наследником рода Байэр, кто ж поверит,
У наследника голос звучит серебром, каждый знает.
Хоть мизинца Лунчжу ни одна недостойна, конечно,
Но есть высшая сила — любовь, и не надо насмешек.
Песня звучала тихо и нежно, звуки ее ласкали слух, Лунчжу никогда не слышал ничего прекраснее. Девушка не верила, что с ней поёт настоящий Лунчжу, поэтому наследник не стал сдерживаться и запел уже во весь голос.
Сложенная из самых изысканных оборотов наречия Байэр, эта песня была как призыв истинной страсти. Ее слова шли из глубины чистейшего сердца наследника рода и изливались из его медовых уст. Казалось, что пение птиц и доносящиеся издалека звуки других песен — лишь аккомпанемент для нее. Девушка на горе замолчала.
После песни Лунчжу карлик решил, что больше никогда не станет откликаться на призыв с гор. Они подождали, но ответа от девушки не было. Карлик сказал:
Господин, этой девушке, которая слишком хороша для слуги, не превзойти вашу вторую песню. Как бы она ни хвасталась, но и через тридцать лет учебы она не станет достойной дуэта с наследником рода Байэр!
Не спросив мнения или хотя бы разрешения Лунчжу, карлик несколько невпопад запел баритоном:
Девушка-хвастушка из рода Хуапа,
Не бросайся громкими словами,
Стань моей невестой, я слуга Лунчжу,
Приходи, взгляни на господина.
Ответа они так и не услышали. Карлик предположил, что девушка от стыда сунула голову в петлю. Он шутил, однако Лунчжу сказал, что нужно сходить на ту гору, посмотреть. И стал спускаться вниз, к долине. Карлик, желавший стать женихом, бежал за ним, держа в руках охапку диких желтых хризантем вперемешку с ягодами горного боярышника.
Карлик часто повторял, что в присутствии наследника Лунчжу и хромой перепрыгнет через горный ручей. И впрямь — слуга, рост которого не превышал четырех чи[65], не смог бы подняться к облакам, точно небожитель, если бы не следовал за своим господином!
«Знай, Лев, ты всегда одинок!» — такая надпись была на памятнике безымянному воину, что поставил род Байэр.
Вчера Лунчжу так и не нашел девушку, которая пела песни. В бамбуковом лесу не было ни души, но кто-то явно недавно ушел оттуда, оставив после себя россыпь полевых цветов. Лунчжу искал везде. Безуспешно. Во время поисков он встретил немало девушек, но те, робея, застывали на месте, то ли узнав его, то ли сраженные его красотой. Встреченные девушки спрашивали карлика, неужели это тот самый Лунчжу? Карлик качал головой.
Лунчжу вернулся туда, где пела девушка. Когда он глядел на полевые цветы, то походил на учуявшего запах крови леопарда: он сдерживал свой рык, но не мог не раздражаться оттого, что карлик шел слишком медленно. Но хоть Лунчжу и шел впереди, карлик тоже бежал, словно на ногах у него были сапоги-скороходы. Только вот женщины как птицы — издавна так говорилось. Как ни стремителен был шаг наследника рода Байэр и его слуги, птичка уже улетела!
На землю опускалась ночь, отовсюду раздавалось чириканье воробьев, поднимался дым от очагов. Лунчжу, отчаявшись, вернулся домой. Желавший стать женихом карлик шел за хозяином, растеряв все свои цветы, его длинные руки свешивались до колен. Карлик все повторял, что непременно обнимет девушку, как только ее увидит. Ему даже в голову не приходило, какую шутку он сыграл со своим господином, рассказав о ней. Наконец наступила ночь. Карлик поспешал за Лунчжу и не видел его лица. Смышленый слуга, даже самый умный, не может узнать, что на сердце у хозяина!
Никогда Лунчжу не страдал так сильно. В полночь он, не в силах заснуть, встал с постели, взял свой необыкновенный нож, накинул куртку из шкуры леопарда, поднялся на стену крепости и стал глядеть вдаль. Ничего не было слышно, ничего не было видно, только мерцали костры далеко в горах. Окрестные деревни спали. Спала вся земля. Показалась холодная луна; она заставляет людей почувствовать грусть, и наследник рода Байэр смотрел в небо, горестно вздыхая о своей судьбе. Снизу, от подножья горы, послышался плач ребенка, проснувшегося, чтобы покормиться материнским молоком, и это еще больше усилило грусть Лунчжу.
Юноша подумал — разве не сейчас чистые душой, как ягнята, и ласковые, как голуби, девушки видят прекрасные сны на застеленных свежим хлопковым бельем постелях? Разве не сейчас молодые мужчины рода Байэр, чьи сердца утомились от дневного пения, а тела устали от работы, также наслаждаются отдыхом? Только где же сейчас та девушка, что взбудоражила сердце наследника рода Байэр? Не должно ей, подобно остальным, грезить на чистом белье. Не должно ей спать; ей должно размышлять о песне наследника рода Байэр, которым она восхищалась. Ей должно раскрыть свое сердце и надеяться, что он появится, как по волшебству. Эти мысли должны заставить ее рыдать, точно она оплакивает вознесшегося на небеса любимого… И все-таки чья же она дочь?
Раздосадованный, огорченный, Лунчжу достал нож и принес клятву небесам. «Взываю к старшему божеству! Уважаемый предок, ведающий всеми сторонами света, знайте: если я, Лунчжу, не получу эту девушку в жены, то никогда не лягу в постель ни с какой другой, и за продолжение рода ответственности не несу! Если же нужно любовь обменять на кровь, я готов заключить договор с богами и без сожалений отрежу ножом свою руку!»
Принеся клятву, Лунчжу вернулся домой и уснул, не раздеваясь. Ему приснился сон: девушка неспешно пела песню; в белых одеждах, волосы зачесаны назад — она напоминала избавляющую от горестей и спасающую от бед богиню Гуаньинь. Что-то в ней заставило наследника рода Байэр встать на колени и поклониться до земли. Но девушка, не обратив на него внимания, уходила все дальше. Наследник рода Байэр догнал ее, ухватил за подол платья; девушка обернулась и улыбнулась. Одной улыбки хватило, чтобы придать Лунчжу смелости — он вдруг обрел свирепость леопарда, хватающего овцу. Он подхватил девушку на руки и помчался к ближайшей пещере. Лунчжу стал мужчиной. Он вобрал в себя самые могущественные силы, его кровь очистилась, он приобрел священную любовь и все отдал девушке из сна.
Старшее божество рода Байэр покровительствовало молодому влюбленному: Лунчжу получил помощь божества в исполнений своего желания.
Наутро Лунчжу понял, что значит вчерашний сладкий сон; к нему вернулись душевные силы. Он сидел на скамье, грелся на солнце и размышлял о людских радостях и горестях.
Во двор зашел карлик и припал к ногам Лунчжу; тот легонько оттолкнул его, и карлик перекувырнулся и решительно встал на ноги.
— Мой господин, мой бог, если бы вы не поддали мне так изящно своей благородной ногой, то я ни за что бы не кувыркнулся так мастерски!
— Ты заслуживаешь десяти оплеух.
— Это потому, что вылетающие из моего рта слова слишком тупы, ведь стоящие рядом с наследником рода Байэр должны быть раз в десять умнее слуги!
— Ох и юлишь ты, карлик! Снова спектакль разыгрываешь. Сколько раз я тебе говорил, что так нельзя, неужели забыл? Похоже, ты видишь вместо меня свою возлюбленную и упражняешься в умении утонченно льстить.
— Господин, боюсь, у слуги и впрямь есть притязания. Я пришел научиться у хозяина кое-каким умениям, чтобы внести в историю имя моего необычайно одаренного господина.
— Ты снова проиграл в кости и не имел денег, чтобы отыграться? Талантливый человек в бедности еще талантливей, поэтому сейчас со мной ты так красноречив.
— О господин, так и есть. Проиграл. Убыток немалый. Но потерял я не деньги, а любовь!
— У тебя такой большой живот, что любовь в нем никогда не закончится!
— Сравнить размеры живота с пределами любви — воображение у хозяина, как у великих поэтов прошлого! Но только…
По лицу Лунчжу карлик заметил смену его настроения и на полуслове замолчал. Он увидел, что хозяин готов прогнать его прочь, и сменил тему:
— Погода сегодня так хороша, бог солнца позаботился о том, чтобы господин вышел на прогулку. Если не пойти гулять, это будет серьезное неуважение оказанной богом милости!
Лунчжу сказал:
— Подготовленную богом солнца погоду приму с благодарностью, но твоей лести мне не нужно.
— Изначально императоры не были владыками людей, это не было данностью, и, чтобы выжить, им приходилось опираться на восхваления. Но вы, хозяин — радуга в небе, солнце и дождь, а описывать и воспевать природу излишне.
— Так что ж ты продолжаешь болтать?
— Если уж дикий заяц может научиться танцевать в прекрасном сиянии луны, то и я в сиянии господина многое смогу, ведь я умнее зайца.
— Довольно! Идем со мной к месту, где вчера пела та девушка, может быть, сегодня получится ее увидеть.
— Хозяин, я и пришел поговорить об этом. Я кое-что разузнал. Девушка эта — дочь главы деревни Хуанню. Говорят, ее отец не только делает отличное вино, но и преуспел в воспитании дочерей. У него их три, старшая и средняя редко выходят из дому. Считается, что редко бывающие на людях девушки становятся красивее. Насладиться этой красотой смогут лишь самые удачливые! Мой господин, когда я узнал, что та девушка из этой семьи, я почувствовал себя паршивой жабой. Дочь такой семьи не захочет мыть ноги слуге наследника рода Байэр. Но если господин пожелает, можно послать человека схватить ее и привести сюда.
Лунчжу рассердился:
— Катись отсюда! Как может наследник рода Байэр украсть дочь из почтенной семьи? Как тебе не стыдно говорить такое!
Карлик свернулся в клубок и укатился в угол двора, изображая стыд. А что же Лунчжу? Три девушки живут в соседней деревне на расстоянии менее трех ли, и он совершенно ничего не знает об этом! Это недостойно наследника рода Байэр. Если третья птичка уже может петь вне дома, то старшие две девушки наверняка спелые персики. И надеются на божий промысел: остаются присматривать за домом в ожидании, когда ветром судьбы принесет красавца мужчину в мужья. Но боги бывают забывчивы. Только сейчас наследник рода Байэр осознал, что не нужно ему ни ветра, ни дождя, а нужно встать и идти к ней!
Не обращая внимания на карлика, который ходил на руках, желая развлечь хозяина, Лунчжу побежал прочь. Зная его нрав, карлик быстро встал на ноги и побежал за Лунчжу.
— Мой господин, позвольте слуге пойти с вами! Птички, выращенные в клетке, далеко от нее не улетят. Зачем же вы так торопитесь?
Лунчжу не слушал, словно на крыльях летя в деревню Хуанню.
На подходе к деревне наследника рода Байэр бросило в жар. Он присел отдохнуть на иссиня-сером камне под большим вязом и подумал, что карлик ему все же понадобится, надо его подождать. На расстоянии двух полетов стрелы были ворота деревни Хуанню, сложенные из камня. Рядом с вязом, у дороги, бил источник. Вода переливалась через край и текла ручейком, чистая, как стекло. У источника стояла девушка и, опустив голову, мыла овощи. Лунчжу разглядел прекрасную фигуру и волосы, убранные в большой узел и украшенные маленьким желтым цветком. Его сердце забилось чаще. Не отрывая глаз, Лунчжу внимательно смотрел, надеясь увидеть лицо девушки. Тут на дороге показался карлик, похожий на запыхавшегося тюленя. Он не видел, что у источника кто-то есть, он видел только Лунчжу. Боясь, что Лунчжу пойдет прямо в деревню и ничего не добьется, карлик закричал:
— Мой господин, мой бог, нельзя просто так врываться в деревню, местные собаки подобны леопардам! Пусть наследник рода Байэр — настоящий горный лев и не боится собак, зачем давать роду Хуапа повод говорить, что лев был облаян домашними псами?
Лунчжу не успел остановить карлика, и девушка, которая мыла овощи, услышала его слова и засмеялась. Девушка поняла, что за спиной у нее кто-то стоит, и обернулась к человеку на обочине дороги.
Все стало ясно с первого взгляда. Не нужно было называть имя, девушка сразу поняла, что у дороги сидит наследник рода Байэр, который вчера пел песни, а сегодня добрался сюда. Лунчжу тоже понял, кто эта девушка. Обычно Лунчжу держался величаво, смотрел на солнце, не жмурясь, не отводил глаз при встрече с тигром, но тут, на краткий миг встретившись с ней взглядом, ощутил, что все его тело будто бы сжалось в комочек. Красота волос девушки могла сразить слона, ее голос мог усмирить яростного льва. Наследник рода Байэр был повержен дочерью главы деревни, а для нее это было совершенно естественно!
Карлик подошел ближе, заметил женскую фигуру у колодца и все понял. Это та самая девушка, вчера сраженная пением господина, и сейчас она узнала в сидящем на камне юноше Лунчжу. Растерянно глядя на застывшего Лунчжу, карлик одной рукой зажал рот, а другой указал на девушку.
Лунчжу наклонился и прошептал ему на ухо:
— Ты, смышленый болтливый селезень, сейчас самое время устроить представление!
Карлик громко кашлянул. Девушка наверняка услышала, но не повернула головы. Тогда он очень мягко и мелодично, нараспев, сказал:
— Вчера слуга наследника рода Байэр совершил ошибку, а сегодня пришел к своему господину, чтобы в присутствии девушки принести извинения. Нет оправдания моему поступку, но теперь я хочу направить девушку к тому, с кем она может спеть дуэтом.
Не поворачивая головы, девушка негромко сказала:
— Следующая за фениксом ворона лучше золотого фазана.
— Если у вороны нет рядом феникса, кто-нибудь да захочет выдрать ей перья. — С этими словами Лунчжу схватил карлика за ухо.
Карлик понимал, что надо продолжать играть роль Чжу Бацзе[66], и поклонился в знак признания своей вины. Девушка обернулась, увидела, в каком положении карлик, и рассмеялась.
Карлик произнес:
— Мой добрый хозяин, единственный в мире, вы совершаете ошибку.
— Почему? — удивленно спросил Лунчжу.
— Весь народ мяо знает о вашем богатстве и щедрости, поэтому нет нужды в присутствии девушки одаривать меня золотом и серебром, это излишне. Слава о вашей доброте распространилась далеко, и если вы станете так поучать своего слугу, то люди подумают, что вы вовсе не умеете сердиться. Почему бы вам не послать слугу помочь благородной девушке рода Хуапа отнести корзину с овощами, показав тем самым, что вам нужно поговорить с ней наедине? — Наследник рода Байэр и дочь главы деревни рода Хуапа рассмеялись, а карлик продолжал: — Но слуга наследника рода Байэр должен и без повеления господина устроить все наилучшим образом, только тогда он будет по-настоящему хорошим слугой! — не слушая Лунчжу и не дожидаясь, когда девушка домоет овощи, карлик подошел к колодцу, повесил корзину с овощами на согнутый локоть, подмигнул Лунчжу, повернулся и ушел.
Карлик отлично все понимал. Он скрылся из виду, оставив наследника рода Байэр и дочь главы деревни вдвоем.
Лунчжу долго стоял на месте, прежде чем решился подойти к колодцу.
1928 г.
В ЛУННОМ СВЕТЕ
На восьмой день месяца по лунному календарю яркий полукруг Луны зажигается на небе очень рано и уже в середине ночи исчезает на западе.
У подножия хребта Хэндуань, протянувшегося с юга на север на границе с провинцией N, расположилось несколько горных селений, в которых жили потомки одного малочисленного народа, затерявшегося на задворках истории человечества. Эти люди говорили на собственном языке, у них были собственные обычаи и снились им собственные сны. Они жили в этой глуши уже много лет.
Когда сумерки легли на окруженное могучими елями и соснами селение и равнину перед ним, Луна, глядя вниз с вершины горы, на которой стояла сложенная из иссиня-серого камня крепость, заливала все вокруг своим бледным светом. Повсюду виднелись стога недавно скошенной рисовой соломы и амбары из белого дерева. Светились огни, весело резвилось пламя зажженных факелов, слышались едва различимые голоса, двигались выхваченные светом силуэты людей. С казенного тракта доносились позвякивание бубенцов на конских сбруях и торжественно-размеренный звон медных колокольцев на шеях волов. С полей возвращались землепашцы, с ярмарки спешили домой торговцы. Домашние с нетерпением ждали их у ворот. Не было такого дома, где бы не готовили для них горячий ужин и не подогревали в глиняных кувшинчиках крепкую водку.
Сумеречный воздух был теплым и нежным, слабые дуновения ветерка приносили запахи рисовой соломы, спелых фруктов, жуков и земли. Пришло время созревания всего, что появилось и выросло в теплые летние месяцы с их солнцем, дождями и росами. Наступила благодатная пора, согретая радостным праздничным настроением.
Под бледным светом луны четко вырисовывались очертания расположенной на вершине горы каменной крепости. Ее тень лежала на склоне, словно тень великана. В нише крепостной стены, обращенной к Луне, сидел единственный сын главы поселения. Его звали Ною. Этот благословенный богом Ношэнем[67] юноша прислонился спиной к камням и, взирая на полукруг Луны, с улыбкой размышлял о радостях и горестях жизни.
«…Как интересно жить. Как интересна борьба человека с человеком, сердца с сердцем — и чем заканчивается их противостояние. У моего народа есть легенда о герое, который погнался за Солнцем и Луной. Если Солнце и Луна останавливаются, когда их попросишь, то жизнь еще интереснее».
А легенда такая. Когда первый человек племени N силой оружия и ума добился, чтобы все люди на земле были счастливы, он понял, что этого недостаточно. И от избытка сил отправился в погоню за Солнцем, на поиски Луны — желая одолеть ведающих небесными светилами богов и заставить их замедлять движение Солнца для тех, кто влюблен и счастлив, и ускорять его ход для тоскующих без любви. Этот безумец догнал Солнце, но, опаленный его лучами, умер от жажды у Большого озера на Западе[68].
Солнце и Луна, хоть и знали, что он выполнял заветное желание людей, рассудили так: поскольку это лишь одно из множества желаний множества живущих на земле существ, правильнее будет его проигнорировать. Божества справедливы, они не потакают интересам одного какого-то племени, человек не единственный обитатель этого мира, а значит, Солнце и Луна существуют не только для рода человеческого. Солнце отдает тепло всему живому. Луна поет колыбельную каждой букашке — музыкой своего серебристого света дает натруженной Земле спокойно отдохнуть. Солнце и Луна по-прежнему озаряли светом весь мир, наблюдая за радостями и горестями людей, за тем, как красота превращается у них в уродство, а уродство они называют красотой. Человечество продвинулось вперед: люди стали разумнее других существ, но в то же время безнравственнее. Однако невозможно было заставить страдать от лютых морозов и сильной жары один лишь род людской, невозможно было Солнцу и Луне перестать светить только для людей. И тогда божества Солнца и Луны вместе с другими богами, имеющими власть над людьми, придумали иной способ. Отныне счастливому человеку казалось, что время летит слишком быстро, а для печального человека оно тянулось бесконечно долго. Поскольку люди жили, полагаясь на свои ощущения, то наказать человечество решено было именно так.
Люди верили, что эта легенда возникла в споре между Луной и дьяволом, ведь дьявол — порождение ночи; что наказание содеяно Луной, а не Солнцем. Но, сетуя, что время идет слишком быстро или слишком медленно, люди говорили Солнцу: «Куда бы от тебя спрятаться!», почему-то испытывая неприязнь к Солнцу, а не к Луне. Обитатели этих мест объясняли это тем, что в человеке доброго становилось все меньше, а злого все больше. Луна казалась людям мягкой и умиротворяющей, она дарила им мудрый спокойный свет, не пытая их жаром прямых лучей, и люди любили Луну, Солнце же ругали. Мечтающие об уединении влюбленные, ночные путники и те, кто вынужден работать по ночам, предпочитали солнечным лучам лунный свет. Отвращение к Луне испытывали лишь разбойники, а среди местных жителей таких не было, даже слова «разбойник» они не знали.
И сейчас наследник главы поселения, которому только-только исполнился двадцать один год, удовлетворенно улыбался Луне, которая светила в небе у него над головой, благодарный то ли за крепкое здоровье, то ли за обретенное счастье. И Луна улыбалась ему в ответ. Рядом с юношей что-то белело. Да это же девушка! Положив ему на колени, как на подушку, красивую голову с длинными распущенными волосами, она безмятежно спала. Личико девушки, выбеленное лунным светом, было как мрамор. Черные волосы — как тончайшие нити, спряденные пещерными ведьмами из ночной тьмы. Глаза, нос, уши, губки, дарующие счастье поцелуев, изящные ямочки на щеках, в которых, по местным преданиям, и хранятся поцелуи, — все было божественно. В ее улыбке, взгляде, движениях сквозило что-то неземное. Но и без дьявола не обошлось: чтобы истово служить богу, сначала нужно совладать с дьяволом. Иначе обидишь это небесное создание.
Девушка спокойно лежала подле юноши, белые одежды прикрывали ее стройное, гибкое, благоуханное тело. Это тело, думал юноша, создано из белого нефрита, сливочного печенья, фруктов и душистых цветов. Юноша и девушка пришли сюда еще днем. Девушка пела, купаясь в лучах солнечного света, а с заходом Солнца прилегла отдохнуть, и сейчас, с молодой Луной, вот-вот должна была проснуться.
Ясный лунный свет обливал их тела, лаская спящую девушку. Со склона горы доносилась сложная мелодия в исполнении оркестра прячущихся в траве насекомых. Молодая Луна неподвижно висела в небе.
От счастья девушка тихо вздохнула во сне.
Юноша наклонил голову и нежно поцеловал волосы цвета ночи.
Вдалеке слышались звуки камышовой дудочки и песен. Яркими пятнышками вокруг каменной стены мерцали светлячки, словно бы неся маленькие факелы и указывая путь в крепость сказочной фее.
Ною, славившийся среди местной молодежи своими песнями, опасаясь напугать девушку и светлячков, очень тихо запел:
Драконы скрываются в облаках,
Ты же скрыта в сердце моем…
Девушка повернула голову и сквозь дрему ответила:
Душа моя точно знамя,
А песня твоя — ветер ласковый.
Юноша решил, что она проснулась, некоторое время прислушивался, но она повернула лицо к лунному свету и снова заснула. Он запел еще тише:
Люди болтают, они говорят,
Что в песнях моих содержится яд,
И даже одна, точно шэн[69] вина,
Опьяняет на целый день.
А ты что ни скажешь, слова твои мед,
И сладость в сердце моем целый год…
Девушка, не открывая глаз, ответила:
Нет зимнему ветру, нет ветру морскому,
Не выдержит знамя удара волны.
Пусть ветер подует совсем по-другому,
И пусть принесет он всю нежность весны,
Ведь ласковый бриз
Лишь раскроет бутон,
Цветок он сорвать не посмеет.
Юноша понял, что его песня может успокоить душу девушки, и продолжал:
Крылатая птица поднимется в небо,
А я и без крыльев влечу в твое сердце.
Не нужно вопросов, я знаю, где рай:
Уже я в преддверии рая.
Девушка вновь запела:
Тело нужно обнимать крепкими руками,
Душу нужно обнимать нежной песней.
Ною, единственный сын главы поселения, размышлял, подбирая нужные слова, — словно торговец драгоценными камнями, занятый поисками в кармане нужного самоцвета. Карман полон ослепительных драгоценностей, но их слишком много, и он не может выбрать один-единственный камень, самый лучший. Юноша размышлял: если боги создали красоту и любовь, значит, человек должен создать язык, способный воспеть эти творения богов. Уметь описать красоту, а следом выразить любовь, подобающим образом соединив слова и не исказив при этом истинных чувств, — человеку с заурядными способностями такое не под силу. «Эта девушка заслуживает любви Лунчжу, она достойна лишь поэзии Лунчжу», — но тут юноша устыдился своих мыслей, запнулся на полуслове и не решился петь дальше.
Девушка под его песню то пробуждалась, то засыпала, словно это колыбельная, но, когда песня прервалась, она сразу проснулась.
Юноша, увидев, что возлюбленная открыла глаза, притворился спящим.
Девушка, заснув на заходе солнца и проспав все это время, полностью восстановила физические и душевные силы. Обнаружив, что юноша спит, прислонившись спиной к каменной стене, она встревожилась, что камень слишком холодный, набросила ему на плечи накидку из белой овечьей шерсти и прижалась к нему. Вспоминая алые облака на закатном небе, которые видела во сне, и глядя на молодую Луну прямо над головой, она тихонько запела. Песня была похожа на колыбельную, которую мать поет своему малышу:
Во сне укройся одеялом облаков,
При пробуждении зажги фонарь Луны.
Молодой человек невольно засмеялся.
Две пары сияющих глаз смотрели друг на друга, у каждого в уголках рта притаилась улыбка; улыбки лучше слов умели передать то, что произошло с ними в этот день. Казалось, юноша и девушка слегка смущались, вспоминая об этом. Они придвинулись ближе друг к другу, снова обменялись улыбками и, заметив, что лунный свет делает их лица безжизненно бледными, не сговариваясь, перевели взгляд на зависший в небе полукруг Луны.
Издалека доносились звуки гонгов и барабанов, это шаман проводил ритуальные жертвоприношения, чтобы отвести от земледельцев беды и воздать хвалу богам за собранный урожай. Молодые люди обернулись на эти радостные звуки и посмотрели вдаль, на равнину у подножия горы. Там виднелась река.
— Без корабля нельзя пересечь реку, как можно прожить жизнь без любви?
— В реке я не утону, я могу утонуть только в тебе, как в омуте.
Смысл этих слов отражали их улыбки. Они говорили тайными символами, но прекрасно понимали друг друга. Река вдали извивалась в лунном свете, точно лента; белые блики на воде, тонкая пелена тумана обволакивали нежностью сердца молодых людей.
Девушка сказала, что слышала во сне чью-то песню и пела сама. Она думала, что это был сон. Юноша рассказал, как было на самом деле, и они долго смеялись.
Девушка, чистая и доверчивая, как весенний ветер, ласкалась, точно котенок. Продолжительный сон не оставил и следа от усталости, в лунном свете она казалась легкой и подвижной, точно рыба в стремительных чистых потоках горной реки.
Они не могли наговориться. Они сказали друг другу все глупости, которые говорят молодые восторженные влюбленные, и в их речах смешивались сон и явь.
Юноша говорил:
— Помолчи немного, дай мне найти слова, чтобы воспеть красоту твоих бровей и волос!
— Чем тебе разговоры мешают? Талантливый человек способен льстить в любых обстоятельствах!
— Божества не говорят. Когда ты молчишь, то похожа на…
— Все же лучше быть человеком! И в твоих песнях пелось, почему лучше! Лучше жить полной человеческой жизнью, только так жизнь по-настоящему интересна!
— Когда ты молчишь, ты похожа на Хэ Сяньгу[70]. Надеюсь, ты не так умна, как две твои старшие сестры. Иначе я не смогу описать твое высокое благородство доступными мне словами.
— Но при этом ты надеешься, что твоя гончая станет сообразительнее?
— Я надеюсь, что она станет умнее и проворнее, чтобы лучше находить тебя в горах и чтобы доставлять тебе мои письма.
— Надеешься, что я поглупею?.. Это как надеяться, что антилопа поглупеет и ее сможет догнать посланная тобой гончая? Хочешь, чтобы гончая погналась за мной, а я не смогла сбежать?
— Хорошая музыка часто сложна для понимания; повтори, что ты сказала, еще разок.
— Значит, ты надеешься, что антилопы поглупеют.
— Только если антилопа поглупеет, моя гончая сможет догнать и схватить ее для тебя. Только если ты поглупеешь, я смогу найти подходящие слова, чтобы воспеть тебя!
— Умеешь ты говорить достойно. Расскажи мне о своих чувствах. И если ложь прекраснее правды, я предпочитаю услышать лживые речи!
— Ты входишь в мое сердце, точно темная ночь захватывает земное пространство.
— Когда восходит Луна, разве ночная тьма не отступает?
— Лунный свет неспособен проникнуть в человеческое сердце.
— Тогда то, что я отдаю тебе, тоже должно быть тьмой.
— Ты отдаешь мне свет, он яркий, как солнечные лучи, от которых люди щурятся. Рядом с тобой у меня мысли путаются. Когда ты рядом, я жалок.
— На самом деле, ты пропускаешь свет. Ты выбираешь лесть, это доказывает, что сердце твое сейчас прозрачно.
— В прозрачной воде рыбу не разведешь, в прозрачном сердце не сохранишь красивых фраз.
— Вода в реке льется вечно, так и слова в сердце никогда не иссякают. Но довольно говорить, губы нам даны не только для этого!
Их губы слились. Некоторое время царило молчание. Два сердца, готовые выскочить из груди, стучали в такт. Юноша и девушка, словно во сне, смотрели на длинный горный хребет, широкую реку, каменную крепость и поля, освещенные лунным светом.
Звуки тростниковой дудочки, набухнув от лунного света, стали ниже и тяжелее. На угловых башнях крепости дважды ударили в барабаны, обозначая наступление второй ночной стражи. Услышав бой барабанов, девушка очнулась. Она взяла в руки умную голову молодого человека и осыпала поцелуями его брови, нос и губы. Потом покачала головой, отвечая на его немой вопрос, и тихо вздохнула, мол, тут ничего не поделаешь. Девушка подняла руки и, встав на колени перед юношей, принялась приводить в порядок распущенные волосы. Это означало, что она хочет уйти.
Он понял и обнял девушку, не давая ей подняться на ноги.
— Светлячки еще резвятся со своими маленькими факелами. Куда ты спешишь?
— Падающая звезда знает свой путь, так и мне нужно идти.
— Драгоценность должна храниться в сокровищнице, а ты — в доме любящего тебя человека.
— У красоты нет дома. Падающие звезды, осыпающиеся лепестки, светлячки и голосистая птица Ванму[71] с синей головой, красным клювом и зелеными крыльями — ни у кого из них нет дома. Кто видел человека, держащего дома феникса? Кто может заковать в кандалы лунный свет?
— Даже у льва должна быть супруга. Если ты войдешь в мой дом, боги непременно одобрят это решение!
— Часто люди не соглашаются с тем, что одобряют боги.
— Мой отец даст согласие, потому что он любит меня.
— Мой отец тоже любит меня, поэтому, если узнает, накажет по законам нашего племени. Когда меня свяжут и бросят в земное око[72], то до дна, сколько ни старайся, не достанешь, даже связав сорок восемь веревок. Если я умру, то неприкаянному духу моему не найти к тебе дорогу; если выживу, то и во сне не разберу пути.
Девушка не обманывала: по обычаю ее племени женщине дозволялось выйти замуж только за второго своего мужчину. Нарушившей это правило женщине привязывали на спину небольшой каменный жернов и бросали ее в омут или в жерло вулкана. Обычай брал свое начало в глубокой древности. В давние времена здесь, как и в других племенах, девственность связывали с нечистой силой. Обязанность проводить первую ночь с девушкой возлагалась на шамана. Местный старейшина, будучи человеком просвещенным, передал право первой ночи мужчине, в которого девушка впервые влюблялась. Первый мужчина получал невинность девушки, но не мог обрести ее любовь навсегда. Для самого мужчины, который был у девушки первым, брать ее в жены тоже считалось дурной приметой, сулившей несчастье. Этот обычай, поддерживающий древние правила жизни, сохранился, хотя давно уже утратил первоначальный смысл. Жители здешних мест по натуре своей были законопослушны, поэтому полюбившие друг друга юноша и девушка не смели и мечтать о том, чтобы остаться вместе.
«Красивый цветок не может расти, не умирая, Луна не может быть всегда круглой, и звезды не могут сиять вечно», — так люди племени N пели о любви, исподволь связывая это чувство с печалью. Влюбленные часто не хотели расставаться, ибо «душистым цветам нелегко вновь раскрыться, почувствовать радость вновь нелегко». Какие-то пары тайно бежали. Другие, держась за руки, не издав ни звука, прыгали в разверстую пасть Земли, умирая в жерлах тысячелетних вулканов. Третьи рискнули вступить в брак, но, если их тайну раскрывали, жизнь женщины превращалась в ад.
Местным девушкам было не под силу изменить этот обычай. С наступлением совершеннолетия девушки семья не ограничивала ее в выборе. Если пришедшему сюда чужеземцу нравилась какая-то красавица, он мог добиться, чтобы та отдалась ему. Сообразительные девушки сами выбирали, кому отдать свою невинность, а затем уже выходили замуж за мужчину, которого любили. А рассудительные мужчины, узнав, что любимая еще девственница, побуждали ее сперва найти «первопроходца», а потом уже женились на ней.
Божества не одобряли этот дьявольский обычай. Поступки молодых юношей и девушек следовали естественной божественной воле, но обычай при этом нарушался. Девушка всегда желает целиком отдать себя мужчине, к которому ее влечет. И мужчина, влюбившись в девушку, хочет того же. Но обычай подкреплял суровый закон, и жертв было немало.
Девушка повстречала единственного сына главы поселения, когда весной на склонах гор распустились желтые цветы керрии[73]. Ее покорили нежные, трогающие душу звуки его песен и его сильное прекрасное тело. Их встречи продолжались до осени, а любовь была заключена в целомудренную оболочку дружбы. Они любили друг друга горячей любовью, скрытой от посторонних глаз; именно из-за этой любви они не стремились вступать в брак. Никто из них не хотел, чтобы, согласно обычаю, перед свадьбой невинность девушки была отдана кому-то на поругание.
Но пришла осень, пора созревания. С деревьев падали на землю фрукты, крестьяне закладывали в закрома рис, осенние куры несли яйца. Природа целый год старалась, чтобы украсить эту пору. Небо она разрисовала невероятными красками, горные ручьи очистила от мути, воздух наполнила теплом и сладкими ароматами. Всю землю она усыпала желтыми цветами, а между ветвями и листьями деревьев нанесла яркие краски зари. И, устроив все надлежащим образом, залилась людьми.
Осенью созревает все, и любовь молодых людей тоже созрела.
Они, как обычно, встретились в полдень у древней крепости, сложенной из иссиня-серого камня. Вдвоем нарвали полевых цветов, сложили их на большую каменную плиту и, как всегда, уселись там плечом к плечу. По всему склону росли травы, цвели цветы и порхали крохотные бабочки, тихонько нашептывая что-то каждому цветку. Со склона горы открывался невероятно прекрасный вид, полный безмятежной прелести. С горного перевала слышались песни косарей, в деревне раздавались звуки топора — кто-то на скотном дворе строил загон для молодняка; с полей доносилась шутливая перебранка людей, занятых сбором и обмолотом колосьев. По небу неспешно плыли белые облака, исчезая в голубизне за горизонтом. Выстроившись в линию, пролетела стая перелетных птиц, за ней еще одна.
Юноша и девушка утолили голод горными плодами, а жажду — водой из горного источника. Голод души они утоляли словами и улыбками: спели много песен всему живому под солнечными лучами, произнесли несметное количество слов.
Солнце клонилось к западу, и эти двое чувствовали, что им не хватает чего-то, чего они не могли выразить словами. Близились сумерки. Под горой кричал теленок. У них сладко щемило сердце.
Божий промысел не совпадает с людским. Нельзя ограничивать людей рамками древнего дьявольского обычая. Если и было в нем нечто разумное, то давно уже не осталось. Обычай изжил себя. Юноша и девушка, забыв обо всем, сбросив оковы условностей, перестали сдерживаться. По-новому они познали друг друга и полюбили друг друга с новой силой. Это было поистине слияние душ. Охваченные трепетом, обессиленные нахлынувшим счастьем, они заснули.
Юноша проснулся первым и предался радости. Но девушка — такова женская природа — помнила о наказании, которое влечет за собой нарушение обычая. Она не хотела возвращаться домой вместе с сыном главы поселения. Им бы, подобно Адаму и Еве, наслаждаться жизнью в эдемском саду — но они жили в жестоком мире, где нужно думать о завтрашнем дне.
Они были уже в том возрасте, когда приходится соблюдать обычаи своего племени. Неужели за любовь надо платить жизнью? — думал юноша, погрузившись в молчание.
Девушка, видя, что он словно окаменел, нарочито радостным голосом стала уговаривать его собраться с духом.
Люди племени N так прекрасно поют,
Разгони же своей песней облака.
Скоро настанет час, когда Луна исчезнет,
Но пока пусть светит ярко и сильно.
Действительно, Луну заслоняла тонкая пелена облаков, отчего все вокруг казалось смутным и призрачным. В сердцах влюбленных тоже поселилась тьма.
Юноша пропел:
Если со мною тебя рядом нет,
Вовсе не нужен мне солнечный свет.
Править народом моим не желаю,
Вечным рабом твоим быть я мечтаю.
Девушка ответила:
— В этом мире разрешено вступать в брак, но не дозволено любить.
— Мы найдем такой мир, в котором есть место для нас. Отправимся далеко-далеко, туда, где восходит Солнце.
— И не нужно тебе ни коров, ни лошадей, ни садов, ни полей, ни куртки на лисьем меху, ни подстилки из тигровой шкуры?
— Если есть ты, то ничего мне больше не нужно. Ты все для меня: свет, тепло, родниковая вода, фрукты, все сущее во Вселенной. С тобой я могу покинуть этот мир.
Они долго вспоминали все известные им грады и веси, но так и не нашли для себя места. На юге — большая страна ханьцев, в ней варваров убивают. Они не осмелились идти на юг. Если отправиться на запад, путь лежит через безлюдные горы, где водятся тигры и леопарды. Они не решились идти на запад. На севере обитает трехсоттысячное племя, и по дьявольским законам этого племени с беглецами можно сотворить все, что угодно. Восток — место, где восходят Солнце и Луна. Солнце милостиво ко всем — там, где оно, непременно должны быть мир и порядок.
Но в памяти молодого наследника ожило предание, как Солнце сожгло первого человека племени N, — после этого никто не осмеливается идти на восток на поиски жизни, свободной от заведенного порядка. У племени N есть древняя песня о естественном стремлении человека к жизни, однако подлинный смысл того, что именуется жизнью, обретается лишь после смерти. Победить судьбу дано только смерти, а смерть ничто не сможет одолеть. Тот мир, что в небесах и под землей, куда прекраснее земного мира, ведь люди племени N никогда не слышали, чтобы кто-то пожелал вернуться оттуда, и не слышали, чтобы кому-то не хватило там места. Идея лучшего мира прочно закрепилась в сердцах людей племени N. Но умереть поодиночке ненадежно: вдруг в лучшем мире влюбленные не найдут друг друга? А одновременно уйти из жизни вдвоем было обычным делом.
Единственный наследник своего отца, подумав о лучшем мире, радостно улыбнулся и спросил у девушки, желает ли она отправиться туда, откуда нельзя вернуться. Девушка подняла голову и взглянула на молодую Луну, вышедшую из-за облаков.
Нет преград для воды,
Нет границ для огня,
Свет Луны всемогущ,
Вездесуща любовь.
Спев это, девушка легла в объятия возлюбленного и закрыла глаза в ожидании поцелуя смерти. Юноша извлек из полой рукоятки кинжала, инкрустированной драгоценными камнями, зернышко яда размером с семя тунга[74], положил яд себе в рот, размягчил и в поцелуе половину вложил в уста девушки. С улыбкой приняв соединившее их снадобье, они легли на устланное уже увядшими цветами каменное ложе и стали ждать, когда оно подействует.
Луна скрылась за облаками.
1933
КРАСАВИЦА ШАНЬТО
Один перекупщик лошадей и мулов стал рассказывать честной компании, как сурово обошелся со своей женой. Однажды, выпив лишнего, он с хлыстом в руке погнался за несносной женщиной и как следует ее отстегал. С тех пор жена стала такой покорной, такой покладистой, что все гости, которые приходили к ним в дом, восхищались ею. Среди слушателей нашлись такие, кто за долгие годы немало натерпелся от своих жен. Они смекнули, что, пока они в Пекине, нужно купить хлысты, а вернувшись домой, последовать примеру торговца.
Перекупщик лошадей и мулов помолчал, наслаждаясь успехом своей истории. Дождавшись, когда стихнут аплодисменты, он закончил такими словами: «Друзья, братья, запомните хорошенько: нельзя выпускать из рук хлыст! Не бойтесь женщины — не стоит мужчине ее бояться. Не надо подходить к ней с уважением. Смотрите на нее свысока да не слишком ей потворствуйте».
Этот перекупщик явно не замечал в женщинах ни талантов, ни красоты, ни добродетели, присущих большинству из них. В частности, женщинам из низов общества: они уж точно не испытывали недостатка в доброте, бережливости, честности и целомудрии. Было в словах перекупщика некоторое лукавство.
В углу комнаты грелись у огня четверо странствующих торговцев. Один из них вдруг встал — борода спутана, на плечах деревенская куртка из бараньих шкур мехом наружу: медведь медведем. Встав, завязал пояс и хриплым, чуть надтреснутым голосом, высушенным ветром и солнцем, выстуженным снегом и холодом, окликнул хозяина дома. Похоже, он хотел говорить: ему было что возразить перекупщику, было чем опровергнуть его слова. Присутствующие поняли это с первого взгляда.
За весь вечер этот торговец не сказал ни слова, молча грелся у огня, изредка вороша угли поленом. Дрова, потрескивая, разгорались с новой силой, пламя вздымалось вверх, а он едва заметно улыбался. Видимо, ни он, ни его спутники не были хорошими рассказчиками, поэтому предпочитали слушать истории других гостей. Но тут речь зашла о женщинах: мол, их надо стегать хлыстом, мол, из-за недостатка ума и физической силы они неспособны ни на что, кроме притворства и слез. Прозвучало много оскорбительных для всего женского пола фраз. А все это говорил какой-то перекупщик лошадей!
Странствующий торговец размышлял так: «Если правда, что женщина никчемна и ни на что не способна, то следует ее воспитывать и держать в руках, ведь не согласится же она по доброй воле стать рабыней и служанкой. Но если это правда, тогда бессмысленны с древности идущие трепет перед женщиной, поклонение ей и многочисленные жертвы, положенные на алтарь веры в женщину как в божество».
Эти мысли не давали ему покоя. Торговец считал, что женщины — это необыкновенные создания, что благодаря им происходят на свете самые разные чудеса. Небожитель, вознесшийся на облака и оседлавший туман; чудовище, обитающее на дне морском или в горной пещере; отшельник, прячущийся на дереве, важный сановник при дворе — в противостоянии с женщиной все они непременно проигрывают и сдаются на ее милость. Вследствие такого убеждения торговец, достигнув тридцати восьми лет, все еще не решался сближаться с женщинами. А появилось это убеждение благодаря истории, услышанной двадцать лет назад, когда они с отцом путешествовали в Тибет по торговым делам. Эта история произвела на него столь сильное впечатление, что оно не изгладилось до сих пор. Торговец был убежден, что среди всех живых существ в Поднебесной женщины обладают самыми изощренными способностями к подчинению себе мужчин. Он был убежден в этом уже двадцать лет, и сейчас намеревался говорить в защиту своих убеждений.
Глядя, как странствующий торговец встает со своего места, освещенный с головы до ног ярко-красным светом горящего рядом огня, — словно медведь поднимается на задние лапы, — никто не думал, что он может рассказать историю. Один городской паренек, который прочитал несколько книг и считал себя искушенным в том, что называется «юмором», решил посмеяться над неуклюжим торговцем.
Он обратился к собравшимся: «Братья, пожалуйста, послушайте меня. Только что большая шишка по части покупки и продажи лошадей рассказал историю, которая очень нас повеселила. У каждой счастливой судьбы есть сестра-близнец, и я уверен, что из уст вызвавшегося сейчас говорить господина мы услышим еще одну хорошую историю. Посмотрите (при этих словах шутник, по виду выходец из Хэнани, стал показывать, как водят дрессированного медведя, намекая на внешность торговца), этот достойный… хм… человек… не может рассказать неинтересную историю!»
Хэнанец потянул торговца к деревянной колоде, стоявшей у огня, как бы приглашая взойти на помост: «Давай, друг, говори. Я уверен, тебе есть что сказать. Ты ведь собираешься поведать, как твоя супруга добилась уважения и даже стала внушать страх? Расскажешь, как ты торгуешь в чужих краях, а она дома каждый год рожает тебе по пухлощекому ребенку с круглой головой? Объяснишь, что некоторые части женских тел совершенно отличаются от мужских, что вызывает удивление и даже опасение? Многие так говорят о своих женах. И все же расскажи, прояви великодушие. Впереди длинная ночь, вдоволь времени на неторопливый рассказ».
Городской острослов судил о людях по их внешнему виду, но в случае с торговцем сильно просчитался. Скоро торговец переадресовал эти насмешки ему же и показал присутствующим его глупость и невежество.
Торговец встал на колоду и смущенно заговорил: «Нет, нет, я вовсе не это хотел сказать! Мне тридцать восемь лет, и я еще ни разу не имел дела с женщинами. Я как петух-каплун. Женщины чрезвычайно опасны, и нам следует их бояться. Они обладают необыкновенными способностями и без особого труда умеют смешать мужчину с грязью. Не важно, насколько мужчина крепок и силен, если он угодил в женские руки, ему уже ничто не поможет. Я боюсь женщин, и пусть мне скоро будет сорок лет, пусть у меня четырнадцать верблюдов и товаров на три тысячи серебряных монет, я не осмелюсь потратить деньги на то, чтобы взять себе в дом жену».
Присутствующие изумились. Редко можно встретить человека, который никогда в жизни не был обманут женщиной или доведен ею до крайности, который еще в юности превратился в убежденного женоненавистника. Кто-то попросил: «Расскажи без утайки, почему ты боишься женщин?»
Торговец огляделся, увидел интерес присутствующих, понял, что может начинать неспешный рассказ, и улыбнулся. Решив, что ничего не станет скрывать, торговец поведал историю, которую услышал в семнадцать лет.
Давным-давно, далеко-далеко была страна, не большая и не маленькая. Народ там жил в достатке, браки заключались в назначенные сроки, а тамошний государь умел отбирать людей к себе на службу, поэтому в стране царили мир, спокойствие и счастье. Текли по этой стране крупные реки, они пронизывали земли во всех направлениях, климат был мягкий, почвы плодородные. Рис, просо, ячмень, пшеница, бобы, а также фрукты из этих мест были известны во многих соседних странах. Климат был до того хорош, что, когда народу требовалась ясная погода, на небе светило солнце, а когда нужна была вода, шел дождь. Все, кто вырос в этой стране, знали: Небеса не оставят их, да и сами они не станут сидеть сложа руки; каждый житель относился к себе с уважением и любовью, все были законопослушны, трудолюбивы, бережливы, честны и великодушны. Какой бы добродетелью ни отличались жители иных государств, она непременно и в полной мере присутствовала у народа этой страны. Страна эта, известная из древней истории Севера, называлась Болодичан[75].
В стране Болодичан были горные хребты высотой в сто ли и шириной в пять сотен ли. Их вершины были одна другой краше, их склоны покрывали прекрасные деревья, во множестве росли лекарственные травы и совершенно не было следов человека. В стране давно был принят закон: людям запрещалось селиться там, свободно плодиться и размножаться на этих землях дозволялось только животным. Здесь жил лишь один ученый — в уединении, в горной пещере. Он читал книги, занимался самосовершенствованием и медитировал, сидя с закрытыми глазами, отрешаясь от всех желаний. Отшельником он стал много лет назад.
Однажды осенью он проснулся на рассвете, желая справить в чашу малую нужду, и вдруг увидел двух белых оленей. Они носились друг за другом перед пещерой на полянке, поросшей ароматными травами, играли, прыгали и резвились. Одна была самка, изящная и тонкая, нежная и кроткая, с мягким взглядом ласковых глаз — такая, какой в обычной жизни не увидишь. Погруженный в свои мысли, отшельник бессознательно помочился в чашу и, как обычно, оставил ее для оленей. Олениха очень обрадовалась, опустила голову в чашу, опустошила ее, вылизав все до последней капли, и удалилась обратно в горы.
Вскоре олениха забеременела, а когда почувствовала, что скоро родит, побежала на полянку у пещеры отшельника, прогретую солнцем, защищенную от ветра, и там разрешилась от бремени. Детеныш родился в полнолуние. Брови, глаза, нос, рот оказались у него точь-в-точь как у человека, лишь на голове росли крохотные рожки, а ножки были маленькие и нежные. Олениха посмотрела на новорожденного и поняла, что это маленький человечек! Что ж, если младенец не сможет прыгать по горам и перескакивать через ручьи, лучше оставить его отшельнику. Олениха перенесла младенца ближе к пещере и убежала.
Отшельник был занят чтением и очень удивился, услышав снаружи детский плач. Он вышел из пещеры и увидел дитя, рожденное от человека и оленя: хрупкое, нежное тельце, глаза плотно закрыты, голова и ноги похожи на оленьи. Ученый взял младенца на руки, дитя открыло глаза и посмотрело вокруг. Отшельник изумился: «Он появился здесь неслучайно!» Во взгляде ребенка угадывалось что-то знакомое; отшельник понял, что тот рожден белой оленихой, а отцом мог быть только он и никто другой. Он отнес малыша к себе в пещеру и стал заботливо за ним ухаживать.
Отшельник жил в горах уже много лет и был сосредоточен на чтении книг. Питался он как придется, не нанося вреда здоровью, но и не ведая, чем питаются люди в цивилизованном мире. Когда малыш испытывал жажду, отшельник поил его собранной с трав росой, когда был голоден, разжевывал для него кедровые орешки. Ребенок легко обучался, а поскольку в нем текла оленья кровь, он рос здоровым, умным, подвижным и красивым. Отшельник, достигший преклонного возраста, был терпелив. Он учил малыша всем наукам, раскрывал ему тайны небесных тел, подводил к сути вещей и пониманию их связи с человеком. Он вместе с ребенком читал канонические книги и объяснял необыкновенному малышу трудные для понимания мысли и слова мудрецов древности. Только об одном отшельник не упоминал — о женщинах. Он ведь и сам ничего не знал о них.
Настал момент, когда ученый подошел к концу своего долгого отшельнического пути: он спустился с гор и бесследно исчез. К этому времени юноше, рожденному оленихой и воспитанному отшельником, исполнился двадцать один год. Благодаря правильному обучению и воспитанию молодой человек, несмотря на юный возраст, обладал разнообразными знаниями, был чрезвычайно одарен во многих областях, и к тому же был красив и здоров. Ни в чем ему не было равных, так что буддийские божества-защитники не могли не благоволить ему. После ухода ученого юноша, достойный стать небожителем, по-прежнему жил в пещере, занимался самосовершенствованием, питал свою истинную природу, довольствовался малым и, придерживаясь принципа недеяния, не принимал участия в человеческих делах.
Однажды он прогуливался в горах и был застигнут внезапным ливнем. Этот дождь вызвали жители страны Болодичан. По горам потекли ручьи, тропинки стали скользкими, и ожидающий причисления к небожителям споткнулся, упал, сломал оберег и вдобавок растянул правую ногу.
Юноша не смог одержать негодования — зачем природа угождает людям? Стоит только людям попросить, природа, не раздумывая, посылает им дождь, забыв о чувстве собственного достоинства. Этот ливень создал юноше трудности, поэтому он тут же снял с головы шляпу, наполнил ее доверху чистой водой и стал бормотать непонятные слова, налагая на Болодичан заклятие, чтобы впредь над этой страной не проливались дожди. Это восточное заклятие обладало необыкновенной силой: оно действовало, не ослабевая, не менее двенадцати лет. Юноша обладал сильными способностями к колдовству, небесные божества его почитали и даже побаивались. Никто из них не посмел ослушаться повеления юноши, поэтому в стране Болодичан не упало ни капли дождя.
Дождей не было так долго, что реки и колодцы пересохли, злаки перестали приносить урожай, фруктовые деревья хирели и увядали. Так продолжалось три года. Страной овладел панический страх. Государство беднело, доходы казны не покрывали расходов. Всем в этой стране — мужчинам, женщинам, старым и малым — жить стало невмоготу.
Государь Болодичана был человек мудрый, прозорливый и заботился о своем народе. Он испробовал все возможные способы, чтобы призвать дождь, но безрезультатно. Государь понимал: если дожди не прольются, его народ ждет неминуемая гибель. Из-за длительного недоедания люди потеряли покой, разум их затуманился, они станут легкой добычей для подстрекателей. Вот-вот по городу поползут слухи, что, мол, стихийные бедствия вызваны бездеятельностью правительства, что политическая система не жизнеспособна, что если мы хотим дождя, то нужна революция. Разумеется, революция не имеет никакого отношения к дождю, но люди голодают уже слишком долго, в такой ситуации она неизбежна. Революция привела бы страну к кровопролитию, поэтому государь хотел отречься от престола. У него хватило бы духу уступить свое место другому, но он чувствовал, что ничего добродетельного в таком поступке не будет. Видя, как жители страны умирают от голода, и не имея возможности их спасти, государь страдал и печалился, не мог ни спать, ни есть.
У государя была дочь. Следуя принятым в государстве законам, она вместе с женщинами из простого народа каждый день отправлялась к общему колодцу, чтобы с помощью лебедки и длинной веревки черпать воду из глубокого источника, а затем орошать ею поля; так она служила своей стране. Дни принцесса проводила вне дворца, общалась с простолюдинами, слушала народные песни, в которых были сетования на голод, но не было гнева. Возвращаясь во дворец, она видела, что отец необычно угрюм, и пела ему эти песни, стараясь развеять его тоску. От песен тот становился еще мрачнее. Принцесса как-то спросила его: «Государь, отец, как спасти нашу страну?» и добавила, что, если для этого потребуется пожертвовать жизнью, то она готова.
Государь ответил: «Я уже перепробовал все способы. Будущее страны в большой опасности. Хотя жители понимают неотвратимость стихийных бедствий, в их песнях уже слышится недовольство. Если не принять срочных мер, то революции не избежать. А когда это случится, будет не важно, кто победит, а кто проиграет. Вся система рухнет. У правительства будут связаны руки, станет трудно оказывать людям помощь. Поэтому, взвесив все за и против, я решил отречься от власти в пользу более достойного преемника. Однако по зрелом размышлении понял, что ничего добродетельного в таком поступке нет. Потому на сердце у меня тяжело».
Принцесса, поразмыслив о том, что знала из народных песен и что видела за стенами дворца, предложила: «Отец, в одиночку справиться нелегко; нужно собрать чиновников и министров, представителей разных кланов, ученых разных школ, образованных людей и вместе обсудить проблему. Прежде всего следует найти причины стихийных бедствий, а затем уже искать средства для их устранения и оказания помощи. Если происходящее вызвано жестким правлением и с вашим уходом придут дожди, все вокруг заколосится, расцветет и заплодоносит, то вам, отец, нужно немедленно оставить престол. А если причины в другом, то вопрос решается иначе, и тогда после обсуждения вам следует взять на себя ответственность за исполнение необходимого».
Государь подумал, что принцесса рассуждает здраво, и тут же, в соответствии с законом, созвал Национальное собрание представителей граждан, дабы обсудить способы борьбы с небывалыми стихийными бедствиями в стране Болодичан.
Государь изложил суть происходящего и призвал участников высказать свои мнения и открыто обсудить, что делать.
Среди участников нашелся один, которому были известны причины затяжной засухи. Он обратился к присутствующим с такими словами: «Ваше Величество, господа министры! Вы несете ответственность за спасение государства и понимаете, что за дело необходимо браться основательно, поэтому сегодня и проводится это высокое собрание. Наше государство Болодичан было богатым и процветающим, оно обладало большими запасами продовольствия и воды, люди здесь жили без печалей и бед. А сейчас уже три года не было дождя, страна в трудном-положении, народ обнищал; страшно представить себе, что может случиться, если так будет продолжаться и дальше. Граждане считают, что стихийное бедствие не является результатом правления нынешнего государя и его министров. Как определено в конституции нашей страны, на знаменитой горе, где обитают и плодятся птицы и звери, имеет право жить молодой человек, которого прочат в небожители. Отец его — ученый-отшельник, мать — самка белого оленя. Магические силы юноши безграничны, он необычайно мудр. Всю жизнь он занимался изучением наук, не вмешивался в дела людей и не шел против естественного порядка вещей. Но однажды, отправившись в горы, он попал под проливной дождь; горная тропа стала скользкой, юноша споткнулся, упал и растянул мышцы на правой ноге. Травма разозлила его, а поскольку причиной стал дождь, вызванный жителями нашей страны, юноша своими проклятиями, обращенными к Небу, на двенадцать лет наложил запрет на дождь, даже самый маленький. Именно поэтому в Болодичане дождя не было уже три года. Если мы хотим вернуть дожди, нам нужно разобраться в первопричинах такой ситуации».
Услышав, что дождей в его стране больше не будет, государь сказал: «Управлять государством должен добродетельный человек, изучивший канонические книги. В нашей стране есть мудрец, у которого достаточно сил для управления небом и землей, он может держать под контролем силы инь и ян. Будущий небожитель должен стать государем, это непременно принесет пользу нашему народу. Мне же следует отречься от престола».
Граждане молчали.
На собрании присутствовал первый министр государства, исполнявший свои обязанности много лет. Он понимал, что управлять государством непросто. Для наведения порядка в стране, для слаженной работы системы необходимо опираться на крепкий политический строй, на централизованную власть. Чтобы управлять страной, недостаточно глубоких знаний, опыта и способностей. Нужно добавить к ним ответственность, только так можно добиться порядка. Услышав слова государя об отречении, первый министр не мог с ними согласиться.
Он сказал: «Желание Вашего Величества отречься от престола продиктовано чистыми помыслами, все присутствующие это понимают. Стремления государя достойны уважения, ведь Ваше Величество служит государству и народу верой и правдой. Вот только не все благие намерения отвечают интересам государства. В управлении любой страной имеются недостатки; народ, а также оппозиция, разумеется, обращают на них внимание. Но с обвинениями и критикой обычно выступают две или три отошедшие от дел знатные персоны, и, хотя эти люди стремятся помочь стране, они не смогли бы служить чиновниками. А еще они наверняка не думают о том, что необдуманное отречение от власти может повергнуть страну в хаос. В еще большей степени это относится к будущему небожителю, он обладает высокой нравственностью и довольствуется малым, но безучастен к мирским делам, спокоен и сосредоточен на себе, словно дерево или камень. Даже если идеалы его возвышенны, как он может управлять государством? К тому же проблема заключается исключительно в его неосторожном падении. Исходя из этого, предлагаю направить государственного представителя к будущему небожителю, чтобы справиться о его здоровье, — это будет весьма уместно. Если мы хотим выразить мудрецу почтение, порадовать его, если мы желаем сотрудничать с ним, а также помешать другим воспользоваться ситуацией и причинить вред национальному единству, следует брать пример с других стран. Имеет смысл сделать будущего небожителя почетным государственным деятелем, при любых обстоятельствах проявлять к нему уважение, а в случае возникновения неразрешимых вопросов немедленно отправляться к нему за советом. Так можно завоевать симпатии мудреца и избежать его недовольства. А в будущем с его помощью еще и находить пути решения государственных проблем».
Вторым выступил военный министр. По натуре он был человеком простым и прямолинейным, в своих руках он держал управление всей военной мощью государства Болодичан, всю жизнь он поддерживал государя и доверял первому министру. Военный министр сказал: «Слова Вашего Величества до глубины души тронули меня, а слова первого министра вызвали восхищение. Граждане не поймут добрых намерений государя, желающего отречься от престола. Они надеются на помощь государя. Народ убежден, что в это нелегкое время только государь и может помочь. Засуха в нашей стране вызвана падением бессмертного, и тут я согласен с мнением первого министра. Если стране удастся наладить сотрудничество с этим подлецом, нужно проследить за выполнением всех условий. А если никакие меры по возвращению доящей не помогут, мой долг — принести клятву Небесам, возглавить солдат всей страны и отправиться в бой. Мы будем бесстрашны и одолеем этого бессмертного с его магическими способностями».
Военный министр говорил смело и уверенно. Его речь тронула всех, представители граждан не удержались от одобрительных аплодисментов.
Один из представителей граждан, обладая большим жизненным опытом и передовыми знаниями, полагал, что идти в бой с бессмертным неприемлемо, и решил высказаться: «Есть много других способов помочь страдающим от бедствия. Я считаю, что не стоит идти войной на бессмертного. Иметь в стране будущего небожителя — такая же честь для государства Болодичан, как иметь одаренного поэта. Граждане надеются, что Ваше Величество придумает, как наладить сотрудничество с небожителем. Что касается применения вооруженных сил, пример других стран показывает следующее. Проще простого арестовать добродетельного ученого и отрубить ему голову, но это крайне невежественный метод ведения дел. Наша страна Болодичан невелика, и не стоит оставлять в ее истории порочащее государство пятно. Граждане не одобрят столь категоричный подход правительства».
Другой гражданин пожелал дополнить его слова: «Не стоит перенимать недостатки других государств, но обязательно нужно обращать внимание на их достоинства. Граждане полагают, что нашей стране следует по примеру других государств учредить институт или академию для высоконравственного и даровитого бессмертного. Пусть он изучает канонические книги и этикет, но не вникает в государственные дела. Относитесь к нему с уважением и обеспечьте достаточным жалованьем, чтобы он больше не голодал и не мерз. Таким образом у будущего небожителя не испортится характер из-за чрезмерного уединения, и это позволит решить все проблемы».
Третий гражданин сказал: «Будущий небожитель ни в чем не должен нуждаться, следует даровать ему высокий титул. Тогда мы сможем надеяться на сотрудничество с ним».
Желавших выступить было много. Правительство намеревалось дать возможность народным представителям высказать свои мнения, затем принять единое решение и исполнить его. Однако прежде простому народу не приходилось беспокоиться о политике, так как правительство действовало ответственно и разумно; гражданам оставалось лишь выполнять разработанные законы. Поэтому в стране была полностью утрачена присущая всем демократическим государствам способность контролировать власть. Когда каждому предложили высказать свое мнение, обсуждение превратилось в пустую говорильню.
И все же первый министр предложил способ решения проблемы. Дело сдвинулось с мертвой точки.
Итогом совещания стало согласованное решение правительства и граждан первым делом сделать все возможное, чтобы изменить настроение будущего небожителя и договориться с ним, какие бы условия тот ни поставил. Стране очень нужен был трехдневный дождь, поэтому государь и первый министр от имени народа должны были согласиться с любыми, даже самыми жесткими требованиями бессмертного.
Однако этот странный отшельник вовсе не был похож на типичного интеллигента (считается, что, если власти долго игнорируют их, таковые начинают выражать недовольство, критиковать правительство — и часто им есть что сказать; правительственным органам в таких ситуациях нужно лишь выказать немного понимания, приглашать на приемы, и дело улаживается само собой). Он нелюдим, ему не нужны почет и слава, на него не подействует политика «кнута и пряника» — одним словом, к нему трудно подступиться. Жил бессмертный в глухих горах, это вам не территория какой-нибудь концессии. Поэтому сначала перед правительством Болодичана встал вопрос, как наладить отношения с будущим небожителем.
Среди представителей граждан не нашлось никого, кто смог бы провести переговоры с бессмертным. В конце концов, было решено назначить вознаграждение и найти человека для выполнения этой задачи. Человеку, кем бы он ни был, полагалась щедрая награда — при условии, что такой человек, откликнувшись на призыв, встретится с бессмертным и убедит его снять заклятие или спуститься с гор для участия в высоком совещании в столице.
Государь немедленно объявил о решении, обнародовав условия выдачи вознаграждения. В столице, в больших и малых городах, во всех уголках страны были расклеены объявления — не осталось никого, кто бы не знал о награде.
«Засуха в нашей стране, причины которой нельзя оставить без тщательного расследования, явилась следствием гнева бессмертного с оленьими рогами на голове. В связи с этим извещаем всех жителей страны о том, что требуется человек, который способен любыми доступными ему средствами убедить будущего небожителя снять заклятие и вернуть дожди в государство Болодичан. Если таковой пожелает стать чиновником, государем ему будет даровано право выбрать себе территорию, которой он будет управлять; если он пожелает жениться, государь отдаст ему в жены самую красивую и умную принцессу».
Граждан привлекало щедрое вознаграждение, они предвкушали блестящие перспективы. Но затем они узнавали, что бессмертный живет в глухих горах, и страх за свою драгоценную жизнь не позволял им рискнуть и вызваться добровольцами.
В то время в Болодичане жила женщина по имени Шаньто. Она была стройная и белокожая, с необыкновенно яркой внешностью; кожа нежная, как масло, голос, как пение иволги. И красива поразительно, и богата сказочно.
Один из слуг в ее доме упомянул об объявлении, а склонные к пересудам домашние рассказали ей разные небылицы о высокомерии бессмертного. Шаньто узнала, что в качестве одной из государевых наград назначена принцесса, и ее возмутило несправедливое и пренебрежительное отношение к женщинам. Поэтому она пришла к воротам дворца и вызвалась вести переговоры.
Придворные увидели, что первой на призыв явилась женщина, и отнеслись к ней весьма сдержанно. Они полагали, что женщины умеют лишь составлять букеты и пудриться, подметать пол и застилать постель. Стоило ли принимать женщину в расчет?
Шаньто объяснила цель своего прихода: «Меня зовут Шаньто, уважаемые господа. Полагаю, мы не знакомы. Я прибыла по призыву государя. Позвольте спросить, бессмертный с рогами на голове это человек или дьявол?»
О Шаньто были наслышаны все жители страны. Она была первой в ряду богатейших людей государства, а по красоте могла сравниться с богиней. Обратив внимание на ее яркую внешность и услышав ее изысканную речь, старший придворный не осмелился отнестись к ней небрежно и ответил: «Никто не видел этого бессмертного с рогами, есть лишь легенда из старой книги: отец его был ученый-отшельник, а мать — белая олениха. С одной стороны, он человек, с другой — зверь. Вот и все, что известно».
Услышав это, Шаньто поняла, что ученый-отшельник прятался от людей, ибо боялся любовных пут женщин. Страшась, что не сможет освободиться из них, он заранее укрылся в горах. Воспитан он был отшельником, рос вместе с животными — дело выглядело несложным. Поэтому Шаньто заявила: «Если этот бессмертный — дьявол, то за результат я не отвечаю. Но если он человек, у меня есть способ его укротить. Так как он не просто человек, близкий нам по духу и плоти, но в то же время еще и зверь, все просто. Прошу вас, господа, доложите его величеству. Если он согласится со мной встретиться, я расскажу ему обо всех возможных способах решения вопроса и приступлю к делу».
Чиновники отвели Шаньто во дворец и, по цепочке объясняя очередному вышестоящему цель ее прихода, добились для нее аудиенции у государя.
То, что Шаньто поведала государю, осталось тайной. Государь знал об огромных богатствах семьи Шаньто, поэтому поверил, что действует она не с целью наживы. Повелев Шаньто следовать предложенному плану, государь даровал ей золотое блюдо, уставленное редкими золотыми изделиями, блюдо из нефрита с драгоценными украшениями и два драконьих рога, наполненных жемчугом и другими сокровищами.
Шаньто обрадовалась доверию государя. Прощаясь с ним — а он был уже в преклонных летах, она успокоила: «Вашему Величеству не стоит тревожиться. Для укрощения бессмертного есть я! Скоро на земли нашей страны вновь прольются ливни! Когда пойдут дожди, я придумаю, как вернуться домой верхом на бессмертном, будто он олень! Он нанесет визит Вашему Величеству, поклонится в ноги и признает себя вассалом, этого добиться несложно!»
Государь не был в этом уверен.
Вернувшись домой с дарованными государем драгоценностями, Шаньто раздала их слугам, направив гонцов в разные уголки страны. Слуги должны были собрать пятьсот роскошных экипажей, пятьсот красавиц и пятьсот грузовых повозок с разной утварью. Экипажи и повозки стройной колонной отправились в горы. Четыре тысячи буйволовых ног топтали землю, поднимая пыль. Две тысячи буйволовых рогов растянулись на несколько ли. Красавицы в экипажах были милы и нежны, очаровательны и приятны, обучены этикету и искусны в поддержании беседы; статью они были разные, а красотой равные. Груз в повозках не поддавался описанию. Там было прекрасное крепкое вино, по цвету и вкусу неотличимое от чистой воды, но быстро пьянящее во время застолья. Были снадобья радости из смесей разных лекарственных трав. Снадобьям придавали форму и цвет фруктов и смешивали их с настоящими фруктами. Съев лишь один такой фрукт из чудодейственных трав, человек впадал в безудержное веселье. Погрузили в повозки разнообразную посуду и ткани. Взяли многоствольные флейты-пайсяо в форме крыльев феникса и продольные флейты-шусяо из зеленого нефрита. Звучание этих инструментов напоминало пение феникса. Были флейты-ди из аметиста, бронзы и керамики, каждая уникальна по тембру. Если голос флейты совпадал с характером играющей на ней девушки, то через семь отверстий инструмента изливалось все, что было у этой девушки на сердце. Не забыли взять с собой каменные перезвоны на стойках, именуемые шицин: пятицветные из нефрита, другие из метеоритного камня, третьи — с нанесенным на каменные пластины орнаментом. В повозках нашлось место для драгоценных мечей и самострелов, раковин размером с колесо, золотистых бабочек с размахом крыльев в целый чи. Здесь же была всякая мебель и все предметы обихода, какие только можно себе представить — все, что способно создать атмосферу покоя и комфорта. Их сделали искусные мастера по образу и подобию мебели и убранства дворца повелительницы Запада — богини Сиванму.
И вот весь этот караван прибыл в горы. Шаньто приказала разгрузить повозки и первым делом распорядилась, чтобы плотники построили неподалеку от жилища бессмертного дом, крытый соломой: внешне простой, без излишеств, и в то же время красивый.
Когда дом был готов, Шаньто велела садовникам позаботиться о гармоничном расположении деревьев и цветов вокруг нового жилища. Обустроив сад, Шаньто приказала работникам отвести воду из горного ручья и сделать так, чтобы она, огибая домик, текла без остановки. В воду запустили лебедей, уток-мандаринок и других птиц. Когда все было сделано, Шаньто распорядилась, чтобы повозки как можно скорее отвели в укрытие на расстояние десяти ли и больше не показывали.
Работы завершили за одну ночь, к рассвету все было готово.
Шаньто условилась с девушками, что одни наденут платья из травы, обнажающие белую кожу ног и рук, и притворятся духами гор, другие облачатся в длинные белые одежды, легкие и прозрачные, позволяющие рассмотреть очертания их тел. Красавицы должны были гулять в лесу, рвать цветы и ловить бабочек; взявшись за руки, петь под луной; без стеснения сбрасывать одежду и купаться в горных ручьях; забираться на деревья и, срывая фрукты, бросать их для забавы другим девушкам. Всего и не перечислишь. Достаточно сказать, что таким образом Шаньто хотела целиком и полностью завладеть вниманием бессмертного. Все должно было выглядеть так, будто это не имеет никакого отношения к будущему небожителю, и он своим появлением лишь мешает девушкам. Заинтересовать бессмертного можно было, только если не обращать на него никакого внимания. Это могло пробудить в нем любовную страсть. Сменив безразличие, она рано или поздно должна была выйти из-под его контроля.
Будущий небожитель каждый день бродил по горам, заглядывая в разные уголки леса и возвращаясь только к вечеру. И на глаза ему повсюду стали попадаться девушки. Новые соседки совсем не обращали на него внимания. В горах водилось всякое зверье, каких только не было там чудесных созданий, и будущий бессмертный решил, что девушки — один из видов обитающих в горах живых существ. Они пели красивые песни, красиво занимались своими делами и, хотя обладали магическим очарованием, не причиняли вреда. Но вскоре бессмертный с изумлением обнаружил: куда бы он ни пошел, куда бы он ни бросил взгляд, повсюду его окружает красота. Для будущего небожителя каждый день стал казаться праздником. Не прошло и месяца, как при виде девушки он уже замирал с глуповатым выражением лица — точно так же, как любой мужчина, встретивший хорошенькую женщину.
Шаньто полагала, что еще не пришло время для активных действий, она никуда не спешила. Каждый раз, гуляя в горах, девушки знали, что в укромных уголках леса, среди листвы прячется бессмертный. Красавицы вели себя так, словно за ними никто не наблюдал. Они пели, резвились, танцевали, аккомпанировали себе на разных музыкальных инструментах. Музыка лилась всегда и повсюду. И утром, и вечером горные долины были наполнены звуками музыки и голосами поющих девушек. Песни их казались неземными — так могла петь только птица феникс. У бессмертного от этих звуков замирало сердце.
Шаньто, зная, что будущий небожитель наполовину олень, ночами с помощью трубочки, скрученной из коры тунгового дерева, имитировала голос самки оленя, чтобы вызвать в его сердце нежные чувства.
Когда вновь наступило полнолуние, Шаньто поняла, что время пришло. Она занялась приготовлениями. Красавицы обладали разными достоинствами, поэтому им определили разные места. Высокие и стройные отправились к ручью; полненькие притворились, что собирают хворост; играющие на флейтах сели в бамбуковой роще; играющие на губных органчиках поодиночке устроились на высоких каменных выступах; играющие на нежных арфах привязали их к своим поясам и прогуливались по окрестностям. Ловкие в движениях девушки качались на подвесных качелях, девушки с красивыми зубами часто смеялись. Все расположились на своих местах согласно плану Шаньто, каждая красавица имела возможность проявить себя с лучшей стороны и быть полезной. Девушки играли свои роли, готовые в любую минуту оказаться в поле зрения бессмертного.
После завершения приготовлений оставалось лишь дождаться, когда бессмертный попадется в ловушку.
В один прекрасный день будущий небожитель, проходя мимо дома Шаньто, невольно остановил взгляд на дверях и проникся доселе неизвестным ему чувством приязни. Когда он оглянулся, перед ним была Шаньто в окружении двенадцати молодых красавиц. Притворяясь, что видит его впервые, она изобразила удивление и легкое негодование. Шаньто спросила бессмертного: «Зачем ты, незнакомец, пришел к нашему жилищу и смотришь лукавым взглядом? Следишь за нами?»
Будущий небожитель поспешил улыбнуться и сказал: «В этих горах я единственный живой человек. Меня поразило, что я не знаю, откуда вы пришли и куда идете. Я хозяин этих гор. Хотел бы осведомиться у вашей предводительницы, почему перед тем, как прийти в горы, не спросили разрешения у того, кто за всем здесь смотрит?»
Шаньто выслушала бессмертного, изобразила понимание и поспешила принести ему извинения, выбирая самые приятные и чарующие слова. Остальные девушки проявили гостеприимство и остановили порывавшегося уйти бессмертного. Мягкими голосами они убеждали его остаться, ласковыми взглядами смотрели на него, нежными руками обвивали его. Всеми правдами и неправдами девушки заманили будущего небожителя в дом, где преподнесли ему цветы с дивным ароматом. Они отнеслись к нему с вниманием, заботой и таким почтением, словно он был Буддой Шакьямуни.
Девушки были приветливы, почтительны и наперебой расспрашивали бессмертного о всяких пустяках, не давая тому возможности спросить, откуда они появились в горах. Они привели его в красивую комнату и усадили на мягкую постель. В комнате было тепло, она была наполнена ароматом свежести, будто бы цветочным, а может быть, не цветочным — неясно было, откуда именно он исходил. Девушка в одежде служанки принесла на маленьком подносе из агата нефритовую чашу, наполненную прозрачным вином, и подала ее бессмертному вместо холодной воды для утоления жажды.
На вкус и цвет прозрачное вино было не отличить от воды, но по силе воздействия ему не было равных. Выпив вина, бессмертный произнес: «А вода неплоха на вкус!»
Другая девушка принесла на подносе снадобья радости, замаскированные под фрукты. Съев необычайно приятное на вкус угощение, тот развеселился и воскликнул: «Фрукты прекрасны на вкус, в жизни таких не ел!»
Пока бессмертный пил вино и вкушал снадобья под видом фруктов, девушки окружили его со всех сторон. Они улыбались ему, нарочно обнажая жемчужно-белые зубы. Обычно бессмертный был умерен в еде и занимался получением разнообразных знаний, погружаясь в медитацию. Сейчас же, после возлияний и обильной пищи, он растерял всю свою мудрость. Кровь прилила к голове, он стал улыбаться девушкам, а затем во всеуслышание сказал: «За всю свою жизнь не видал я таких вкусных фруктов и такой прекрасной воды!» и немного смутился.
Шаньто нашлась что ответить: «Не стоит удивляться, я от всего сердца творю добро и никогда не жалуюсь, поэтому Небеса помогают мне получать чистую воду и хорошие фрукты. Если тебе что-то нравится, всегда делись этим с другими и не смей скупиться».
Бессмертный прочел множество священных книг, в них не было ничего недоступного его пониманию. Но кроме содержания этих трактатов он ничего не знал. Поэтому он поверил лукавым словам женщины, ничуть в них не усомнившись. Будущий небожитель смотрел на девушек: у всех были изящные манеры, тонкие талии, белые зубы, красивые фигуры, мягкая молочная кожа, их тела источали аромат фруктов. Бессмертный спросил девушек, почему все они такие красивые, что один их вид заставляет забыть все печали и заботы.
Он сказал: «Я прочел семь сотен канонических книг и могу пересказать их наизусть. Но ни одна из них не объясняет вашей красоты».
Девушки ответили ему: «Для женщин это обычное дело, поэтому незачем упоминать об этом в канонических книгах. Да и объяснение простое: мы каждый день утоляем голод разными фруктами и пьем воду из местных источников. Сами не замечаем, как становимся красавицами!»
Бессмертный принял их слова за чистую монету. В душе он восхищался достоинствами девушек и одновременно испытывал влечение к ним. Будущий небожитель словно оцепенел, все его чувства притупились. Хотя он не говорил ни слова, Шаньто все поняла.
Немного погодя, она обратилась к бессмертному: «В твоей пещере так темно и сыро, разве пригодна она для жилья? Если не возражаешь, я предложу тебе остаться здесь на денек».
Бессмертный задумался. Они встретились впервые, но у него было ощущение, точно они давно уже дружат. Пожалуй, церемонии ни к чему, почему бы не переночевать у старого друга. Без долгих раздумий бессмертный сказал: «Можно и остаться».
Девушки очень обрадовались.
Они все собрались за одним столом. Девушки пили простую воду и ели фрукты, настойчиво предлагая обомлевшему от их красоты бессмертному вино и снадобья. Бокалы и тарелки стояли вперемешку, но на них были выгравированы тайные метки, что позволяло девушкам не ошибиться в выборе угощений для себя. Девушки с такой заботой подносили бессмертному вино, что он не мог отказаться, пил и ел до глубокой ночи. Во время этого пира девушки заиграли на музыкальных инструментах. Гармонично переливались звуки, мелодии поражали воображение. Девушки не сводили глаз с бессмертного, пока их пальцы перебирали струны. Для будущего небожителя все это было в новинку, выглядел он совершенным глупцом. Шаньто, вплотную приблизившись к бессмертному, прошептала ему на ухо: «В такую жару немудрено и вспотеть, не желает ли небожитель искупаться вместе?»
Тот потерял дар речи, но улыбнулся и кивнул головой. Хотя в канонических книгах о подобном не написано, но и возражений против этого там нет.
В доме Шаньто заранее был установлен необычный бассейн для купания, в котором легко помещались двадцать человек. Он был украшен филигранным узором, составленным из слоновой кости, слюды, нефрита, самоцветов и жемчугов. Когда бассейн не использовали, его складывали, как среднего размера палатку. Весил он немного, можно было увезти на небольшой повозке. А когда этот удивительный бассейн разворачивали полностью, он напоминал маленький овальный пруд с чистой водой. Даже если там купалось сорок человек, им не было слишком тесно. Бассейн уже наполнили до краев, и Шаньто вместе с бессмертным окунулись в него. Они развлекались, то погружаясь в воду, то всплывая. В огромном бассейне купалось всего два человека. Похоже, что бессмертному недоставало оживления и веселья. Тогда Шаньто пригласила десять девушек с изящными фигурами присоединиться к ним. Помимо людей, в бассейне оказались лебеди, они расправляли крылья, вытягивали шеи, временами взлетали. Там плавали золотые рыбки с большими головами и длинными пышными хвостами. В воде были также креветки и разноцветные камушки. Местами было мелко, местами глубоко. Вода была приятно теплой.
Бессмертный и девушки стали прыгать в воде, держа друг друга за руки. Руки девушек были очень нежны, поэтому от взаимных прикосновений сердце бессмертного пускалось вскачь, в довершении ко всему девушки ради забавы начали обливать друг друга водой и совершать омовения, помогая одна другой. При этом каждая девушка, которой велели присоединиться к купанию, будучи самого высокого мнения о красоте своего тела, старалась предстать в самом привлекательном виде, а потому очень скоро у бессмертного возникло страстное желание переродиться. Он стоял перед девушками в бассейне с совершенно глупым выражением лица… Именно в этот момент он утратил сверхъестественные силы. Добрые и злые духи отвернулись от него. В государстве Болодичан тут же начался ливень, шедший без остановки три дня и три ночи. Так все жители страны узнали, что бессмертный потерпел поражение. В их государстве вновь воцарилось счастье, народ праздновал, ожидая возвращения на родину красавицы Шаньто и готовясь встречать ее. Государь помнил слова Шаньто, но пока не знал, чем все закончится. Он испытывал радость и благодарность, но на сердце все равно было неспокойно.
Остановившись в доме Шаньто, бессмертный от страсти потерял свои магические силы. Сознание его путалось, он не отдавал себе отчета в происходящем. Шаньто тайно приказала приготовить напитки и еду для бессмертного на семь дней и семь ночей, всю неделю развлекать его и поить вином, чтобы он чувствовал себя счастливым и пьяным и позабыл о возвращении домой. По истечении семи дней вино и угощения закончились. Бессмертному стали подавать воду из местного источника и растущие в горах ягоды. Они не были такими вкусными и питательными, как прежние угощения. За это время бессмертный привык, точнее сказать, пристрастился к вину и снадобьям в виде фруктов. Он стал требовать у девушек вернуть их обратно.
Кто-то из девушек сказал: «Запасы иссякли, ничего не осталось. Но вы можете покинуть эту бедную гору с бесплодной землей вместе с нами. В садах нашей родины есть все, что вашей душе угодно. Всего так много, что нужно беспокоиться не о нехватке, а о том, куда деть излишки!»
Бессмертный уже успел полюбить особые фрукты, поэтому тотчас согласился покинуть гору.
Все стали собираться, грузить на повозки вещи и готовиться к триумфальному возвращению на родину. Вскоре караван двинулся в путь, намереваясь вернуться в столицу Болодичана по центральной дороге.
Когда до города оставалось совсем немного, красавица Шаньто вдруг упала в экипаже, точно пораженная в одночасье тяжелой болезнью. Лицо ее побледнело, она закричала от боли, призывая на помощь Небеса, не в силах остановиться. Бессмертный спросил, что случилось. Красавица Шаньто, изображая страдания, тихим прерывающимся голосом сказала: «Я больна, меня будто режут ножами изнутри. Лечение не поможет, боюсь, недолго мне осталось до ухода в мир иной!»
Бессмертный спросил о причинах болезни. Он хотел использовать магические силы, чтобы помочь Шаньто, но та захлебывалась слезами, притворяясь, что теряет сознание. Одна из девушек, что была рядом, назвалась землячкой Шаньто и сказала, что ей хорошо известны причины внезапной болезни. Она рассказала, что Шаньто сможет исцелиться, только если оседлает оленя, который пойдет спокойным шагом. Если красавица будет и дальше трястись в запряженном волами экипаже, то, вероятно, испустит последний вздох еще до прибытия домой.
Девушка заявила: «Если она здесь и сейчас не сядет верхом на оленя, который пойдет твердой поступью, то ее не спасти. Только где же нам взять оленя? Без него никак не продлить жизнь красавице Шаньто».
Шаньто заранее рассказала девушкам о своем спектакле. После этих слов со столь ужасным известием они дружно закрыли лица широкими рукавами и безутешно зарыдали.
Бессмертный был рожден оленихой и потому хорошо умел имитировать походку оленей. Он сказал: «Раз уж нет другого способа помочь, кроме езды верхом на олене, то я попрошу Шаньто сесть на меня. Я попробую изобразить оленя, может, так ей будет удобнее!»
Девушка сказала: «Нужен именно олень, боюсь, человек не справится с этой задачей».
Бессмертный из-за своего необычного происхождения всячески избегал разговоров о семье. Теперь же он влюбился и, потеряв голову, при всех рассказал в своем прошлом. Бессмертный признался, что в нем, внешне выглядевшем достойным человеком, также есть часть звериной натуры, которая может проявиться. Если возвращение любимой к жизни требует от него побыть ездовым животным, то он готов притвориться оленем и до конца дней носить Шаньто на спине. Он будет счастлив и никогда об этом не пожалеет.
Перед тем как группа покинула горы и двинулась в путь, красавица Шаньто отправила человека с письмом к государю, чтобы сообщить следующее: «Ваше Величество, хвала Небесам, я несу вам счастливую весть. Я уже веду бессмертного к Вам, завтра мы достигнем пределов нашей страны, и Вы сможете убедиться в моих способностях!» Получив письмо, государь тут же созвал министров, приказал построить во дворе эскорт, и отправился во главе стройной колонны, кто верхом на лошадях, кто в экипажах, навстречу Шаньто.
Как и сказала Шаньто государю перед отъездом, вернулась она верхом на бессмертном. К тому же влюбленный в красавицу бессмертный нес ее на спине с такой осторожностью, что ехать на нем было удобнее, чем на любом прирученном слоне или добром скакуне.
Государь был одновременно очень рад и чрезвычайно изумлен. Он спросил красавицу Шаньто, с помощью какой магии она добилась такого успеха.
Шаньто улыбнулась и промолчала. Она сошла со спины бессмертного, села в экипаж государя, который повернул обратно во дворец, и сообщила ему: «Бессмертного удалось сделать таким благодаря моим земным способностям. Здесь нет никакого чуда, только правильные действия и надлежащий подход. Сейчас, прибыв в страну, этот бессмертный с радостью готов служить даже рабом. Мы можем принять его, как другие государства принимают старейшин, и предоставить ему наилучшее место проживания. Стоит обеспечить бессмертного всем необходимым для жизни, чтобы он ни в чем не ощущал недостатка, содержать его и почитать, как дорогого гостя. Если ублажать этого попавшегося в сети глупца, потакая всем его чувственным желаниям, да еще и кланяться ему, как известному министру, в стране Болодичан воцарятся спокойствие и благополучие».
Выслушав Шаньто, государь одобрительно кивнули сделал все, как она сказала.
С момента встречи с женщинами все магические силы и вся мудрость рожденного оленихой юноши пропали без остатка. Спустя некоторое время жизни в городе он совсем исхудал, утратил способность воздерживаться от пагубных влечений и, наконец, умер. Перед смертью влюбленный в красавицу Шаньто юноша с болью в сердце думал, что она не сможет выжить без крепкого оленя для верховой езды. Поэтому на смертном одре он обратился к Небесам, страстно желая после смерти превратиться в оленя, чтобы добиться благосклонности красавицы. Даже если Шаньто не оседлала бы его в облике оленя, одна мысль о том, как он везет на спине красавицу, уже доставляла ему безграничное счастье.
Таковы были доводы торговца, к тридцати восьми годам не осмеливавшегося жениться. Когда он закончил свой рассказ, слушатели долго смеялись. Был среди них был один сюцай[76]. Он встал, намереваясь высказать свое мнение: «Желание небожителя превратиться в оленя не удивительно. Идея стать ездовым животным красавицы может быть привлекательнее, чем оставаться бессмертным. Учитывая красоту Шаньто, — хотя все вы только слышали рассказы о ней, но не видели ее красоты вживую, — нет никаких сомнений, в глубине души каждый из вас желал бы превратиться в олененка, чтобы в будущем стать ее ездовым животным».
Услышав слова сюцая, острослов тихонько сказал себе под нос: «Ставший сюцаем даже тигра не боится, нечего и говорить о том, чтобы стать ездовым животным для Шаньто!» Но он хорошо знал вспыльчивый нрав сюцая, а потому насмешку оставил при себе.
К тому времени, как торговец закончил рассказ, не только сюцай желал превратиться в ездовое животное. Перекупщик лошадей и мулов, ранее говоривший, что женщин нужно бить плетью, подумал, что поспешил со своими дерзкими словами: как бы не оскорбить ими Шаньто. Крайне сконфуженный, он тихонько прилег на копну сена в углу и заснул.
Рассказав историю, торговец направился к своему месту у огня, но по пути его перехватил хозяин заведения с вопросом, боится ли он женщин по-прежнему.
Торговец сказал: «Если есть в мире мужчина, который не устрашится такой женщины, то он и не человек вовсе».
Он сказал это так тихо, как только мог, чтобы сюцай не услышал его и не назвал презрительно обывателем.
1933 г.