Притом и виду не подал, что задет критикой его, был подчеркнуто вежлив, тактичен. Отказывал в помощи — улыбаясь. Ссылался на повсеместные задержки в снабжении. Единственно, что обещал, — поддержать идею строительства второй очереди кирпичного завода в районе. Но кирпичный завод был уже «на мази» и без него. По «вопросу» Атакузы он вел себя так же странно. Ушел от обсуждения промахов раиса.
Шукуров слышал, что они давние и закадычные друзья. Но так хвалить, — так превозносить перед собранием!.. Правда, потом, когда говорили с Атакузы о жалобе многодетной матери, секретарь обкома вроде бы переменился: повысил голос, помрачнел (видно, Первый наказал, чтоб был построже), но с какой готовностью принял доводы раиса, как обрадовался! Был строг по принуждению — это ясно. Впрочем, доводы оказались достаточно вескими. И надо признаться, сам Шукуров тоже симпатизировал Атакузы. Даже в обкоме пытался оправдать его неуемный «аппетит» и то, что раис нередко утоляет его за счет других. Что делать, если хозяйственные и планирующие органы нерадивы? Ведь и он сам, Шукуров, страдает из-за неурядиц в снабжении. Какого труда стоит хоть чего-то добиться для района! И все-таки он чувствовал: Атакузы переходит границы. Взять хотя бы только что состоявшийся разговор. Как держал себя, каким тоном говорил!.. Шукуров не раз встречал раисов, которые на первых порах работали с размахом, поднимали отсталое хозяйство. А потом — похвалы, поощрения, «пример для других», и потерял человек голову, занесся. Все они начинали задавать пиры по нужным и ненужным поводам, устраивали большие и пышные свадьбы. Шукуров видел их роскошные дома. Чуть кто заикнется против — всеми путями стремились убрать такого прочь с дороги. Конец зазнавшихся раисов бывал обычно печальным. Их неколебимая вера в силу власти и денег терпела крах. Не всякого можно подкупить, и далеко не всегда можно даже с помощью денег обойти закон. Но, к сожалению, уроки жизни большей частью проходят даром.
Атакузы… Шукуров еще до конца не разобрался в нем. Очень уж он разный. Иногда даже кажется наивным. Голову с ним можно сломать. То — эгоист, способный убрать с дороги любого, то, посмотришь, — одинокий путник, уставший от тягот нелегкой дороги.
Вот и в истории с домом. Будто бы не так уж он и виноват. Ведь Шукуров хорошо знает положение домлы Шамурадова. Действительно, старик будет полезен кишлаку. И все-таки есть что-то безнравственное в том, как Атакузы выкрутился из неловкого положения — прикрылся заслугами старика. Потом его слова: «Покоя не знаем, отдыха не ведаем», А вы, мол, прислушиваетесь к жалобам всяких кляузников. Есть, разумеется, доля истины и в этом, можно понять — задергали человека. Но Атакузы как бы ставит условие: «Хотите — принимайте меня со всеми моими причудами, какой я есть, не хотите — как хотите!» Надо поговорить с ним посерьезнее, одернуть. Но как это сделаешь? Секретарь обкома сам готов его выгородить, рад, когда Атакузы подкинет хоть малейшее оправдание своим поступкам… Нет, зачем валить на Халмурадова. В нем самом, в Шукурове, сидит давно известная так называемая интеллигентская мягкость!..
…Степь кончилась, пепельно-серые песчаные барханы оборвались крутым склоном бурого холма. За ним сразу открылся оазис. От подножья холма начинались яркие, нежно-зеленые клеверные поля и уходящие вдаль кукурузные плантации — в них мог бы заблудиться человек… В ноздри ударил чуть горьковатый, душистый запах клеверного сена, горчака, диких степных трав. Машины пронеслись мимо стогов пахучего сена, промчались среди хлопковых полей и вот уже нырнули в прохладу фруктовых садов.
Белая «Волга», ехавшая впереди, свернула влево — не к правлению, а к стеле обелиска.
Гости выходили из машины, когда Шукуров настиг их. Отсюда, с холма, очень выгодно открывался поселок — весь белый, нарядный, новый кишлак утопал в густых, как лес, садах.
Халмурадов, пригладив черные вьющиеся волосы, сияющими глазами оглядывал все вокруг.
— Да это город! Настоящий город! Вы просто молодчина, раис! — Он взял под руку Атакузы, подвел его к выходившим из машин Бурибаеву и Шукурову. — Каково, друзья мои, а? Надо было пригласить всех председателей! У меня возникла одна мысль, Абрар Шукурович. Хорошо бы созвать здесь совещание по вопросам строительства в масштабе района, как вы на это смотрите?
Шукуров все еще был в плену мучительных раздумий, сам не заметил, как вырвалось:
— Может, в масштабе всей области?
Халмурадов уловил иронию — насупился. Секундную размолвку сгладил Джамал Бурибаев:
— А что, этот кишлак стоит того, не только области, бери выше — в масштабе всей республики!
Все рассмеялись, а Халмурадов подхватил:
— Можно бы, конечно, провести здесь совещание даже в масштабе всей страны, но боюсь, у раиса головокружение пойдет от успехов! Шутки шутками, — прервал он смех, — а в районном масштабе это надо осуществить, Абрар Шукурович.
— У меня одно слово, товарищ Халмурадов, — вмешался Атакузы. Он вдруг подтянулся, посерьезнел. — ₽ Спасибо за доброту. Я не против того, чтобы у нас провели совещание, но есть к вам одна просьба.
— Слушаю вас.
— Пока, до совещания, помогите, пожалуйста, насчет газификации кишлака. Я уже вам говорил, газ до сих пор возим в баллонах. Магистрального все еще нет. В районе он есть, подвести сюда не трудно. Но почему-то управление коммунального хозяйства тянет…
— И правильно делает, что тянет! Дай вам волю, вы и газ перехватите у соседа, как перехватили строительные материалы! Правильно я говорю, Абрар Шукурович? — подмигнул ему Халмурадов. — И вообще — согласуйте это с товарищем Шукуровым.
«Ну и хитрец! Помнит предупреждение первого, знает, кому сбыть хлопотное дело», — подумал Абрар Шу-курович.
Атакузы широко развел руками:
— А что нам остается делать, товарищ секретарь обкома? Судите сами, — он указал рукой в сторону правления. Там, недалеко от площади с монументом, белели два новых двухэтажных здания. — Помните, я вам говорил, строим новые помещения для детсада и яслей? Уже готовы.
— Да, да, конечно, помню, это хорошее дело. Выполняете постановление ЦК! Надо показать всем раисам.
— Да, но что значат детсад и детясли без магистрального газа?
«Вот бестия! Умеет вставить к месту слово!» — пронеслось в голове Шукурова.
Халмурадов засмеялся:
— Я думал, вы нас в гости пригласили, а оказывается, рассчитываете хоть что-нибудь выколотить… Ладно. Подумаем!
Атакузы шлепнул себя по лбу:
— Ну и хозяин. Затеял о делах чуть ли не за дастарханом. Поехали, друзья!..
Во дворе раиса, около колодца, разговаривали две женщины. Одна, небольшого роста, худенькая, склонив голову к плечу, слушала, что говорила ей пожилая. Гости шумной ватагой вошли во двор. Пожилая взглянула и вдруг попятилась в дом, будто увидела страшилище. А худенькая, хозяйка, мягко улыбаясь, направилась к гостям. Шукуров проводил глазами ту, что скрылась в доме. Приятной округлостью лица и особенно большими черными и очень грустными глазами она напомнила ему девушку, что приходила сегодня с тем странным доцентом в райком.
«A-а… Фазилатхон! — Он уже видел ее однажды — заведующую клубом, но почти не запомнил. Это было в самом начале его здешней работы, сразу после приезда. — Кажется, это она!» Шукуров невзначай взглянул на Джамала Бурибаева. Тот со странной, размытой улыбкой на губах, важно неся голову, — откормленный гусак! — шел навстречу миловидной, нежного облика женщине.
— А вы все цветете, Алияхон! Как роза!
Атакузы раскатисто, на весь двор захохотал:
— Настоящий мужчина не даст состариться ни коню своему, ни жене! Ха-ха-ха!..
Халмурадов задержал руку Алияхон в своей:
— Отчего же ваша подруга так испугалась нас, Алияхон-апа?
— Ха-ха-ха! Она испугалась Джамала Бурибаева!
— Почему?
— Да так уж! Грехи молодости… Хе-хе-хе, Джамал. Бурибаевич, так ведь?.. Прошу вас, товарищ секретарь, сюда…
Из сада, смежного со двором, тянуло сизым дымком. В глубине, под старой раскидистой шелковицей, трое парней с засученными рукавами колдовали над шашлыком. Чуть поодаль, на лужке у шумного арыка, стоял длинный стол, и там на дастархане были собраны, играли живыми красками плоды земли: горы розовых, готовых пролить сок персиков, янтарно просвечивающие гроздья винограда, пирамиды свежего салата, помидоры, мелкие, похожие на пальчики, огурцы и еще что-то яркое, сочное…
Атакузы пригласил гостей к столу. Но Халмурадов выразил желание осмотреть сначала библиотеку Нормурада Шамурадова, хотя ему и сказали, что домла куда-то уехал.
Соседний двор значительно уступал размерами двору раиса. В большой гостиной громоздились неразобранные картонные коробки с книгами — те самые, что видел Шукуров в Ташкенте.
Халмурадов присел на корточки, развязал тесемку на одной из коробок, вытащил несколько книг.
— М-да… Такие книги сейчас и за золото не сыщешь!
Лицо Атакузы расцвело, глаза засветились.
— Не сегодня завтра установим полки, и старик начнет… — Атакузы не успел договорить: в кабинет вбежала молодая смуглолицая женщина.
— Можно?
— А, вот и Халидахон! — радостно встретил ее Атакузы. — Познакомьтесь, товарищ Халмурадов, это наш парторг. Можно сказать, наш комиссар.
Черноглазая Халидахон с приятными ямочками на смуглых щечках блеснула белизной зубов. Поздоровалась сначала с секретарем обкома, а затем с Шукуровым, — все это с легкой вольностью, так обычно здоровается молодая женщина, уверенная в том, что недурна собой.
— Добро пожаловать в наш колхоз!
Атакузы сдвинул тюбетейку, посадил ее еще задорнее, взглянул на секретаря обкома:
— Она у нас — я говорю про Халидухон — молодой способный агроном с высшим образованием. Коммунистка. Молодая, да удалая! Все наши политические и культурные дела забрала в свои руки!
Халидахон почти в точности повторила слова председателя, сказанные пять минут назад, — будто заранее отрепетировали.
— Наверно, Атакузы-ака уже говорил вам: этот дом мы собираемся превратить в библиотеку. Не сегодня завтра приведем в порядок, установим полки… По инициативе Атакузы-ака…