Ж. следовал за ним неотступно.
Господин дошел до Морской, свернул в нее и, пройдя до Гороховой, скрылся в подъезде страхового общества.
Ж. потер от удовольствия руки.
Служит ли он тут, зашел ли по делу страхования, во всяком случае, он теперь от него уже не скроется.
Он перешел улицу и подошел к стоящему у дверей швейцару.
– Скажите, пожалуйста, – спросил он, доставая 20 копеек, – ведь этот господин с усами и баками у вас служит?
Швейцар взял монету.
– Господин Синев?
– Да.
– У нас, инспектором.
– Благодарю вас. Большое жалованье получает?
Швейцар ухмыльнулся:
– Для двоих хватит. Тысячи четыре наберется.
– Как для двоих? – спросил Ж.
– Потому как они недавно женились, – объяснил швейцар.
– А, благодарю вас! – сказал Ж. и отошел от подъезда, направляясь в портерную.
Там он сел у окошка, спросил пива и стал внимательно следить за всеми выходившими из дверей.
Тогда еще не было адрес-календарей.
В половине пятого Синев вышел из подъезда и пошел по Гороховой.
Ж. уже следовал за ним.
Синев взял извозчика.
Ж. тотчас взял другого и поехал за ним следом.
Они приехали на Серпуховскую улицу, и Синев вошел в подъезд красивого, единственного здесь в то время каменного дома.
«Теперь не уйдешь!» – радостно сказал себе Ж. и тотчас явился ко мне с докладом.
Сети сыщика
В тот же вечер Ж., не гримированный, но в старом, изношенном костюме, сидел в портерной того дома, в котором жил Синев.
Ж. сел подле самой стойки и вступил в беседу с приказчиком, спрашивая, не знает ли он, где господа лакея ищут.
– Нет, милый человек, таких у нас нету, – ответил приказчик.
Ж. удивился.
– Такой огромнейший дом и с парадом, а господ нет!
– Купцы у нас тут живут, контора еще, а из настоящих господ один Синев, Яков Степанович. Так им лакея не нужно.
– Есть?
– Не есть, а не для чего. Сами молодые, год как повенчаны, знакомых никого и у них нет, одна прислуга со всем справляется… Такая шельма! Анюткой звать.
– А поди никогда ввечеру не сидят? Господское житье я знаю…
– Тут не так, – отвечал словоохотливый приказчик, – промеж ними будто есть что-то. Анютка сказывала, что иногда ужасно даже! То, говорит, целуются, то плачут. Один раз барыня хотела даже за окно выброситься, в другой – он чуть не зарезался.
– Что ж это с ним?
Приказчик пожал плечами. Сидевшая в углу с мастеровым какая-то женщина вдруг обернулась.
– Это ты про Синевых? – спросила она приказчика.
Тот кивнул.
Женщина внезапно оживилась и, поправив на голове платок, заговорила:
– Про этих господ ты у меня спроси. Я у них завсегда белье стираю и всю-то их жизнь во как знаю!
Ж. тотчас поднялся и подошел к прачке. Протянув прачке, а потом мастеровому руку, он сказал:
– Позвольте познакомиться. Прокофий Степанов, по лакейской должности. – И, садясь подле их стола, прибавил: – Очень люблю, когда про господ рассказывают. Дай-ка нам, почтенный, две пары! – приказал он приказчику.
Прачка осталась очень довольна. Когда подали раскрытые бутылки, она и мастеровой чокнулись с Ж., и прачка тотчас заговорила:
– Господа-то эти душевные очень, да вот поди не повезло! Видите ли, она-то до свадьбы не соблюла себя. Он и обижается. Где да с кем? А она плакать да на коленки. А он хвать ее! Бьет, а потом сам на коленки и ноги целовать. Тут обнимутся и оба плакать.
Ж. налил в стаканы пива, чокнулся и спросил:
– А из себя красивые?
– И не говорите – прямо парочка! Она-то такая стройненькая да высокенькая, что твоя березка. Волоса густые да длинные. Брови что угольком выведены, и всегда сурьезная. Нет чтобы улыбнуться…
– А сам?
– Тоже видный мужчина. Высокий, статный. Поначалу, как с бородой был, так еще был красивее.
– Сбрил, что ли? – спросил Ж.
– Совсем! Сказывал шутя, что барыня не любит. Борода-то из русого волоса, большая была такая…
– Ну, прощенья просим! – поднялся Ж.
– Что ж, уж идете?
– Я еще забреду. Тут на Клинском живу, – отвечал Ж., – а сейчас мне надо насчет места наведаться.
– Ну, спасибо за угощение?
– Не на чем!
– Обходительный мужчина, – сказала прачка, – приятно и в компании посидеть.
А обходительный мужчина забежал домой, переоделся и через полчаса уже был у меня.
– Убийцы найдены! – сказал он и рассказал все вышеописанное.
С этих пор не проходило вечера, чтобы Ж. не распил в портерной на Серпуховской несколько бутылок пива в дружеской компании за беседой.
Он успел, кроме прачки, познакомиться и с обоими дворниками, и с Анюткой.
Анютка успела рассказать Ж. много интересного и нового.
Они однажды после крупной ссоры словно помирились и все целовались. Потом собрались ехать к тетке на дачу, в Лугу. Уехали, а на другое утро барыня одна вернулась. Бледная, чуть живая и сразу в постель легла.
– Я думала, что барин, может, бросил ее, потому что никогда не было, чтобы они разлучались. А тут и ночь прошла, а его нет. Только рано утром звонок. Я отперла и даже закричала. И барин, и не он! Бороду-то свою всю сбрил и усы окорнал. «Что это вы?» – говорю, а он смеется. «Теперь барыня, – говорит, – довольна будет. Она мою бороду не любила!» Прошел к ней, и стали они что-то шептаться. Мирились, верно.
– Выходит, из-за бороды и мир? – снова спросил Ж.
– Какой! – отмахнулась Анютка. – Теперь еще хуже. Барыня все плачет, ночью не спит. Барин туча тучей. Ровно схоронили кого.
Ж. больше спрашивать было уже не о чем.
На другой день он дождался, когда Синев уехал на службу, и уже в своем обыкновенном костюме поднялся по парадной лестнице и позвонил у двери, на которой была прибита медная дощечка с надписью: «Яков Степанович Синев».
В руках правосудия
Анютка открыла дверь и с удивлением взглянула на Ж.
– Вы за мной?
– Нет, душечка, – спокойно ответил ей Ж., – проводите меня к вашей барыне.
Анютка удивленно вытаращила глаза:
– К барыне?
– Ну да! Возьми пальто! – И Ж., кинув изумленной Анютке пальто, смело вошел в комнаты.
Через кокетливо убранную гостиную он прошел в столовую. Там, у окошка, сидела Марья Ивановна Синева с задумчиво склоненной головой.
При входе Ж. она подняла голову и удивленно, испуганно взглянула на него.
Анютка остановилась в дверях.
Ж. приблизился к Синевой, поклонился ей и тихо сказал:
– Я агент сыскной полиции и пришел арестовать вас по делу об убийстве Кузнецова.
Она приподнялась, в немом ужасе вытянула руки и бессильно опустилась на стул.
Анютка вскрикнула и убежала.
Ж. с чувством сожаления взял руки Синевой и слегка встряхнул ее.
– Не пугайтесь: это должно было случиться. Ваш муж арестован тоже!
Эти слова словно возвратили ее к жизни. Она вдруг выпрямилась.
– Он невинен! – закричала она. – Это я, я одна все сделала!
– Поедемте, и там вы все расскажете…
Она покорно встала.
Он помог ей одеться, вышел с нею и запер квартиру, спрятав ключ в карман.
Через двадцать минут я уже принимал ее в своем кабинете, а Ж. тотчас пошел в страховое общество и попросил немедленно вызвать Якова Степановича Синева.
Словно предчувствуя недоброе, он вышел взволнованный и бледный.
– Что вам нужно?
– Меня послала за вами ваша супруга, – ответил Ж., – она зовет вас немедленно.
– Куда? Что с ней? – Синев побелел как бумага.
– Я вам все расскажу по дороге. Едем! – настойчиво повторил Ж.
Синев кивнул головой, скрылся и через минуту вернулся со шляпой в руке.
– Я готов!
Ж. вышел с ним и крепко взял его под руку.
– Куда вы меня ведете? – спросил он.
– Два шага отсюда. В сыскное отделение, – отвечал Ж. – Там ваша супруга.
Синев опустил голову.
Финал
Дело об убийстве Кузнецова разбиралось в феврале следующего года.
Присяжные заседатели услыхали тяжелую семейную драму, драму двух любящих существ.
Синев женился на Марье Ивановне Крапивиной по любви, на которую она отвечала ему взаимностью.
И с первой же ночи началась их казнь.
Синев узнал страшное прошлое своей жены.
Она была бедная сиротка, окончила Николаевский институт и сразу поступила гувернанткой к девочке у вдовца.
Вдовец совершил над ней насилие, потом отказал ей от места.
Синев, слушая на суде эту повесть, испытывал безумную ревность и жгучее сострадание.
– Кто? Но она не говорила.
Между ними настал ад. Он бил ее, а потом вымаливал прощенье. Он заставлял ее повторять историю ее несчастия, останавливаясь на самых оскорбительных подробностях, и потом обзывал ее самыми обидными именами.
Наконец он вырвал у нее имя, узнал его и много раз был готов убить его.
Жизнь стала невыносима, и в одну безумную ночь они решили, что Кузнецов должен быть убит…
Эта мысль охватила их обоих, и они сдружились в жажде отомщения.
Он нашел Соньку Гусара, обдумал весь план и привел его в исполнение.
Для этого он купил у Брабеца кинжал-нож.
В шесть часов они заняли второй номер и пили в нем, поджидая жертву. Потом он отодвинул шкаф, открыл дверь.
В девять часов они услыхали голоса – его и Соньки. Их разделяла только стенка шкафа.
Часов в десять Сонька ушла.
Вошел слуга и ушел, хлопнув дверью.
Они подождали еще с полчаса, Синев отодвинул шкаф и вошел в номер.
Она следила…
Он отомстил своему врагу!
Присяжные чуть не плакали, слушая их душевную драму, и содрогались, слушая историю мести.
Защитник сказал блестящую речь, но присяжные все-таки нашли их виновными, и суд приговорил Синевых к каторжным работам: его на 18 лет, а ее на 12 лет.
Соньку Гусара оправдали.
Сумасшедший палач
Это было еще в начале моей полицейской карьеры, если не ошибаюсь, в 1857 году…