Беглецы
«Блуждать меж двух миров, из коих мертв один, другой же неспособен в свет родиться».
IРека
Они потерпели сокрушительное поражение. Торговец вырвал ковер у Кэла прямо из рук. Но, по крайней мере, они остались живы. Не поэтому ли его настроение улучшилось, когда они вышли из магазина на прогретую солнцем улицу?
Пахло рекой – солью и гнилью. И они пошли туда, не сговариваясь; спустились по Джамайка-стрит и Док-роуд, потом прошли вдоль высокого черного забора, ограждающего доки, пока не нашли в нем калитку. Внутри было пусто. Уже много лет здесь не разгружались большие океанские корабли. Они спустились к самой реке, мимо заброшенных складских помещений. Кал то и дело поглядывал на лицо девушки, шагающей рядом с ним. В ней явно что-то изменилось; появилось какое-то скрытое свойство, которого он не мог понять.
У поэта было свое мнение по этому поводу.
«Правда, она странная, парень? – прошептал он Кэлу в ухо. – Что ты об этом думаешь?»
Конечно. Еще когда он увидел ее на лестнице, она показалась ему странной. А с тех пор их накрепко связали общий страх и общая надежда. Или он просто проецирует на нее свое состояние, боясь остаться один перед лицом тайны?
Она смотрела на воду, и солнечные блики плясали на ее лице. Он знал ее всего сутки, но она пробудила в нем те же противоречивые чувства, что и первый взгляд на Фугу – радость и тоску, воодушевление и тревогу.
Он обязательно сказал бы ей об этом, если бы мог подобрать слова.
Но первой заговорила она.
– Когда ты дрался с Шэдвеллом, я видела Иммаколату.
– Да?
– Не знаю, как объяснить то, что случилось.
Она попыталась рассказать ему, не отрывая взгляда от реки, словно завороженная ее течением. Он понял из ее слов, что Мими принадлежала к народу Чародеев, жителей Фуги, и Сюзанна, ее внучка, тоже имела к ним отношение. Но когда она заговорила о менструме, чудесной силе, которой она каким-то образом овладела, он перестал ее понимать – отчасти и потому, что ее речь стала сбивчивой; она явно не находила слов.
– Я люблю тебя, – вдруг сказал он. Она прервала рассказ, продолжая молча смотреть на текущую воду.
Он подумал, что она не расслышала.
Наконец, она просто произнесла его имя.
Он почувствовал себя обманутым. Ее мысли витали где-то далеко, быть может, в Фуге, на которую – после сегодняшнего открытия – она имела больше прав, чем он.
– Извини, – пробормотал он. – Не знаю, зачем я это сказал. Забудь об этом.
Его извинения вывели ее из транса; она отвернулась от реки и поглядела на него с выражением боли в глазах, будто ей было тяжело оторвать взгляд от блеска воды.
– Не говори так, – сказала она. – Никогда.
Она шагнула к нему и крепко обняла. Он обнял ее в ответ. Ее лицо, уткнувшись в его шею, было влажным от слез. Они стояли так, молча, несколько минут, а река продолжала равнодушно течь мимо. Наконец он спросил:
– Пойдем домой?
Она отпустила его и поглядела в его лицо, словно изучая.
– Все кончилось или только начинается?
Он только покачал головой.
Она еще раз, мельком, оглянулась на реку. Но прежде, чем текущая в ней стихия вновь устремилась к текущей воде, он взял ее за руку и повлек назад к бетону и кирпичу.
IIПробуждение в темноте
Они вернулись на Чериот-стрит в тусклом предзакатном свете, скрывающем в себе осень. Поискали на кухне чего-нибудь съестного, потом поднялись в комнату. Кэл с бутылкой виски, которую купили на обратном пути. Разговора о том, что делать дальше, не получилось. Усталость и напряжение между ними, возникшие после разговора у реки, заставили их ограничиваться краткими, обрывочными фразами – в основном по поводу отвоеванного ими обрывка ковра, на котором трудно было что-то разглядеть.
Брендан вернулся домой около одиннадцати, покричал на Кэла, потом пошел спать. От его крика Сюзанна словно очнулась.
– Я пойду. Уже поздно.
Но Кэлу очень не хотелось оставаться одному.
– Останься, – попросил он.
– Кровать маленькая.
– Зато удобная.
Она протянула руку к его лицу и осторожно погладила синяки на скуле.
– Нам не нужно спать вместе, – сказала она тихо. – У нас слишком много общего.
Как ни странно, он испытал не разочарование, а какую-то более глубокую надежду. Фуга связало их воедино – ее, свое дитя, и его, случайного пришельца, и незачем подменять эту связь банальным сексом.
– Тогда мы будем просто спать, если ты останешься. Она улыбнулась.
– Я останусь.
Они стянули с себя грязную одежду и нырнули под одеяло. Сон пришел к ним еще до того, как остыла лампочка.
Сон их не был пустым: он нес с собой сны. Вернее, один сон который снился им обоим.
Им снился звук. Жужжание целого роя пчел, спешащих за медом; привычная музыка лета.
Им снился запах. Запах тротуара после дождя, и слабый запах духов, и запах ветра из теплых краев.
Но прежде всего им снилось то, что они видели.
Сперва ткань: бесчисленные нити, перевитые сотней узоров, окрашенные в сотню блеклых цветов, излучающие такую энергию, что им даже во сне пришлось закрыть глаза.
И потом, словно не выдержав собственного напряжения, узлы начали распускаться. Краска с них взмывала в воздух, застилая его цветными пятнами, за которыми нити ткани каллиграфически выписывали свое освобождение. Сперва их переплетение казалось беспорядочным, потом, по мере того, как пляшущие нити соединялись, наслаиваясь друг на друга, стали вырисовываться определенные формы.
Это были люди. Пять человеческих фигур, возникших там, где минуту назад была ткань.
Жужжание пчел в голове у спящих превратилось в голос, выкликающий имена этих пятерых.
Первая – молодая женщина в длинном темном платье, с бледным лицом и закрытыми глазами. «Лилия Пеллиция», – сказали пчелы.
Словно разбуженная своим именем, Лилия открыла глаза.
Тут вперед выступил бородатый мужчина лет пятидесяти в старинном плаще и широкополой шляпе. «Фредерик Кэммел», – глаза за стеклами маленьких круглых очков дрогнули и открылись. Его рука немедленно сдернула шляпу, под которой обнаружилась тщательно завитая и напомаженная шевелюра.
– Вот, – проговорил он, улыбаясь.
Еще двое. Женщина в такой же старомодной одежде (сколько же лет они спали?), кажется, не была особенно довольна пробуждением, но при звуках ее имени – «Аполлина Дюбуа», – открыла глаза и улыбнулась, показав зубы цвета слоновой кости.
Последние из пробужденных вышли вперед парой. Высокий красивый негр с грустным лицом. И голый младенец у него на руках.
«Джерихо Сент-Луис», – сказали пчелы, и негр открыл глаза. Он немедленно взглянул на ребенка, начавшего хныкать еще до того, как назвали его имя.
«Нимрод», – провозгласили пчелы, и хотя младенцу не было еще и года, он ясно знал два слога своего имени. Он открыл глаза, в которых мерцали золотистые искорки.
С его пробуждением игра цветов улеглась, замолкли и пчелы, оставив пятерых пришельцев в темной комнате Кэла.
Первой заговорила та, кого назвали Аполлиной Дюбуа.
– Это какая-то ошибка, – она подошла к окну и выглянула на улицу. – Какого черта мы здесь?
– И где остальные? – продолжил Фредерик Кэммел. Он отыскал зеркало на стене и начал подстригать ножницами, извлеченными из кармана, какие-то лишние волоски у себя на щеках.
– Да, это вопрос, – задумчиво сказал Джерихо. Потом обратился к Аполлине. – Ну, что там видно?
– Ничего. Там ночь. И...
– Что?
– Погляди сам, – она сплюнула сквозь зубы. – Что-то изменилось.
Лилия Пеллиция тоже подошла к окну.
– Она права. Все какое-то другое.
– И почему здесь только мы? —снова спросил Фредерик. – Вот это действительно вопрос.
– Что-то случилось, – тихо сказала Лилия. – Что-то ужасное.
– Ты, конечно, чувствуешь это своей задницей. Как обычно, – фыркнула Аполлина.
– Нельзя ли повежливей, мисс Дюбуа? – заметил Фредерик с выражением возмущенного педагога.
– Не зови меня «мисс». Я же замужем.
Во сне Кэл и Сюзанна, не веря своим ушам, слушали чепуху, которую несли эти видения. При всей их странности они были неподражаемо реальны. Как бы для того, чтобы еще больше смутить спящих, негр Джерихо подошел к кровати и сказал:
– Может, онинам что-нибудь объяснят.
Лилия повернулась к ним своим бледным лицом.
– Нужно их разбудить, – и она потянулась к плечу Сюзанны.
«Это не сон», —поняла Сюзанна, открывая глаза в ту самую минуту, когда холодные пальцы женщины коснулись ее.
Ничего не изменилось. Те же приоткрытые занавески, пропускающие в комнату тоскливый свет фонарей. И те же пятеро у кровати, ее оживший сон. Она села, и взгляды обоих – Джерихо и младенца Нимрода – тут же устремились на ее грудь. Она поспешила завернуться в простыню и разбудила этим Кэла. Он с трудом разлепил сонные глаза.
– Что случилось?
– Вставай, – прошептала она. – У нас гости.
– Мне снилось... гости? —он, наконец, увидел, что делается в комнате. – О Господи!
Младенец на руках Джерихо весело захихикал, указывая пальцем на восставший во сне мужской орган Кэла.
– Что, опять штучки Шэдвелла? – спросил он, прикрываясь подушкой.
– Не думаю, – ответила Сюзанна.
– Кто такой Шэдвелл? – сразу заинтересовалась Аполлина.
– Какой-нибудь Кукушонок, – предположил Фредерик, держа ножницы наготове.
Услышав это, Сюзанна начала кое-что понимать. Иммаколата называла «Кукушатами» людей.
– Фуга... – сказала она.
Тут все взгляды сошлись на ней.
– Что ты знаешь о Фуге? – это спросил Джерихо.
– Не так много.
– Ты знаешь, где остальные? – спросил Фредерик.
– Какие остальные?
– И страна? Где страна?
Кэл посмотрел на стол, где он оставил кусок ковра. Там ничего не было.
Они сошли с того обрывка, – прошептал он, не вполне веря в то, что говорит.
– Да, мне это снилось.
– Мне тоже.
– С обрывка? – вмешался Фредерик. – Значит, нас разделили?
– Похоже, что так, – ответил Кэл.
– А где все остальное? Отведите нас туда.
– Мы не знаем, где. Шэдвелл забрал его.
– Проклятые Кукушата! – воскликнула Аполлина. – Никому из них нельзя верить! Все лжецы, как один.
– Но с ним одна из вас, – сказала Сюзанна.
– Не может быть.
– Это Иммаколата.
При звуке этого имени Фредерик и Джерихо одновременно издали возгласы ужаса. Аполлина же только плюнула на пол.
– Как, эту тварь еще не вздернули? – воскликнула она.
– Насколько я знаю, это случалось дважды, – заметил Джерихо.
– А ей хоть бы что!
Кэлу было холодно. Ему хотелось других снов – о залитых солнцем лугах и искрящихся реках. А тут эти люди, озабоченные и злые. Игнорируя их, он встал и принялся одеваться.
– А где же Хранители? – спросил Фредерик, обращаясь ко всем сразу. – Может, они что-нибудь знают?
– Моя бабушка... Мими...
– Ну и где же она?
– Боюсь, что она умерла.
– Но были и другие Хранители, – сказала Лилия. – Куда они делись?
– Не знаю.
– Ты была права, – Джерихо делался все более печальным. – Действительно случилось что-то ужасное.
Лилия открыла окно.
– Ты чувствуешь его? – спросил Фредерик. – Где он?
Лилия покачала головой.
– Это не прежнее Королевство. Воздух грязный. И холодный.
Кэл, уже одетый, прошел мимо Фредерика и Аполлины к своей бутылке виски.
– Хочешь выпить? – обратился он к Сюзанне.
Она покачала головой. Он налил себе приличную порцию и залпом выпил.
– Нужно найти этого вашего Шэдвелла, – сказал Джерихо, – и забрать у него ковер.
– Куда спешить? – осведомилась Аполлина. Она подошла к Кэлу. – Могу я поучаствовать? – Он нерешительно протянул ей бутылку.
– Что значит «куда спешить»! – возмутился Фредерик. – Мы проснулись неизвестно где, одни...
– Мы не одни, – Аполлина отхлебнула виски прямо из горлышка. – У нас есть друзья. Как твое имя, красавчик?
– Кэлхоун.
– А ее?
– Сюзанна.
– Я Аполлина. А это Фредди.
Кэммел слегка наклонил голову.
– Вон то Лилия Пеллиция, а малыш – ее брат, Нимрод.
–А я – Джерихо.
– Вот, – подытожила Аполлина. – Теперь мы друзья, правда? И черт с ними, с остальными. Пускай гниют.
– Они наши родичи, – напомнил Джерихо. – И им нужна наша помощь.
– И поэтому они бросили нас на Рубеже? Брось. Мы для них – отребье, бандиты и Бог знает кто еще, – она взглянула на Кэла. – Да, парень, ты среди отребья. Мы – их стыд и позор. Так что лучше нам остаться здесь. Перед нами целый мир.
– Мы и здесь будем изгоями, – напомнил Джерихо.
Ответом был новый плевок.
– Он прав, – сказал Фредди, – без ковра мы – ничто. Вы знаете, как Кукушата нас ненавидят. Это никогда не кончится.
– Вы все идиоты, – заявила Аполлина и вернулась к окну, забрав с собой бутылку.
– Мы долго отсутствовали, – обратился Фредди к Кэлу. – Можешь сказать, какой сейчас год? 1910? 1911?
Кэл усмехнулся.
– Плюс – минус восемьдесят лет.
Фредерик побледнел. Лилия с тихим стоном опустилась на кровать.
– Восемьдесят лет, – прошептал Джерихо.
– Почему они столько ждут? – спросил Фредди неизвестно кого. – Что могло случиться?
– Вы можете мне кое-что объяснить? – спросила Сюзанна.
– Не можем. Вы не Чародеи.
– Хватит нести чепуху, – вмешалась Аполлина. – Чему это может повредить, после всего?
– Ладно, Лилия, расскажи им, – сказал Джерихо.
– Я против, – буркнул Фредди.
– Расскажи, расскажи, – настаивала Аполлина. – Все, что им хочется знать.
– Почему я? – Лилия все еще дрожала.
– Потому что ты врешь лучше нас всех, – сказал Джерихо, слегка улыбаясь.
– Ладно, – и она начала говорить.
IIIНовые открытия
– Мы не всегда были изгоями. Когда-то мы жили в саду.
После этих двух фраз Аполлина прервала ее.
– Имейте в виду, это просто сказка, – сообщила она Кэлу и Сюзанне.
– Ты дашь ей говорить, черт побери? – вспылил Джерихо.
– Ничему не верьте. Эта особа вообще не знает, что такое говорить правду.
Лилия предпочла не обращать внимания на эту реплику.
– Мы жили в саду, – продолжала она. – Там, где и все Семейства.
– Какие Семейства? – спросил Кэл.
– Четыре Корня Чародеев. Ло, Йеми, Айя и Бабу. Семейства, к которым мы все принадлежим. Конечно, некоторых трудно определить, – она со значением взглянула на Аполлину, – но, так или иначе, все мы произошли от них. Вот мы с Нимродом – Йеми. Наше Семейство выткало Ковер.
– И вы видите, к чему это привело, – вздохнул Кэммел. – Никогда не умели предвидеть. Тупицы с ловкими пальцами. Вот у нас, Айя, мастерство всегда сочеталось с умом.
– А ты? – спросил Кэл у Аполлины, забирая у нее бутылку, где виски оставалось всего на пару глотков.
– Со стороны матери я Айя. Это дало мне хороший голос. А отец... никто не знает. Он всегда кем-то притворялся.
– Когда был трезвым, – дополнил Фредди.
– Откуда ты знаешь? Можно подумать, ты видел моего отца.
– Слава Богу, – парировал он. – Твоя мать встретила его только раз, и этого оказалось достаточно.
Младенец залился смехом, словно понимая смысл остроты.
– Во всяком случае, – продолжала Аполлина, – он здорово танцевал. Значит, в нем была кровь Ло.
– И Бабу, – сказала Лилия, – судя по тому, как ты треплешь языком.
– ЯБабу, – вмешался Джерихо. – Только не хочу тратить красноречие на дурацкие перебранки.
Красноречие. Танцы. Пение. Ковры. Кэл попытался запомнить эти признаки семейств, но это было не легче родственных связей семьи Келлуэй.
– То есть, – подытожила Лилия, – все Семейства обладают способностями, которых нет у людей. Вас они удивляют, а для нас так же естественны, как то, что хлеб вырастает в поле.
– Чары? – спросил Кэл. – Так вы их зовете?
– Да. Мы владеем ими с самого начала и не думали об этом, пока не пришли в Королевство. Только тут мы поняли, что ваш род обожает раскладывать все по полочкам с наклеенными этикетками. Непонятное вас раздражает. Вы ведете себя так, будто придуманные вами правила вечны.
– Ну, это спорно, – заметил Фредди.
– Законы Королевства – это законы Кукушат. Так гласит один из Догматов Капры.
– Капра мог и ошибаться.
– Вряд ли. Мир становится таким, каким Кукушата хотят его видеть. Пока кто-нибудь не предложит лучшею идею...
– Погодите, – вмешалась Сюзанна. – Так, по-вашему, мир таков, каким мы представляем его себе?
– Так считал Капра.
– А кто это?
– Великий муж...
– Или женщина, – вставила Аполлина.
– ...который жил или не жил.
– Но даже если онаи не жила, – продолжила Аполлина, – то оставила много изречений.
– Которые ничего не объясняют, – сказала Сюзанна.
– Это для тебя.
– Ну, Лилия, – напомнил Кэл. – Рассказывай дальше.
Она начала снова.
– И вот, с одной стороны, вы, Люди, с вашим глупым самомнением и бездонной завистью, а с другой – мы, Чародеи, отличные от вас, как день от ночи.
– Ну, не так уж сильно, – заметил Джерихо. – Мы ведь когда-то жили среди них.
– И они обращались с нами, как с подонками.
–Да, это верно.
– Наши способности, – продолжала Лилия, – Кукушата назвали «волшебством». Некоторые хотели овладеть им. Некоторые просто боялись. Но никто нас не любил. Вспомните, что города тогда были маленькими, в них было трудно укрыться. Поэтому мы бежали в леса и горы, где мы были в безопасности.
– Многие и не пытались жить среди Кукушат, – сказал Фредди. – Особенно Айя. Им было нечего продать, а среди Кукушат не проживешь, если тебе нечем торговать. Куда лучше жить на природе.
– Ладно, – бросил Джерихо. – Вы так же любите города.
– Верно, я люблю камни и кирпичи. Но иногда завидую пастухам.
– Их одиночеству или их овцам?
– Их спокойной жизни, кретин! – воскликнул Фредди. Потом обратился к Сюзанне. – Мадам, видите ли, я не имею с этими людьми ничего общего. В самом деле. Он (ткнув пальцем в направление Джерихо) осужден за воровство. Она (в Аполлину) держала бордель. А она (теперь в Лилию) со своим братцем натворила столько бед...
– Как ты смеешь обвинять невинного... – начала Лилия.
– Хватит паясничать! Твой брат может сколько угодно притворяться младенцем. Из-за ваших штучек вы и оказались на Рубеже.
– Ага, как и ты.
– Меня оболгали, – запротестовал Фредди. – Мои руки чисты.
– Никогда не доверяла людям с чистыми руками, – пробормотала Аполлина.
– Шлюха, —бросил Фредди.
– Жалкий брадобрей, —отпарировала она.
Кэл обменялся с Сюзанной недоуменными взглядами. Согласия и мира среди Чародеев явно не наблюдалось.
– Так вы говорили, – напомнила Сюзанна, – что вы прятались в лесах.
– Не прятались, – раздраженно поправила Лилия, – а просто были невидимы.
– А в чем разница?
– Наши чары позволяли нам скрываться, как только Кукушата подходили слишком близко.
– А это происходило чаще и чаще, – добавил Джерихо.
– Любопытные стали шляться по лесам и искать наши следы.
– Так они знали о вас?
– Нет, – сказала Аполлина, сбрасывая с одного из стульев одежду и усаживаясь. – Только слухи и сказки. Всякую чушь. Боже, какими только именами они нас не называли! Только некоторые кое-что узнали, и то только потому, что мы им позволили.
– Кроме того, нас всегда было мало, – сказала Лилия. – Мы никогда не испытывали особой любви к сексу.
– Говори о себе, – заметила Аполлина, подмигнув Кэлу.
– Поэтому мы могли успешно скрываться и шли на контакт, как сказала Аполлина, только когда нам этого хотелось. У вас было кое-что, что мы позаимствовали. Кони, вино, оружие. Но вы от нас почти ничему не научились.
Продолжали купаться в ваших кровавых банях и в вашей зависти...
– Что это вы заладили про зависть? – не выдержал Кэл.
– Это основное свойство людей, – ответил Фредди. – Завидовать всему чужому и пытаться отнять.
– А вы, конечно, совершенные создания? – с иронией заметил Кэл, уставший от обвинений в адрес Кукушат.
– Будь мы совершенными, ты бы нас не видел, – сказал Джерихо. – Нет. Мы такие же существа из плоти и крови и так же несовершенны. Но мы никогда не делали из этого трагедии. Вы же, люди, вечно жалуетесь на жизнь. Вам кажется, что вы живете не в полную силу.
– Тогда почему же моя бабушка охраняла ковер? – спросила Сюзанна. – Она ведь была Кукушонком.
– Не говори этого слова, – буркнул Кэл. – Она была человеком.
–Но в ней текла и наша кровь, – поправила Аполлина. – По матери она была из Чародеев. Я говорила с ней пару раз и нашла много общего. Ее первый муж был Чародеем, а мои... мужья все были Кукушатами.
– Но она ведь была лишь одной из Хранителей. Единственной женщиной и единственный, ведущей род от людей, если я не ошибаюсь.
– Мы решили, что Хранители должны хорошо знать Королевство и его жителей. Только так можно было надеяться, что про нас забудут.
– Неужели люди так вам досаждали?
– Нет. Мы могли еще долго скрываться в глухих местах, но случились страшные вещи.
– Не помню, когда это началось, – сказала Аполлина. – В 1896-м. Тогда он появился.
– Кто? – спросил Кэл.
– Неизвестно. Какое-то существо, поставившее целью стереть нас с лица земли.
– Но что это за существо?
Лилия пожала плечами.
– Никто из видевших его не спасся.
– Это был человек?
– Нет. Мы не могли укрыться от него, как от Кукушат. Он чуял нас по запаху. Никакие чары не помогали.
– Нас загнали в ловушку, – сказал Джерихо. – С одной стороны, люди, которые занимали одно наше открытие за другим, а с другой – БИЧ, как мы его назвали, который стремился просто истребить нас. Еще немного – и нам бы пришел конец.
– А нам этого не хотелось, – пояснил Фредди.
– Мрачные это были годы, – задумчиво проговорила Аполлина. – И все же я чувствовала себя счастливой. Отчаяние – лучший возбудитель, вам не кажется? – она усмехнулась. – К тому же, у нас оставались укрытия, где Бич не мог нас унюхать.
– Я не помню особого счастья, – сказала Лилия. – Только кошмары.
– Кстати, как назывался тот холм, где мы жили последнее лето? – спросила Аполлина. – Помню, как будто это было вчера, а название забыла.
– Холм Сияния.
– Да, верно. Холм Сияния. Там я была счастлива.
– Но долго это не могло продолжаться, – напомнил Джерихо. – Рано или поздно Бич нашел бы нас.
– Может быть.
– У нас не было выбора, – продолжала Лилия. – Нужно было найти место, где Бич не смог бы до нас добраться. Где мы могли бы затаиться, пока он про нас не забудет.
– Вовсе.
– Да, такое убежище придумал Совет.
– После бесконечных дебатов, – добавил Фредди. – За это время погибли сотни наших. Каждую неделю нас вырезали целыми селениями. Страшное время.
– И отовсюду сходились беженцы. Некоторые приносили с собой любимые вещи и места... то, что уцелело... чтобы отыскать всему этому место на ковре.
– А что это было?
– Дома. Пейзажи. Это делали Бабу – заключали поле или дом в слова так, чтобы можно было их унести.
– Вы понимаете?
– Нет. Не понимаем. Объясни.
– Ты Бабу, – обратилась Лилия к Джерихо. – Объясни им.
– У нас, Бабу, есть способы материализации слов. Мой учитель, Квикетт, мог обратить в слова целый город и снова воплотить его на другом месте, – его лицо сделалось еще грустнее. – Бич настиг его в Нижних землях. И все, – он прищелкнул пальцами.
– А почему вы все собрались в Англии?
– Это самая безопасная для нас страна. И Кукушата здесь были заняты своей Империей. Мы могли затеряться в толпе, пока Фуга не была выткана.
– Что такое Фуга?
– Это все, что нам удалось спасти от разрушения. Фрагменты Королевства, которые Кукушата не могли видеть в их истинном виде и потому даже не замечали, что они исчезли, лес, пара озер, течение одной реки, устье другой... Некоторые дома, где мы жили, даже пара улиц. Мы собрали их воедино в что-то вроде города.
– Они назвали его Невидаль, – сообщила Аполлина. – На редкость дурацкое имя.
– Сперва пытались разместить все в каком-либо порядке, – сказал Фредди. – Но изгнанники прибывали с каждым днем. Возле Дома Капры день и ночь стояли те, кто надеялся скрыться от Бича.
– Поэтому все продолжалось так долго, – сказала Лилия.
– Но никому не было отказано, – заметил Джерихо.
– Всякий, кто искал места на ковре, получил его.
– Даже мы, недостойные, – вставила Аполлина. – Даже мы получили там места.
– Но почему ковер? —спросила Сюзанна.
– Потому что легче всего укрыться на вещи, которую топчут ногами, – ответила Лилия. – Кроме того, это искусство нам знакомо.
– Все имеет свой план, – сказал Фредди. – Отыскав его, можно с легкостью уместить малое в большом.
– Но не все хотели на ковер, – продолжала Лилия. – Кое-кто решил остаться среди Кукушат. Большинство из них погибли.
– А как это было... на ковре?
– Как сон. Сон без сновидений. Мы не старели. Не испытывали голода и жажды. Только ждали, когда Хранители разбудят нас и скажут, что мы в безопасности.
– А птицы? – спросил Кэл.
– О, в ткань было вплетено столько...
– Я не о ткани. Я о моих голубях.
– А причем тут твои голуби?
Кэл вкратце рассказал им о том, как он обнаружил ковер.
– Это из-за Круговерти, – сказал Джерихо.
– Круговерти?
– Когда ты видел Фугу, ты, наверное, разглядел в ее центре вращающиеся облака? Это Круговерть, где находился Станок.
– Как же на ковре может находится станок, на котором его соткали?
– Это не простой станок, – пояснил Джерихо. – Это, скорее, волшебство, превратившее Фугу в подобие облачного ковра. Там много странных вещей, чем ближе к центру Круговерти, тем страннее. Есть места, где встречаются прошлое и будущее.
– Не надо об этом, – предостерегла Лилия. – "Эти разговоры не к добру.
– А что нам сейчас к добру? – осведомился Фредди. – Нас так мало...
– Как только мы найдем ковер, мы разбудим остальных, – сказал Джерихо. – Если он видел Фугу, значит, Круговерть продолжает действовать.
– Он прав, – согласилась Аполлина. – Нужно что-то делать.
– Но это небезопасно, – сказала Сюзанна.
– Для кого?
– Прежде всего, для вас.
– Бич наверняка исчез после стольких лет.
– Тогда почему Мими не разбудила вас?
– Может, она просто забыла, – предположил Фредди.
– Забыла?Быть этого не может.
– Все не так просто, – сказала Аполлина. – Королевство держит цепко. Шагни чуть глубже – и забудешь даже собственное имя.
– Не могу поверить, – сказал Кэл.
– Сначала, – продолжал Джерихо, игнорируя протест Кэла, – нам нужно отыскать ковер. Потом мы уедем из этого города туда, где Иммаколата нас не достанет.
– А мы? – спросил Кэл.
– Что вы?
– Разве мы не увидим?
– Что?
– Фугу, черт возьми! – Кэла бесило полное отсутствие у этих людей или Чародеев обычной вежливости.
– Вас это не должно касаться, – напомнил Фредди.
– Еще как должно! Я ведь ее уже видел. И чуть не умер из-за нее.
– Если не хочешь умереть совсем, держись от всего этого подальше, – предупредил Джерихо.
– Я не боюсь.
– Кэл, – Сюзанна потянула его за руку. Но эта попытка успокоить только усилила его гнев.
– Ты на их стороне!
– Дело не в сторонах, – начала она, но он не собирался слушать увещеваний.
– Тебе легко говорить. Ты с этим связана...
– Не так-то это легко.
– ...и твой менструм...
– Что? —голос Аполлины заставил Кэла замолчать.
– Да, – сказала Сюзанна.
– И ты не рассыпалась?
– А почему я должна рассыпаться?
– Не здесь, – прервала их Лилия, в упор глядя на Кэла.
Это было последней каплей.
– Ладно, – сказал он. – Не хотите говорить при мне, и черт с вами. Я ухожу.
Он пошел к двери, игнорируя Сюзанну, которая звала его по имени. Нимрод за его спиной опять захихикал.
– Заткни пасть! – крикнул он младенцу и оставил комнату непрошеным гостям.
IVНочные страхи
1
Шэдвелла разбудил знакомый сон, в котором он владел магазином, таким огромным, что трудно было разглядеть его дальний конец. И он торговал, торговал всем – китайскими вазами, игрушечными обезьянами, говяжьими тушами, всем, – а толпы покупателей ломились в двери, чтобы присоединиться к тем, кто уже заполнял магазин.
Как ни странно, деньги ему не снились. Они перестали что-либо значить с тех пор, как он познакомился с Иммаколатой, которая умела извлекать все, что им было нужно, прямо из воздуха. Нет, ему снилась власть —власть над людьми, которые жаждали приобрести его товары.
Внезапно он проснулся в темной комнате. Рядом слышалось чье-то дыхание.
– Иммаколата?
Она стояла у дальней стены, прижавшись к ней и вонзив ногти в штукатурку. Глаза ее были расширены, но она ничего не говорила – во всяком случае, Шэдвелл ничего не слышал. Он уже видел ее такой – два дня назад, в фойе отеля.
Он встал с постели и накинул халат. Она прошептала его имя.
– Я здесь, здесь.
– Опять. Я опять его чувствую.
– Бич?
– Да. Нужно поскорее сбыть этот ковер.
– Мы это сделаем, – сказал он, медленно приближаясь к ней. – Ты же знаешь, я уже готовлюсь.
Он говорил как можно спокойнее. Иммаколата была опасна и в хорошем настроении, а в такие моменты он боялся ее еще сильней.
– Покупатели скоро явятся. Они давно этого ждали. Они приедут, мы заключим сделку, и все кончится.
– Я вижу это место, – проговорила она. – Стены, громадные стены. И песок. Похоже на край света.
Теперь она смотрела на него, и видение, кажется, начало угасать в ее глазах.
– Когда,Шэдвелл?
– Что когда?
– Аукцион.
– Послезавтра. Так я им сообщил.
Она кивнула.
– Странно. Так ждала этого, и вот теперь – все эти кошмары.
– Ты просто увидела ковер, – заметил Шэдвелл.
– Не только.
Он подошла к двери, ведущей во вторую комнату, и открыла ее. Вещи были сдвинуты к углам, и в центре привольно расположился их трофей – Сотканный мир. Она стояла у входа и смотрела на него.
Не смея ступать на него ногами, она прошла по краю изучая каждый дюйм.
У дальнего конца она остановилась.
– Здесь, – она указала на что-то.
Шэдвелл подошел ближе.
– Что?
– Кусок оторвался.
Она была права. Маленького куска ковра недоставало; остался в магазине, скорее всего.
– Ничего. Покупателей это не отпугнет.
– Я не об этом беспокоюсь.
– А о чем?
– Посмотри сам. Любой узор здесь – это один из Чародеев.
Он присел на корточки, изучая ткань. Узоры совсем не напоминали людей – скорее, какие-то закорючки разных цветов.
– Так это они?
–Конечно. Всякие подонки, преступники. Вот почему они на краю. Они несут там свое наказание.
– Какое?
– Первый рубеж обороны, – Иммаколата продолжала смотреть на место, где не хватало куска. – Первыми гибнут, первыми...
– Первыми просыпаются, – закончил Шэдвелл.
– Именно.
– Думаешь, кто-нибудь из них проснулся? – Он посмотрел на окна. Они плотно закрыты шторами, но он мог представить спящий город за окнами.
Мысль, что там таятся разбуженные Чародеи, не особенно нравилась ему.
– Да. Я думаю, это случилось. И Бич чует их во сне.
– Так что нам делать?
– Нужно найти их, пока они не разбудили его. Может, он все забыл. Но если он вспомнит... – она осеклась, будто слова не могли передать ее ужаса. – Если он проснется, наступит конец всем Чародеям.
– Даже тебе?
– Даже мне.
– Так нужно их найти.
– Этим займемся не мы. Нам ни к чему пачкать руки, – она направилась в спальню. – Они не могли уйти далеко.
У двери она остановилась и повернулась к нему.
– Ни в коем случае не выходи, пока я не позову, я должна вызвать того, кто ими займется.
– Кто это?
– Ты его не знаешь. Он умер лет за сто до твоего рождения. Но у вас есть нечто общее.
– И где же он сейчас?
– В могиле, где же еще? Он пытался тягаться со мной. Удивительно нахальный тип. В конце концов он пожелал стать некромантом и вызвал из какого-то мира, уж не знаю откуда, Хирургов. А с ними шутки плохи. Они гонялись за ним по всему Лондону. В конце концов он прибежал ко мне, – голос ее понизился до шепота. – Умолял спасти. Но причем тут я? Он сделал свой выбор. Хирурги взялись за него, и когда от него уже почти ничего не осталось, он сказал мне: «Возьми мою душу».
Она прервалась. Потом закончила:
– И я это сделала. Теперь он в Капище.
Шэдвелл молчал.
– Оставайся здесь, – еще раз предупредила она и вышла.
Капище. Еще одна из загадок Колдуньи. Когда-то это был центр ее культа, где ей поклонялись, как богине. Но жажда обладания Фугой сослужила ей плохую службу. Враги обвинили ее в измене и в бесчисленных преступлениях, начавшихся с материнской утробы. Произошла кровавая распря, о которой Шэдвелл мало что знал, и Иммаколата была изгнана из Фуги – задолго до появления ковра.
Изгнание не смягчило ее нрава, и ее пребывание среди Кукушат превратилось в цепь бесконечных кровопролитий. Ей еще поклонялись кое-где под дюжиной странных имен – Черная Мадонна, Владычица Скорбей, Мать Зла, – но она сама стала жертвой своих привычек и постепенно впадала в безумие, находя в нем убежище от суетной жизни Королевства.
В таком состоянии ее и нашел Шэдвелл. Ее странное поведение и разговоры, а потом и другое, убедили его в том, что именно она может дать ему желанное могущество.
И вот они здесь. У ковра, где заключены все чудеса, оставшиеся в мире.
Он дошел до середины, разглядывая стилизованные облака Круговерти. Сколько ночей он лежал без сна, думая, как должен чувствовать себя человек, оказавшийся там. Как Бог, может быть? Или как дьявол?
От этих мыслей его отвлек дикий вой из соседней комнаты. Лампа внезапно мигнула и погасла, будто темнота всосала ее в себя.
Он отошел к стене и сел. Сколько еще ждать?
2
Было еще темно, когда – через несколько часов, как ему показалось, – дверь отворилась.
За ней зияла тьма. Оттуда раздался голос Иммаколаты:
– Входи.
Он встал и заглянул в дверь. В лицо ему ударило жаром, как из печи, где жарилась человеческая плоть.
Невдалеке от себя он мог разглядеть Иммаколату, стоящую или парящую в воздухе.
– Смотри. Вот наш Палач.
Шэдвелл сперва ничего не видел. Потом что-то отделилось от стены и поплыло, не касаясь пола, к нему, подсвеченное гнойным желтым мерцанием.
Теперь он разглядел Палача.
Трудно было поверить, что он когда-то был человеком. Хирурги, о которых говорила Иммаколата, изменили его анатомию, и он висел в воздухе, как пальто на вешалке. Его верхние конечности, цепь хрящей, опутанных блестящими сухожилиями, были раскинуты в стороны. Шэдвелл едва не закричал, когда увидел голову Палача и понял, что с ним сделали Хирурги.
Они выпотрошили его. Вынули из тела все кости, оставив нечто, более подходящее для моря, чем для суши, пародию на человека, вызванную из своего мрачного обиталища зловещим колдовством сестер. Его лишенная черепа голова раздувалась, постоянно меняя форму – то это были сплошь блестящие, безумные глаза, то челюсти, распахнутые в жалобном вопле.
– Tсc, – сказала ему Иммаколата.
Палач вздрогнул и вытянул вперед руки, будто желая задушить свою мучительницу. Но он замолчал.
– Домвилл, ты ведь когда-то утверждал, что любишь меня?
Он замотал головой, как бы в ужасе от того, к чему привело его это чувство.
– Я решила дать тебе немного жизни. И достаточно сил, чтобы смести с лица земли этот поганый город. Так докажи свою любовь ко мне.
Шэдвелл забеспокоился.
– А он себя контролирует? Он может натворить бед.
– Пусть, – последовал ответ. – Я ненавижу этот город. Он должен убить Чародеев, а потом пусть делает, что хочет. Он знает, что он должен сделать. Думаю, потом он постарается умереть. Правда, мой Палач?
Глаза твари – раздутые кровавые сгустки – мигнули в знак согласия.
Шэдвелл повернулся и пошел к выходу. Пускай сестрицы забавляются дальше. Ему на сегодня магии хватило.
VУстами младенца
1
Рассвет входил в Ливерпуль с опаской, словно боясь того, что он может обнаружить. Кэл смотрел, как свет проникает в его город, от серых труб до серых тротуаров.
Он прожил здесь всю жизнь, и это был его мир. Телевизор и книги показывали ему другие миры, но в глубине души он никогда не верил в их реальность. Они были так же далеки от того, что он видел вокруг, как звезды, горящие над головой.
Но Фуга – это другое. Она казалась ему настоящей и мало того – ждущей его. Но иллюзии быстро рассеялись. Если эта страна и звала его, для ее обитателей он явно был незваным гостем.
Он бесцельно бродил по улицам около часа, наблюдая, как пробуждается город.
Так ли они плохи, эти Кукушата, к роду которых он имеет несчастье принадлежать? Они улыбались, встречая своих котов после ночных прогулок; обнимали детей, отправляя их в школу; слушали за завтраком песенки про любовь по радио. Глядя на них, он разозлился. Какое право имеют эти пришельцы их третировать? Сейчас он пойдет и скажет это им в глаза.
Подойдя к дому, он увидел, что дверь открыта, и возле нее стоит молодая женщина – соседка, имени которой он не знал. Потом он заметил на крыльце младенца Нимрода, одетого в тогу, сделанную из рубашки Кэла, и солнечные очки.
– Это ваш малыш? – спросила женщина, увидев Кэла.
– Можно сказать и так.
– Он барабанил в окно, когда я проходила. У вас есть кому за ним приглядеть?
– Теперь есть.
Кэл посмотрел на младенца, вспоминая слова Фредди, что Нимрод только притворяетсяребенком. Тут малыш сдвинул очки на лоб и бросил на него взгляд, полностью подтверждающий мнение брадобрея. Но выбора не было – приходилось играть роль отца. Кэл подхватил младенца на руки.
– Что ты тут делаешь? – прошептал он.
– Сёска! Зя потога! – Нимрод явно не справлялся с младенческим произношением.
– Что?
– Какой милый, – проворковала женщина, и прежде чем Кэл успел закрыть дверь малыш потянулся к ней, бормоча что-то ласковое.
– Ах ты, моя крошка...
Она выхватила Нимрода из рук самозваного отца.
– А где его мать?
– Скоро придет, – пробормотал Кэл, пытаясь оторвать младенца от груди женщины.
Младенец недовольно захныкал. Женщина прижала его к себе, успокаивая, и он тут же принялся теребить ее соски через тонкую ткань блузки.
– Извините, – Кэл, наконец, разжал его ручонки и забрал к себе.
– Не оставляйте его одного, – посоветовала женщина, рассеянно трогая грудь там, где ее касался Нимрод.
Кэл поблагодарил ее за участие.
– Счастливо, малыш, – сказала она.
Нимрод послал ей воздушный поцелуй. Она, покраснев, быстро пошла прочь, уже не улыбаясь.
2
– Что за глупость?
Нимрод быстро обучался нормальной речи. Сейчас он стоял посреди холла и глядел на Кэла снизу вверх.
– Где остальные? – спросил Кэл.
– Ушли. Мы тоже уходим.
Движения он тоже контролировал уже лучше. Он потянулся к дверной ручке, но не достал. После нескольких неудачных попыток он начал колотить в дверь.
– Пусти!
– Ладно. Только не ори так.
– Выпусти меня!
Что ж, ничего плохого не будет, если он выйдет с ребенком погулять. Кэл испытывал странное удовлетворение от того, что это волшебное существо теперь зависит от него.
Полностью овладев своим языком, Нимрод быстро успокоился, хотя все еще злился на товарищей.
– Они бросили меня здесь и велели самому заботиться о себе. Но как? Как, я тебя спрашиваю?
– А почему ты в таком обличье? – спросил Кэл.
– О, в свое время это показалось мне хорошей идеей. Меня застал разгневанный муж, и я принял самый невинный облик. Только упустил из виду, что такие чары быстро не рассеиваются. А потом началась вся эта суматоха, и я попал на ковер в таком виде.
– А можешь снова стать нормальным?
– Только когда опять окажусь в Фуге.
Он уставился в окно на проходящую девицу.
– Ух ты, какие ляжки!
– Не пошли.
– Дети часто пошлят.
– Не так, как ты.
Нимрод хмыкнул.
– Шумно тут, в вашем мире. И грязно.
– Хуже, чем в 1896-м?
– Гораздо. Но все равно мне тут нравится. Слушай, расскажи мне о нем?
– О Господи! А откуда начать?
– Откуда хочешь. Я быстро обучаюсь, вот увидишь.
Это оказалось правдой. За полчаса их прогулки по Чериот-стрит он задал Кэлу массу вопросов, частью о том, что они видели, частью на более абстрактные темы. Сперва они говорили о Ливерпуле, потом о городах вообще, потом о Нью-Йорке и Голливуде. Разговор об Америке навел их на тему отношений Востока и Запада, в связи с чем Кэл рассказал о всех войнах и революциях, какие помнил с 1900 года. Они поговорили немного об Ирландии, потом о Мексике, куда оба мечтали попасть, потом об аэродинамике, потом о ядерном оружии и о загрязнении окружающей среды и, наконец, вернулись к любимой теме Нимрода – женщинам.
В обмен Нимрод вкратце поведал Кэлу о Фуге: О Доме Капры, где заседает Совет Семейств; о Мантии, скрывающей в себе Круговерть, и о ведущем туда Луче; об Основании и Памятных Уступах. Сами эти названия наполняли сердце Кэла трепетом.
Они обсудили все, в том числе и факт, что со временем они могут стать друзьями.
– Теперь не болтай, – предупредил Кэл, когда они вернулись к дому Муни. – Помни, что ты еще маленький.
– Как я могу об этом забыть? – со страдальческим видом воскликнул Нимрод.
Кэл позвал отца, но в доме было тихо.
– Его нет, – сказал Нимрод. – Ради Бога, пусти меня.
Кэл опустил малыша на пол, и тот немедленно устремился на кухню.
– Мне надо выпить. И не молока.
Кэл засмеялся.
– Пойду поищу чего-нибудь.
Войдя в комнату отца и увидев его сидящим в кресле, он сперва подумал, что Брендан мертв. Он едва не закричал. Но тут отец открыл глаза.
– Папа, что с тобой?
Слезы потекли по серым щекам Брендана. Он даже не пытался их вытереть.
– Папа...
Кэл подошел и опустился на колени рядом с креслом.
– Все хорошо, – он взял отца за руку. – Ты что, думал о маме?
Брендан покачал головой. Он не мог говорить, и Кэл больше ничего не спрашивал, только держал его руку. А ему казалось, что горе отца поутихло. Нет, совсем нет.
Наконец Брендан выдавил:
– Я... я получил письмо.
– Письмо?
– От твоей мамы. Неужели я спятил, сынок?
– Нет, папа. Конечно, нет.
– Ну ладно, – он пошарил по столу, нашел грязный носовой платок и вытер слезы. – Вон там. Посмотри. Кэл оглядел стол.
– Ее почерк.
Там и правда лежал листок бумаги, смятый и смоченный слезами.
– Она писала, что она счастлива, и чтобы я не переживал. Писала, что...
Новые рыдания помешали ему закончить, Кэл поднял листок. Он был чист с обеих сторон.
– Писала, что... что ждет меня, но ждать там тоже в радость, поэтому я не должен торопиться, пока меня не позовут.
Кэл увидел, что бумага не просто тонкая; она, казалось, тает у него на глазах. Он положил листок на стол, чувствуя озноб.
– Я был так счастлив, Кэл. Я ведь только и хотел услышать, что ей там хорошо и что когда-нибудь мы снова встретимся.
– Тут ничего нет, папа, – тихо сказал Кэл. – Чистый лист.
– Оно было,сынок. Клянусь тебе. Ее почерк. Я узнал его. А потом все пропало.
Брендан согнулся в кресле, опять начав плакать. Кэл снова взял его за руку.
– Держись, папа.
– Это ужасно, сынок. Я будто потерял ее во второй раз. Почему оно исчезло?
– Не знаю, папа, – он оглянулся на письмо. Листок уже почти исчез.
– Откуда у тебя это письмо?
Отец всхлипнул.
– Ты можешь сказать?
– Я... плохо помню. Кто-то принес его. Да. Кто-то пришел и сказал, что принес мне что-то... достал из пиджака. Скажи мне, что ты хочешь, и оно твое.Слова Шэдвелла эхом отозвались в голове Кэла. Вы видите что-нибудь, что вам нужно?
–А что он хотел от тебя, папа? В обмен? Попытайся вспомнить.
Брендан покачал головой, потом задумался.
– Что-то... насчет тебя. Он сказал, что он тебя знает. Да-да. Теперь припоминаю. Сказал, что у него есть кое-что и для тебя.
– Это трюк, папа. Гнусный трюк.
Брендан смотрел на него, будто пытаясь осмыслить сказанное. Потом неожиданно сказал:
– Я хочу умереть, Кэл.
– Нет, папа.
– Да. Хочу. Не могу больше терпеть.
– Ты просто расстроен. Это пройдет.
– Не хочу, чтобы это проходило. Хочу просто уснуть и забыть, что когда-то жил.
Кэл обнял отца за шею. Тот сначала сопротивлялся, но потом нахлынули новые рыдания, его руки потянулись к сыну, и скоро они сжимали друг друга в объятиях.
– Прости меня, сынок. Можешь?
– Тес, папа. Успокойся, прошу тебя.
– Я никогда не говорил тебе, что... что я чувствую. Ни тебе, ни маме. Так ни разу и не сказал... как я... как я ее люблю...
– Она знала это, папа, – Кэл теперь сам плакал. – Говорю тебе, она знала.
Они посидели, обнявшись, еще немного. Слезы Кэла скоро высохли от гнева. Шэдвелл побывал здесь и разбил сердце его отца. Тот решил, что получил письмо из рая, но, как только нужда в нем исчезла, письмо растаяло, как все посулы и подарки этого негодяя.
– Я поставлю чайник, папа.
Это делала в подобных обстоятельствах мать. Согреть воду, всыпать заварки, внести домашний порядок в хаос, со свистом всасывающийся в дом из запредельной черноты.
VIНападение
1
Только выйдя в холл, Кэл вспомнил о Нимроде.
Задняя дверь была открыта, и малыш блуждал по саду, продираясь сквозь заросли сорняков. Кэл позвал его, но Нимрод как раз в этот момент орошал куст ежевики, и лучше было его не трогать. В его нынешнем положении хорошенько пописать – одно из немногих оставшихся ему удовольствий.
Когда он ставил чайник, мимо прогромыхал поезд на Борнемут (через Оксфорд, Рэдинг, Саузхэмптон). Через минуту Нимрод был на кухне.
– Господи! Как вы тут спите?
– Хватит орать, а то отец услышит.
– А что с моим питьем?
– Придется подождать.
– Буду плакать, – предупредил Нимрод.
– Ну и плачь.
Нимрод пожал плечами и вернулся к обследованию сада.
Кэл помыл одну из грязных чашек, стоящих в раковине. Потом заглянул в холодильник в поисках молока. Тут снаружи раздался какой-то шум. Кэл выглянул в окно:
Нимрод, открыв рот, уставился на него.
Наверное, увидел самолет. Кэл вернулся к холодильнику, достал бутылку молока и услышал, что кто-то стучит в дверь. Он снова выглянул, заметив одновременно несколько вещей.
Во-первых, откуда-то неожиданно подул ветер. Во-вторых, Нимрод заметался среди кустов, пытаясь укрыться. И, в-третьих, на лице у него было не удивление, а страх.
Стук в дверь превратился в удары кулаками.
Выйдя в холл, Кэл услышал голос отца:
– Кэл! Там, в саду, ребенок!
И крик из сада.
– Кэл! Ребенок...
Краем глаза он увидел отца, идущего к двери.
– Папа, подожди, – и он открыл переднюю дверь.
Там стоял Фредди, за широкими плечами которого он не сразу разглядел Лилию. Но она заговорила первой:
– Где мой брат?
– Он в...
Саду,хотел он закончить, но не успел. Ветер, дующий снаружи, превратился в настоящий ураган. Он взметал в воздух землю, листья, вырванные с корнем цветы. Несколько прохожих, застигнутых врасплох, цеплялись за ограды и фонари; другие попадали на землю, закрывая руками голову.
Лилия и Фредди вбежали в дом, и ветер последовал за ними, едва не сбив Кэла с ног.
– Закрой дверь! —крикнул Фредди.
Кэл с трудом прикрыл дверь и запер на засов. Ветер колотился о дерево с другой стороны.
– Боже, – сказал Кэл. – Что случилось?
– Кто-то гонится за нами.
– Кто?
–Не знаю.
Лилия уже шла к задней двери, воздух за которой казался черным от пыли. Брендан выскочил в сад и что-то кричал, пытаясь прогнать Баньши, завывающую в этом диком ветре. За ним виднелся Нимрод, цепляющийся за куст, от которого ветер пытался его оторвать.
Кэл догнал Лилию у дверей на кухню. На крыше гремело – срывалась черепица.
– Папа, подожди! —крикнул Кэл изо всех сил.
На кухне он увидел закипающий чайник и чашку рядом с ним, и абсурдность этих обыденных предметов поразила его, как удар грома.
Я сплю, подумал он. Я упал со стены, и мне все это привиделось. Такого просто не может быть. Мир – это чайник и чашка, а не чары и внезапные ураганы.
Тут видение превратилось в кошмар. Сквозь завесу ветра он увидел Палача. Тот на мгновение завис в воздухе, высвеченный солнцем.
– Давай же, – простонал Фредди.
Выведенный из оцепенения, Кэл выбежал в сад, прежде чем монстр успел упасть на свои жертвы. Он увидел раздутое тело Палача, его налитые кровью шары-глаза, и услышал его рев, казавшийся до того воем ветра.
Сверху продолжали сыпаться камни и растения. Закрыв лицо, Кэл метнулся туда, где в последний раз видел отца.
Брендан лежал ничком, уткнувшись лицом в землю. Нимрода с ним не было.
Кэл знал сад, как свои пять пальцев. Отплевываясь от попавшей в рот грязи, он побежал по тропе, ведущей прочь от дома.
Где-то наверху опять взревел Палач, и следом раздался крик Лилии. Он не оглянулся, так как увидел Нимрода, пытающегося пробиться через трухлявые доски ограды. Кэл увернулся от очередного земляного града и побежал к нему, минуя голубятню, где хлопали крыльями испуганные птицы.
Вой замолк, но ветер и не думал успокаиваться. Кэл оглянулся и увидел небо сквозь черную пелену; потом все заслонил летящий к нему силуэт, и он начал отчаянно колотиться в ограду, уверенный, что сейчас Палач вцепится ему в шею. Видимо, Чокнутый Муни подтолкнул его – ограда треснула, и он вылетел с другой стороны, целый и невредимый.
Поднявшись, он увидел, что Палач задержался возле голубятни, принюхиваясь к запаху птиц и мотая своей раздутой головой. Кэл нагнулся и выхватил из-за забора Нимрода, потом, подхватив его на руки, побежал по насыпи к железнодорожным путям. В детстве ему запрещали выходить на дорогу, но теперь ему грозила опасность куда страшнее.
– Беги! – крикнул Нимрод. – Он догоняет нас! Беги! Кэл поглядел на север, потом на юг. Пыль мешала обзору. Перед ними лежали четыре колеи, по две в каждом направлении. Пахло машинным маслом и гарью – к этому запаху он привык с детства. Они дошли до второй колеи, когда он услышал голос Нимрода:
– Черт!
Кэл повернулся. Их преследователь, забыв про птиц, пролезал сквозь дыру в ограде.
Сзади он разглядел Лилию Пеллицию, которая что-то беззвучно кричала, стоя на развалинах сада Муни. Тварь, в отличие от Кэла, услышала ее и повернула в ее направлении.
Кэл плохо видел, что случилось после – и из-за ветра, и из-за Нимрода, который, видя гибель сестры, начал биться у него на руках. Он заметил лишь, как силуэт их преследователя вдруг ярко вспыхнул, и в следующую секунду крик Лилии наконец стал слышен. Это был крик страшной, невыносимой боли. Потом он оборвался, и Кэл разглядел фигуру Лилии, охваченную белым огнем.
В этот момент шпалы под его ногами завибрировали, сигнализируя о приближении поезда. Куда он идет? Убийца Лилии был менее чем в десяти ярдах от них.
Думай.Через миг будет поздно.
Прижав к себе Нимрода, он поглядел на часы. Двенадцать тридцать восемь. Какой же поезд идет в это время. К Лайм-стрит... или оттуда?
Думай.
Нимрод начал плакать. Это было не детское хныканье, а глубокие мужские рыдания.
Кэл оглянулся. Сквозь пыль был виден сад – вернее, то, что от него осталось. Тело Лилии исчезло, и в саду остались только неподвижно стоящий Брендан... и Палач, надвигающийся на него. Брендан, казалось, не сознавал грозящей ему опасности.
– Кричи! – Кэл встряхнул Нимрода. – Кричи как можно громче!
Тот только плакал.
– Слышишь?
Зверь вплотную приблизился к Брендану.
– Слышишь, что я говорю? – Кэл бешено затряс младенца. – Кричи, или я убью тебя!
Нимрод, кажется, поверил в это.
– Ну! —Нимрод начал кричать.
Зверь услышал. Он повернул свою раздутую голову и снова двинулся к ним.
Как далеко еще поезд? Миля? Четверть мили?
Нимрод перестал кричать и попытался вырваться из рук Кэла.
– Черт! Он убьет нас, что же ты стоишь?
Кэл, чтобы не слушать крики Нимрода, углубился в прохладную область памяти, где хранилось расписание электричек. Пробегая воображаемые строчки, он искал поезд, проходящий через Лайм-стрит с интервалом шесть-семь минут.
Тварь карабкалась по насыпи. Ветер завывал вокруг нее, разбрасывая гравий во все стороны.
Поезд приближался, а Кэл все еще не мог вспомнить.
Куда? Откуда? Скорый или пассажирский?
Думай.
Тварь была уже совсем близко.
Думай.
Он стал отступать, рельсы под ним загудели. И тут пришел ответ. Стаффордский поезд, через Ранкорн. Его ритм сотрясал все тело Кэла и отдавался эхом в голове.
– Двенадцать сорок шесть из Стаффорда, – сказал он, ступая на рельсы.
– Что ты делаешь? – забеспокоился Нимрод.
– Двенадцать сорок шесть, – он повторял это, как молитву.
Тварь пересекала первую линию. Она несла смерть. Не злобу, не гнев – просто смерть, холодную и безжалостную.
– Ну, иди сюда! – прокричал Кэл.
– Ты что, спятил?
Вместо ответа Кэл поднял его выше. Нимрод захныкал. В выкаченных глазах твари вспыхнул голод.
– Иди сюда!
Палач шагнул на содрогающиеся рельсы. Кэл неуклюже отпрыгнул назад. Вой твари и грохот поезда, смешавшись, заполнили всю его голову.
Последним, что он услышал, было бормотание Нимрода, перебирающего весь реестр святых в поисках Спасителя.
Как ответ на эту молитву, налетел поезд. Кэл отчаянным усилием успея отскочить от рельсов.
В следующий миг твари, уже разинувшей пасть в предвкушении кровавого пира, не было на рельсах. Только резкое зловоние – как от давным-давно умершего и разложившегося человека, – потом и его не стало. Поезд пронес мимо них улыбающиеся лица пассажиров и исчез так же быстро, как и появился. Скоро утихло и гудение рельсов.
Кэл тряхнул Нимрода, который продолжал бормотать.
– Все, – сказал он.
Нимрод вздрогнул и вперился глазами в пыль, словно ожидая нового явления Палача.
– Его нет. Я убил его.
– Не ты, а поезд, – заметил Нимрод. – Пусти меня.
Кэл поставил его на землю, и малыш, не глядя по сторонам, устремился в сад, где погибла его сестра.
Кэл последовал за ним.
Ветер, принесший убийцу или принесенный им, стих. С неба теперь падало все, унесенное туда – камни, куски дерева и даже некоторые домашние животные, не успевшие вовремя спрятаться. Такого дождя из крови и грязи добропорядочные обыватели Чериот-стрит не ожидали раньше Судного дня.
VIIПоследствия
1
Когда осела пыль, стало возможно оценить масштабы разрушений. Сад был полностью разгромлен, как и другие сады по соседству; с крыши сдуло часть черепицы и перекосило каминную трубу. Погулял ветер и на улице: поваленные фонарные столбы, оборванные провода, стекла автомобилей, разбитые летящими камнями. К счастью, никто серьезно не пострадал. Единственной жертвой была Лилия, от которой не осталось никаких следов.
– Это была тварь Иммаколаты, – сказал Нимрод. – Я убью ее за это, клянусь.
Из его младенческих уст такая угроза звучала вдвойне сомнительно.
– Что толку? – мрачно осведомился Кэл, глядя в окно на жителей Чериот-стрит, которые осматривали разрушения или смотрели на него, будто желая найти там объяснение происшедшего.
– Мы одержали важную победу, мистер Муни, – сказал Фредерик. – Как вы не понимаете? И все благодаря вам.
– Победу? Мой отец сидит у себя и молчит, Лилия мертва, пол-улицы разнесено на куски...
– Мы будем бороться, пока не отыщем Фугу.
– И где это вы боролись, когда налетела эта дрянь? – ядовито осведомился Нимрод.
Кэммел хотел что-то ответить, потом, подумав, решил промолчать.
На улицу въехали две «скорых помощи» и несколько полицейских машин. Услышав сирены, Нимрод выглянул окно.
– Люди в форме. От них одни неприятности.
Едва он сказал это, как из передней машины вылез человек в строгом костюме, приглаживающий ладонью редкие волосы. Кэл знал его в лицо, но, как всегда, не мог вспомнить имени.
– Надо уходить, – сказал Нимрод. – Они наверняка захотят пообщаться с нами.
Уже около дюжины полицейских сновали по улице исследуя ущерб. Кэл подумал: интересно, что им расскажут очевидцы? Видел ли кто-нибудь из них чудовище, убившее Лилию?
– Я не пойду, – сказал он. – Не могу оставить отца.
– Думаешь, они не поймут, что ты что-то знаешь? – спросил Нимрод. – Не будь дебилом. Пусть твой отец говорит им все, что угодно. Ему-то они не поверят.
Кэл подумал, что это так, но все еще колебался.
– А что с Сюзанной и прочими? – спросил Кэл, чтобы переменить тему.
– Они пошли в магазин, чтобы попытаться напасть на след Шэдвелла, – сказал Фредерик.
– А вы?
– У Лилии это получилось.
– То есть, вы знаете, где ковер?
– Мы с ней вернулись в дом Мими, и она сказала, что эхо там очень сильное.
– Эхо?
– Ну да, эхо от того места, где ковер сейчас, туда, где он был перед этим.
Фредди порылся в карманах и выудил три брошюрки. Одна из них оказалась атласом Ливерпуля и окрестностей, две других – дешевые детективы.
– Я купил это, и мы начали искать.
– Но не успели.
– Да. Мы прервались, когда Лилия почуяла эту тварь.
– Она всегда была проницательна, – заметил Нимрод.
– Это точно. Как только она почувствовала его приближение, мы помчались сюда предупредить вас. Зря. Нужно было продолжать поиски.
– И он переловил бы нас поодиночке, – сказал Нимрод.
– Надеюсь, он не сделал этого с остальными, – заметил Кэл.
– Нет. Они живы. Я это чувствую, – сказал Фредди.
– Он прав. Мы легко их найдем. Но нужно идти сейчас же. Пока эти, в форме, нас не выловили.
– Ладно, – согласился Кэл. – Я только пойду попрощаюсь с отцом.
Он зашел в соседнюю комнату. Брендан не двигался с тех пор, как Кэл усадил его к кресло.
– Папа... ты меня слышишь?
Брендан взглянул на него.
– Не видел такого ветра со времен войны, – медленно сказал он. – В Малайе. Он сдувал целые дома. Не думал, что увижу его здесь.
– Здесь полиция.
– Хорошо хоть голубятня уцелела. Такой ветер... – тут он понял, что сказал сын. – Полиция? А сюда они придут?
– Думаю, да. Ты поговоришь с ними? А то мне нужно идти.
– Конечно. Иди.
– Я возьму машину?
– Бери. Я им скажу...
Он снова углубился в свои мысли.
– Не видел такого ветра... да, с войны.
2
Троица вышла через заднюю дверь, перелезла через ограду и задами пробралась к мосту в конце Чериот-стрит.
Оттуда можно было видеть толпу, собравшуюся с соседних улиц.
Часть Кэла хотела спуститься и все рассказать этим людям. Сказать им: мир не только чайник и чашка! Я это знаю. Я видел. Но он знал и то, что они о нем подумают после этого.
Может, и придет еще время поведать соплеменникам об ужасах и чудесах их собственного мира. Но оно еще не пришло.
VIIIНеизбежное зло
Человека, вышедшего из полицейской машины, звала инспектор Хобарт. Он служил в полиции восемнадцать лет из своих сорока шести, но лишь недавно – после бунтов сотрясавших город весной и летом прошлого года, – его звезда стала быстро разгораться.
О причинах этих бунтов еще спорили, но Хобарту все было ясно с самого начала. Он знал, что есть Закон и есть его нарушения, и эта твердость сыграла хорошую службу в нужный момент.
Он отвергал сюсюканья социологов и прессы; его задачей было поддерживать порядок, хотя даже доброжелатели именовали его методы «жестокими». В верхах, за закрытыми дверями, его одобрили и выдали карт-бланш на борьбу с беспорядками, уже стоившими городу миллионов.
Он понимал цель этого маневра. В случае неудачи его первого принесли бы в жертву возмущенной общественности. Но случилось наоборот. Созданное им из отобранных людей подразделение показало себя блестяще. Всякие попытки нарушения порядка наталкивались на синие цепи его «специальных сил» – уже тогда их стали называть Пожарной бригадой, – готовых действовать как убеждением, так и силой. За неделю беспорядки были прекращены, и Джеймс Хобарт сделался героем дня.
Потом потянулись месяцы бездействия, и бригада заскучала. Хобарт понимал, что таким, как он, нужно постоянно подтверждать свою полезность обществу, иначе про них забудут. Теперь случай, кажется, представился.
– В чем дело? – спросил он своего ближайшего помощника Ричардсона. Тот покачал головой.
– Говорят, это был ураган.
– Ураган? – Хобарт даже улыбнулся абсурдности этого предположения. Потом улыбка исчезла. – А преступники?
– Нам о них не сообщали. Только ветер...
Хобарт посмотрел на искореженную улицу.
– Мы в Англии. Откуда здесь ураганы?
– Но что-то это было...
– Не что-то, а кто-то,Брин. Анархисты. Они как крысы – травишь их порошком, а они от него только жиреют. По-моему, это все опять начинается.
Пока он говорил, подошел другой его помощник – ветеран прошлогодних боев по фамилии Фрайер.
– Сэр, нам доложили, что видели подозрительных лиц, проходящих по мосту.
– Разыщите их, – распорядился Хобарт. – Необходимо кого-нибудь задержать. И расспросите людей, Брин. Мне нужны показания всех, кто здесь живет.
Двое помощников отошли, оставив Хобарта наедине с его мыслями. Он не сомневался, что происшедшее – дело человеческих рук. Может, не тех, кому он порасшибал головы в прошлом году, но других таких же. За годы службы он сталкивался с этим зверем во многих обличьях, и с каждым разом тот становился все хитрее и яростнее.
Это один и тот же враг, притворяется ли он огнем, водой или ветром. Поля битвы могут меняться, но война прежняя – между Законом, который он представлял, и Хаосом, червоточиной разъедающим человеческие души. Никакой ураган не скроет от него это.
Конечно, порой в этой войне приходится быть жестоким, но таковы свойства любой войны. Он никогда не уходил от ответственности, не уйдет и сейчас.
Пускай зверь приходит в любой, самой причудливой одежде. Он готов его встретить.
IXО могуществе
Колдунья даже не посмотрела в сторону Шэдвелла, когда он вошел. Комната отеля пропиталась запахом ее пота и дыхания. Шэдвелл глубоко вздохнул.
– Мой бедный возлюбленный, – прошептала она. – Его больше нет.
– Как это? – ошеломленно спросил Шэдвелл. Палач все еще стоял у него перед глазами. Как можно убить такое создание, особенно если он уже мертв?
– Кукушата, – сказала она.
– Муни или девчонка?
– Муни.
– А беглецы с ковра?
– Все живы, кроме одной. Так, сестра?
Ведьма заколыхалась в углу, как огромный плевок. Ее ответ был так тих, что Шэдвелл его не разобрал.
– Да, – перевела Колдунья. – Она видела, как одну из них убили. Остальные живы.
– А Бич?
– Я его не слышу.
– Ладно. Вечером нужно перенести ковер.
– Куда?
– Через реку, в дом моего знакомого, Шермэна. Там состоится аукцион. Здесь для наших клиентов чересчур людно.
– А они приедут?
Шэдвелл ухмыльнулся.
– Еще бы! Они ждали этого долгие годы. Будут рады выложить деньги, и я им эту возможность предоставлю.
Ему льстило то, как быстро эти семеро воротил откликнулись на его зов. Согласились прибыть все, кого он пригласил на этот Аукцион аукционов.
Никто из семерых не был известен толпе – как всякие истинные владыки, они не любили привлекать внимания. Но Шэдвелл поработал на славу. Он узнал, что всех их объединяет еще кое-что, помимо их не поддающегося исчислению богатства. Все они интересовались сверхъестественным. Именно это заставило их теперь покинуть свои шато и пентхаузы и поспешить в этот унылый город с ладонями, мокрыми от нетерпения.
У него было то, что нужно им не меньше, чем жизнь, и даже чем богатство. Конечно, они могущественны, но разве сейчас он не стал вдруг могущественнее их?
ХЧеловеческое
– Сколько желания, —сказала Аполлина Сюзанне, когда они шли по улицам Ливерпуля.
В магазине Гилкриста они не нашли ничего, кроме подозрительных взглядов зевак, и поспешили уйти. После этого Аполлина пожелала пройтись по городу и направилась в самую оживленную его часть, заполненную покупателями, детьми и праздношатающейся молодежью.
– Желания? – удивилась Сюзанна. На этой грязной улице не было ничего, ассоциирующегося у нее с этим словом.
– Везде. Разве ты не видишь?
Она показала на рекламу постельного белья. Двое любовников, раскинувшихся на кровати, в истоме после соития. Рядом – автомобильная реклама «Само совершенство»; стальные выпуклости машины блестели, как обнаженное тело.
– И там, – Аполлина ткнула пальцем в витрину парфюмерного магазина, где змея обвивала кольцами нагих Адама и Еву, соблазняя их запахами дезодорантов.
– Настоящий бордель, – подытожила она.
Сюзанна только что заметила, что они потеряли Джерихо. Он шел сзади, оглядывая своими печальными глазами толпы человеческих существ. Теперь он исчез.
Они вернулись и нашли его перед витриной магазина видеотехники.
– Они что, пленники? – спросил он, глядя на людей в экранах телевизоров.
– Нет, – сказала Сюзанна. – Это просто зрелище. Вроде театра. Пошли, – она потянула его за рукав.
Он взглянул на нее странно блестящими глазами. Она удивилась, что дюжина телеэкранов исторгла у него слезы. Как эти Чародеи чувствительны!
– Пошли, – повторила она, оттаскивая его от витрины.
– Все в порядке. Им хорошо.
Она взяла его руку в свою, и они двинулись дальше, чувствуя дрожь его теплой ладони, она смогла, наконец, проникнуться его чувствами. Она выросла в этом суматошном столетии и привыкла к нему. Теперь егоглазами она увидела, как оно безрадостно, как грубо, несмотря на всю свою изощренность, и как устрашающе обыденно.
Но Аполлина радовалась всему этому, пробиваясь через толпу в своих длинных черных юбках, как вдова на веселых поминках.
– По-моему, нужно свернуть с главной улицы, – сказала ей Сюзанна. – Джерихо не нравится толпа.
– Ничего, пусть привыкает. Скоро это будет нашмир.
С этими словами она снова куда-то помчалась.
– Подожди! – Сюзанна еле успела поймать ее. – Нам нужно найти остальных.
– Погоди, дай повеселиться. Я слишком долго спала.
– Потом. Когда мы найдем ковер.
– Хрен с ним, – отреагировала Аполлина.
Так они препирались среди толпы прохожих, вызывая косые взгляды и ругательства. Какой-то парень плюнул на Аполлину, и она плюнула в ответ – куда точнее. Парень ретировался.
– Мне эти люди нравятся. Никаких предрассудков.
– Джерихо опять потерялся, – заметила Сюзанна. – Господи, прямо как ребенок.
– Я его вижу.
Аполлина кивнула назад, где Джерихо задирал голову над толпой, словно боялся утонуть в этом человеческом море.
Сюзанна устремилась к нему, но пробиться сквозь массу людей было не так-то просто. Джерихо не двигался, устремив испуганный взгляд в пространство над головами людей. Его толкали и пихали, но он продолжал стоять и смотреть.
– Мы чуть тебя не потеряли, – укорила его Сюзанна, наконец приблизившись.
– Смотри, – только и ответил он.
Хотя она была на несколько дюймов ниже его, она послушно вытянула шею.
– Ничего не вижу.
– Ну, что там? – заинтересовалась подошедшая Аполлина.
– Они все такие грустные, – сказал Джерихо.
Сюзанна посмотрела на окружающие их лица. Были среди них сердитые, были натужно-веселые; были и действительно грустные.
– Она не видит, – напомнила ему Аполлина. – Она же Кукушонок, хоть и получила менструм. Пошли.
Джерихо взглянул на Сюзанну. Теперь он и в самом деле чуть не плакал.
– Ты должнаувидеть. Я хочу, чтобы ты увидела.
– Не делай этого, – предупредила Аполлина.
– У них у всех есть свой цвет.
– Помни Правило!
– Цвет? – спросила Сюзанна.
– Как дым... у них над головой.
Джерихо взял ее за руку.
– Ты что, не слышишь? – прошипела Аполлина. – Третье Правило Капры гласит...
Сюзанна ее не слышала. Она глядела на толпу, сжимая руку Джерихо.
Теперь она прониклась не только его чувствами, но и его паникой перед этой жарко дышащей толпой. Волна клаустрофобии нахлынула на нее с такой силой, что она зажмурилась.
В темноте она слышала голос Аполлины, опять говорящей про какое-то Правило. Потом она открыла глаза.
То, что она увидела, едва не заставило ее закричать. Небо, казалось, изменило цвет. В нем курилось какое-то разноцветное марево, но никто из толпы, казалось, этого не замечал.
Она повернулась к Джерихо, ожидая от него объяснений. На этот раз она не смогла сдержать крик. Над его головой вздымался столб дыма, по которому пробегали искры.
– О Господи! Что с тобой?
Аполлина схватила ее за плечо.
– Уходим! – крикнула она. – Начинается! "После трех– сразу множество".
–Что это?
– Правило!
Но Сюзанна, как завороженная, продолжала смотреть на толпу. Джерихо был прав. От каждого из людей в толпе исходили волны света разных цветов. Серый; нежно-пастельный; оранжевый всплеск вокруг головы ребенка, сидящего на плечах отца; радуга от девушки, улыбающейся своему любимому.
Аполлина опять потянула ее, и на этот раз она подчинилась но не успели они сделать и двух шагов, как в толпе раздался крик, потом еще и еще. Внезапно справа и слева от них люди стали останавливаться и закрывать лица руками. Кто-то упал на колени, бормоча молитву; кого-то начало рвать, другие ухватились за соседей, ища у них защиты.
– Черт! Гляди, что ты наделала!
Сюзанна увидела, что цвета меняются по мере распространения паники. Преобладающий серый фон прорезали вспышки зелени и пурпура. Воздух взорвался криками и мольбами.
– Почему? —спросила Сюзанна.
– Правило Капры! – крикнула в ответ Аполлина. – После трех – сразу множество!
Теперь Сюзанна поняла. Знание, разделенное двоими, становится общим достоянием, если к ним подключается кто-то третий. Как только она узнала то, что Аполлина и Джерихо знали с детства, улица превратилась в бедлам.
Страх почти мгновенно перерос в насилие, словно люди обвиняли друг друга в своих видениях. Продавцы, забыв о покупателях, вцеплялись друг другу в глотки. Секретарши полосовали ногтями щеки клерков. Главы семейств колотили жен и детей.
Те, кто мог сделаться высшей расой, вдруг превратились в свору бешеных собак. Свет над их головой опять сделался серым и грязно-желтым, как дерьмо больного старика.
Но было и нечто худшее. Какая-то женщина с размазанной по лицу косметикой указывала пальцем на Джерихо.
– Это он! Он!
Потом она бросилась на него, готовая выцарапать ему глаза. Он отскочил на дорогу.
– Держите его!
Услышав ее, кое-кто из толпы оставил свои частные распри и устремился за новой целью.
Кто-то слева от Сюзанны прокричал: «Убейте его!» Тут же полетели камни, один из которых попал в плечо Джерихо. Движение почти замерло, когда водители увидели то же, что остальные. Джерихо петлял между застывших машин, убегая от толпы. Сюзанна вдруг поняла, что речь идет о его жизни. Толпа была готова растерзать и его, и тех, кто придет ему на помощь.
Еще один камень до крови оцарапал щеку Джерихо. Сюзанна побежала к нему, крича, чтобы он спасался. Вожаки толпы – женщина с перемазанным лицом и двое других, – уже настигали его.
– Оставьте его! —крикнула она. Никто не обратил на нее внимания. Они гнали жертву с давно забытым азартом, засевшим в их генах с незапамятных времен.
Тут завыли полицейские сирены. Впервые в жизни Сюзанна обрадовалась этому звуку.
Эффект был неожиданным. Те, кто гнался за Джерихо, начали выть, как бы подражая сиренам. Другие застыли на месте, с недоумением разглядывая свои окровавленные кулаки. Один или двое упали без чувств; кое-кто опять начал плакать. Потом толпа, вернувшись к блаженной слепоте Кукушат, устремилась в разные стороны, спеша изгнать из своих голов последние следы видения.
За спиной Джерихо откуда-то вынырнула Аполлина. Она потащила его прочь, но это явно не устраивало линчевателей, около десятка которых не отказалось от своих намерений. Они не желали уступать свою добычу закону.
Сюзанна осмотрелась в поисках спасения. Невдалеке от улицы отходил узенький переулок, куда она жестами позвала Аполлину и Джерихо. Уже на повороте перемазанная женщина настигла Аполлину и вцепилась ей в платье, но та, обернувшись, повергла ее на мостовую ударом в челюсть.
Пара полицейских уже бежали к ним. Джерихо споткнулся, и преследователи настигли его. Сюзанна кинулась к нему. В это время рядом затормозила машина, и оттуда раздался крик Кэла:
– Влезай! Скорее!
– Подожди! – крикнула она в ответ. Аполлина, уложив еще одного из толпы, уже была возле машины, но Сюзанна не могла бросить Джерихо, которого прижали к стене.
Когда она пробилась к нему, он уже не сопротивлялся, Бессильно подставляя лицо под град плевков и ударов. Она еще что-то кричала, но тут сильные руки схватили ее с обеих сторон.
Кэл продолжал звать ее, но теперь она не могла пойти к нему, даже если бы захотела.
– Уезжай! —крикнула она, моля Бога, чтобы он ее услышал. Закрываясь руками от ударов, она тянулась к Джерихо, но ее держали крепко.
Внезапно все прекратилось. В кольцо линчевателей врезались полицейские. Кое-кто убежал, но большинство явно не чувствовали никакой вины и, перекрикивая друг друга, принялись объяснять, что случилось.
– Это они! – обвиняюще возгласил один из них, лысоватый субъект, которого можно было бы принять за кассира банка, если бы не кровь на его руках и рубашке.
– Точно? – спросил офицер, огладываясь на негра и его взъерошенную подружку. – Вы двое, поедете с нами. Нужно ответить на кое-какие вопросы.
XIТри зарисовки
1
– Нельзя было отпускать их, – сказал Кэл, когда они объехали всю Лорд-стрит и не нашли ни Джерихо, ни Сюзанны. – Их наверняка забрали. Черт, и зачем мы...
– Соображай лучше, – заметил Нимрод. – У нас не было выбора.
– Они нас чуть не убили, – все еще дрожа, сказала Аполлина.
– Сейчас для нас главное – ковер, – напомнил Нимрод. – Думаю, все с этим согласны.
– Лилия видела ковер, – объяснил Фредди Аполлине. – Из дома Мими.
– А где она сейчас?
Некоторое время все молчали. Потом Нимрод заговорил.
– Она умерла.
– Умерла? Как? – воскликнула Аполлина. – Неужели Кукушата?
– Нет, – сказал Фредди. – Это была какая-то мразь, которую послала Иммаколата. Муни уничтожил ее.
– Значит, она знает, что мы проснулись.
Кэл поглядел на Аполлину в зеркало. Ее глаза, как черные хрусталики, блестели на мертвенно-бледном лице.
– Ничего не изменилось, – сказала она устало. – С одной стороны люди, – с другой – злые чары.
–Бич пострашней любых чар, – сказал Фредди.
– Будить остальных еще небезопасно. Кукушата стали агрессивнее.
– А если мы их не разбудим, что станет с нами? – спросил Нимрод.
– Будем Хранителями, – ответила Аполлина. – Стережем ковер до лучших времен.
– Если они наступят, – буркнул Фредди.
Эта фраза надолго прервала разговор.
2
Хобарт смотрел на кровь, еще не высохшую на мостовой, и думал о том, что погром на Чериот-стрит был только началом. А вот и продолжение: внезапное буйство обычной уличной толпы и попытка растерзать двоих, которые теперь ждут его в участке.
В прошлом году их оружием были кирпичи и самодельные бомбы. Теперь они обратились к более изощренным методам. Массовая галлюцинация. Некоторые из допрошенных уверяли, что небо изменило цвет. Против этого нового оружия придется бороться старым, проверенным, и со всей жестокостью. Пусть в городском совете протестуют: кровь же пролилась, и он намерен сделать все, чтобы не допустить этого снова.
– Эй, вы, – обратился он к одному из репортеров, указывая ему на пятна крови на мостовой. – Покажите-ка вот этовашим читателям.
Фотограф послушно щелкнул, но, едва он повернул аппарат на Хобарта, подоспевший Фрайер вырвал его у него из рук.
– Никаких фото.
– Что-то скрываете?
– Отдай ему его собственность, – сказал Хобарт, натужно улыбаясь. – Это его работа.
Журналист взял аппарат и испарился.
– Сволочь, – пробормотал Хобарт ему вслед. – Есть новости с Чериот-стрит?
– Кое-какие интересные показания.
– Что?
– Никто ничего особенного не видел, но во время этого урагана происходили странные вещи. Собаки выли, радио перестало работать. Там произошло что-то непонятное.
– Здесь тоже, – заметил Хобарт. – Пора нам поговорить об этом с задержанными.
3
Свет окончательно померк, когда полицейские высадили Джерихо и Сюзанну из «Черной Марии» во дворе штаб-квартиры Хобарта. От видения остались только боль в голове и легкая тошнота.
Их завели в серое бетонное здание и разделили. Потом обыскали. У Сюзанны отняли самое ценное: книгу сказок Мими.
Потом ее отвели в тесную, совершенно пустую камеру, и дежурный заполнил на нее анкету. Она отвечала на вопросы, но мысли ее неизменно возвращались к Калу, к Джерихо, к ковру. Все стало еще хуже, чем было, но она попыталась собраться с мыслями и выработать план действий. Прежде всего нужно вызволить из тюрьмы себя и Джерихо. Он испуган и может во время допроса наговорить лишнее.
Ее мысли прервал звук открываемой двери. На пороге стоял хмурый мужчина в сером костюме. Было похоже, что он не спал уже несколько ночей.
– Благодарю вас, Стиллмэн, – дежурный поспешно встал. – Подождите за дверью, хорошо? – Когда тот вышел, он обратился к Сюзанне. – Я инспектор Хобарт. Хочу с вами побеседовать.
Она уже не видела разноцветных пятен, но цвет души этого человека распознала сразу. И легче ей от этого не стало.