— Думаешь, имеет смысл? — спросила Маша.
— Имеет или не имеет, — сказал Андрей, — другого выхода нет. Бери что дают! Иначе мы так никогда не узнаем, кто эти твари, что играют с нами в кошки-мышки. Пока они нас наконец не поймают.
— Ладно, — сказал Сашка. — Я постараюсь узнать у матери, где держат тетю Зину.
— Только побыстрее, — сказала Маша. — Я скоро уезжаю, а мне тоже интересно узнать, что она скажет.
— 4 —
Неделей позже все трое стояли в приемном отделении неврологического санатория, поджидая дежурную медсестру. Андрей рассеянно листал журнал посетителей, в котором им предложили расписаться, что они послушно и проделали десять минут назад. Посетители, судя по журналу, не баловали тетю Зину — каждые две недели сюда приезжала мать Сашки, да разок мелькнул кто-то из Санкт-Петербурга.
Тетя Зина была на прогулке. Ребятам сообщили, что ей значительно лучше: она уже ходит и разговаривает. Но, к сожалению, ничего не помнит из своей прошлой жизни. Удар молнии, под который она так неудачно попала, повредил память настолько, что ей пришлось заново учиться ходить, есть и говорить. Это известие расстроило ребят, но уж коли пришли, надо было довести начатое до конца. И теперь они ждали тетю Зину с прогулки.
Наконец, когда им надоело разглядывать разрисованные жизнерадостными пейзажами стены да пялиться на фикусы по углам, в вестибюль, дробно стуча каблучками, вбежали две девушки в белых халатах. А следом, в полотняных брюках и мягкой свободной рубашке, вошла тетя Зина.
Лицо ее было радостным и возбужденным. Сашка не помнил, чтобы когда-либо видел ее такой. Она совсем не напоминала ту жуткую старуху, что полгода назад предстала перед ним в подвале. И выглядела она сейчас почти так же, как его мать. Только волосы у нее остались мышиные. Медсестра представила ей ребят.
Тетя Зина с любопытством вскинула на них глаза, и стало ясно, что она совершенно не помнит ни Андрея, ни Сашку. Мальчики растерялись, не имея представления, с чего начать разговор, да и о чем, и не лучше ли прямо сейчас извиниться и свалить отсюда.
Выручила их Маша. Она обратила внимание на зажатый в руке тети Зины блокнот да на высовывающийся из ее заднего кармана карандаш. Сообразив, что тетя Зина увлеклась рисованием, Маша завязала с ней разговор, и медсестра оставила ребят одних.
Не прошло и минуты, как тетя Зина повела Машу — а с ней Андрея с Сашкой — в свою комнату показывать рисунки. Войдя в ее жилище, Сашка вспомнил, что эта тетя никогда не испытывала недостатка в деньгах.
На палату это мало походило: комната была не одна, а целых три анфиладой. В первой стояли аккуратно застеленная кровать и стол с парой стульев. В другой был еще один стол, усыпанный листами с рисунками. Ими же была усеяна кушетка и широкий подоконник наполовину открытого окна. Что в третьей комнате, ребята не увидели: дверь туда была закрыта.
Маша продолжила оживленно беседовать с тетей Зиной, а Сашка с Андреем от нечего делать принялись рассматривать рисунки. Стиль им понравился. Каждый рисунок выполнялся несколькими точными, уверенными штрихами, но схватывал в человеке главное.
На рисунках были изображены исключительно человеческие лица — ни зверей, ни строений, ни пейзажей, только люди. Здесь была Сашкина мама, еще совсем молодая, и тетя Зина, как есть сейчас, и Андрей, и множество каких-то незнакомых людей, и всё это рисовалось быстро, точно и уверенно. Был здесь и Сашка. Андрей состроил глумливую гримасу, ткнув пальцем в изображение мальчишки лет восьми, надувшего губы и глядевшего исподлобья.
Среди большого количества самых разнообразных людей ребята увидели рисунок, отличный от других. На огромной голой скале был изображен замок. Не тот, что видел Сашка семь лет назад и потом еще зимой в библиотеке. Нет, совсем другой. Даже не замок — крепость.
Рисунок крайне заинтересовал Андрея и, вполголоса пробормотав «Ну-ка, ну-ка!», тот сунулся рассмотреть его поближе, но в этот момент в окно что-то глухо стукнуло, и на карниз опустилась черная птица. Это был ворон.
— Кыш, кыш! — закричала тетя Зина, махая руками в его сторону. — Вот ведь повадился, проклятый!
Ворон глянул на нее острым глазом, сунул на секунду в комнату голову и снялся враз, будто его не было.
— И давно он так повадился? — провожая взглядом птицу, спросил Сашка.
— Да уж дня три, — пояснила тетя Зина. — Так и лезет, невозможно окно открыть!
Говорила она по-прежнему с придыханием, но слова выговаривала чуть по-другому, и Сашку уже не корёжило от одного звука ее голоса.
Андрей с Машей переглянулись. Они сразу стали прощаться, попрощался и Сашка. Покинув корпус санатория, трое друзей пошли к выходу по усыпанной сосновыми иглами аллее.
Пнув шишку с дороги, Андрей деловито спросил:
— Итак, что мы имеем?
— Полный облом, — вздохнул Сашка. — Не похоже, что она нас когда-либо вспомнит. Хотя мы у нее на рисунках и есть. А пока не вспомнит, нам нипочем не узнать, куда на самом деле должна была закинуть нас Железная книга.
— Хочу заметить: ваша тетя Зина — недюжинный талант, — сказала Маша. — Чтобы так рисовать, надо видеть человека насквозь.
— Так она и видела, — сказал Сашка. — Она ж психиатром работала!
— Короче, зря съездили, — сказал Андрей. — Ничего полезного не узнали.
— Только вот птичка эта… — Маша сделала рукой неопределенный жест. — Сашка, это же ворон, да? — спросила она. — Вроде того, на которого лаял Макс.
— Угу, — кивнул Сашка. — Похож.
— Тогда лучше считать, что это он и есть, — сказала Маша. — С некоторых пор я не верю в такие совпадения.
— Ну вот, — помрачнел Андрей. — Только высунешь нос, всякие твари начинают виться! Уверены, что это та самая ворона? — требовательно спросил он.
— Если б ворона, — рассудительно сказал Сашка. — Они куда чаще встречаются. А вот ворон, да еще такой крупный и приметливый… Да, точно он!
— А может, это Джокер полинял после твоего выстрела? — выдал Андрей версию. — Тогда поймать, скрутить башку, и все проблемы! Или рогаткой…
Он обвел взглядом качавшиеся под ветерком кроны сосен и окружавшие аллею кусты.
— По Джокеру ты у нас спец, — откликнулся Сашка. — Хотя вряд ли это Джокер. Но вполне может оказаться другим исчадием того рая, откуда весной мы еле унесли ноги.
— Всё, сегодня же мастерю рогатку, — после некоторого размышления заключил Андрей. — Сашка, у тебя найдется резина?
— Есть старая велосипедная камера, я тебе отдам.
Андрей оживился.
— Отлично, отлично! Тогда еще подберем правильную веточку, потом обстругаем… А ну-ка!
Андрей свернул с аллеи и нырнул в заросли. Несколько минут он ворочался там, бормоча себе что-то под нос, затем вновь нарисовался на аллее.
Подняв над головой найденную ветку и размахивая ею, как дирижерской палочкой, он с выражением произнес:
Душа бесхозная скучала
По оперенью.
Душа безмозглая мечтала
О воплощенье.
И, безутешная, взывала
К небесным силам.
Она, конечно же, не знала,
О чем просила!
— Поэт, — сказала Маша. — Пушкин, Александр Сергеевич, не твой родственник?
— Зато в тему, — сказал Андрей, стряхивая с себя листву и иголки. Он вдруг ощутил зверский голод. — Пошли быстрей, у меня ноги подкашиваются, так есть хочется!
Друзья тронулись дальше, к высокой чугунной ограде, за которой виднелась остановка.
— Слабак, — насмешливо сказала Маша. — Два часа из дома, а уже ноги не волочишь. Надо отправить тебя на недельку в наш спортлагерь — там из тебя сделают человека.
— Я не слабак, — заметил Андрей сердито. — Это у меня обмен веществ термоядерный. А что за лагерь? По айкидо, что ли?
— Общей физической подготовки, — сказала Маша, — там всё есть. А насчет твоего обмена это чушь. Вот съел ты завтрак — и что ты сделал на этой энергии? Прошел пару километров? А может, задачки трудные решал? Вот и сравни эффективность: если я на одной сосиске могу идти полдня, то тебе ее хватит максимум на одеться да выйти из подъезда.
— Ну, вот такой я! — надулся Андрей. И со вздохом признался: — Люблю поесть. А на голодный желудок могу только лежать.
— Прорва, — заключила Маша. — В твоем случае проще сразу спускать продукты в туалет, всё равно толку с них нет. Коэффициент полезного действия как у паровоза.
— А что, в этом году ты в лагерь не едешь? — поинтересовался Сашка.
— В этом году нет, — сказала Маша. — В этом году я вместо лагеря еду в Грецию.
— А кстати, насчет деда, — прервал ее Андрей. — Он звонил мне сегодня перед уходом, просил зайти. По-моему, он что-то раскопал.
— Что именно? — спросила Маша.
— Что-то про мою бабку. Он, кстати, не работает больше в библиотеке. Выперли его после той истории с книгой. Видимо, он там всех достал, пытаясь доказать, что самая редкая в хранилище книга подменена ее копией.
Маша нахмурилась, но ничего не сказала. Андрей продолжал:
— Помните, он советовал поспрашивать родителей? Так вот, я выяснил, что незадолго до нападения демона бабуля была на гастролях.
— А где именно на гастролях? — спросил Сашка.
— В Мариинском, — сказал Андрей.
— Это который недавно горел? — спросила Маша.
— Он самый, — подтвердил Андрей.
— Немудрено при такой погоде, — фыркнул Сашка. — Третью неделю ни одного дождя!
— Где, в Питере? — язвительно заметил Андрей. — Это ты сильно сказал.
— А что, в Питере не бывает засушливых периодов? — удивился Сашка.
— Бывают, но не три недели подряд, — объяснила Маша.
— А ты откуда знаешь? — сказал Сашка, и тут же, обращаясь к Андрею, спросил: — Ладно, как бы там ни было, что же случилось на гастролях?
— Предки говорят, бабуля вернулась оттуда сама не своя, — начал Андрей. — Это я деду и сообщил. А тот, спросив, в каком театре она работала, позвонил паре-тройке своих знакомых. И кто-то из них — осветитель или монтировщик, я не запомнил — рассказал такую вещь… Короче, был такой странный случай — самовозгорание занавеса, даже неприятность вышла с администрацией зала. Да не просто возгорание, а так полыхнуло, что мужик этот, рассказчик, сам едва не сгорел. Оттого и запомнил в деталях.