– Ладно, сестрица, я пойду! Я хочу навестить третью сестру Тань-чунь.
– Справься от моего имени о ее здоровье, – попросила девушка.
Бао-юй обещал исполнить ее просьбу и вышел.
Проводив его до дверей, Дай-юй вернулась в комнату, про себя думая:
«Бао-юй в разговорах со мной чего-то недоговаривает; то в его словах сквозит горячее участие, то от них веет холодом! Не пойму, в чем дело!»
Размышления ее были прерваны появлением Цзы-цзюань.
– Барышня, вы больше не собираетесь писать сутры? – спросила она. – Убрать кисть и тушечницу?
– Убери, – ответила Дай-юй, прошла во внутренние покои и прилегла на кровать, продолжая думать.
– Барышня, может, выпьете чашечку чаю? – вновь послышался голос Цзы-цзюань.
– Не хочу. Дай мне полежать и занимайся своими делами!
Цзы-цзюань вышла в прихожую и вдруг заметила, что Сюэ-янь сидит там, погруженная в задумчивость.
– Наверное, тебя тоже тревожат какие-то сокровенные мысли? – громко спросила ее Цзы-цзюань.
– Не шуми, сестра, – ответила Сюэ-янь, вздрогнув от неожиданности. – Я сегодня кое-что слышала, хочу рассказать тебе. Но только смотри, никому!
С этими словами она поджала губы и показала на двери, ведущие во внутренние покои, а затем качнула головой, делая Цзы-цзюань знак выйти.
На террасе Сюэ-янь тихо сказала:
– Бао-юя помолвили! Ты слышала об этом, сестра?
– Что ты! – вздрогнула Цзы-цзюань. – Не может быть!
– Как не может быть! – вспыхнула Сюэ-янь. – Всем, кроме нас, об этом известно!
– Где ты об этом слышала?
– Мне сказала Ши-шу. Она утверждает, что нашли девушку в семье богатого правителя какой-то области. Говорят, невеста и собой хороша, и обладает незаурядными способностями.
В этот момент из комнаты послышался кашель. Опасаясь, как бы Дай-юй не вышла случайно и не услышала их разговор, Цзы-цзюань поспешно дернула Сюэ-янь за рукав, делая ей знак молчать, а сама заглянула в дверь. В комнате было тихо, и девушка вновь обернулась к подруге.
– Как же это Ши-шу тебе рассказала? – спросила она.
– Неужели ты не помнишь, что позавчера наша барышня посылала меня к третьей барышне Тань-чунь поблагодарить ее за внимание? – удивилась Сюэ-янь. – Но третьей барышни дома не оказалось, была только одна Ши-шу. Мы с ней разговорились. Случайно я упомянула, что второй господин Бао-юй слишком избалован, а она неожиданно и говорит мне: «Да, второй господин только и умеет играть да дурачиться! Он совсем не похож на взрослого. Его уже помолвили, а он до сих пор так глуп!» Я спросила, состоялось ли обручение. Она ответила утвердительно и при этом рассказала, что сватом выступал какой-то господин Ван, родственник господ из восточного дворца Нинго, а поэтому не стали наводить никаких справок о невесте и обо всем сговорились сразу.
«Странно!» – подумала Цзы-цзюань, опустив голову, а затем спросила:
– Почему дома никто об этом не говорит?
– Ши-шу утверждает, что таков наказ старой госпожи, – отвечала Сюэ-янь. – Она запретила вести об этом разговоры, ибо боится, что, если узнает Бао-юй, он начнет вытворять всякие глупости. Ши-шу также предупредила меня, чтобы я молчала. Если до кого-нибудь дойдет, будет ясно, что проболталась я.
Затем она снова сделала жест по направлению к двери, ведущей во внутренние покои, и продолжала:
– Поэтому я в присутствии барышни ничего не говорила. Но раз ты стала меня расспрашивать, мне не хотелось обманывать тебя.
– Барышня вернулась! Наливайте чай! – вдруг прокричал попугай в клетке.
Девушки испуганно обернулись и выругались.
Возвратясь в комнату, они увидели Дай-юй, которая, тяжело дыша, сидела на стуле. Цзы-цзюань стала болтать с девушкой, чтобы развлечь ее, но Дай-юй оборвала ее:
– Где вы были? Никого не дозовешься!
Она подошла к кану, легла и велела опустить полог. Цзы-цзюань и Сюэ-янь поспешили исполнить ее приказание и вышли из комнаты, объятые сомнениями, не подслушала ли Дай-юй их разговор.
Случилось так, что Дай-юй, сидевшая в задумчивости, случайно уловила разговор служанок и, хотя не все из него поняла, испытывала ощущение, будто ее неожиданно швырнули в бушующее море. Размышляя над словами девушек, она решила, что сбывается вещий сон, который ей недавно приснился, и, как говорится, тысяча печалей и десять тысяч терзаний обрушились на ее сердце. Подумав немного, она пришла к выводу, что лучше поскорее умереть, чтобы не видеть крушения своей мечты. Она снова вспомнила, что у нее нет родителей, и решила отныне стараться подрывать свое здоровье, чтобы через год или через полгода навсегда освободиться от бремени земного существования.
Приняв такое решение, она легла и притворилась спящей, но не надела на себя теплую одежду и не стала укрываться одеялом. Цзы-цзюань и Сюэ-янь несколько раз заходили в комнату узнать, не нужно ли ей чего-нибудь, однако Дай-юй лежала неподвижно, и служанкам было неудобно тревожить ее. Таким образом, в этот вечер Дай-юй не ужинала.
Когда наступило время зажигать лампы, Цзы-цзюань заглянула за полог, под которым лежала Дай-юй. Увидев, что теплое ватное одеяло лежит скомканным в ногах Дай-юй, она осторожно укрыла ее, опасаясь, как бы барышня не простудилась. Дай-юй не шевельнулась, но, как только Цзы-цзюань отошла, мгновенно сбросила с себя одеяло.
Цзы-цзюань между тем допытывалась у Сюэ-янь:
– Ты точно уверена, что все, о чем ты мне рассказывала, правда?
– Еще бы! – отвечала Сюэ-янь.
– А от кого узнала Ши-шу?
– От Сяо-хун.
– Боюсь, что барышня слышала наш разговор, – покачала головой Цзы-цзюань. – Смотри, какое у нее настроение! Лучше молчать об этом деле.
Поговорив еще немного, девушки собрались спать. Цзы-цзюань прежде зашла в комнату Дай-юй, но увидела, что та снова сбросила с себя одеяло, и снова потихоньку укрыла ее. О том, как прошла ночь, рассказывать не будем.
На следующее утро Дай-юй проснулась рано, но не стала никого звать и, совершенно подавленная, сидела на постели.
Когда Цзы-цзюань увидела, что ее барышня уже не спит, она встревожилась:
– Что это вы так рано проснулись?
– Легла рано и встала рано, – коротко ответила Дай-юй.
Цзы-цзюань разбудила Сюэ-янь, и они вместе стали помогать Дай-юй умываться и причесываться.
Сидя перед зеркалом, Дай-юй машинально гляделась в него, но вдруг жемчужины слез покатились по ее щекам и омочили платочек.
Поистине:
Ты рядом лежишь, похудевшая тень,
в весенней реке отражаясь;
О тень, ты должна бы меня пожалеть,
а я пожалею тебя!
Цзы-цзюань, стоявшая рядом, даже не осмелилась утешать барышню, опасаясь, как бы не вывести ее из себя пустой болтовней. Через некоторое время Дай-юй привела себя в порядок, но слезы на ее глазах так и не высохли.
Посидев немного неподвижно, она приказала Цзы-цзюань:
– Зажги тибетские благовония!
– Барышня, вы почти не спали нынешнюю ночь! – удивилась Цзы-Цзюань. – Зачем вам благовония? Неужели снова собираетесь переписывать сутру?
Дай-юй кивнула.
– Вы проснулись слишком рано, – возразила Цзы-цзюань, – если будете писать, можете переутомиться.
– Ничего! – ответила Дай-юй. – Чем раньше я все перепишу, тем лучше! Мне хочется немного рассеять тоску. Если вы когда-нибудь увидите что-нибудь написанное мною, вспоминайте обо мне!
Слезы покатились из ее глаз. Цзы-цзюань совершенно растерялась и не только не делала попыток утешить ее, но и сама расплакалась.
Дай-юй, приняв решение, стала нарочно губить свое здоровье. Она не прикасалась к чаю и пище и постепенно слабела.
Иногда Бао-юй, возвратившись из школы, забегал навестить ее, но Дай-юй, которая многое хотела высказать ему, молчала, понимая, что они уже взрослые и не могут вести себя так же свободно, как в детстве, поэтому она скрывала теснившиеся в ее груди чувства. Бао-юю хотелось утешить ее ласковыми словами, но он боялся рассердить Дай-юй, ибо это могло усилить недуг девушки.
Таким образом, при встречах молодые люди лишь утешали друг друга и обменивались ничего не значащими словами. Поистине, «желая сблизиться, они отдалялись друг от друга».
Матушка Цзя и госпожа Ван любили и жалели Дай-юй, но их внимание к девушке ограничивалось лишь тем, что они приглашали к ней врачей. Разве они могли знать, что творится у нее на душе?! Цзы-цзюань хотя и знала причину болезни барышни, но не смела никому рассказать об этом. Дай-юй между тем таяла с каждым днем.
Через полмесяца Дай-юй совершенно истощилась, теперь она с трудом могла есть даже рисовый отвар. Когда кто-либо разговаривал в ее присутствии, ей казалось, что речь идет о свадьбе Бао-юя; если приходили люди со «двора Наслаждения розами», ей чудилось, что все они озабочены приготовлениями к свадьбе.
Иногда ее навещала тетушка Сюэ, но Бао-чай ни разу не показывалась, и это еще больше усиливало подозрения Дай-юй. Она предпочитала никого не видеть, отказывалась от лекарств, одна мысль владела ею – скорее умереть. Во сне ей часто казалось, что кого-то называют второй госпожой, и наконец все это превратилось в зловещую тень, которая постоянно преследовала ее.
Наступил день, когда она совершенно отказалась прикасаться к пище и в беспамятстве лежала на постели, ожидая смерти.
Если вас интересует дальнейшая судьба Дай-юй, прочтите следующую главу.
Глава девяностая, в которой речь пойдет о том, как бедной девушке, потерявшей кофту, пришлось терпеть недовольство служанок и как молодой человек, получивший в подарок фрукты, терялся в догадках
После того как Дай-юй приняла решение погубить себя, она стала постепенно слабеть и наконец в один прекрасный день совершенно отказалась прикасаться к пище.
Вначале матушка Цзя и другие навещали ее, и она иногда произносила несколько слов, но в последние дни она предпочитала молчать. Временами на душе ее становилось смутно, временами было чисто и ясно.