Но Вера Петровна, дрогнув было, тут же взяла себя в руки;
– Спасибо, Клава. Я позвоню его хозяйке, – и стала закрывать дверь.
– Какой хозяйке? Вера Петровна! – Клава чуть не расплакалась от обиды, но дверь уже закрылась перед её носом.
«Змеюка поганая, стерва, сволочь!» – ругалась про себя Клава, поднимаясь по лестнице. Она еле сдерживала слёзы от обиды, ведь она так хотела порадовать свою соседку, всего-то на всего. Она чувствовала себя виноватой после пропажи собаки и ей так хотелось искупить свою вину.
Закрыв перед носом Клавы дверь, Вера Петровна, почувствовав, что сердце её неистово заколотилось, присела, чтобы успокоиться.
«Опять этот пёс, опять этот пёс!» – в панике метались её мысли. Стоило ей только услышать про него, как так долго и тщательно выстроенная ею спасительная стена, снова готова была рухнуть.
«Что же делать? Господи, что же делать?»
Подойдя к глазку и заглянув на лестничную площадку, Вера Петровна никого там не увидела.
Тогда она подошла к окну и, выглянув из-за шторы, увидела его напротив своего окна. Он лежал, свернувшись, на мокром, раскисшем газоне и, казалось, дремал. И, как будто почувствовав её взгляд, поднял голову и посмотрел, как ей показалось, прямо в глаза.
Она, испугавшись, отшатнулась от окна и, прижавшись спиной к стене, замерла, затаив дыхание.
«Боже мой!»
Вера Петровна была в панике. Она заметалась по комнате и, подскочив к письменному столу, выдвинула ящик и стала лихорадочно в нём рыться, ища бумажку с записанным телефоном синеглазой женщины. Найдя записку, она кинулась к телефону и начала лихорадочно набирать номер.
– Алло! Алло! – чуть не кричала она в трубку.
– Слушаю вас, – раздался на другом конце мужской бархатный баритон.
– Здравствуйте, могу я услышать…
И Вера Петровна стала лихорадочно вспоминать, как же звали ту синеглазую женщину, но вспомнить не могла.
«Господи, как же её зовут-то?»
– Алло! Вам кого? – спросил вежливый мужской голос.
– Анну, мне Анну! – вспомнила вдруг Вера Петровна.
– Вы не туда попали, – сказал мужчина и повесил трубку.
– Как не туда? – ответом для неё были лишь длинные гудки.
«Так, возьми себя в руки, – сказала сама себе Вера Петровна. – Не паникуй!»
Она, теперь уже не спеша, сверяя каждую цифру, снова набрала номер, длинные гудки были ей ответом. Положив трубку, она снова набрала тот же номер – гудки, телефон никто не брал.
«Наверное, нет дома, надо позвонить позже», – успокаивала сама себя Вера Петровна.
Как тигр в клетке, она стала мерить комнату шагами. Не прошло и пяти минут, как она снова стала набирать номер Анны, но ответом ей по-прежнему были длинные гудки.
«Ну, где её носит, когда она, наконец, появится!»
Снова раздался звонок в дверь, но Вера Петровна затаилась, как загнанный зверь, и открывать не стала.
За вечер она ещё раз десять набирала заветный номер, но поговорить с Анной ей так и не удалось.
«Я схожу с ума, – подумала она, – Надо успокоиться."
Сев в кресло и включив торшер, Вера Петровна открыла книгу на заложенной странице, но читать не смогла. Она вдруг вспомнила сына, как, будучи второклассником, он притащил домой щенка. Вспомнила, какой болью отозвались тогда его гневные слова: «Ты злая!!!», что он бросил ей после того, как она, невзирая на мольбы оставить щенка, отправила их восвояси. Его залитые слезами и болью, гневные глаза обвиняли и ненавидели её.
На душе стало ещё муторней.
Вера Петровна подошла к окну, и заглянула в щель между шторами. Пёс также лежал на том же месте. Голова его была опущена на лапы, поэтому Вера Петровна, не отдавая сама себе в этом отчёт, стала жадно разглядывать его.
«Какой худой, боже, а грязный какой! Где же он был? Что с ним случилось?»
Она всё смотрела на него и смотрела и не могла оторваться.
Вздрогнув, она вернулась к действительности.
«Нет, я так не могу, не могу!» – как бы извиняясь перед собакой, пробормотала она и, плотно запахнув шторы, расстелила свою постель и легла.
Сон не шёл. Снова и снова перед ней вставали то гневные глаза сына, то свернувшийся в клубок грязный пёс. Эти образы преследовали её и не давали уснуть.
Тем временем на улице, сначала несмело, робко, но быстро набирая силу, пошёл дождь. Он яростно хлестал в неплотно прикрытое окно, как будто хотел ворваться в её жилище и вот, не выдержав напора, створка окна распахнулась, впустив его, наконец, в комнату. Дождь застучал по подоконнику; занавеска, раздуваемая ветром, затрепетала, забилась и, задев стоящий на подоконнике цветочный горшок, смахнула его на пол, превратив в грязные черепки. Бесстыдно торчали оголившиеся бледные корни сломанного цветка из разбитого кома земли.
Вера Петровна, вскочив с постели, кинулась закрывать окно. Занавеска, как взбесившаяся птица, хлестала её по лицу огромными мокрыми крыльями. С трудом её усмирив, Вера Петровна справилась, наконец, с окном и, заперев щеколду, не удержалась и посмотрела через окно на собаку. Он был там, на том же месте и также смотрел на неё, не отрываясь, как и несколько часов назад. Создавалось впечатление, что всё то время, когда она боролась со своими чувствами и пыталась заснуть, он так и не опускал взгляда, ожидая её. По тротуару ручьём лились струи воды, деревья, сгибаясь под напором ветра и дождя, яростно кряхтели, как уставшие борцы. А он, этот пёс так и лежал на мокром газоне под проливным дождём и чего-то ждал от неё.
– Вот чёрт! – выругалась вполголоса Вера Петровна. – Что тебе от меня надо?
Пёс неотрывно смотрел прямо в глаза, так, по крайней мере, ей казалось. Выражения его глаз она видеть, конечно, не могла, но сам факт, что Берендей не отрывал от неё взгляда, раздражал и пугал.
Проверив ещё раз оконную щеколду и, задвинув занавеску, Вера Петровна вернулась в постель. Шум дождя не стихал, а только усиливался.
Она не могла найти удобного положения на своём одиноком ложе. Не выдержав, встала с кровати и босиком, на цыпочках направилась к окну. Не раздвигая штор, в щёлку, как вор, она снова выглянула из окна. На улице бушевала стихия, дождь лил сплошной стеной, осатаневший ветер рвал и ломал ветки деревьев, казалось, он отводил свою полную ярости душу. Пёс упрямо лежал на том же месте.
– Вот, супостат, навязался на мою голову! – в сердцах бросила Вера Петровна.
Надев сапоги и старенькое пальтишко, она открыла дверь и, спустившись по щербатой лестнице, выскочила во двор. Стоило ей покинуть тёплый кров, как ветер, как будто обрадовавшись новой жертве, накинулся на неё с такой неистовостью, что Вера Петровна была вынуждена остановиться, чтобы собраться с силами и двинуться дальше.
Опустив голову и крепче запахнув пальто, она с трудом продвигалась вперёд, преодолевая яростное сопротивление ветра. Дойдя до арки, она снова была вынуждена остановиться. Сквозной проход утраивал силу ветра и, сбивая с ног, засасывал в себя, как в чёрную дыру любого, попавшего в зону его досягаемости. Прижавшись к стене, Вера Петровна, почти вдвое согнувшись, упрямо шла вперёд. Вырвавшись, наконец, из плена опасного водоворота, она шагнула к газону, туда, где ждал её упрямый пёс. Увидев её, он встал и, сделав пару шагов навстречу, остановился. Голова его была полуопущена и, как бы исподлобья, он смотрел ей в глаза, неотрывно и даже не мигая.
– Пойдём, что ли.
Вера Петровна, обречённо вздохнув, махнула рукой, как бы приглашая его за собой.
Берендей двинулся за ней. Дорога назад оказалась гораздо легче, ветру как будто надоело досаждать ей или он нашёл другую игрушку, во всяком случае, не встречая никакого сопротивления, они быстро достигли двери подъезда. Вера Петровна впустила собаку в дом.
Поднявшись по лестнице и еле справившись с заедающим замком, она распахнула дверь. Берендей стоял на другом конце лестничной площадки и не торопился заходить.
– Ну, что ты встал? Пойдём уж.
Он стоял и внимательно смотрел ей прямо в глаза, как будто проверял её.
– Ну, как хочешь.
Вера Петровна зашла в квартиру и, оставив дверь открытой, прошла на кухню и поставила на плиту чайник,
Ни звука. Присев на табуретку, женщина стала ждать.
Послышалось тихое цоканье когтей по паркету в прихожей – пёс зашёл всё же в квартиру.
Вера Петровна вышла в коридор. Берендея в прихожей не было, только мокрые следы на полу свидетельствовали о том, что он здесь всё же был. Закрыв входную дверь, Вера Петровна пошла по следу и, зайдя в комнату, ахнула, увидев, что на её тщательно заправленной, белоснежной постели нагло развалилась мокрая, грязная собака, которую она привела с улицы.
– Ах ты, наглец! – Вера Петровна задохнулась от возмущения. – А ну, слазь!
Она подбежала к кровати, прихватив по дороге полотенце с дивана и, уже было, замахнувшись им на собаку, вдруг остановилась.
Наглый пёс, не только не соскочил испуганно с кровати, но и чуть потянув шею, устроился как будто ещё удобнее. Он явно не собирался покидать её постель и вёл себя так, как будто это его законное место и все эти крики и вопли относятся совсем не к нему. Почему-то он был абсолютно уверен, что ему за это ничего не будет.
Такое странное поведение настолько удивило Веру Петровну, что злость её сразу куда-то испарилась. Она стояла с полотенцем в руках, смотрела на этого мокрого, грязного нахала, который бессовестно развалился на её белоснежном бельё и вдруг, почувствовав всю комичность ситуации, расхохоталась.
Она смеялась, сгибаясь пополам, не в силах остановиться. Слёзы лились из глаз, и вместе с этим смехом и слезами выходили из её души давно осевшие там боль, тоска и страх. Давно уже она так не смеялась. Пёс поднял голову и внимательно посмотрел на неё. В его глазах не было страха или удивления, казалось, он смотрел с пониманием, как будто так и должно быть.
Отсмеявшись и с трудом успокоившись, Вера Петровна вытерла слёзы ладонью и сказала с усмешкой:
– Ладно, Берендей, пойдём, я тебя помою.