И просьба — какая там просьба, практически приказание — обсудить детали Записи лично.
Андрей подумал, что Ольсен, наверное, выбрал его как самого бесхребетного. Как того, кто точно не ляпнет Пенну первое же, что придет в голову каждому эмбриологу, прочитавшему эту цидульку. Назовем это приятным словом «осторожность», — сказал себе Андрей и приободрился.
Он сходил переоделся, с трудом нашел коридорную обувь, которую кто-то после автоклавной чистки повесил в полотняном мешочке на крючок, взял планшет посолиднее, залил в него пару книг на случай, если придется ждать, и отправился вести переговоры.
По указанному адресу находился пентхауз, еще лет десять назад служивший зоной отдыха шестого и пятого этажей. Деревья и кусты Пенн оставил, а вот вместо физкультурного комплекса расположилось что-то похожее на офис. Стоял стол с парой мониторов, шкаф с какими-то папками, на столе высилась табличка «секретарь». За табличкой действительно сидел человек и что-то сосредоточенно выписывал от руки с монитора. Правее, на каменном бортике пруда, сидел второй, одетый в что-то похожее на гидрокостюм, и поглаживал рукоятку большого черного пистолета.
Андрей покашлял, стоя в коридоре у раскрытой двери. Секретарь оторвал взгляд от бумаг, снова опустил глаза, аккуратно отложил бумаги в шкаф, после чего встал и учтиво предложил Андрею входить и подождать.
Андрей заозирался. Под ближайшим деревом стояла лавочка, по всей видимости, оставленная для просителей. Он плюхнулся и с облегчением вытащил планшет. Ни с секретарем, ни с мужчиной в костюме Андрею общаться не хотелось.
Им, похоже, общаться не хотелось тоже. Мужчина в костюме, демонстративно обойдя Андрея стороной, подошел к секретарю и, не понижая голоса, спросил:
— Яичник? Что ему нужно?
— Он пришел брать у Пенна клетки для Записи, — важно сообщил секретарь.
— Пока нет, — уточнил Андрей, — руководство эмбриологического центра поручило мне еще раз рассмотреть обстоятельства его заявки.
— Тянут, стало быть, — ядовито высказался мужчина в костюме и похлопал пистолетом по руке, — вот теперь сопляка прислали.
— Запись есть Запись, — равнодушно сказал Андрей.
— Он, что, больной? — повернулся к секретарю мужчина с пистолетом, — он думает, Пенн будет разговаривать с яичником?
— Запись есть Запись, — ехидно ответил секретарь, — ты небось и не мечтаешь, а к Пенну сами приходят. Пенн освободится часа через два.
— Больно надо, — фыркнул мужчина.
— Зелен виноград, — пробормотал секретарь и вернулся к изучению бумаг.
Андрей щелкнул по планшету и погрузился в чарующие тонкости закладки мезенхимальных органов. Автором текста значился третий Калачук.
— А вы же правда все клоны? — с нездоровым любопытством вдруг спросил мужчина в костюме.
— Разумеется, — с достоинством ответил Андрей.
Секретарь поднял голову.
— И вы общаетесь со своими… Собой? И как?
— Видел только в видеозаписи, — нехотя ответил Андрей, — в общем, следующего обычно запускают, когда предыдущий уже умер. Ну, или когда вот-вот.
— А как вы себя прошлых помните? Вам же и учиться заново не надо, да? И женитесь вы ведь все на одних и тех же? Не надоедает? — жадно спросил мужчина в костюме.
— По-моему, это суеверие, — сказал Андрей, — не помню, чтобы среди эмбриологов хоть кто-то вспомнил предыдущую жизнь.
— Глупости все это, — поморщился секретарь, — написано: «Достойные возродятся на каждой заселенной планете», а про память ничего там нету.
— А какой мне тогда резон корячиться, если я сам себя не вспомню? — оттопырил губу мужчина с пистолетом, — и толк с этой вашей Записи? Ни съесть, ни трахнуть.
— Вот потому-то ты и охранник, а не босс, — насмешливо сказал секретарь вполголоса.
Андрей поспешно нырнул в учебник.
Примерно в середине формирования черепномозговых нервов, а именно на прорастании вагуса, Андрея тряхнули за плечо.
Секретарь стоял прямо над ним, заглядывая в планшет.
— Я думал, ты уснул, — пробормотал он.
Андрей вопросительно поднял брови.
— Пенн зовет, — сказал секретарь.
Бандит, пожелавший Записи, сидел в кресле и прихлебывал что-то из высокого стакана. На нем был длинный мохнатый халат с блестящей шелковой подкладкой, и шелковый же саронг, обвивавший мускулистые ноги. На волосатый живот свешивались бусы.
— Присаживайтесь, юноша, — указал бандит на стульчик напротив.
Андрей опасливо присел.
— Заведующий сам приходить побоялся? Понимаю, понимаю, — кивнул аккуратно выбритой головой Пенн. Андрей молчал.
— Впрочем, я не обидчивый, — Пенн прищелкнул языком, отхлебнул еще раз из стакана, — а вы не употребляете? Бар справа, налейте себе… чего-нибудь на ваш вкус.
— Спасибо, — сухо ответил Андрей.
Пенн весело смотрел на него.
— Что вы должны передать заведующему эмбриологическим центром. Меня не интересует Запись в ее традиционной форме, то есть взяли клетки и убрали в холодильник, или куда там вы все складываете. Церемония, конечно, пусть будет обычная, но вот клона надо запустить немедленно. Я построил сложное и хлопотное хозяйство, и совершенно не собираюсь передавать его неведомо кому. Даже биологические дети, насколько я знаю историю, далеко не всегда могли продолжать дела. Что говорить про ваших котят в мешке. Нет, нет. Мне нужен мой клон. Как раз я выйду из бездетности, стану добропорядочным, а то уже, знаете ли, давят.
— Клонирование в Корабле запрещено, — ответил Андрей.
— Ну, порешайте как-нибудь, — неопределенно покрутил кистью бандит, — почему я должен за вас думать?
— Вы не поняли, — робко сказал Андрей, — этого не будет, потому что это запрещено. В принципе. На самом деле я пришел, чтобы обсудить правомочность самостоятельной заявки на Запись. Фактически, мы не можем ее даже рассматривать, пока заявка не будет выдвинута общественными структурами зоны.
Пенн пожал плечами.
— Ну, что за бюрократизм. От кого вам удобнее? От управления правопорядком? От руководства межлокальной торговлей? От отдела образования? Они сегодня же напишут на своих цидульках, какие вам там надо. Мне просто казалось, что так будет честнее.
— Нет, — терпеливо повторил Андрей, — вы не поняли, — общественные структуры. Не жизнеобеспечивающие управления. От спортсменов, или профсоюза. Или от родительского комитета. На Запись всегда подают общественные организации.
Пенн вытаращился на Андрея.
— А вы вообще знаете, сколько там человек в этих общественных осталось? По три калеки, я так думаю. Чего вы добиваетесь?
Андрей отполз к спинке стула.
— Да ничего я не добиваюсь, — пробормотал он и повторил погромче, — не добиваюсь ничего. Просто ну, правила такие.
— И за триста с гаком лет их никто ни разу не обошел? — насмешливо спросил Пенн.
Андрей пожал плечами.
— А зачем бы? Если человек значительный, пишут ему заявку, если нет — не пишут.
Пенн внимательно смотрел на Андрея, ноздри его раздувались. Но вдруг он улыбнулся.
— Нет, ты не идиот. Просто яичник. Ну что же, напишут, раз так. И насчет немедленного клона — тоже напишут. Все в ваших бумажках будет тип-топ. Иди, готовь свое оборудование.
Он махнул стаканом в сторону дверей. Андрей встал, выронил планшет, подобрал его и бочком упятился наружу. Мужчину в гидрокостюме сменила женщина, тоже с пистолетом. Секретарь покосился на Андрея, когда тот прошел мимо, но ничего не сказал.
***
Сегодняшняя выдача ожидалась многолюдной. В холле устанавливали оборудование телевизионщики. На обычно полупустых балконах толпились зеваки.
Андрей просмотрел еще раз список родителей и сибсов, чтобы не наврать с произнесением имен. Любоська села в уголок возле дверей лифта.
— Люба, а ты видела, сегодня за вторым ребенком придут?
— Да? — заинтересовалась она, — а кто?
— Ресторатор. Ну, повар по образованию.
— А, я слышала, — кивнула Любоська, — это, наверное, тот, который дрожжевой йогурт придумал переквашивать?
— Ой, не знаю, что там за рецептура, но двенадцатикратный взнос он заплатил еще полгода назад… — рассеянно ответил Андрей, — а сейчас и общественные работы подтянул. Нанял, наверное, рабочих, с его-то доходами.
— А сибс кто будет?
— Гнатюк Катерина Васильевна, — прочитал Андрей, — а, помню. Она же в твою группу ходила?
— Да, — кивнула Любоська и задумчиво улыбнулась, — отличница. Математика, лингвистика, контроль эмоций прекрасный, зато вот социальная адаптивность снижена. Третье клонирование, сомнений уже никаких. А отец пьет. Вот Ольсен наверное, и решил ей хоть кума дать обеспеченного. Может, поддержит.
Андрей откашлялся и вышел на подиум. Спокойно, громко, с выражением он прочитал поздравительную речь успешному гражданину Корабля, ставшему отцом вторично. Отложив бумаги, поучаствовал в аплодисментах. Сзади Любоська шуршала, вывозя из комнаты подготовки репликатор. Вот знакомый щелчок, репликатор закреплен на окончании внешней шины, не уронишь и нарочно.
Андрей громко, четко прочитал имена получателей ребенка, отца и сестры. Маленькая для своих одиннадцати лет Катерина Васильевна вышла из группы школьников, становящихся сибсами, и подошла к репликатору.
Андрей отступил, чтобы телевизионщикам было удобнее. Любоська, улыбаясь, помогла девочке надеть стерильный фартучек и открыла, набрав код, стеклянное окошечко.
— Нажимай, — сказала она тихонько.
Девочка протянула в открытое окошко палец и нажала зеленую кнопку. Репликатор загудел, выдвинул кювез краткого содержания. Любоська с щелчком подняла крышку и засунула руки внутрь. Ребенок, фактически рожденный полчаса назад, уже покричавший, чистенький, привитый и с пережатой пуповиной, спокойно лежал в теплой пульсирующей колыбельке.
Катерина Васильевна вытянула шею, чтобы посмотреть.
— Ну как, все хорошо? — спросила ее Любоська.
Девочка вытянула дрожащие руки и Любоська осторожно положила новорожденного на сгиб ее локтя. Ребенок почмокал губами и открыл бессмысленные сизоватые глазки.