А коль Ты заплатил за всех стократ,[192]
Друг друга мы всегда любить готовы.
И нам любить, родная, явлен срок:
Любовь — заветный Господа урок.[193]
Античный воин действовал с умом,
Когда он свой Трофей воздвиг умело,[195]
Расхваливая в надписи на нём
Свою победу и свой подвиг смелый.
Как мне создать трофей непотускнелый,
Чтоб на него для памяти занесть:
Я покорил любимую всецело,
Награда мне — любовь, невинность, честь.
Уже мой стих обет бессмертью есть,
Он для любимой — памятник нетленный,[196]
А для потомков он — благая весть,
Чтоб каждый восхитился, удивленный.
Я дивную добычу захватил,
Вложив и долгий труд, и много сил.
О, ты, Весна, герольд царя любви![197]
В твоём гербе — роскошные розетки[198]
Из всех цветов, скорей их нам яви,
Раскрашенные в чудные расцветки.
Потом лети туда, где на кушетке
Любимая в чертоге зимнем спит;
Скажи ей, дни блаженства крайне редки,
Пусть ловит их за прядь и не глупит.[199]
В порядок приведёт свой сонный вид,
Дабы идти с Эрота дивной свитой,
А кто её в любви не укрепит,
Наказан будет, всеми позабытый.
Пусть милая спешит, пока юна,
Ведь дней прошедших не вернёт она.
Как рад я твою вышивку узреть,
Где ты — Пчела, а я — Паук опасный,
Что затаясь, плетёт в засаде сеть[200]
И ждёт свою добычу ежечасно.
И правда, ты — в ловушке сей прекрасной,
Ты поймана в любовные силки:
Твой милый враг сковал тебя всевластно,
Не улетишь, ведь узы те крепки.
И как в свой труд вплела ты лепестки
Лесных цветов и розы ароматной,
Так и свою темницу облеки
Восторгом дивной неги многократной.
Пусть все забудут о вражде былой
Меж Пауком и кроткою Пчелой.
Когда мой дух, расправив дерзко крылья,
Взлетает в мыслях к чистым Небесам,[202]
То бренность тянет вниз его усилья,
Назад к земным надеждам и мечтам.
Где высшей Красоты он видит храм —
Небесного сиянья воплощенье;[203]
Влеком приманкой сладостною там,
Он забывает горнее паренье.
И слабое моё воображенье,
Испив блаженств и радостей до дна,
Не к небесам другим являет рвенье,
Но жаждет милой угодить сполна.[204]
Влюблённым благодати нет иной —
Блаженство Неба в жизни их земной.
Моё же сердце мною пленено.
Хоть никому оно не подчинится,
Твоих волос златистое руно
Зовёт его разбить свою темницу.
Как на руке у нас находит птица
Зерно, и подлетает без забот,
Так сердце, что от глаз твоих кормиться
Привыкло, снова к ним стремит полёт.
Пусть у тебя в груди оно живёт,
В сей нежной клетке, став рабом навечно:
И, может быть, с восторгом воспоёт,
Тебя, хваля бессчётно, бесконечно.
Ты можешь не раскаиваться в том,
Что грудь твоя — ему желанный дом.
Счастливцы буквы, лишь впервой сложилось
Искусно имя славное из вас:
Оно мне трижды подарило милость,
Навеки осчастливив каждый раз.
От первой жизнь обрёл я в добрый час —
Моё из чрева матери[206] рожденье;
Вторая — Королева, чей указ
Мне дал богатство, честь и положенье.
А третья — жизни тяжкой украшенье —
Моя любовь, что дух мой подняла
Из праха: ей за это — прославленье
Средь всех живых и лучшая хвала.
Живите вечно, три Елизаветы,[207]
За три прекрасных дара мной воспеты.
На отмели чертил я имя милой,
Но волны смыли имя за собой,
Другой рукой его я вывел с силой,
Но боль мою опять унёс прибой.
Она сказала: «Тщетною борьбой
Не обессмертить смертное, тщеславный;
И как мне сгнить положено судьбой,
Так это имя рок сотрёт злонравный».
«Нет, — я ответил, — ты да будешь славной,
Лишь низменное превратиться в прах,
Мой стих тебя причислит к богоравной,
А имя начертает в Небесах.[208]
Когда весь мир здесь смерти подчинится,
Там наше чувство к жизни возродится[209]».
О грудь, где скрыт достоинств дивный клад,
Гнездо любви, восторгов дом чудесный,
Чертог блаженства, неги райский сад,
Святая гавань для души небесной.
Твоей восхитясь внешностью прелестной,
Мои блуждали слабые мечты,
Беспечно погружаясь в мир телесный
В погоне за добычей красоты.
И средь сосков, что так же налиты,
Как майский плод созревший, скороспелый,
Они, спустясь на крыльях с высоты,
Для отдыха расположились смело.[211]
О зависть! Ждал я так же отдохнуть,
Но столь благословен мой не был путь.
Я видел, иль во сне, иль наяву
Стол из слоновой кости вожделенный,
Весь в яствах, и пригодный к торжеству,
Где сам Король гостит благословенный.
И там, на серебре, как дар бесценный,
Два яблока златых давно лежат,
Тех лучше, что добыл Геракл[213] небренный,
Иль тех, что Аталанты видел взгляд.[214]
В их сладость грех не влил свой мерзкий яд,
Никто их не попробовал доныне,
В свой сад перенесла плоды услад
Сама Любовь[215] из Рая, как святыню.
Коль грудь её — сей стол слоновой кости,[216]
Мои желанья — жаждущие гости.
Стремясь к любимой, я брожу уныло,
Как потерявший мать младой олень:[217]
Ищу места, где видел облик милый,
Что памяти моей покрыла сень.
В полях ищу следы её весь день,
Мечту найти чертог её лелею;
Хотя везде я вижу только тень,
Чертог и поле всё же полны ею.
Мой взгляд, лишь я продолжу ту затею,
Впустую возвращается ко мне;
И я, надеясь вновь увидеть «фею»,
Мечтой питаюсь тщетной[218] в тишине.
Мои глаза! искать её не надо,
Я мысленно узрю мою отраду.[219]
Прекрасна ты — твердят мужчины страстно,
И, в зеркало глядясь,[221] им веришь ты:
Но я хвалю, что истинно прекрасно —
Твой честный ум и чистые мечты.[222]
Увы, другие свойства красоты
Вернутся в персть,[223] где блеск подвержен тленью,
И только образ вечной чистоты —
Не то, что плоть — свободен от гниенья.
Вот — Идеал: и это подтвержденье,
Что семенем небесным рождена[224]
Богиней ты от Духа, чьё творенье
Есть Красота благая без пятна.[225]
Прекрасен Дух, его прекрасны дети,[226]
Краса другая вянет, как соцветья.
О, дай мне после долгого скитанья
По шестикнижной Сказочной Стране[227]
Перевести тяжёлое дыханье
И отдохнуть в сладчайшем полусне.
Затем конём,[228] взбодрившимся вполне,
Покину я покой моей темницы
И напишу опять о старине,
Зажав перо старательной десницей.
До той поры дай здесь мне насладиться,
Резвиться с Музой,[229] милой петь хвалу;
И видеть горний лик моей девицы,
Что ввысь мой дух направил, как стрелу.
Но пусть моя хвала звучит скромней,
Как для служанки Королевы Фей.[230]