Юань-ян разразилась безудержными рыданиями. Пин-эр и Си-жэнь принялись утешать ее. Вань-ян смутилась:
– Скажи прямо, согласна ли ты, – нечего других приплетать! Недаром пословица гласит: «Не говори карлику, что он мал ростом»[146]. Хоть ты и ругаешь меня, я не смею с тобой спорить, а эти девушки совсем не задевали тебя. Разве им приятно слушать, когда ты болтаешь о наложницах?
– Не говорите так, – вскричали Пин-эр и Си-жэнь, – она не имела в виду нас, и это вам не следует впутывать других. Разве кто-нибудь из господ выразил желание взять кого-либо из нас в наложницы? К тому же мы не имеем здесь родных, которые пожелали бы воспользоваться нашим положением в своих интересах. Она может ругаться как ей угодно, и нам нет никаких оснований принимать эту ругань на свой счет.
– Я ругала ее, ей стало стыдно, оправдываться нечем, вот она и стала вас настраивать против меня! – сказала Юань-ян. – Но, к счастью, вы все понимаете! Жаль только, что я вспылила и сказала лишнее, а она этим воспользовалась.
Вань-ян почувствовала, что попала в неудобное положение, и, раздраженная, удалилась. Юань-ян продолжала браниться ей вслед, и Пин-эр с Си-жэнь еле уговорили ее успокоиться.
Пин-эр между тем спросила у Си-жэнь:
– Ты зачем от нас пряталась? Мы тебя и не заметили.
– Я ходила к четвертой барышне Си-чунь поглядеть, что там делает второй господин Бао-юй, и возвращалась от нее обратно, – ответила Си-жэнь. – Бао-юй незадолго перед моим приходом ушел от нее, и мне пришлось вернуться ни с чем. Мне показалось странным, почему я не встретила его дорогой. Вот я и решила, что он отправился к барышне Линь Дай-юй. Я пошла туда, но на пути мне попалась служанка, которая сказала, что он к барышне Линь Дай-юй не приходил. Тогда я заподозрила, что он вышел из сада, но тут я увидела тебя. Я спряталась за дерево, и ты меня не заметила. Потом к тебе подошла Юань-ян. Я перебежала за горку и стала подслушивать ваш разговор. Я даже не представляла, что вы, имея четыре глаза, не заметите меня!
– Тебя не заметили четыре глаза, зато меня не заметили шесть! – раздался неожиданно чей-то смеющийся голос.
Девушки вздрогнули от испуга и обернулись. Вы знаете, кто стоял перед ними?.. Бао-юй!
– Я-то тебя ищу! – первая придя в себя от испуга, воскликнула Си-жэнь. – Откуда ты явился?
– Я только что вышел от сестры Си-чунь, как вдруг вижу, ты идешь мне навстречу, – с улыбкой произнес Бао-юй. – Я сразу понял, что ты ищешь меня, но решил над тобой подшутить и спрятался. Ты меня не заметила, прошла мимо и скрылась во дворе, но вскоре вышла оттуда и стала расспрашивать обо мне повстречавшуюся служанку. А я в это время сидел в укрытии и смеялся. Когда ты приблизилась ко мне, я хотел тебя напугать, но в этот момент ты сама спряталась, и я понял, что ты тоже решила кого-то напугать. Я присмотрелся и увидел, что это Пин-эр и Юань-ян. Тогда я осторожно выбрался из укрытия, сделал небольшой крюк и зашел сзади. А когда ты вышла и стала беседовать с ними, я спрятался в том же самом месте, где перед этим пряталась ты.
– Давайте посмотрим, нет ли еще кого-нибудь поблизости? – предложила Пин-эр.
– Больше нет никого! – заверил ее Бао-юй.
Юань-ян сразу догадалась, что Бао-юй слышал весь разговор, и, для того чтобы скрыть свое смущение, она прилегла на камень и притворилась спящей.
– Камень холодный, – потормошив ее, сказал Бао-юй. – Не лучше ли идти спать домой?
Ему несколько раз пришлось повторить свои слова, прежде чем Юань-ян встала. Потом он пригласил Пин-эр зайти к нему выпить чаю, а Си-жэнь пригласила Юань-ян, и они вчетвером отправились во «двор Наслаждения розами».
Бао-юй действительно слышал весь разговор девушек, и на душе у него было невесело. Ему было жалко Юань-ян, и, едва добравшись до дому, он сразу прошел во внутреннюю комнату и лег на кровать, предоставив девушкам полную свободу.
А в это время госпожа Син расспрашивала Фын-цзе об отце Юань-ян. Фын-цзе рассказала ей:
– Ее отца зовут Цзинь Цай, он вместе с женой живет в Нанкине, где присматривает за нашим домом. Здесь он бывает очень редко. Зато Цзинь Вэнь-сян, старший брат Юань-ян, служит у старой госпожи доверенным по всякого рода закупкам, а его жена – старшая прачка у старой госпожи.
Тогда госпожа Син велела позвать жену Цзинь Вэнь-сяна и все ей рассказала. Та, разумеется, очень обрадовалась и отправилась искать Юань-ян, надеясь, что ей сразу все удастся уладить. Но совершенно неожиданно Юань-ян обругала ее, да еще Си-жэнь и Пин-эр бросили ей несколько резких слов. Пристыженная и злая, она возвратилась к госпоже Син и сказала ей:
– Все напрасно! Она меня даже обругала!
Фын-цзе в это время находилась тут же, и женщина не осмелилась упомянуть имя Пин-эр, а только добавила:
– И еще Си-жэнь ей помогла! Она такого мне наговорила, что и повторить невозможно! Вы бы лучше, госпожа, посоветовали старшему господину Цзя Шэ купить себе другую наложницу. Эта дрянь Юань-ян не заслуживает такой чести, да и у нас, видимо, судьба несчастливая.
– А какое отношение к этому делу имеет Си-жэнь? – возмутилась госпожа Син. – Откуда ей это известно?.. А кто еще был с нею?
– Барышня Пин-эр, – ответила Вань-ян.
– Ты бы дала ей оплеуху! – наставительно заметила Фын-цзе. – Стоит мне выйти на минутку, как она сразу за дверь. А придешь домой, так и тени ее не сыщешь! Она, наверное, тоже помогала Юань-ян ругать тебя?
– Собственно говоря, барышни Пин-эр с ними не было, она только издали наблюдала, – поспешила поправиться жена Цзинь Вэнь-сяна, спохватившись, что сказала лишнее. – Я даже не берусь определенно утверждать, что это она, но мне так показалось.
– Позовите сюда Пин-эр и скажите, что старшая госпожа тоже здесь, – распорядилась Фын-цзе. – Пусть идет сейчас же!
Фын-эр побежала выполнять ее приказание, но через некоторое время возвратилась и доложила:
– Барышня Линь Дай-юй несколько раз посылала за Пин-эр и сама ушла к ней. Я побежала туда и сказала Пин-эр, что вы ее зовете, но барышня Линь Дай-юй велела передать вам, что она задержала Пин-эр по делу.
Слова служанки успокоили Фын-цзе, но она нарочно сделала вид, что сердится, и нарочито громко произнесла:
– По делу? Какое там может быть дело?
Госпоже Син ничего не оставалось, как вернуться домой, а вечером она все подробно рассказала мужу.
Цзя Шэ немного подумал, распорядился позвать Цзя Ляня и, когда тот явился, сказал ему:
– Вызови сюда Цзинь Цая из Нанкина. Надеюсь, там есть кому присматривать за домом.
– Недавно из Нанкина пришло письмо, что у Цзинь Цая астма, – возразил Цзя Лянь отцу. – Мы даже послали ему деньги на гроб. Может быть, он уже умер; если даже жив, то наверняка находится в тяжелом состоянии, так что вызывать его бесполезно. Жена же его глухая.
– Мерзавцы вы все! – заорал Цзя Шэ. – Наглецы! Странно, откуда ты так осведомлен? Вон отсюда!
Перепуганный Цзя Лянь выскочил за дверь, а Цзя Шэ велел позвать к себе Цзинь Вэнь-сяна. Цзя Лянь ожидал в прихожей, не решаясь уходить, но и не осмеливаясь попадаться на глаза отцу. Вскоре явился Цзинь Вэнь-сян. Слуги провели его во внутреннюю комнату, там он долго разговаривал с Цзя Шэ и вышел лишь через промежуток времени, в течение которого можно было с успехом четыре-пять раз пообедать. Цзя Лянь не посмел ни о чем расспрашивать его и отправился домой, когда узнал, что Цзя Шэ лег спать. Лишь поздно вечером Фын-цзе рассказала ему о том, что произошло в этот день. Только теперь Цзя Лянь все понял.
После этого разговора Юань-ян всю ночь не спала. На следующее утро пришел Цзинь Вэнь-сян и попросил у матушки Цзя разрешения взять Юань-ян на день домой. Матушка Цзя разрешила. Юань-ян вовсе не хотелось идти, но так как она опасалась, что матушка Цзя может что-нибудь заподозрить, ей скрепя сердце пришлось согласиться.
Дома брат передал Юань-ян весь свой разговор с Цзя Шэ и принялся расписывать, какую честь ей оказывают таким предложением, какое высокое положение она будет занимать, если даст согласие, и как все будут называть ее «тетушкой». Однако Юань-ян только скрипела зубами и ни за что не соглашалась. Тогда Цзинь Вэнь-сян снова отправился к Цзя Шэ, чтобы сообщить о результатах своего разговора.
– Вот что! Пусть твоя жена в точности передаст Юань-ян мои слова, – сдерживая клокотавший в нем гнев, произнес Цзя Шэ. – Испокон веков «красавицы любили молодых»; ей, вероятно, не нравится, что я стар, или приглянулся кто-нибудь из молодых! Скорее всего, она симпатизирует Бао-юю, а может быть, Цзя Ляню! Пусть она выбросит из головы эту дурь! Если я домогаюсь ее, а она мне отказывает, кто осмелится взять ее к себе в дом? Это во-первых. Кроме того, если она полагает, что старая госпожа ее любит и выдаст замуж где-нибудь на стороне, то ошибается. Пусть запомнит, что, в какую бы семью она ни попала, все равно ей не уйти из моих рук! Я смирюсь только в том случае, если она умрет или даст обет до конца дней своих вообще не выходить замуж! Если же она думает по-иному, пусть сейчас же изменит свое намерение и прикинет, какие выгоды она получит, приняв мое предложение!
Цзинь Вэнь-сян был согласен с Цзя Шэ и на каждую его фразу только поддакивал.
– Не вздумывай обманывать меня! – предупредил его Цзя Шэ. – Завтра я велю своей жене еще раз поговорить с Юань-ян. Если она и после этого будет упорствовать – не ваша вина. Но если она согласится, не сносить вам своей головы!
Поддакнув, Цзинь Вэнь-сян вышел и возвратился домой. Не передавая ничего жене, он сам позвал Юань-ян и рассказал ей о своем разговоре с Цзя Шэ.
Задохнувшись от гнева, Юань-ян выкрикнула:
– Даже если б я дала согласие, вам пришлось бы сначала отвести меня к старой госпоже и попросить у нее разрешения.
Старший брат и его жена решили, что Юань-ян одумалась, и были очень довольны. Вань-ян тотчас повела Юань-ян к матушке Цзя.
В это время в комнате матушки Цзя собрались госпожа Ван, тетушка Сюэ, Ли Вань, Фын-цзе, Бао-чай с сестрами, несколько пожилых женщин-экономок, чтобы поболтать и развлечься. Вдруг все увидели Юань-ян, вошедшую в сопровождении жены своего старшего брата; девушка опустилась на колени перед матушкой Цзя и стала рассказывать, как с ней говорила госпожа Син, как беседовала в саду жена ее брата и что ей сказал сегодня брат.