Поскольку история с дверью Артыка и его бородой была Тойли Мергену известна, он не высказал удивления и не впал в растерянность, как это случилось с Нобатом, а довольно спокойно сказал:
— Уж кто-кто, в Артык с ума не сойдёт. А ты куда едешь?
— В правление и на полевой стан.
— Не посчитай за труд, подвези меня на склад.
В новом просторном складе имелось всё необходимое для колхозного хозяйства — от гвоздей и оконных петель до гусениц для тракторов.
В помещении было прохладно — только что вымыли цементный пол. В углу, на аккуратно сделанном топчане, лежал, подложив под локоть две подушки, заведующий складом Эсен Сары. Тойли Мерген улыбнулся и покачал головой: дескать, вот кому хорошо живётся!
Низкорослый, с огромным животом, Эсен Сары казался совсем круглым. Весёлый шутник, он знал великое множество анекдотов всех времён и народов.
В каком бы настроении ни зашёл к нему человек, Эсен не отпустит его, пока не развеселит. И Тойли Мерген, когда чувствовал себя особенно усталым, специально шёл к Эсену отдохнуть. Но при всём этом Эсен Сары за шутками и прибаутками никогда не забывал о работе. Это был добросовестный и чрезвычайно аккуратный во всех делах человек.
Увидев вошедшего бригадира, Эсен Сары обхватил обеими руками свой необъятный живот и, свесив с топчана коротенькие ноги, приветливо сказал:
— Заходи, Тойли-ага. Что-то не видать тебя в последнее время. Ребятки! — крикнул он парням, сгружавшим с машины муку. — Эй, ребятки, если чай у вас закипел, несите сюда. И заварите как следует. Дадим Тойле-ага крепкого чая!
— Я только что пил, Эсен!
— Никто ещё не опивался чаем, Тойли-ага! Ну-ка, садись! — И он похлопал рукой по топчану.
— Мы с тобой посидим, чайку попьём, а кто будет собирать хлопок?
— О хлопке потом поговорим.
— Охотно бы посидел, Эсен, да некогда.
— А я, признаться, не думал, что ты такой печальник! — рассмеялся Эсен Сары. — Если дальше так пойдёт, станешь вроде моего тёзки!
— Какой ещё тёзка?
— И прежде, говорят, был один человек по имени Эсен-печальник. — Не успев ещё рассказать притчу, Эсен Сары засмеялся. — Из-за каждой мелочи — то ли посильнее подует? ветер, то ли посильнее припечёт солнце — бедняга печалился и впадал в панику. Однажды прибежал его сынишка лет десяти и закричал: «Папа! Какая радость, у нас появился ослик!» — «Поздравляю, сынок! Теперь это избавит нас от необходимости ездить вдвоём на одном осле! Я буду садиться на ослицу, а ты на ослика!» — сказал отец, у которого даже настроение улучшилось. Но тут сын сообщил, что у ослика нет ни ушей, ни хвоста. Эсен-печальник снова опустил голову: «Это плохо, сынок!» — Ну, папа, не печалься, ведь это осёл, какая разница — есть у него уши и хвост или нету?» На это Эсен-печальник изрёк: «Если, сынок, человеку не суждено быть счастливым, то, оказывается, и ослик у него рождается не похожим на других. Когда он, бедняга, вырастет и мы нагрузим на него пшеницу и поедем на мельницу, а в тот день непременно пройдёт дождь, наш осёл завязнет в грязи и нам не за что будет вытягивать животинку, потому что у него так и не вырастут уши и хвост». И мой тёзка погрузился в безысходную печаль.
— Что ты хочешь этим сказать? — спросил Тойли Мерген и сел рядом с Эсеном Сары.
— Хочу сказать, — главное, что хлопок есть, а уж до снега он на полях не останется.
— Если мы с тобой будет болтать, а не собирать, то он не то что до снега, а и до нового года останется на полях.
— Сборщики найдутся, Тойли-ага. На худой конец соберёт машина. Говорят, Шасолтан получает ещё две машины.
— А пока что сборщиков не хватает. И на одни машины надежда плохая, — сказал Тойли Мерген и похлопал по карманам, ища сигареты. — Поэтому, Эсен, оставим шутки и поговорим о деле.
— Если есть дело, зависящее от меня, считай, что оно уже сделано! — Ещё не зная, что имеет в виду бригадир, кладовщик попытался своей готовностью сгладить неуместную шутку.
— Ты не торопись! — Тойли Мерген закурил и разок затянулся, давая понять, что дело серьёзное. — Я пришёл сюда не за товаром. Я пришёл в поисках людей. Сколько человек у тебя работают?
— У меня? — Эсен задумался.
— Да, у тебя на складе.
— Пожалуй, человек двадцать.
— Неужели ты не знаешь, сколько у тебя людей?
— Прежде было двадцать четыре человека, — ответил Эсен Сары и принялся считать, загибая пальцы. — Сначала ушли двое. Потом трое… У меня сейчас девятнадцать человек. А что?
— Сколько среди них моих родственников?
— Ты что же, занимаешься подсчётом своей родни?
— Да, подсчитываю.
— В трудное положение ты меня поставил, — сказал кладовщик, почесав свою толстую шею.
— Хоть и трудно, а мне надо знать, Эсен.
— Ну, ей-богу, я не знаю. В нашем селе почти все родственники! — И Эсен Сары снова засмеялся.
— Я серьёзно, Эсен.
— Да, вижу, что серьёзно, но…
— И к тому же, — перебил его Тойли Мерген, — не могу сказать, что не спешу.
— Я тоже твой родственник. Меред — тоже, хоть и дальний. И Бяшим, его младший брат. Ну, право же, других сейчас не смогу припомнить.
— Тогда давай, Эсен, сделаем так. Ты выясни сегодня же — дальних и близких, а завтра отправь их на хлопок.
— Послушай, Тойли, а что скажет Шасолтан?
— Шасолтан скажет, что мы с тобой молодцы. Не так уж у вас сейчас много работы. Хватит с тебя и пятерых.
— Не меньше семи человек нужно оставить здесь.
— Значит, семеро справятся тут? Так чего же ты до сих пор держал столько людей?
— По правде говоря, я не думал об этом…
— То-то и дело, что никто не хочет думать, ждут, когда кто-то подскажет. А ведь всем одинаково по одной, голове отпущено.
— Признаю, Тойли, ты прав. Но не так-то это просто, есть у меня и скандалисты.
— Начни с себя, тогда никто слова не скажет! — Тойли-Мерген встал.
— Я бы с радостью.. — И, словно двуногий арбуз, Эсен Сары слез с топчана. — Но посмотри на мой живот, разве он даст мне нагнуться?
— Если пять дней походишь на хлопок, от твоего живота и следа не останется. Потом сам благодарить будешь, — сказал Тойли Мерген и, кивнув, вышел.
После склада он постучался в окошечко колхозной кассы. Окошечко не сразу открылось. Бригадир рассердился на кассира. Сидит там, хихикает и делает вид, будто не слышит, что стучат.
— Оразмамед! Ты почему заставляешь меня ждать?
Тойли Мерген недолюбливал Оразмамеда, хотя когда-то жалел его. Рос парень без отца, а Тойли Мерген хотел, чтобы он учился, одевал его и кормил, заботился о нём, пока свадьбу ему не справил. А парень-то оказался прижимистым. Гостей к себе не звал, но посидеть за чужим столом любил. Отпустил бакенбарды, Одевался по последней моде, а мать и жена ходили в вылинявшем тряпье. Недавно Тойли Мергену сказали, будто этот жадюга заставляет свою семидесятилетнюю мать ткать ковры, потому что собирается покупать машину. Ковры-то дорогие.
Услышав голос Тойли Мергена, Оразмамед перестал смеяться, открыл окошечко и, вытянув шею, вытер белоснежным платком слезящиеся от смеха глаза:
— Ах, это вы, Тойли-ага? Не заставил ли я вас ждать? Читал арабские сказки и до слёз смеялся.
— Почему ты в рабочее время закрываешь окошечко и читаешь сказки?
— Сейчас у меня перерыв, Тойли-ага, вы же сами говорили, что в перерыв положено отдыхать.
— А, по правде сказать, я не знаю, что ещё делать кассиру, как не отдыхать.
— Это вы напрасно, Тойли-ага. Посидели бы хоть денёк в этой конуре, вы бы поняли, что и у кассира работа нелёгкая.
— Раз тебе трудно, освободи место.
Оразмамед вытаращил глаза и подался назад.
— Место это я получил, не подавая никаких заявлений, — в нос пробурчал он. — Вам деньги нужны, я посмотрю ведомость.
— Не беспокойся. Мне не деньги нужны, ты мне нужен. Не люблю разговаривать, когда собеседник прячется за стеной.
Кассир щёлкнул ключом и вышел из боковой двери.
— Где твоя жена? — продолжал допрос Тойли Мерген.
— Моя жена? Должна быть дома. А что?
— Чем она занимается?
— Чем может заниматься женщина, Тойли-ага? — ухмыльнулся Оразмамед. — Чай вскипятит, обед сготовит, испечёт чурек.
— У тебя, слава богу, есть ещё мать. Разве нельзя, чтобы всё это делала она?
— Ай, Тойли-ага, мало что ли хлопот в туркменском доме? У меня и для двух женщин работа найдётся.
— Если бы у тебя были дети, я бы и разговора такого не вёл… А не многовато ли, чтобы одного человека обслуживали две рабыни?
— Я вас не понял, Тойли-ага. — Парень был явно растерян.
— Сейчас поймёшь. Завтра сдашь кассу своей жене.
Оразмамед молчал.
— Опять не понял.
— Понять-то понял, но справится ли она с этой работой, всё-таки женщина?
— Насколько мне известно, вы вместе окончили техникум и отметки у неё были не хуже твоих.
— Не отметки работают, Тойли-ага, а человек.
— Не заносись! Завтра чтобы я тебя здесь не видел!
— А где же мне быть, если не здесь?
— Не знаешь?
— Нет! — сказал Оразмамед и затряс своей маленькой головой.
— Хлопок будешь собирать! Не хихикать и прихорашиваться в пустой комнате, а делать полезное дело.
Оразмамед гордился своей должностью и вдруг такая неприятная неожиданность!
— Так, по-вашему, это бесполезное дело? — попытался он возразить бригадиру. — А что скажет правление? Что скажет председатель?
— Я не собираюсь с тобой торговаться, Оразмамед! С председателем всё согласовано.
«Вот и на водокачке есть один такой же бездельник, пойду к нему», — подумал Тойли, отойдя от кассы. И тут навстречу ему попался Дурды Кепбан.
— Салам алейкум, Тойли-ага!
— А, Дурды, ты! Как здоровье, как поживаешь? — остановился Тойли Мерген. — Почему тебя не видно?
— Вообще-то я собирался зайти. — И, словно застеснявшись чего-то, Дурды Кепбан сделал паузу. — Пусть отвяжется от нас этот ревизор… Куда направляешься?
— Обхожу родственников. Хочу повидать ещё одного бездельника — на водокачке.