— Ты заказывала ужин? — продолжая толкаться, спросил Тебеньков.
— Нет! No! I didn’t...
— Что на ужин? — спросил Тебеньков.
— Форель, салат, фрукты, вино, сыр. И немного сладкого, — ответило нечто.
— Оставь!
Нечто откатило столик в угол.
— Постой! — Тебеньков застыл. — Постой! А ты что, по-русски понимаешь?
— А то! — нечто сняло со столика громадную крышку-полусферу, взяло со столика двузубую длинную вилку для рыбы, подошло к Тебенькову и всадило ему вилку в основание черепа.
Тебеньков умер мгновенно. Кочешкова перепрыгнула через кровать, одернула полы халата, закрыла грудь.
— Здравствуй, это я! — сказал Сурмак.
— Здравствуй... — Кочешкова с опаской подняла взгляд на Сурмака: тот выглядел жутко. — Как тебе удалось выжить? — спросила она.
— Сам не знаю, — Сурмак пожал плечами. — Везенье. Обгорел. Меня выбросило из машины взрывной волной.
— А сюда как попал?
— Я, понимаешь ли, нелегал. У меня французская виза, я через Альпы, там не проверяют, там можно проскочить...
— Я знаю, знаю — подтвердила Кочешкова.
Сурмак нагнулся к чемоданчику.
— Господи... — сдавленно проговорил он из-за края кровати.
Щелкнули замки. Сурмак распрямился. Его черная, в рубцах клешня сжимала ручку чемоданчика.
— Я знал, что ты здесь появишься, — сказал он. — Я бы взял тебя с собой, но там, у тебя в гостиной, — Сурмак кивнул назад, — я уложил официанта. А теперь этот, — он наподдал носком кроссовки по телу Тебенькова. — Мне будет очень тяжело. Если можешь, не вызывай полицию хотя бы полчаса. Договорились?
Кочешкова пожала плечами.
— Я снял виллу. Там же, в Напуле. До встречи! — Сурмак неловко шагнул в обход кровати, спотыкнулся, чуть не упал.
— Хотел тебя поцеловать, — сказал он и улыбнулся.
Лучше бы он этого не делал. Жуть что за маска появилась перед Кочешковой. Она даже вскрикнула, но Сурмак уже выбегал из ее номера.
Тренькнул телефон. Кочешкова поискала трубку. Трубка валялась на полу, рядом с бездыханным Тебеньковым.
Кочешкова опасливо наклонилась, взяла трубку.
— Алло...
Портье интересовался — не хочет ли мадам поужинать?
— Я уже ужинаю, — ответила Кочешкова. — Алло! Алло! Попросите официанта принести мне вилку для рыбы. Он почему-то забыл ее положить...
ИСТОРИЯ ЗАЧАРОВАННОГО ПОРТРЕТОМ ДОЛГОЗВЯГИ ПРЕДЫБАЙЛОВА
Амбиндер встретился Предыбайлову в дождливый сентябрьский день. Никакого бабьего лета, сплошной дождь, ветер, грязь с растасканных тысячами подошв газонов, на которых жесткая городская трава давно пожухла, собралась в жалкие пучки, затаилась до следующей весны. В такую погоду возможна встреча с кем угодно. Что кому выпадет. Предыбайлову выпал Амбиндер.
Предыбайлов стоял под навесом остановки и ждал автобус. С ним были — сумка через плечо, чемодан, пластиковый пакет. Если бы подошел автобус, то Предыбайлов, конечно, уехал бы на нем. Куда — уже неважно. Предыбайлову просто надо было уехать с этой остановки, пусть — до следующей, пусть — до конечной. У него не было никакой цели. Не было даже цели жить дальше. Предыбайлов вступил в полосу полнейшего равнодушия. Равнодушия к жизни, к самому себе, к окружающим. С ним случалось всякое, но столь глобальное равнодушие охватывало его впервые.
Амбиндер ехал в длинной черной машине. Машина сверкала лаком, блестела хромированными частями. Эта машина была единственным движущимся транспортным средством на проезжей части. Смеркалось. Машина Амбиндера следовала с зажженными габаритными огнями. Шофер Амбиндера собирался по выезде с улицы включить ближний свет: после перекрестка предстояло свернуть на проспект, где следовало занять правый ряд и в нем, ритмично подавая звуковой сигнал и переходя с ближнего света на дальний, помчать вперед. К цели Амбиндера. Вернее — к одной из. У Амбиндера целей была уйма, но их количество парализовало амбиндеровскую волю. Ему было невыносимо скучно и тоскливо от того, что с минуты на минуту предстояло выбрать какую-то одну. Чтобы мчаться уже конкретно к ней. На выбор у Амбиндера не хватало энергии. Кто бы выбрал за него! Его захлестывало равнодушие, в этом он был близок Предыбайлову, с той лишь разницей, что равнодушно имел целей множество, а Предыбайлов был равнодушно бесцелен.
Предыбайлов заметил машину Амбиндера. Он подумал, что она движется слишком медленно для машины такого класса. Такие машины — как учил Предыбайлова опыт — всегда двигались быстро. Эта, появившись в конце улицы, приближалась так, словно не была длинной черной блестящей и сверкающей машиной. Она ехала по улице, словно какой-то «москвич»!
Предыбайлов подумал о машине марки «москвич», но в голове его слово «москвич» приобрело иной, первоначальный смысл, за этим географическим смыслом в нем вспенилась волна обиды, нанесенной ему, Предыбайлову, нанесенной незаслуженно, подло, обиды, которую нельзя простить, которую нельзя забыть. Предыбайлову стало даже душно. Будто из-под навеса остановки выкачали воздух. Словно у него не было железного здоровья, а были испорчены сердце, легкие, почки и другие важные органы. Предыбайлов рванул ворот рубашки, пуговица отлетела прочь.
Водитель Амбиндера не заметил вышедшего из-под навеса автобусной остановки Предыбайлова. Водитель смотрел вперед, туда, где к красному свету светофора присоединился желтый, и соображал — успеет ли он проскочить перекресток на зеленый. Амбиндер не любил лихачества, проезд на желтый вызывал у него легкую изжогу, а вот серьезное нарушение, типа проезда на красный, могло стоить водителю места. Место же у Амбиндера стоило дорогого. Водитель придавил педаль газа. Машина будто чуть присела и начала набирать скорость.
Предыбайлов стоял на самом краю тротуара. Куцый плащик, под плащиком — костюм, из тех, что сразу привлекают внимание. Очень плохой и сильно заношенный костюм. На такие костюмы, вернее — на людей в таких костюмах, смотрят с превосходством и жалостью.
Предыбайлов стряхнул с высокого сухого лба капли дождя. Его коротко остриженные волосы стояли торчком. Скулы играли желваками. Даже в этом плаще, в этом костюме Предыбайлов был в стиле. Хотя бы потому, что ботинки у него были английские, высокие, на толстой подошве. И характерный густой предыбайловский взгляд. Он выглядел старше своих лет, выглядел умудренным, а на самом деле был молод душой и телом.
Предыбайлову было просто любопытно, он любил смотреть на красивые машины. Они отвлекали его от мрачных мыслей, внушали, что жизнь еще не кончается, что впереди что-то есть, но эта вот, конкретная машина, разогнавшись и вспыхнув фарами, влетела правым передним колесом в лужу прямо напротив остановки. Грязная вода обдала Предыбайлова с головы до ног. За такое Предыбайлов мог убить. На месте. Но это унижение было очередным в ряду прочих, за которые он не отомстил, которые остались безнаказанными.
Предыбайлов осмотрел себя. Грязная вода стекала с плаща, на брюках — пятна, английские ботинки стояли в разрастающейся луже. Если бы Предыбайлов не сдал получасом раньше оружие, он понаделал бы в машине дырок. Он подумал, что ему просто не повезло, раз все смешалось в один комок в один и тот же день, а потом подумал, что ему именно повезло, раз все произошло в один день: ну не может же быть так, что следующий день будет еще хуже.
Его мысли были прерваны характерным звуком вновь приближающейся машины. Это машина Амбиндера сдавала назад. Предыбайлов сжал кулаки, но когда машина остановилась напротив него и открылась задняя дверца, то ласковый голос Амбиндера произнес:
— Молодой человек! Можно вас на минутку?
Отчего же нет? Предыбайлов подошел к машине. Амбиндер, утопая в коже сиденья, курил неимоверно длинную сигару. Крокодильей кожи браслет часов «Тиссо», костюм «Хьюго Босс». Затылок шофера выражал тревогу, телохранитель, перевесившись с переднего сиденья, изучающе смотрел на Предыбайлова, и глаза его щурились с пониманием: телохранитель видел в Предыбайлове коллегу.
В чем-то он был прав. Хотя, с другой стороны, в последнее время Предыбайлов, храня одни тела, в основном занимался уничтожением других. Что тоже работа.
— Молодой человек, — сказал Амбиндер, когда Предыбайлов чуть наклонился и в машину заглянул, — молодой человек! Что я могу для вас сделать?
В этих сентябрьских сумерках Предыбайлов, хоть и не имел цели, был готов на что угодно. Убить, кого прикажут, голыми руками. Прыгнуть с десятого этажа, мягко приземлиться, а потом — пробежать марафонскую дистанцию. Угнать правительственный лимузин вместе с офицером по особым поручениям и чемоданчиком с ядерной кнопкой.
Вместо чего угодно Предыбайлов получил работу у Амбиндера, кров над головой, сытную еду, добрых и безотказных подружек, хорошую плату за несложную в сущности работу. О таких условиях может мечтать любой. В таких условиях хорошо встретить старость.
Однако Предыбайлов пал жертвой собственного странного свойства. Свойства, однако, довольно распространенного, которое в Предыбайлове имелось во всей полной красе, но в целокупности не проявлялось, а дремало, — временами просыпаясь и тогда давая себя знать частями.
В амбиндеровской системе Предыбайлова уважали, но любить не любили. Все знали точно — Предыбайлов не предаст, не изменит, в трудном деле поможет, в безнадежном — ободрит, да так, что надежда появится обязательно, а вот чего-то в нем недоставало. С первого взгляда на Предыбайлова было ясно — парень что надо, а вот близости к нему не испытывали. Какой-то в нем чувствовался ущерб.
Внешне странность Предыбайлова проявлялась в замкнутости, в молчаливости. Тех, кто лез в душу, особенно — после небольшой расслабухи, после сауны и закуски, Предыбайлов осаживал. Здоровенный красавец, косая сажень в плечах, ручищи что бедра иного тренированного мужика, ноги длинные, стрижка аккуратная, взгляд темно-синий, губы в меру яркие, костюм новяк, тот, в котором он впервые встретил Амбиндера, давно забыт, галстук костюму в тон, шелковый, французский, «Тед Лапидус». Машину Предыбайлов водил мастерски, промеж глаз давал так, что получатель, если не умирал сразу, то обязательно, по возвращении сознания, проклинал свое дальнейшее жалкое, растительное существование. Стрелял метко. Имел и некоторые другие умения, возможно — в его работе не обязательные, но иногда нужные: мог нажать кнопку на компьютере, мог говорить на отвлеченные темы, умел — что удивительно — танцевать.