Но Вера Петровна, невзирая на погоду, всё же отправилась на прогулку. Ноги сами несли её в сторону Красненького кладбища. Мелкий дождь всё моросил и моросил, и Вера Петровна, съёжившись под своим тонким плащом, не спеша, двигалась по дорожкам этой обители мёртвых.
Читая надписи на надгробиях и рассматривая лица, высеченные на камнях, она снова погрузилась в свои мрачные мысли. Ей вспомнились те дни, когда она несла бессменный пост возле свежей могилы мужа. Но сейчас, уносясь воспоминаниями в то страшное время, она, удивляясь этому, не чувствовала той режущей боли, как это было раньше.
Двигаясь по дорожкам, Вера Петровна дошла до новых участков, ведь она искала свежие захоронения. И вот, наконец, нашла.
Вытянув длинную морду, пёс лежал возле холмика с деревянным крестом и несколькими небольшими венками. Глаза его были закрыты, а всё тело сотрясалось мелкой дрожью. Ей показалось, что он стал ещё худее, чем был; рёбра выпирали из-под тонкой кожи и, пушистая и обильная шерсть, будучи мокрой, не могла скрыть эту худобу.
Веру Петровну захлестнула волна жалости и сострадания к его неизбывному горю. Её вечный, панический страх перед собаками куда-то пропал, и она седьмым чувством понимала, что этого пса ей бояться не стоит.
Присев на скамейку невдалеке и не смея его потревожить, она молча смотрела на собаку и ей очень хотелось как-то облегчить его горе. Она знала по собственному опыту, что помочь в этом нельзя, ведь горе можно только пережить, пройдя до конца этот тягостный, страшный путь. Поэтому она просто сидела невдалеке и молчала.
Пёс лежал не двигаясь. Можно было подумать, что он спит, но по еле заметному движению глаз под тонкими веками было видно, что это не так. Время от времени он тяжело, судорожно вздыхал, как это делают маленькие дети после обильного, длительного плача.
Вера Петровна встала и, подойдя к нему поближе, сказала:
– Эй, послушай!
Она не знала, что ему хочет сказать, но желание отвлечь и вытащить его из этого омута боли было непреодолимо.
Но пёс не хотел ничего слушать, не хотел принимать никакой помощи. Он напрягся, дрожь тела его усилилась, а глаза зажмурились ещё сильнее.
«Уйди, не мешай! Я никого не хочу видеть и слышать! Уходи!» – всем своим видом говорил он.
Она вернулась на скамейку и просидела рядом с ним до позднего вечера, пока совсем не стемнело.
На следующий день, который тоже был выходным, она опять пошла на кладбище, не отдавая себе отчёта, зачем она туда идёт. Это было не на уровне разума, она просто не могла иначе.
Уже почти подойдя к могиле Кузнецова, Вера Петровна услышала мужские возбуждённые голоса, потом крики, а потом и грозное, утробное рычание. Она прибавила шаг, потом побежала и застала такую картину.
Двое мужчин, вероятно, могильщиков, стояли с лопатами наперевес, а против них, оскалившись и взъерошив загривок, готовый к прыжку – пёс Кузнецова. Мужчины были разозлены и настроены решительно, но и пёс тоже не собирался отступать.
– Постойте, пожалуйста, постойте! – крикнула Вера Петровна и, спотыкаясь, подбежала к месту действия.
– Не лезьте, дамочка, а то и вам достанется! – сплюнув, сказал один из них, тот, что был меньше ростом.
– Не трогайте его! Здесь лежит его хозяин!
– Он уже третий день здесь ошивается, – опуская лопату, ответил второй, почти что миролюбиво. – Нам могилу надо рыть, а он не подпускает.
– Он горюет, у него больше никого нет, – Вера Петровна умоляюще смотрела на могильщиков.
Они опустили свои лопаты.
Пёс тоже умолк и занял свой пост рядом с могилой Кузнецова.
– Посмотрите на него, горюет он, а нам то, что делать? – спросил высокий. – Уведите его отсюда, пусть горюет в другом месте, а нам работать надо! А не то… – он многозначительно сплюнул и нехорошо ухмыльнулся.
– Как же я его уведу? – растерялась Вера Петровна. – Я даже не знаю, как его зовут.
– А чего тогда лезешь? – сразу снова озлобился невысокий.
– Подождите, подождите, сейчас что-нибудь придумаю.
Вера Петровна лихорадочно пыталась сообразить, что же делать, но мысли скакали беспорядочно и ничего путного в голову не приходило.
Могильщики отошли немного и, закурив, присели на скамейку.
– Извините, у вас верёвки не найдётся? – обратилась к ним Вера Петровна.
– Верёвки? – ухмыльнулся маленький.
– Есть вроде, сейчас дамочка, – высокий, нагнувшись, выудил откуда-то из-под лавки небольшой рюкзачок и, порывшись, достал скрученную в моток верёвку.
– Пойдёт? – спросил он, протягивая моток ей.
– Не знаю, – совершенно искренне ответила Вера Петровна.
Взяв верёвку, она начала её разматывать и, завязав на одном конце петлю, сделала робкий шаг к собаке и остановилась. Что теперь делать она даже не представляла. Как надеть эту верёвку на пса, увести его отсюда, а главное, что с ним делать дальше? Эти вопросы крутились в голове, доводя её почти до паники.
«Спокойно, – сказала она сама себе, – не всё сразу, будем решать вопросы постепенно. Для начала надо его увести отсюда».
Ещё год назад ей даже в страшном сне не могло присниться, что она будет даже задумываться над такими вопросами. Что с ней сделал этот пёс?
Смешки могильщиков за спиной вернули её к реальности.
Решившись, она, сжимая в руках верёвку, двинулась по направлению к собаке. Имея постоянную привычку анализировать свои чувства, она с удивлением отметила про себя, что сейчас испытывает всё что угодно, но страха перед этой собакой не было.
Сделав несколько шагов, она опять остановилась. Пёс поднял голову и, к своему облегчению, она не увидела сейчас в его глазах той тоски, что плескалась в них при последней встрече. Сейчас он просто оценивал ситуацию, в его глазах она увидела осмысленность и настороженность. Это её приободрило. Могильщики за спиной с любопытством наблюдали за ними.
Она несмело улыбнулась псу и, преодолев последний метр, присела рядом. Пёс, не поворачивая головы, ждал, она чувствовала его напряжение, страх, но угрозы или злобы в нём не было.
– Послушай, – начала она, – я понимаю, как тебе сейчас плохо, я знаю, как тебе больно и страшно, я знаю, что ты совсем один. Я всё знаю, но тебе нельзя здесь больше оставаться, пойдём со мной, надо уходить.
Пёс, казалось, слушал и понимал. Он выслушал её сбивчивую речь, не шевельнувшись, и ей показалось, что напряжение между ними немного ослабло.
Когда она начала неловко одевать ему петлю на шею, он не сопротивлялся, Вера Петровна почувствовала себя уверенней.
– Вот и хорошо. Пойдём.
Она встала и, сделав шаг в сторону, остановилась, ожидая, что он тоже встанет, но он не двигался. Вера Петровна снова начала паниковать. Что ей делать, если он упрётся и не пойдёт за ней? Силой его тянуть или оставить здесь? Ни то ни другое её не устраивало.
– Пойдём. Ну, пойдём, я не обижу тебя.
В её голосе послышались слёзы. Пёс поднял голову и внимательно посмотрел Вере Петровне прямо в глаза. Боль, тоска, обречённость: вот что она увидела сейчас.
Её собственные глаза наполнились слезами, и новая волна сострадания накрыла с головой.
«Пойдём со мной, пожалуйста», – сказала она ему глазами.
«Хорошо», – помедлив, ответил он и встал.
Медленно, приноравливаясь друг к другу, они направились к выходу. Могильщики молча провожали их глазами, высокий предательски шмыгал носом.
Не спеша, как два старика, они добрались, наконец, до дома.
Пёс послушно шёл за Верой Петровной.
Идя рядом с собакой, Вера Петровна уже не спрашивала себя, что она будет делать с этим псом. После их бессловесного «разговора», после той общности душ, что она почувствовала не только сегодня, на кладбище, но и раньше в подъезде, вопрос отпал сам собой.
Они шли ДОМОЙ.
Дойдя до дома и поднявшись по лестнице, Вера Петровна остановилась, чтобы достать ключи. Открыв дверь и сделав шаг в квартиру, она почувствовала, что верёвка в руке слегка натянулась. Оглянувшись, она увидела, что пёс остановился и явно не собирался идти дальше. Распахнув настежь дверь, Вера Петровна сказала:
– Теперь ты будешь жить здесь. Заходи.
Пёс упрямо стоял и явно был с ней несогласен.
– Ты не можешь жить на лестнице, тебе придётся зайти ко мне в дом.
Она ждала, но он не двигался.
Вера Петровна чувствовала растерянность. Она не умела обращаться с собаками и не знала, как заставить его зайти в квартиру. Не тянуть же его силком? Да и вряд ли бы она с ним справилась. Несмотря на свою худобу, пёс был явно сильнее.
– Хорошо, – сказала она. – Давай посидим здесь.
Она принесла стул из кухни и, поставив его на лестничной площадке возле своей двери, села. Пёс улёгся на пол.
Время шло. Иногда мимо проходили соседи и, удивлённо озираясь, здоровались и проходили мимо. Кое-кто улыбался и совсем не сочувственно. Вера Петровна начала нервничать, она чувствовала себя глупо и, хотя всегда гордилась тем, что ей нет дела до того, что о ней думают соседи, всё же понимала, что выглядит довольно нелепо со стороны и её это раздражало.
Но выхода из этой ситуации она пока не видела.
«Только Клавы мне сейчас не хватало», – подумала она и тут же, как бы отзываясь на её призыв, возникла Клава собственной персоной.
Поднимаясь по лестнице и увидев Веру Петровну, сидящую на стуле в подъезде, она, заблестев глазами, набрала побольше воздуха в грудь и затарахтела:
– Верочка Петровна, здравствуйте! А я подымаюсь, думала к вам зайти, а вы вот где. Как чувствуете себя? А то в прошлый раз вы что-то так побледнели, так побледнели!
Тут она заметила собаку.
– Гляньте-ка, пёс вернулся! Ждали его тут, можно подумать. Разлёгся как будто так и надо. Чего разлёгся? Шёл бы отседа, нечего тебе теперь тут делать, живодёр!
Собака даже ухом не повела, полностью игнорируя Клаву. Та укоризненно покачала головой и тут же переключилась на Веру Петровну.
– Ой, а что вы тут сидите-то? Ключ потеряли?