– Покажи-ка, братец, твои руки! – приказал я ему.
Он спокойно их протянул. Мы все впились в них глазами, особенно доктор.
Руки были чистые, без малейшего пореза.
Я отпустил Якова и обратился к казначею лавры:
– Скажите, отец казначей, кто у вас прежде служил в должности прислужников?
Казначей назвал имена и фамилии.
Я приказал агенту Назарову записать их.
– Ну а кто за последнее время посещал лавру?
Среди некоторых лиц отец казначей назвал между прочим Ивана Михайлова, который до сентября прошлого года был монастырским служителем.
– А не знаете ли вы, когда в последний раз был в лавре этот Иван Михайлов?
Тут из среды братии выдвинулись два монаха и заявили, что видели этого Михайлова в лавре не далее как третьего дня, то есть накануне убийства иеромонаха Иллариона. Михайлов явился в лавру без всякой надобности, провел целый день и накануне убийства ночевал в лавре; затем появился в монастыре также в день совершения преступления.
Это было весьма ценное указание.
– Где же мог у вас ночевать Михайлов? – спросил следователь.
– Наверно, в сторожке, у кого-нибудь из сторожей.
Мы приказали позвать всех сторожей.
Один из них заявил, что ночевал Михайлов у него, что Михайлов собирался в десять часов вечера уехать к себе на станцию Окуловка.
– Ну, теперь, – тихо сказал я прокурору и следователю, – будьте покойны, господа, я вам скоро убийцу найду.
По следам разбойника
В тот же день поздно ночью я призвал к себе нескольких агентов.
– Вот в чем дело, господа. У Назарова записаны лица, служившие раньше в лавре и бывавшие в ней последнее время. Вы ознакомьтесь с этим списком и немедленно начните разведки о них. Действуйте с крайней осторожностью, чтобы не спугнуть действительного преступника. Соберите о них самые тщательные сведения и по мере получения их доносите мне.
Отпустив их, я велел позвать к себе Назарова.
– Ну-с, Назаров, вам предстоит случай отличиться, так как убийство иеромонаха Иллариона является далеко незаурядным преступлением.
– Завтра с первым утренним поездом вы отправитесь на станцию Окуловка. Из расспросов сторожа лавры, у которого провел ночь Михайлов, я узнал, что Михайлов служил раньше на этой станции стрелочником, затем, будучи уволен, приезжал в Петербург хлопотать о новом поступлении. Имейте в виду, Назаров, что вы должны соблюдать полнейшее инкогнито, дабы весть о вашем прибытии на станцию Окуловка не дошла тем или иным путем до Михайлова прежде, чем вы его схватите и допросите, учинив, конечно, и обыск у него. Я дам вам открытый лист, в котором предпишу всем местным властям оказывать вам немедленное и энергичное содействие во всем, что вы найдете необходимым предпринять.
Я сел за стол, написал эту бумагу и вручил ее Назарову.
Наутро, в восемь часов тридцать минут, он выехал на станцию Окуловка.
Всю дорогу Назаров действовал умно, тонко, осторожно. Зная, как часто совершенно случайно, из отрывка какой-либо фразы, удавалось напасть на верный след или хоть поймать кончик таинственной нити преступления, Назаров незаметно ко всему приглядывался, прислушивался.
Он ловко завязал разговор кое с кем из поездной прислуги и кондукторской бригады.
– Вы сами не из Окуловки? – спросил он одного кондуктора.
– Нет. А что?
– Да так… Человечка одного мне надо там разыскать… О месте он хлопочет.
– А ты, Степан Кондратьич, слыхал, – вмешался в разговор другой кондуктор, – как раз вот на Окуловке, о которой господин заговорил, какой-то бывший служащий здорово деньги швыряет.
– Кто такой? – равнодушно спросил Назаров, хотя сердце его так и запрыгало.
– А вот этого, господин, не сумею вам сказать. Я от служащих других это слышал. Рассказывали они, будто этот человек прежде кем-то служил при станции, а потом его уволили. Удивительное дело! И откуда только люди денег столько сразу берут?
Разговор прекратился. Этот счастливый случай укрепил Назарова еще в большей уверенности, что розыски, предпринятые для поимки преступника, направлены по верному пути.
Наконец в вагоне раздался выкрик кондуктора:
– Станция Окуловка, поезд стоит три минуты!
Был восьмой час вечера. На дворе трещал январский лютый мороз.
Темный фон ночи резко прорезывался светом станционных фонарей.
Назаров стоял на платформе станции и нетерпеливо ожидал отбытия поезда.
Наконец в морозном воздухе глухо прохрипел паровозный гудок, и поезд медленно стал уходить.
Назаров поспешно подошел к начальнику станции.
– Господин начальник станции?
– К вашим услугам.
– Прошу вас в вашу комнату. Я – агент сыскной полиции. Необходимо сейчас же переговорить по крайне важному делу.
Придя в кабинет начальника станции, Назаров рассказал ему, в чем дело, и попросил его непосредственно помочь ему в розысках.
– Все, что могу… Располагайте мной… – проговорил взволнованный начальник станции.
– Видите ли, в этом деле необходимо соблюдать величайшую осторожность. Надо, чтобы Михайлов…
– Их двое: один – Иван Михайлов, бывший стрелочник, ныне уволенный, а затем брат его Федор, служащий в трактире, – предупредил станционный начальник.
– Прекрасно. Надо, я говорю, чтобы они как-нибудь не пронюхали о готовящейся на них облаве. Поэтому я выработал такой план: прежде всего я, конечно, обращусь к содействию полицейской власти, приглашу ее для помощи, а затем… Затем вот что: не можете ли вы указать мне из числа ваших служащих кого-нибудь честного, осторожного, осмотрительного – словом, верного и надежного человека, который бы знал личность и местожительство Михайлова?
– Могу вам порекомендовать Лукинского, – ответил начальник. – Он старший стрелочник Окуловки, за его добросовестность я ручаюсь.
– Прекрасно. В таком случае будьте любезны послать за ним, а я немедленно распоряжусь о вызове станового пристава. Вы позволите мне послать за ним вашего жандарма?
– О, пожалуйста…
Назаров черкнул несколько слов на карточке приставу, приглашая его сейчас же явиться с чинами полиции, и через минуту жандарм полетел к нему.
Старший стрелочник Окуловки
Между тем на станцию явился Лукинский, так хорошо аттестованный начальником станции.
– Ты знаешь, любезный, Михайловых?.. И в особенности Ивана Михайлова? – спросил Назаров, внимательно вглядываясь в наружность «старшего стрелочника».
– Как не знать, ваше благородие… Он ведь служил у нас… Пустой человек! А только, ваше благородие, явился он три дня тому назад из Питера и больно много денег с собой привез. Золотые монеты у него объявились и вещи разные. Как приехал, и давай кутить с братом своим Федором.
– Где же кутили они?
– А в трактире Сметаниной.
– Скажи, Лукинский, как ты думаешь, где они теперь должны быть? – спросил Назаров.
– Да где же им быть, окромя трактира?.. Наверно, там.
Назаров еще раз обратился тихо к начальнику станции с вопросом, можно ли довериться Лукинскому.
– Говорю вам, господин агент, – ответил начальник, – я за него ручаюсь.
– Ну, Лукинский, так ты вот что сделай: отправляйся сейчас же и разыщи, где находятся Михайловы. Если их нет в трактире, то ищи в другом месте, но помни: ни единым словом не проговаривайся им о том, что их ищут! Слышишь?
– Слышу, ваше благородие, будьте спокойны… Сам понимаю.
– И как только ты их найдешь, сейчас же беги сюда! Не мешкай – время дорого. Ну, ступай.
Прошло около получаса, в течение которого Назаров с нетерпением поджидал прибытия местной полицейской власти.
И вдруг произошло то, чего Назаров, да и сам начальник станции ожидали менее всего.
Лукинский возвратился на вокзал, еле держась на ногах, – до такой степени он был пьян.
Он шатался из стороны в сторону, язык его совсем заплетался!
– Однако хорошо вы знаете тех людей, которых рекомендуете и за которых вполне ручаетесь! – обратился Назаров к сконфуженному и перепуганному начальнику станции. – Знаете ли вы, что благодаря этому весь успех поимки предполагаемых убийц может свестись к нулю?
– Ты что же это, любезный, нализался раньше времени, а? – напустился на стрелочника Назаров. – Ну, говори, отыскал Михайловых?
– О-от… отыскал, – еле пробормотал «примерный» старший стрелочник.
– Где же они?
– В трактире.
– В каком?
– В трак… тире, говорю вам.
Как раз в это время прибыл и становой пристав всего с одним десятским.
– Неужели у вас нет еще полицейских служителей? – обратился Назаров к приставу. – Помилуйте, что мы будем делать с одним десятским? Придется, быть может, устраивать засаду, а то и силой забирать этих молодцов… Где же другие? Где урядник?
– А черт их знает, где их нелегкая носит! – буркнул пристав.
Взять жандарма со станции было нельзя, так как сейчас должен был прибыть поезд.
– Нечего делать… Времени терять нельзя, тем более что этот Лукинский мне очень подозрителен. Кто его знает, очень просто, что он предупредил Михайловых.
– Далеко до трактира Сметаниной? – спросил Назаров.
– Нет, близко… – ответил пристав.
После бесконечных переходов то вправо, то влево Назаров увидел деревянное здание, довольно ярко освещенное.
Это и был трактир Сметаниной.
– Вот что, господа, вы останьтесь здесь, у дверей, так как ваше появление может спугнуть Михайловых, а я войду в трактир один, с этим пьяным дураком-стрелочником. Как только я свистну – спешите ко мне.
И, сказав это, Назаров, пропуская вперед себя Лукинского, смело вошел в гостеприимное заведение окуловской купчихи.
Обычная обстановка захолустных трактиров. Столы, покрытые красными скатертями, колченогие стулья, буфет-выручка, клубы дыма от махорки и дрянного табаку, нестройный гам от многих голосов и отвратительный, удушливый воздух, пропитанный винным и пивным перегаром.
– Где же Михайловы?.. Которые? Указывай! – прошептал Назаров, сжимая руку старшего стрелочника.