— Как не увлечься твоей шикарной вертлявой попкой, скажи-ка, крошка? — вкрадчиво мурлычет Эрик, проходясь по моему уху горячим дыханием.
— Согласен, — Эмиль оказывается более краток, и куда более нетерпелив, прикусывая мочку моего уха, будто пытаясь попробовать на вкус мою кровь.
Боже…
— Давай еще, постони для нас еще разик, малышка, — смеется Змей, а я ловлю себя на осознании, что меня лапают. Лапают! В четыре руки. Мнут, тискают, будто пытаются расправиться с моим платьем прямо сейчас. Оно упрямо держится. Пока что...
То, что происходит — вопиюще, непристойно и — ужасно возбуждающе.
Надо бежать. Срочно!
До тех пор, пока ни одна наглая лапа не добралась до моих трусиков и не узнала всю степень моего падения. Этот влажный секрет я бы все-таки предпочла сохранить в тайне. Да что там влажный. Очень даже сырой. Насквозь. Сожми в кулаке — закапает.
Ох-х.
Они вдруг словно по команде от меня отодвигаются, будто на вечеринку прибежали их верные жены и застукали их с поличным.
Разочарование на моем лице проступает само по себе, но слишком явно, потому что Змей, склоняясь к моему лицу, хохочет, касаясь длинными пальцами моего подбородка.
— Не грусти, малышка, — ухмыляется он, — сейчас ты уже выберешь кого-нибудь из нас, кто тебе больше понравился, и продолжишь с ним. Уже не здесь. Ты как? Согласна?
— Выбирай с умом, — емко добавляет Эмиль, стискивая мою талию своими крепкими ручищами и снова заставляя задеть то, что очень даже может послужить самым весомым аргументом в этом споре.
Выбирать, говорите?
— Мне нужно воды, — я трагично облизываю губы, — вы меня пересушили, мальчики. Кто меня спасет?
Ну, конечно, они оба дергаются одновременно, надеясь вырвать пару очков преимущества, но Эрик оказывается расторопней, быстрой тенью ускользает в сторону бара. Эмиль же лишь на секунду отвел от меня взгляд, досадливо морщась этому маленькому поражению, а я уже бросаюсь мимо него, в цветную толпу распавшихся на медляки танцоров.
Туда, где я только что видела светящуюся в стробоскопах белую юбку Алинки.
— Настена-а-а! — подружка восхищенно ловит меня за плечи. — Ну ты даешь!
Она, похоже, любовалась!
— Поехали отсюда, — смех рвется из моей груди, заставляя задыхаться, — а не то меня сейчас догонят, и тогда все — ни за что мне перед Дэнчиком не оправдаться.
— Поехали, поехали, — Алинка хихикает вместе со мной, и мы вместе пулей вылетаем из клуба, пользуясь тем, что её водитель припарковался совсем рядом от входа.
На заднее сиденье машины я падаю почти без чувств. Господи, что это было…
Безумие. Настоящее. Форменное.
Для последнего года на танцполе соревнований — то, что нужно. Угрызения совести потихоньку повякивают, поднимая голову по мере протрезвения.
— Настена-а, — Алинка теребит меня за плечо, — это твои?
Я приподнимаюсь на локте, выглядываю в заднее окно машины и тут же падаю обратно на Алинкины колени, чтоб меня не запалили.
Мои! На минуточку я даже позволяю себе так подумать, посмаковать это слово именно в таком его звучании. А потом смеюсь — нет уж, Настена, набесилась — езжай домой, к Дэнчику. И поищи где-нибудь стиратель памяти.
Эмиль и Эрик, уже спохватившиеся и вылетевшие почти вовремя, выглядят возмущенными. Эмиль даже пихает Змея кулаком в плечо и что-то обвиняюще ему рычит, указывает вслед уезжающей с нами тачке. Да-да, угадал. Только вы уже нас не догоните. Через час мы уедем из гостиницы в аэропорт, и белый самолетик вернет меня к моей спокойной жизни, в которой нет места таким непристойностям, как танго сразу с двоими партнерами и предварительными ласками на десерт.
Я снова вспоминаю два крепких горячих тела, стискивающих меня с двух сторон, будто служащие мне всей необходимой опорой. Васильково-синие глаза Эмиля… Мягкий шелк волос Эрика… И тихонько хихикаю, плотнее сжимя бедра, чтобы покрепче удержать внутри себя это сладкое жжение. Более эксцентричное прощание с Берлином было сложно представить.
Такое уже не забудешь. Даже если и захочешь. А я захочу — уже утром, когда протрезвею и вспомню, что такое приличия.
Ох, мальчики, мальчики…
Интересно, скольких дурочек они уже таким образом развели?
Хотя…
Какая разница? Я ведь все равно их никогда не увижу…
1. Настя. Побег
Ей двадцать пять. Замужем. В Москве.
Ноги подгибаются!
Им будто и плевать, что до дома Алинки остается еще добрых пятьдесят метров, они хотят отказать мне прямо здесь, сейчас, потому что «ну как же можно — с этим на душе переходить дорогу? Пусть нас лучше переедут белазом, так мы хоть быстренько помрем, а так — еще не пойми сколько будем мучиться».
И тут мне сложно спорить. Так оно и есть на самом деле.
В конце концов — не каждый день застаешь мужа в одной постели с любовницей…
Мужа, с которым ты со школы вместе! Вокруг которого ты строила весь свой маленький, оказавшийся таким хрупким мир...
Переход наконец-то заканчивается, и я все-таки останавливаюсь, чтобы стереть с лица слезы, да и глаза промокнуть не помешает. А то уже совсем не вижу, куда иду. Врезалась в какого-то мужика, он меня обматерил и назвал… Ну, это он махнул. Корова из меня не выйдет, разве что если меня умножить на три. Слишком много я ношусь по делам, чтобы быть этим самым жвачным.
Хороший квартал у Алинки.
Тихий.
Да, до метро пилить пятнадцать минут, но зато — не ехать сорок. Нет, я, конечно, уже давно пользовалась благами «столичной квартиры», но все-таки у нас квартира была менее удачно расположена.
— Зато к студии близко, — пожимал плечами Дэн, когда я жаловалась на мигрени от шумящей под окнами наземной части метро. Менять квартиру мы не стали…
Дэн.
От этого имени в груди все сводит, будто два великана сейчас выкручивают меня в разные стороны, пытаясь выжать из меня последние соки.
Денис Назаров — мой любимый неверный муж — этим именем меня сейчас можно разрезать пополам и покрошить на мелкие кусочки.
Пять лет в браке. Шесть лет отношений.
Предпочитает видеть в своей постели тощих блондинок вместо отправленной к маме жены…
Тошно.
Я еще два часа назад выходила из метро, думала, что же такого приготовлю на ужин — Дэнчик же, поди, за неделю соскучился по домашней еде, а за дверью квартиры меня ждали сладкие охи и ахи, доносившиеся из-за двери спальни.
— Настена! — Алинка окликает меня со своего балкона. И даже с третьего этажа видно, какая у моей подружки суперская форма. В прошлом она у меня фигуристка, сейчас — тренер-хореограф...
— Привет! — Я задираю голову, глядя на неё. — Пустишь меня?
— Нет, на улице сиди, — ехидно откликается мне Алинка, но тут же уходит в квартиру. К домофону пошла.
На ступеньках я обгоняю пожилую Клавдию Семеновну, соседку семейства Черненко по площадке.
Оперная певица между прочим. Голос у неё просто потрясающий! Слушать его из-за стены мне нравилось не меньше, чем в зале.
Домофон не успевает прозвонить даже один раз — Алинка была на изготовке.
Я придерживаю дверь для Клавдии Семеновны.
— Спасибо, Настасья, — церемонно роняет эта дама, проходя в дом и неторопливо проплывает мимо меня, останавливаясь, чтобы поболтать с консьержем.
Грузовой лифт не работает, в моем распоряжении целый обычный, на меня точно хватит.
Я нажимаю на кнопку этажа и бросаю косой взгляд в зеркало.
Мда. Кожа бледная, волосы блеклые, под глазами тени как у панды. А ведь это я еще старалась, не плакала в метро.
Вот именно в таком виде и нужно идти к старой подруге, которую ты видела последний раз три года назад! Как же еще-то донести, что в жизни у тебя все просто отвратительно?!
Они появляются внезапно. Двое рослых молодых мужчин, втискиваются в кабину лифта, в последний момент помешав закрытию дверей. Один успевает ужом скользнуть за моей спиной к стенке лифта, второй двигает меня мощным бедром.
— Можно аккуратнее? — я поднимаю взгляд и собственно лишаюсь дара речи.
Нет, дело не в том, что мужчина, так бесцеремонно двинувший меня в сторону, хорош собой, этого не отнять, конечно, но…
Эти глаза цвета цветущего льна…
Эти мощные плечи, и спина, об которую, наверное, можно стул сломать, а этот медведь и не заметит...
Его так просто узнать, он совсем не изменился. Ну, кроме того, что шесть лет назад его бицепсы не были такими… Внушительными! Хотя и тогда он был самым крупным мужчиной в разряде танцоров-профи.
Его не должно быть здесь. Боже, да он же даже не из России, у меня начались галлюцинации?
— Эмиль, как ты посмел обидеть эту фею? — с нахальной насмешкой и о-о-очень сильным итальянским акцентом говорит парень из-за моей спины, а потом две совершенно внезапные руки обнимают меня за талию и тянут назад, притискивая к крепкому мужскому телу, с головой погружая меня в облако свежего, с нотками сандала, аромата.
Черт, у этого парня даже туалетная вода со мной флиртует!
А то, что ниже пояса, даже не флиртует, а вслух говорит о всех своих непристойных намереньях.
Он что, со стояком так и передвигается или столь рад нашему знакомству? А не быстро?
— Здесь он тебя не раздавит, — хмыкает мне на ухо неизвестный нахал, — не обижайся на Эмиля, фея, он у нас лесной тролль, может затоптать и не заметить.
— Отпустите, — это слово у меня выходит похожим на писк, и когда я поворачиваю голову к мужчине, так беспардонно схватившему и прижавшему меня к себе, я второй раз за пять минут лишаюсь дара речи.
Серые глаза цвета мокрого гранита, ехидная усмешка на таких чувственных для мужчины губах. Второй страйк от моего прошлого за пять минут!
— Ох, мамочки, ущипните меня, — к моему ужасу, эти слова вырываются из моего рта, и Эрик Лусито, не мудрствуя лукаво и не думая никуда исчезать с моих глаз, тут же исполняет эту просьбу.
И куда, куда он щиплет! Уж точно не за руку!
— Да вы с ума сошли, — взвизгиваю я, вырываясь из рук наглеца и потирая пылающую от щипка ягодицу.