Место на границе двух провинций больше десяти лет находилось под контролем военных, которые блюли порядок и не допускали безобразий. Ни водной, ни сухопутной торговле не было помех в виде войны или разбоя, все шло по строго заведенному порядку, и жители были благочестивы и законопослушны. Их омрачали только такие несчастья, как сдохшая корова, перевернувшаяся лодка или чья-то смерть, а беды, что терзали остальные части Китая, им как будто были неведомы.
Самое оживление в городке случалось в праздник лета[130], праздник Середины осени и в Новый год. Эти три празднества радовали местный народ, как и пятьдесят лет назад, это были самые интересные дни в году.
На праздник Дуаньу здешние женщины и дети одевались в новое и рисовали на лбу красной краской из вина и реальгара иероглиф «ван»[131]. В этот день во всех домах непременно подавали к столу рыбу и мясо. Где-то в одиннадцать утра чадунцы обедали, а после все, кто жил в пределах городской стены, запирали двери и шли на реку смотреть лодочные гонки[132]. Те, у кого на Хэцзе были знакомые, могли смотреть из домов, окна которых выходили на реку, а те, у кого не было, стояли на причалах и у ворот таможни. Драконьи лодки стартовали из глубокого пруда у реки и финишировали возле таможни. По случаю этого праздника офицеры, чиновники и прочие большие люди городка стояли вместе со всеми и любовались зрелищем. К гонкам готовились задолго, все группы и команды отбирали по нескольку крепких сноровистых парней и отправляли на реку упражняться. Форма гоночной лодки сильно отличалась от обычной, она была длиннее и уже, с высоко вздернутым носом и кормой, разрисованная красными линиями; большую часть времени такие лодки хранились на берегу в сухих пещерах, а когда приходило время, их спускали на воду. В каждой лодке умещалось от двенадцати до восемнадцати гребцов, один командующий, один барабанщик и один бьющий в гонг. Гребцы держали по короткому веслу, которым работали в такт барабанному бою и гнали лодку вперед. На носу сидел человек с обмотанной красной тканью головой, в руках он держал два маленьких флажка, которыми размахивал вправо и влево, управляя движением лодки. Барабанщик и тот, кто бил в гонг, сидели в середине лодки, и как только та приходила в движение, они тут же начинали отбивать простой ритм, задавая темп гребцам. Быстро ли, медленно ли она поплывет — целиком зависело от барабанов, поэтому, когда две лодки состязались особенно беспощадно, их бой был подобен грому, что вкупе с криками болельщиков с обоих берегов напоминал грохот барабанов Лян Хунъюй[133] в исторической битве на реке Лаогуань, или тех, под бой которых Ню Гао[134] схватил повстанца Ян Яо. Команда лодки, что первой добиралась до здания таможни, получала награду — отрез полотна и серебряную медаль, и пусть даже доставались они кому-то одному, но почет за мастерство оказывали всем участникам. Бравые солдаты каждый раз отмечали победу такой лодки, взрывая на берегу поздравительные хлопушки в пятьсот залпов.
После лодочных гонок офицеры из городского гарнизона, чтобы порадоваться вместе с горожанами и добавить в праздник веселья, брали тридцать селезней с зелеными головами, повязывали на их длинные шеи красные ленточки и выпускали в реку. Все гораздые плавать — и военные, и гражданские — бросались в воду, чтобы поймать их. Кто поймал — того и утка. Поэтому запруда приобретала совершенно другой вид: повсюду плавали утки и повсюду за ними гонялись люди.
Лодки состязались с лодками, люди состязались с утками — так и развлекались до позднего вечера.
Управлявший пристанью Шуньшунь в молодости был великолепным пловцом, и если уж бросался в воду за уткой, то никогда не возвращался с пустыми руками. А как только младшему сыну, Носуну, исполнилось двенадцать, он уже и сам смог, задержав дыхание, нырнуть в воду, подплыть к утке и неожиданно с брызгами восстать из глубины, схватив птицу. Тогда отец с облегчением сказал: «Прекрасно, теперь этим можете заниматься вы двое, а мне больше не нужно в воду лезть». И после этого действительно за утками в воду больше не нырял. Однако, когда нужно было спасти человека, делал это без разговоров. Помогать людям в беде, пусть даже в огонь пойти за ними, становится неукоснительным долгом для всякого, кому исполнилось восемнадцать!
Тяньбао и Носун были в числе сильнейших среди местных пловцов и гребцов.
Накануне праздника лета, в начале пятого лунного месяца, на улице Хэцзе прошло первое собрание, на котором решили, что лодку, представлявшую эту улицу, пора спускать на воду. Тяньбао как раз в тот день должен был отправляться в пеший поход вверх по реке, чтобы доставить товары в Лунтань на востоке Сычуани, поэтому участвовать смог только Носун.
Шестнадцать крепких, как бычки, парней, захватив благовония, хлопушки и обтянутый коровьей кожей барабан на высоких ножках, с исполненным красной краской изображением великого предела[135], отправились в горную пещеру выше по течению реки. Там они воскурили благовония, перетащили лодку в воду, расселись в ней по местам, взрывая хлопушки и ударяя в барабан, и лодка, словно стрела, полетела вниз по течению к пруду.
Это было утром, а к обеду лодку рыбаков с другого берега также спустили на воду, и обе они начали отрабатывать маневры для состязания. Заслышав грохот барабанов на воде, люди радовались в предвкушении праздника. Обитатели домов на сваях рассчитывали на возвращение любимых из дальних краев, о них первым делом и вспоминали, заслышав барабаны. Множество людей собиралось на праздник, многие лодки возвращались домой; и на этой улочке случались незаметные глазу радости и горести, кто-то им улыбался, кто-то хмурился.
Барабанный бой разнесся над водой, спустился с горы и достиг переправы, где первым его услышал рыжий пес. Он залаял, всполошился, забегал вокруг дома, а когда появился путник, переплыл вместе с ним на восточный берег, взбежал на гору и оттуда залаял в сторону городка.
Цуйцуй как раз сидела на камне у дома и мастерила кузнечиков и сороконожек из пальмовых листьев. Увидев, как задремавший было на солнце пес неожиданно вскочил и принялся носиться, как бешеный, переплыл реку и вернулся обратно, она выбранила его:
— Собака, ты что творишь? Так нельзя!
Но чуть позже звук достиг и ее ушей, и она сама забегала вокруг дома, переправилась вместе с псом через реку и стала вслушиваться в отдаленный грохот с вершины горы. Завораживающий грохот барабанов перенес ее назад, в события минувшего праздника лета.
Глава вторая
Дело было два года назад. В мае, на праздник лета, старый паромщик нашел себе сменщика и, взяв Цуйцуй с собакой, отправился в город смотреть на соревнования гребцов. На берегу было полно народу, а по водной глади скользили четыре ярко-красные лодки; вода как раз поднялась к празднику и посреди реки была зеленой, как молодой горох. Погода стояла ясная, вразнобой били барабаны, и Цуйцуй не могла вымолвить ни слова от распиравшей ее радости. Людей было слишком много, и они смотрели на реку во все глаза. Вскоре оказалось, что пес все еще рядом, а вот деда оттеснили.
Цуйцуй наблюдала за лодками и думала: «Чуть попозже дедушка обязательно найдется». Но прошло довольно много времени, а дед так и не появился, и девочка забеспокоилась. Днем раньше, до того, как они с собакой поехали в город, дед спросил ее:
— Если ты одна завтра пойдешь в город на лодки смотреть, будешь толпы бояться?
— Я не боюсь толпы, я боюсь только, что одной будет не очень-то весело, — ответила та.
Вслед за тем дед, поразмыслив, вспомнил старого знакомого, который жил в городе; ночью он сбегал к нему и уломал прийти днем присмотреть за паромом, чтобы самому пойти в город с Цуйцуй. Тот человек был еще более одинок, чем старый паромщик, у него вовсе не было родных, даже собаки и той не было. Они условились, что он придет к ним с утра, позавтракает и выпьет настойки на сандараке. На другой день тот человек прибыл, поел и перенял вахту, а Цуйцуй, дед и собака отправились в город. По дороге дед как будто вспомнил о чем-то и спросил:
— Цуйцуй, там так шумно и многолюдно, ты не побоишься одна пойти на берег смотреть на лодки?
— Чего мне бояться? — ответила та. — Но какой интерес мне туда одной идти?
Когда они дошли до реки, четыре ярко-красных лодки целиком поглотили внимание девочки, и ей стало совсем не до того, есть дед поблизости или нет. Дед же подумал: «Еще рано, пока они закончат, по меньшей мере три четверти часа пройдет. А мой друг у реки тоже ведь должен посмотреть, как веселятся молодые, вернусь-ка я, если подменю его, то он еще успеет».
Поэтому он велел внучке:
— Людей много, стой здесь и смотри, никуда не уходи, мне нужно кое-куда сходить по делу, а потом я обязательно вернусь и заберу тебя домой.
Цуйцуй была всецело поглощена двумя лодками, которые как раз приближались наперегонки, и согласилась, даже не подумав. Дед знал, что пес будет рядом с ней и это, наверное, куда надежнее, чем если бы рядом был он сам, и отправился домой.
Добравшись до переправы, дед увидел, что сменщик, его старый друг, стоит у подножия, белой пагоды и вслушивается в отдаленный звук барабанов. Дед покричал ему, попросив переправить лодку, и когда они оба пересекли речушку, то вернулись к пагоде. Тот человек спросил паромщика, почему он прибежал обратно, дед ответил, что искал сменщика ненадолго и специально оставил Цуйцуй у реки, а сам поспешил назад, чтобы друг тоже смог посмотреть на веселье, и добавил:
— Как насмотришься, то можно назад не ходить, только обязательно найди Цуйцуй и скажи ей, чтобы, как закончится, сама домой возвращалась. А если девчонка забоится одна домой идти, проводи ее.