Проблема не новая, и она не должна была вызывать никаких сомнений. С 1939 года Советское правительство неизменно стояло на такой позиции: восточные воеводства досентябрьской Польши, населенные в подавляющем большинстве украинцами и белорусами и воссоединенные в 1939 году с Украиной и Белоруссией, составляют органическую часть Советского Союза и не должны стать предметом никакого торга. Этой позиции Советский Союз придерживался и тогда, когда признавал польское эмигрантское правительство, и тогда, когда прервал отношения с ним. Из нее последовательно исходили на практике советские партизанские отряды, действовавшие в немецком тылу в Белоруссии и на Украине. Под Новогрудоком или под Маневичами они чувствовали себя на своей земле, а партизанские отряды АК, пытаясь в соответствии с указаниями эмигрантского правительства выступать «в роли хозяев», раньше или позже скатывались в конечном счете к вооруженным столкновениям с советскими партизанами и иногда, как следствие этого, — к отношениям молчаливой «взаимной терпимости» с немецкими оккупационными властями, как, например, «столпецкий батальон» АК подпоручника А. Пильха (Горы), позднее, во время Варшавского восстания, — Долины{25}. Эти отдельные факты создавали у правительства и общественности СССР далеко не лучшие представления о смысле польских военных усилий и бросали мрачную тень на действительные боевые заслуги отрядов Армии Крайовой в борьбе против общего врага — гитлеровской Германии.
Хотя ситуация была, таким образом, ясна, лондонское руководство, до сих пор развертывавшее оживленную деятельность в области разработки и публикации разного рода дипломатических предостережений и предупреждений, а также стратегических планов на то время, когда Советская Армия, преследуя немцев, перейдет прежнюю польско-советскую границу, решило теперь на практике продемонстрировать свое присутствие и свою власть на освобожденных Советской Армией украинских землях и посмотреть, что из этого выйдет.
Весьма характерно, что сами «лондонцы» вполне отдавали себе отчет в том, что их притязания носят лишь исторический характер. Они хотели наглядно продемонстрировать Советскому Союзу свою власть над этими территориями, свою силу, а также польский характер этих земель, хотя не имели там ни власти, ни силы. А что касается польского характера этих земель, то теперь, в кровавом водовороте войны, в результате событий начального периода войны, а также репрессий оккупантов, преступлений и убийств по национальному признаку, о нем не могло быть и речи. Местное польское население, пришибленное, сознающее смысл кровавых потрясений, которые, по сути дела, означали конец векового влияния Речи Посполитой на землях к востоку от Буга, и оказавшееся, кроме того, под реальной угрозой захлестнувшей эти земли активности украинских и литовских националистов, все в больших количествах бежало за Буг.
Поскольку согласно планам «командиры должны приложить всяческие усилия, чтобы операция овладения территорией выглядела как можно внушительней», то главнокомандующий АК еще в феврале 1943 года предупреждал правительство, что «для осуществления вышеуказанных целей и демонстрации присутствия Польши на восточных землях, включая Вильно и Львов, мы должны своевременно получить от вас поддержку вооружением и десантниками. Без такой поддержки самые самоотверженные наши усилия будут недостаточными и не принесут желаемых результатов»{26}.
В марте 1944 года, в период наивысшей активности подчиненных «Лондону» вооруженных сил, количество подразделений АК в Волынском округе составляло едва 23 процента от их количества, например в Люблинском, несмотря на то что численность населения этих округов почти одинакова: в Новогрудском силы АК составляли 19 процентов сил, например, округа Радом-Кельце{27} (все это согласно данным Главного командования АК о личном составе на 1 марта 1944 года). Не лучше обстояли дела в Тарнопольском и Станиславском округах. Следует, однако, отметить, что в качественном отношении силы АК на востоке, которые состояли главным образом из лесных отрядов или отрядов сельской самообороны, несомненно превосходили бездействовавшие годами повстанческие взводы в генерал-губернаторстве.
С целью придать восточным землям в большей степени польский характер под Вильно, Новогрудок и на Волынь перебрасывались партизанские отряды, туда направляли добровольцев из Варшавы и Кракова, из Люблинского, Келецкого и даже Познанского воеводств.
«Надлежит противодействовать тенденции жителей восточных территорий к бегству, — гласит инструкция командующего АК к плану «Буря» на восточных территориях. — Массовый уход польского населения тех районов, где имеются явно польские очаги, был бы равнозначен ликвидации польского права на этой территории»{28}.
В январе 1944 года упомянутая Людвиком Ландау советская конница продвигалась от Сарн до Луцка и далее на Ковель как раз через такие обезлюдевшие районы. Нелегкую задачу имел полковник Любонь, комендант Волынского округа АК: на земле, где перед войной, даже по самым оптимистичным польским официальным оценкам, поляков было не более 15 процентов, на земле, опустошенной теперь в результате страшной, истребительной войны, развязанной в конце 1942 года украинскими националистами, продемонстрировать перед лицом наступающих советских войск польский характер Волыни и свою, основанную на лондонском мандате, власть над ней. Польское население, обездоленное, устрашенное кровавой резней, скапливалось в городах и местечках вдоль железнодорожных линий, где гарнизоны (главным образом венгерские), охранявшие коммуникации, обеспечивали относительную безопасность. Кроме городов держалось лишь несколько относительно крупных пунктов, способных выставить сильные отряды самообороны поселений, в которых группировались жители нескольких, а то и десятка-другого деревень. Из двухсот повстанческих взводов, причем так называемых «скелетных», которыми теоретически располагал полковник Любонь, по меньшей мере три четверти составляли именно эти отряды крестьянской самообороны, охранявшие свои деревеньки, свои семьи.
Польское население частью бежало за Буг, частью тянулось длинными обозами за сильными в северной и восточной Волыни советскими партизанскими соединениями, частью было эвакуировано областным комитетом Коммунистической партии Украины и советским Украинским штабом партизанского движения в безопасные районы «красного» партизанского края — в Полесье и Южную Белоруссию.
Для жителей Волынского округа приход Советской Армии означал, возможно, в еще большей степени, чем в Варшаве, спасение от почти неизбежного истребления, которым угрожали как немцы, так и украинские националисты.
Здесь интересы населения «разу же оказались в явном противоречии с намерениями эмигрантского правительства и командования АК. Дело защиты десятков тысяч поляков требовало продолжения вооруженной обороны еще державшихся немногочисленных польских островков, рассеянных по всей территории Волыни. Оно требовало поддержки самообороны на местах подвижными резервами — партизанскими отрядами, и прежде всего — сотрудничества с советскими партизанами, с советскими подпольными властями на Украине; только они имели моральное право и реальную силу противостоять развязанной гитлеровцами волне украинского национализма. Командование АК ссорилось с советскими партизанами, рассматривало советские украинские подпольные власти как чужаков и захватчиков, а скопления польского населения и создаваемые им отряды самообороны — как источник сил для задуманной демонстрации в отношении советских войск. Чтобы придать этой демонстрации заметный размах, было решено сосредоточить все силы в одном месте. Поэтому партизанские отряды, а также часть отрядов самообороны были стянуты в один район — к юго-западу от Ковеля. И в момент, когда на одном краю этого района, под Сарнами и Костополем, на Волынь вступали первые советские части, на другом — в ночь на 16 января 1944 года из оккупированного Ковеля в Мазурские леса выступили штаб Волынского округа АК и ковельский подпольный батальон. Отовсюду, даже от старой польско-советской границы, стягивались партизанские отряды.
Осуществление этой концентрации, лишавшей польские поселения вооруженного заслона, считалось не таким уж простым делом, ибо вскоре было признано необходимым прислать командование и кадровое ядро из Варшавы. Дипломированный майор Олива (Ян Войцех Киверский), до этого командовавший знаменитыми диверсионными отрядами Главного командования АК, и его начальник штаба капитан Жегота (Тадеуш Штумберк-Рихтер), участник оборонительных боев на Замойщине, «тихотемные» (заброшенные на самолетах из Англии) офицеры, а также молодые подхорунжие из варшавских отрядов энергично взялись за приведение в порядок «волынского войска», в котором наряду с молодыми железнодорожниками и рабочими из Ковеля и Владимира находились бородачи, чудом уцелевшие после резни, развязанной националистами УПА в деревнях под Луцком, простые крестьяне из отрядов самообороны из Засмык, и даже… батальон бывших немецких полицаев. Формировалась 27-я пехотная дивизия АК: девять батальонов, два эскадрона кавалерии и взвод артиллерии — три пушечки калибра 37 мм, уцелевшие со времен сентябрьской кампании…{29}
Немцы сначала как-то недооценили эти приготовления. В течение первых девяти недель они, собственно говоря, не тревожили партизанский край между Ковелем и Владимиром. Редко разбросанные по лесам западной Волыни немецкие бастионы оказывали сопротивление столь же редко рассыпанным авангардам советских войск, а среди всей этой неразберихи Олива грызся главным образом с бандеровцами и украинско-немецкой полицией. 13 февраля под Устилугом им был разбит заблудившийся полицейский батальон. 21 февраля батальон 24-го пехотного полка АК отразил атаку карателей под Владимиром. 9 марта батальон 50-го полка АК не допустил немцев в Замлынь…