как в двойном (или больше?) кольце Сатурн.
Я обласкан губами железных ртов
водосточных труб и железных урн.
Ледокол тенденций ломает тренд,
или – дранг нах либэ* – и вечный драйв
выпрямляет душу как душевед,
или, может, вывихи – костоправ.
Обезболить реальность игрой в слова,
чуть прикрыв глаза, очутиться вне...
Опустить детали и рукава,
и железный занавес в голове.
Всё сложнее с сюжетами или/и
с быть им вровень, и видеть под речкой дно.
Это мелко мстят холостые дни
и холсты с продавленным полотном.
Это неудавшийся андроИд
или больший себя самого поэт –
точно три вторых – радионуклид
с периОдом в тридцать (плюс-минус) лет.
Это урны, переплавленные из труб,
или склепы тем кто не жив, но цел...
Биография выстрела, отпечатков губ,
опечаток в серии ЖЗЛ.
*Drang nah Osten – натиск на восток (нем.) Выражение, широко использовавшееся в нацистской Германии для обозначения немецкой экспансии на восток. Liebe – любовь, привязанность (нем.) Прим. сост.
(12.01.2003)
Открываю рот, начинаю кушать...
Открываю рот, начинаю кушать,
Не приметив пули, открывшей течи...
Король умер, да здравствует его лошадь! –
Классический пример припадочной речи...
Календари наводят меня на числа.
Числа наводят меня на гривны.
Рифма не обязательна в смысле смысла.
Смысл не обязателен в смысле рифмы.
Так выходит проще (хотя не легче).
С каждым днём, похожим на настоящий,
Понимаешь ценность отдельной вещи
И пути, осиленного стоящим.
Русским языком – по текучим ранам
Между ног у истории родного края –
Так отсюда и можно писать туда нам,
«вечером, после восьми, мигая»...
Хотя не претендую... От дуры лекса*
И до вольной воли степного царства
Средства, подходящие в смысле секса
Не функционируют в смысле братства.
Но не о том хотел, кто меня осудит –
Сядешь на коленки, а выйдет – на кол...
Вот она возьмёт его и полюбит.
А он её возьмёт и поставит на кон.
А она возьмёт ему да изменит.
А он, глядишь, от этого и не простынет.
А она возьмёт его и застрелит.
А патроны, может быть, холостые.
Тут он ей про чувства и скажет прямо.
Ну и заживут себе на фазенде...
Я не в смысле, стало быть, мелодрамы.
А в смысле о любви. И о хэппиэнде.
*dura lex – суровый закон (лат.) Прим. авт.
(10.01.2003)
здравствуй...
здравствуй
вот мои мёд и дёготь
вот моя доброта
одиноким непарным рельсом
ветер среднего уха
слёзы третьего глаза
диагонали утра
жёлтые пальцы в пыльном кармане спальни
вот и белая дверь,
за которой боятся и плачут
это светлые помыслы добрые чувства
блокадные дети любви
(07.01.2003)
Небо высветит залп грозовой...
Небо высветит залп грозовой,
Точно давши отмашку герою.
Тучи сдвинутся не надо мной,
Не над гордой моей головою.
И в степи не обложат враги,
Ярославны на стенах не взвоют,
Чёрный ворон нарежет круги
Не над снятой моей головою.
И состроившись в клин корабли,
Взявши курс на далёкую Трою,
Сея гибель во имя любви,
Не взойдут над моей головою.
Тридцать лет в ожиданьи побед, –
Одиночеством, радостью, болью...
На земле, но не чувствуя твердь
Под ногами. И над головою.
(09.01.2003)
после закрываю Америку и ломаю велосипед...
...после закрываю Америку и ломаю велосипед
и отвергаю Нобелевскую и другие премии,
или растекаюсь мыслью как желе на десерт
и заметно разлагаем червями-сомнениями.
подставляю уши под проволочный венец.
болею реферамбами, упадающими на голову,
затачиваю пальцы под караты колец
(но не рублю в железе дороже олова).
Я плююсь адреналином, я злей травы.
Цвет знамён – до вожделенного с детства места.
В смысле актуальности все они равны:
И декабристы из Баку и жертвы инцеста.
Ведь, сначала умерли на кронштадтском льду,
а потом плевали вниз из слоновой башни...
Но если так живут, то я здесь сойду.
А если даже здесь, то мне нужно дальше.
Но, ты знаешь, что я вру. Всё не так, я рад
был бы просто рядом лежать без сна.
Причём третьи и более сутки подряд.
(рифма на «весну», но какого рожна...)
А иногда кажется, я непредставимо богат.
А мой памятник нерукотворней других на треть.
Но я заполз в грядущее и взглянул назад...
А на что прикажете там смотреть...
Точно в детстве: раз надкусив сургуч,
недоверчиво мнёшь шоколад рукой...
Так вот и закрыли себя на ключ,
и дверь понесли с собой...
(10.01.2003)
Повязал себе галстук из железнодорожной стрелки...
Повязал себе галстук из железнодорожной стрелки.
Натягивал на уши водопроводные струны.
Молотил и молол небеса, и просеял мелко.
И растолкав цепелины, всходил караваем лунным.
Бил по туче веслом, и дождём осыпались брызги.
На щелчки в голове сочинял на ходу пароли.
И палил по прохожим, но эхом на каждый выстрел
Прижимало к земле, выворачивая от боли.
Заливался виной, скрыв немое лицо горстями,
Вжавшись в солоноватую, влажную мякоть ночи.
Но нарезали (или зарезали?) хлеб ломтями.
Оставался живой, но на полязыка короче.
К самой лучшей из женщин, восторженный бог, торнадо,
Торопился и совпадал как с гитарой кофер.
На бегу близоруко давил тараканье стадо,
Наступая кому на мозоль, а кому на профиль.
Но начиная охоту, предупреждал животных.
И порасставив капканы, следил чтоб никто не попался.
И выходил босиком и без ног, и вообще бесплотный.
А потом долго само – и просто так выражался.
Ведь поначалу было лето и штиль, после ветер дунул.
Стало сыро, а после на землю легла побелка.
И искал... сами знаете что. Но не нашел и плюнул.
И повязал себе галстук из железнодорожной стрелки.
(10.01.2003)
НАЗОВУ СЕБЯ ШИКЛЬГРУБЕР
Поиски идеи или булыжника для пращи...
я ищу идею за которую бы меня распяли
(Владимир Бурич)
ты выйдешь за дверь, и вот ты снова ничей...
(БГ)
Поиски идеи или булыжника для пращи,
эрогенных зон, уязвимых мест...
С поясом шахида на тонкой талии души –
бесконечный драйв, бесполезный текст...
Поиски символа... Какие-нибудь Кижи, –
внутренняя родинка, где чай и ночлег...
Но впереди маячат новые миражи
и свежая слюна затапливает ковчег.
Горизонты встретят меня пятой стороной,
а Матвей запишет и нашепчет Луке...
Выхожу за дверь, чтобы стать собой
с чемоданом старой любви в руке...
Прощальные гастроли в параллельных мирах
как контрольный выстрел в левую грудь судьбе.
Новый Адам проснётся с яблоком на губах
и фантомной болью в отсутствующем ребре.
Бесконечный поиск как конечная цель,
как венок сонетов или фабричный кастет.
То ли эхо выстрела, то ли захлопнутая дверь.
Ещё одна попытка
выключить
свет.
(23.05.2003)
Das glasperlenspiel*
Счастье моё, я теряю выдохи... ты станешь опять вдовой...
Истязая мясо вымученным коленцем,
кости пугая мылом, вместе с мыльной водой
выплёскиваю розовые картофелины младенцев...
Ощущая стиль как идею в вакууме времен, –
Деймон** сдох, но демоны застолбили черепную коробку...
И на левом плече вырастает то ли железный хрен,
то ли новая сущность протискивает головку.
Берега мои несовместны точно магнитные полюса.
Прозябаю на пароме, сам с собою играю в бисер...
Вольтовые дуги-мухи вытаращивают глаза
и, выплюнутые вверх, жалят сало выси...
Складываю мозаику в рисунок древесных вен,
прививая звуки к дереву Песни песней,
нарезаю круги вдоль самой великой из стен
в поиске дверей и, вообще, отверстий...
Поскитавшись, замечаешь – всё меньше вакантных мест,
болтаясь от очей – до вывороченного глаза...
Но... любой рифмованный (и не очень) текст
ляжет на Книгу книг как детайль*** паззла.
*Das Glasperlenspiel – игра в бисер (нем.) Прим. авт.
**Деймон – божество, рождающееся и умирающее вместе с человеком, ангел-хранитель (греч.) Прим. авт.
***Так у автора.
(23.04.2003)
Ветвь песни
К Изиде
I.
Синкопы, противофазы, выламывание рук.
Ты делаешь шаг назад, я – может быть – два вперед.
Я – Синдбад-мореход, ты, наверное, птица Рух.
Выклюй мне оба глаза, что б я видел наоборот...
Я давно одержим переменой декораций и мест
бесконечных слагаемых, выпитых натощак.
Сумма не меняется – мы, видимо, еще здесь...
Нам так много дано и всё – можно (узнать бы – как!)...
II.
Когда я умираю, ты вонзаешь мне в пах стилет,
оживляя как Изида Осириса дважды в год.
Я душу тебя в газовой камере тысячу лет
и реанимирую всякий раз рот в рот.
III.
Ты припомнишь меня как позавчерашний сон.
Я узнаю тебя в предрассветной гримасе небес...
Мы живём в пирамиде с гомункулами за стеклом,
с голубыми глазами и плацентами наперевес.
Нарисуем нашу любовь на бумаге для папирос
или на старых купюрах с рамзесами на просвет.
Я придумаю нас обоих и свой вопрос.