[4]. Соня любила поглазеть, как работают каменщики. Если маменька шла туда, то всегда брала с собой и дочку, но приказывала от себя не отходить. Соне же хотелось побегать повсюду, и она однажды спросила:
— Маменька, почему вы не позволяете мне ходить одной, без вас, смотреть, как работают каменщики? А если пойдем вместе, отчего вы велите мне не отходить от вас?
— Оттого, что каменщики бросают камни и кирпичи. Они могут попасть и в тебя. А еще оттого, что там есть песок, известка — ты можешь поскользнуться. Попадешь в известку — больно будет.
— Ах, маменька, я буду ходить осторожно, а уж известка мне ничего не сделает.
— Ты так думаешь, потому что не знаешь, как жжется известка.
— Но, маменька…
— Пожалуйста, не рассуждай слишком много, замолчи! — прервала ее мать. — Я лучше тебя знаю, что тебе может повредить, а что нет. Я не хочу, чтобы ты без меня ходила на двор.
Соня опустила голову и не проронила ни слова, только скорчила недовольную рожицу и сказала про себя: «А я все-таки пойду, хочу и пойду!»
Случая ждать пришлось недолго. Час спустя садовник пришел доложить, не угодно ли госпоже де Реан выбрать герани, принесенные на продажу. Соня осталась одна.
Она огляделась по сторонам — не видят ли ее нянюшка или горничная? — и, уверившись, что поблизости никого нет, подбежала к двери, отворила ее и пошла на двор. Каменщики работали и не обращали внимания на Соню, а она глазела на них — все ей надо было видеть, все рассмотреть. Она стояла подле чана с известкой, белой и ровной, как сливки.
«Какая она белая, — думала Соня, — мне не удавалось разглядеть ее, маменька не позволяет подходить. Как она ровно лежит! Пройду-ка через весь чан, прокачусь на ногах, как по льду».
И вот Соня ступила на известку, думая, что она такая же твердая, как земля, но нога провалилась. Чтобы не упасть, она ступила другой ногой и до колен ушла в известку. Тут Соня закричала. Подбежал испуганный каменщик, вытащил ее, поставил на землю и говорит:
— Поскорей снимите, барышня, чулки и башмаки, они уже сгорели, да поторопитесь, не то известка пожжет вам ноги!
Соня взглянула на ноги: хоть сверху и держалась еще известь, но видно было, что башмаки и чулки почернели, точно побывали в огне. Она закричала еще громче, потому что известка стала пощипывать и жечь ноги.
К счастью, няня случилась неподалеку; она прибежала, тотчас догадалась, в чем дело, живо стащила с Сони чулки и башмаки, вытерла ей ноги передником, схватила Соню на руки и бросилась в дом. Когда девочку внесли в комнату, туда вошла и госпожа де Реан, чтобы заплатить деньги цветочнику.
— Что случилось? — с беспокойством спросила она. — Ты больна, Соня? Отчего ты без чулок?
Соня от стыда не могла вымолвить ни слова. Нянюшка рассказала, в чем дело и как Сонины ноги спаслись от ожога.
— Не будь я близко и не прибеги вовремя, с ее ножками было бы то же, что с моим передником. Поглядите, сударыня, весь сгорел от известки, весь в дырах.
Госпожа де Реан увидела, что нянюшкин передник и в самом деле уже никуда не годен. Она обернулась к Соне и сказала:
— Вас бы следовало высечь, сударыня, за непослушание, но Бог уже наказал вас, вы никогда не забудете, как перепугались! А теперь в наказание извольте сейчас же отдать нянюшке за передник пятифранковик[5], который я вам подарила и который вы берегли на сельский праздник.
Как Соня ни умоляла, маменька была непреклонна, и деньги пришлось отдать. Горько плача, Соня обещала впредь слушаться маменьку и не ходить, куда не следует.
Глава IVЦыпленок-чернушка
Соня ежедневно ходила с матерью на птичий двор, где было много красивых разных пород кур. Госпожа де Реан велела подложить под наседку яйцо, из которого должна была вылупиться хорошенькая хохлатая курочка. Каждый день они с Соней ходили узнать, не вылупился ли цыпленок. Соня носила с собой корзиночку хлеба и крошками кормила кур. Как только она приходила, все куры и петухи бежали к ней, прыгали вокруг, клевали хлеб чуть ли не из рук, из корзины. Девочка хохотала, бегала, куры за ней, это ее ужасно забавляло.
Пока дочка так развлекалась на дворе, госпожа де Реан шла в большую галерею, где помещались куры. Жили они по-княжески, за ними было больше ухода, чем за иной княгиней. Соня, скормив весь хлеб, бежала к матери. Она смотрела, как цыплятки вылуплялись из яиц. Были там и молоденькие птицы, которым рано еще было бегать на воле.
Как-то утром, войдя в курятник, Соня увидела, что маменька держит на руках крошечного цыпленка, который вылупился из яйца всего час назад.
— Какой хорошенький, маменька! Перышки такие черненькие, точно у ворона! — восхитилась Соня.
— Посмотри, какой замечательный хохолок, отличная курочка выйдет, — госпожа де Реан бережно поворачивала птенчика на ладони.
Когда они нагляделись на пушистый комочек, маменька положила цыпленка обратно. Но не успела она его посадить, как наседка больно клюнула малыша. Госпожа де Реан шлепнула курицу по голове, подняла птенчика — он упал, бедненький, — и опять посадила подле наседки. Та опять набросилась на него. Он бросился прочь, наседка за ним.
Госпожа де Реан подбежала, схватила цыпленка, которого курица чуть было не заклевала до смерти, и, чтобы он оправился, дала ему глоток воды.
— Что нам делать с этим цыпленком? — озадаченно промолвила она. — С этой злой наседкой оставить нельзя — убьет, а он такой хорошенький, мне бы хотелось вырастить его.
— Давайте, маменька, посадим его в корзину, в той комнате, где мои игрушки. Мы его станем кормить, а когда вырастет — пустим в курятник.
— Твоя правда, снеси его в своей корзинке, мы ему устроим гнездышко, — согласилась мать.
— Ах, маменька, посмотрите на его шейку: кровь идет. И из спинки тоже.
— Это наседка наклевала. Когда принесешь домой, спроси у няни мази, пусть смажет ему ранки, — и госпожа де Реан передала птенчика дочери.
Соне неприятно было глядеть на кровь, но ей очень понравилось, что она станет его лечить. Побежав домой вперед матери, он отнесла цыпленка к няне, и они вдвоем принялись хлопотать над ранками. Потом няня приготовила месиво из яиц, хлеба и молока, мешала и растирала все это целый час. Бедный цыпленочек сидел нахохлившись и ничего не ел, только несколько раз попил понемногу водицы.
Через три дня раны зажили, и цыпленок стал бегать у садового крыльца. Через месяц он вырос и стал прехорошеньким. На вид ему был не месяц, а целых три. Перышки у птенчика были иссиня-черные, как вороново крыло, гладенькие, блестящие, точно он из воды вышел. На голове вырос хохолок. Тут всякие перышки были: черные, оранжевые, голубые, красные и белые; клюв и лапки — розовые. Держался он гордо, живые глазки так и блестели. Словом, лучше цыпленка и не видывали.
Соня берегла и холила его, давала корм, охраняла, пока он бегал около дома. Сторожить его становилось нелегко, и через несколько дней его хотели перенести в курятник. Соне не раз по получасу приходилось бегать за ним, чтобы изловить. Раз, спасаясь от Сони, он бежал так быстро, что попал в водоем и чуть было не утонул. Соня пробовала привязать его ленточкой за лапку, но он стал так биться, что пришлось отвязать, иначе он сломал бы себе ножку. После этого маменька приказала не выпускать его на двор.
— Тут много коршунов, — предупредила она, — еще унесут, пожалуй. Пусть подрастет, тогда его можно будет выпускать.
Но Соня не послушалась и украдкой выводила его гулять. Однажды, зная, что маменька занялась письмами, она вынесла цыпленка во двор, он принялся рыться в песке и траве, отыскивать мушек и червячков. Соня неподалеку расчесывала куклу и беспрестанно поглядывала, как бы цыпленок не забежал далеко. Подняла она глаза и видит: шагах в трех от цыпленка уселась огромная птица с крючковатым клювом. Смотрит на цыпленка сердито и на Соню косится. Цыпленок присел, трясется весь и шелохнуться боится.
«Что за глупая птица! — подумала Соня. — Красивая, только какая странная! На меня смотрит, точно боится, а на цыпленка — точно съесть хочет. Смешная какая!»
В это самое мгновение птица резко крикнула, бросилась на цыпленка — тот запищал только! — схватила его в когти и быстро взлетела.
Соня сидела точно ошеломленная. Маменька услышала птичий крик и прибежала узнать, что случилось. Соня ей рассказала, как птица унесла цыпленка, и прибавила, что не понимает, что это значит.
— Это значит, что ты непослушная девочка! — рассердилась маменька. — А птица, унесшая цыпленка, это коршун. Простись теперь с цыпленочком навек. А за непослушание извольте отправиться в свою комнату и остаться там до вечера. Там и пообедаете.
Соня опустила головку и грустная пошла в свою комнату. На обед нянюшка (она очень любила свою барышню и не могла видеть, когда та плачет) принесла ей супу и мясное блюдо. Соня горько плакала по цыпленку и долго вспоминала про него.
Глава VКудри
Соня была щеголихой: она любила наряжаться, ей приятно было слышать, что она хорошенькая. А она была вовсе не красавицей: у девочки было веселенькое, свеженькое и полное лицо, серые глазки, вздернутый и немного толстоватый носик, большой, вечно готовый хохотать рот. И русые волосы, но не кудрявые; ее стригли коротко, как мальчика.
Соня любила наряжаться, но была всегда просто одета: обыкновенное белое открытое кембриковое платьице с короткими рукавами, зимой и летом, довольно грубые чулки и черные кожаные башмаки. Она не знала ни шляпы, ни перчаток. Маменька думала, что дочке следует привыкнуть к солнцу и дождю, к ветру и холоду.
Но больше всего на свете Соне хотелось, чтобы волосы у нее вились. Она слышала, как однажды хвалили русые кудри ее подруги Камилы Флервиль, и с тех пор только и думала о том, как бы сделать волосы кудрявыми. Думала-думала — и придумала.