смыкается с чащей лесной.
Один только месяц
во все времена неизменен;
Но разные чувства
владеют людскою душой.
И если в Ханьнани
весенние дни расцветают,
Неужто спокойным
останется сердце весной?!
– Замечательно! – воскликнули все, выслушав Бао-цинь. – Ведь она иностранка, а стихи пишет лучше нас!
В это время появилась Шэ-юэ, которая сообщила:
– Матушка второго господина Бао-юя прислала служанку передать, чтобы второй господин сказал дяде, что его мать чувствует себя плохо и поэтому не может прийти.
– Хорошо, – поспешно вставая, ответил Бао-юй; а затем осведомился у Бао-чай и Бао-цинь: – Вы тоже будете у дяди?
– Нет, – ответила Бао-чай. – Но вчера мы уже отослали подарки.
Поболтав еще немного, все разошлись. При выходе Бао-юй пропустил вперед сестер, а сам направился следом за ними. Дай-юй окликнула его:
– Ты не знаешь, когда вернется Си-жэнь?
– Наверное, после похорон, – ответил Бао-юй.
Дай-юй хотела еще что-то спросить, но передумала и только промолвила:
– Ладно, иди…
Бао-юй тоже чувствовал, что ему нужно многое сказать Дай-юй, но только не знал, с чего начать, поэтому лишь произнес:
– Я приду к тебе завтра!
Он опустил голову и молча сбежал с крыльца. Но потом снова обернулся к Дай-юй:
– Сейчас ночи стали длиннее, а ты сильно кашляешь. Сколько раз просыпаешься?
– Вчера ночью мне было немного легче, я кашляла всего два раза, – ответила Дай-юй. – Но спала я только четвертую стражу, больше уснуть не могла.
– У меня к тебе есть очень важное дело, – приблизившись к Дай-юй, тихим голосом осторожно произнес Бао-юй. – Я только что подумал о ласточкиных гнездах, которые тебе присылала сестра Бао-чай…
Но больше он ничего не успел сказать, ибо появилась наложница Чжао, которая пришла навестить Дай-юй.
– Барышня, – спросила она, – как вы себя чувствуете?
Дай-юй поняла, что наложница была у Тань-чунь, а к ней зашла лишь по пути. Предложив наложнице сесть, Дай-юй сказала:
– Премного благодарна вам за внимание! Ведь сегодня так холодно, а вы не сочли за труд прийти навестить меня!
Затем она приказала налить Чжао чаю и бросила выразительный взгляд на Бао-юя. Тот понял, что означает ее взгляд, и незаметно выскользнул за дверь.
Между тем наступило время ужина. Бао-юй навестил госпожу Ван, и та наказала ему на следующее утро как можно раньше съездить к дяде. Возвратившись вечером домой, Бао-юй посмотрел, как Цин-вэнь приняла лекарство, а затем, приказав ей не выходить из теплой комнаты, велел принести туда жаровню и распорядился, чтобы Шэ-юэ спала нынешней ночью там. О том, как прошла ночь, мы рассказывать не будем.
На следующее утро, еще перед рассветом, Цин-вэнь разбудила Шэ-юэ.
– Проснись! – кричала она. – Неужели ты еще не выспалась? Пойди прикажи девочкам вскипятить для господина чай, а я разбужу его.
– Сначала нужно разбудить Бао-юя и помочь ему одеться, а вынести жаровню и позвать девчонок не будет поздно и после. Сколько раз старые няньки твердили, чтобы Бао-юй не заходил в твою комнату и не заразился от тебя! Ведь если они увидят, что мы опять вместе с ним, скандала не миновать!..
– Вот и я так говорю! – поддержала ее Цин-вэнь.
Едва они позвали Бао-юя, тот сразу же проснулся и оделся. Шэ-юэ велела девочке-служанке прибрать в комнате и только после этого позвала Цю-вэнь прислуживать ему.
Когда Бао-юй окончил умываться и причесываться, Шэ-юэ сказала ему:
– День сегодня пасмурный, того и гляди пойдет снег. Вам следовало бы одеться потеплее.
Бао-юй не стал перечить ей и переоделся. Девочка-служанка подала ему чашку отвара из цзяньаньского лотоса с жужубом, и Бао-юй выпил два глотка. Затем Шэ-юэ поднесла ему блюдечко имбиря, Бао-юй немного поел и, отдав распоряжения насчет Цин-вэнь, отправился к матушке Цзя.
Матушка Цзя еще спала, но ее разбудили, и она приказала немедленно впустить внука. Войдя в комнату матушки Цзя, Бао-юй заметил Бао-цинь, которая спала, повернувшись лицом к стене.
Матушка Цзя осмотрела Бао-юя и, заметив, что он одет лишь в короткую коричневую куртку с узкими рукавами, покрытую золотыми вышивками и атласной бахромой, спросила:
– Снег идет?
– Погода пасмурная, но снега пока нет, – ответил Бао-юй.
Матушка Цзя повернулась к Юань-ян и приказала:
– Принеси плащ из павлиньего пуха, о котором я тебе говорила вчера, и дай ему!
– Слушаюсь, – ответила Юань-ян, выходя из комнаты, и вскоре появилась снова с плащом в руках.
Бао-юй внимательно осмотрел одеяние. Оно все блестело золотом и переливало лазурью, как радуга, и совершенно не походило на тот плащ, который был у Бао-цинь.
– Это кафтан, – объяснила Бао-юю матушка Цзя, – и выткан он в России из павлиньего пуха. Плащ из утиных перьев я недавно отдала твоей сестрице Бао-цинь, а этот дарю тебе.
Бао-юй с благодарностью поклонился матушке Цзя и надел плащ.
– А теперь пойди покажись матери, – сказала ему матушка Цзя.
Бао-юй снова поклонился и направился к выходу, но тут заметил Юань-ян, которая стояла перед ним и протирала глаза.
С того дня как Юань-ян дала клятву не выходить замуж, она совершенно не разговаривала с Бао-юем, из-за этого он чувствовал себя неловко. И вот сейчас, когда Бао-юй заметил, что Юань-ян хочет от него скрыться, он попросил:
– Дорогая сестра, погляди – идет мне этот плащ?
Юань-ян только рукой махнула и удалилась в комнату матушки Цзя. Бао-юю ничего не оставалось, как отправиться к матери. После того как госпожа Ван осмотрела его новое одеяние, он возвратился к матушке Цзя и сообщил:
– Мама видела мой новый плащ и сказала, что я не заслуживаю такой одежды. Она наказывала мне носить плащ аккуратно и не портить.
– Да, портить не нужно, – подтвердила матушка Цзя. – У меня больше такого нет, и даже при желании его сшить невозможно.
Матушка Цзя немного подумала, затем добавила:
– Смотри, не пей много вина! И возвращайся поскорее!
– Непременно! – ответил Бао-юй и направился к выходу, сопровождаемый мамками. Возле дверей зала он увидел Ли Гуя, а рядом с ним – Ван Жуна, Чжан Жо-цзиня, Чжао И-хуа, Цянь Шэна и Чжоу Жуя, которых сопровождали Бэй-мин, Бань-цяо, Сао-хун и Чу-яо. Слуги уже давно ожидали его, в руках у них были узлы с матрацами для сидения и подушки. Слуга держал под уздцы коня.
Одна из мамок что-то наставительно сказала слугам, те поддакнули ей и помогли Бао-юю сесть в седло.
Ли Гуй и Ван Жун взяли коня за поводья, а Цянь Шэн и Чжоу Жуй двинулись вперед; Чжан Жо-цзинь и Чжао И-хуа следовали по сторонам.
– Брат Чжоу Жуй и брат Цянь Шэн, – попросил Бао-юй, сидя в седле, – поедем через боковые ворота, не то возле кабинета отца мне придется сойти с коня.
– Но ведь вашего отца нет дома, – возразил Чжоу Жуй, – кабинет все время на замке, и вовсе незачем спешиваться.
– Хотя кабинет и закрыт, все равно надо спешиться, – проговорил Бао-юй.
– Вы совершенно правы, господин, – согласились с ним Цянь Шэн и Ли Гуй. – Если вы поленитесь и не сойдете с коня, а это заметят господин Лай Да или второй господин Линь Чжи-сяо, они будут укорять вас в непочтении к отцу. Но при этом все провинности падут на нас – они скажут, что мы не учим вас правилам приличия.
Затем Чжоу Жуй и Цянь Шэн повели Бао-юя к боковым воротам. В это время к ним подошел Лай Да. Бао-юй придержал коня и хотел соскочить на землю, но Лай Да быстро подбежал к нему и удержал за ногу. Бао-юй привстал на стременах и, улыбаясь, произнес несколько вежливых, ничего не значащих фраз.
Неожиданно появился мальчик-слуга, сопровождаемый двадцатью – тридцатью людьми с метлами и корзинами в руках. Увидев Бао-юя, они все почтительно вытянулись и остановились возле стены, и только мальчик-слуга, старший над ними, несколько раз поклонился Бао-юю и справился о его здоровье. Бао-юй не знал имени этого мальчика, он улыбнулся ему в ответ и, приветливо кивнув, поехал дальше. Лишь после этого мальчик сделал знак следовавшим за ним людям, и они продолжали путь.
За боковыми воротами Бао-юя поджидали Ли Гуй и шесть мальчиков-слуг, а также несколько конюхов, державших под уздцы с десяток коней. Как только Бао-юй миновал ворота, слуги тоже вскочили в седла и последовали за ним. Впереди, открывая шествие, ехал Ли Гуй. Но это не столь важно.
Вернемся снова к Цин-вэнь. Она много раз принимала лекарство, но болезнь не проходила, и от злости она бранила врачей.
– Только и делают, что выманивают деньги! А прописать хорошее лекарство не могут!
– Как ты вспыльчива и несдержанна! – пыталась успокоить ее Шэ-юэ. – Вспомни пословицу: «Болезнь налетает, как горный обвал, а уходит медленно, как бесконечная тонкая нить». Только эликсир бессмертия, имевшийся у Лао-цзы, мог бы быстро помочь. Потерпи несколько дней, полечись, и я уверена, что ты поправишься. А сердиться и раздражаться – только самой себе вред наносить.
Однако Цин-вэнь не могла успокоиться и, чтобы отвести душу, обрушилась на девочек-служанок:
– Куда они все запропастились? Стоило мне заболеть, как они обнаглели. Вот поправлюсь – шкуру со всех спущу!
Услышав ее брань, в комнату вбежала перепуганная девочка-служанка по имени Дин-эр.
– Что прикажете, барышня? – торопливо спросила она.
– Неужели все передохли и осталась только ты? – напустилась на нее Цин-вэнь. Но в этот момент в комнату неторопливыми шагами вошла Чжуй-эр.
– Вы только поглядите на эту паршивку! – снова вспыхнула Цин-вэнь. – Никогда не явится сразу, ждет особого приглашения! Зато когда раздают деньги или фрукты, она тут как тут! Ну-ка, подойди поближе! Или я тигр, съем тебя?
Чжуй-эр нерешительно приблизилась. Невзирая на холод, Цин-вэнь сбросила с себя одеяло, схватила Чжуй-эр за руку и подхватив лежавшую возле подушки тонкую ухочистку, ткнула ею в руку девочки.
– Ну на что годны твои грабли! – закричала она. – Иголку держать не умеешь, нитку – тоже, только и знаешь, что воровать съестное да обжираться! Такую тупицу, неряху и сплетницу, как ты, лучше всего вообще заколоть!