— Иван Игоревич! Иван Игоревич! — Истерические нотки никуда не делись, Валентина Матвеевна подбежала ко мне, вцепилась в плечо. И тут я с удивлением понял, что медсестра от страха еле на ногах держится.
— Кто встал? — уже тише и спокойнее повторил я.
— Труп! — то ли всхлипнула, то ли взвизгнула старшая.
— Пойдемте глянем. — И почти что галантно подхватив ее под ручку, потащил к дальней палате. Насколько я понял, именно туда снесли все трупы, пока работники морга за ними не придут. — Валентина Матвеевна, может, вы просто ошиблись?
— Не-ет, — всхлипнула женщина, — я туда зашла окна проверить. И тут он приподнимается и простыню с себя снимает.
— Может, вы слишком поспешно его в трупы записали?
— Вы что? — обиделась медсестра. — Как тут ошибешься? Я же сама с Сергеем Валентиновичем его реанимировала. Разряд давали, адреналин ввели — сердце даже не дернулось.
— Извините, Валентина Матвеевна, — повинился я. И вправду, уж кому-кому, а старшей медсестре стоило в этом доверять — с ее-то опытом. Мертвого от живого точно бы отличила. Ну, разве что кроме какого-нибудь экзотического случая, вроде летаргической комы. Да и Луканов бы такой глупой ошибки не совершил — педантичная сволочь, не позволяет себе ошибаться. Два опытных человека — и вдруг приняли живого за мертвого? Странно.
Дверь палаты неожиданно открылась нам навстречу, на пороге показался светловолосый мужчина, завернутый в простыню, как римлянин в тогу. На ногах у него были синие в зеленую полосочку носки, из-под импровизированной накидки выглядывала синяя майка спортивного кроя. Глаза сверкали странным лихорадочным возбуждением.
— Иван Игоревич, доброго дня, — важно поздоровался пациент.
— И вам доброго, Михаил.
Тут медсестра не выдержала и с глубоким вздохом потеряла сознание. Я еле успел ее подхватить, чтобы не ударилась, и аккуратно уложил на пол.
— Ирина! Аня! Сюда! — рявкнул я на все отделение. — Валентине Матвеевне плохо!
Еще раз внимательно оглядел Михаила Тимошенко — он лежал в моем отделении после операции, четыре дня прошло, динамика была отличная. Да и сейчас выглядит хоть куда. Трупных пятен нет, наоборот, румянец на щеках, да и движения резкие, бодрые. На свежий труп никак не похож, как и на классического зомби.
— Что же вы так, Михаил? Зачем Валентину Матвеевну пугаете?
Тот виновато пожал плечами. Помог мне перетащить женщину на диванчик около поста. Рядом захлопотали две медсестрички. Впрочем, Валентина Матвеевна быстро пришла в себя, пересела за стол, стараясь держаться подальше от Михаила.
— Позволите? — Я взял его запястье, нащупывая пульс. Ровный, как у абсолютно здорового человека, ударов семьдесят. Даже слишком ровный для человека, который только что очнулся среди покойников. — Михаил, как вы себя чувствуете? — поинтересовался для успокоения совести.
— Отлично, доктор, — улыбнулся Тимошенко. — Даже лучше, чем раньше.
— Представляете, Валентина Матвеевна сказала, что вы умерли, а сейчас воскресли. — Я втайне порадовался, что хоть какая-то сегодняшняя история закончилась хорошо.
— Так и есть, — кивнул он, как-то очень внимательно ко мне приглядываясь.
— В смысле?
— Я умер. И Господь меня воскресил, — торжественно заявил Михаил.
Неподалеку опять послышался глубокий вздох. И вслед за ним снова засуетились медсестры.
— Валентина Матвеевна, — устало сказал я в воздух, — вам еще не надоело в обмороки падать? Это как бы непрофессионально.
И, повернувшись к Михаилу, спросил раздельно и ясно:
— Вы утверждаете, что умерли? А потом вас воскресил Господь?
Михаил радостно закивал. И с гордостью во взоре добавил:
— Я должен многое сделать. И потому Он меня вернул.
Я прямо почувствовал, как Михаил сказал «Он» — с очень большой буквы. Вот те раз, а казался совершенно нормальным до сегодняшнего дня. Надо будет завтра вызвать больничного психиатра — пусть Вадим разбирается с этим «воскресенцем» сам.
— Тогда поздравляю вас, — пожал я руку Михаилу. Спокойствие, только спокойствие, тон доверительный, движения плавные. — Отдыхайте, завтра мы еще с вами побеседуем…
— Но я хотел уже выписываться, — перебил меня Тимошенко.
— Зачем торопиться? Вы сегодня пережили потрясение. Вам нужно отдохнуть. А завтра я вас выпишу. — Пациент выглядел совсем не так, как я его помнил и до операции, и после. Что-то в нем появилось. Пока еще малозаметное, но все более и более проявляющееся с каждой минутой разговора. Напор? Уверенность? Или признаки безумия?
— Спасибо, Иван Игоревич, — еще одна широкая улыбка.
— За что?
— За понимание. Я думал, что придется долго объяснять, а вы сразу все поняли и уверовали в меня.
— Э-э-э… — Я не нашелся, что сказать, так меня смутило его последнее заявление. Уверовать в него? Мания величия? Начальные признаки шизофрении? Так, без Деменко точно не обойтись. Надо бы его еще сегодня натравить на этого «ходячего жмура». — Отдыхайте, Михаил. Конечно же, я вас понимаю. Валентина Матвеевна, отведете пациента в его палату?
Тут я поймал перепуганный взгляд старшей и сжалился.
— Ирочка, помогите Михаилу. А Валентина Матвеевна пусть еще немного отдохнет.
Медсестра подхватила руку Тимошенко и немного опасливо повела его по коридору.
— Иван Игоревич, — свистящим шепотом сказала старшая медсестра, — я не ошиблась. Христом клянусь, не было ошибки. Спросите у Луканова. Мне не верите, ему поверьте.
— Да верю я вам, Валентина Матвеевна, — я устало отмахнулся. — И доверяю как специалисту — вряд ли вы просто так ошиблись. Может, это такой симптом неведомой болезни? Впал человек в глубокую кому, вот вы его и приняли за мертвого. Полежал немного и пришел в себя. Сегодня уже столько всего навертелось — я готов поверить во что угодно.
— А адреналин, а разряд?
— Всякое в истории медицины было.
Ужасно хотелось посидеть — тело просило пощады, морально я тоже жутко вымотался за сегодня. Но плановые больные никуда не делись даже в такой день, да и приемник работал споро, одного за другим подвозили новых пострадавших. Видимо, сегодня у «скорой» ударные стахановские сутки. И еще надо было проверить нежданную гипотезу — может, не одному Тимошенко повезло.
Через полчаса я выполз из палаты с мертвыми пациентами — перещупав, переслушав всех по два раза. Нет, ни летаргия, ни глубокая кома, ни прочая экзотика не наблюдались. К сожалению. Люди бесповоротно мертвы — уже начали проявляться трупные пятна на нижнерасположенных участках тел, помутнели роговицы, да и слизистые оболочки повысыхали. Мертвы, без вариантов. Трупы ничем не напоминали живчика Тимошенко, хотя, по словам Валентины Матвеевны и сбежавшего засранца Луканова, Михаил поначалу ничем от умерших не отличался. Но к финишу с ними не пришел — дезертировал.
Минут через десять я уселся за посмертные эпикризы. Все равно эту работу делать надо, а кроме меня сейчас и некому. Медсестрам не доверишь, Луканов неизвестно где. Да и сегодняшние эпикризы фиг кто напишет. Я и сам не знаю, как их заполнять. Может, написать ту геморрагическую ерунду, что придумали полудурки из Минздрава? Так позориться перед Олегом Даниловичем не хочется. Пусть это и официальная версия, но ведь идиотская. Нет никаких признаков геморрагии у трупов. А значит, у здоровых тем более искать ее смысла нет.
Еще два часа я потратил на бумажки. Потом я забежал в администрацию, но шеф уже ушел. Да и в администрации мало кто остался — Олег Данилович всех отправил по домам.
Выбравшись из больницы в ясное тепло раннего весеннего вечера, я не спеша прошел на стоянку к своей машине. Темно-синий «фольк» — пусть и не шикарный кабриолет, но мне нравится. Мне в нем уютно, а для меня это самое важное. Вчера я оставил машину около больницы, меня забрала Лена. Сегодня пора самому ехать домой.
Лена…
А я так и не связался с ее родными.
Неприятно чувствовать себя сволочью. И что день такой ненормальный — совсем не оправдание. Достал телефон, чтобы набрать хоть кого-то из общих знакомых. И с удивлением увидел надпись «нет сети». Явно сюрпризы дня сегодняшнего заканчиваться не хотят. Плюнув и решив, что разберусь со всем этим завтра, я забрался в машину и выехал со стоянки.
Домой я добирался целый час — не ожидал, что встретятся три крупные пробки. Кое-где дорогу украшали россыпи искристого стекла, в одном месте даже не успели оттереть кровь с асфальта — и багровое пятно выделялось под ярким весенним солнцем. Перед подъездом припарковалась «скорая» — водила устало курил на лавочке, мрачно осматривая окрестности.
Лифт тоже не работал. Но это я никак не связывал с неприятными сюрпризами прошедшего дня. Детище Элиша Грейвса Отиса и раньше отказывалось выполнять обязанности и выдавало самые разнообразные капризы, доводя лифтера до белого каления. А вот жильцы в большинстве своем привыкли. Да и я не роптал. Забежать на восьмой этаж — хорошая гимнастика. Но вот сегодня я бы предпочел небольшой подарок от современной техники — с радостью бы вознесся на свой этаж в кабине лифта.
Еле переставляя ноги, я пересчитал все ступени с первого этажа и по свой… чтобы увидеть на площадке, около двери соседки врача «скорой».
— Случилось что? — устало поинтересовался я, протягивая руку. — Я сосед. Тоже медик. Хирург. Сволочной денек, правда?
После крепкого рукопожатия молодой врач мрачно сказал:
— Армагеддец, а не денек. С ног сбиваемся… И везде одно и то же.
— А тут что? — выдавил я из себя остатки любопытства.
— У вашей соседки муж умер. Сейчас оформим и будем забирать. Полицейские уже уехали — вот у кого тоже работы сегодня непочатый край.
— Ужас… — вяло согласился я, отпирая дверь. — Надо будет зайти к соседке, успокоить хоть как-то.
— Надо, — кивнул врач, подкуривая сигарету. — Сучий день, быстрей бы закончился.
Махнув рукой на прощание, я закрыл дверь и первым делом поплелся на кухню, чтобы выудить что-нибудь высокооктановое из холодильника. Идти к бару не хотелось, хоть там и угнездились напитки посолиднее, но в холодильнике можно найти средство два-в-одном — выпить и закусить. Только сейчас я понял, что не ел весь день. Да и утром с Леной позавтракал только кофе с домашней булочкой.