Ушла Алия. Домла разложил на столе свои папки, подобрал нужные книги, бумаги, документы. Решил набросать для начала короткие тезисы доклада — уже немного дней осталось до конференции. Будут обсуждать его записку в министерство. Работа — верное средство — отвлекает от навязчивых дум. Счастье, когда у человека есть такая отдушина. Вот так и сидел, писал. Вдруг в комнату влетел директор школы. Маленький человек, любитель поговорить. И всегда-то ласково-суетливый, директор сейчас суетился больше обычного.
— Как вы себя чувствуете, домла? Все ли хорошо? Ну и слава аллаху! А к нам в школу приехал секретарь райкома. И вас тоже пожелал навестить. Ну-ка, давайте немного приберемся в комнате.
Азиз-заде не только убрать — договорить не успел. За окном во дворе зашаркали шаги.
Домла посмотрел в окно и сжался: Шукуров шел не один. По одну сторону от него шагал Хайдар, по другую — Вахид Мирабидов.
Кого-кого, а уж Вахида Мирабидова он никак не расположен был принимать у себя. «Не по институтским ли делам приехал?» — мелькнула мысль и тут же пропала. Нет, Поликарпов не прислал бы Вахида Мирабидова.
А тот, наверно, и не рассчитывал на радушный прием, сделал вид, что не приметил холодок во взгляде домлы. Стараясь особо не блистать золотым ртом, напустил на распаренное от жары лицо облачко печали. Сочувственно наклонил голову:
— Да, хорошая была женщина Гульсара-ая. Пусть земля ей будет пухом! Все мы смертны.
Но не растопили лед слова незваного гостя. Домла лишь суровее сдвинул брови, только для приличия кивнул головой. Исподлобья недобро взглянул на Хайдара: «Чего тебя угораздило привести этого человека?»
Вахид Мирабидов кое-как выпил пиалу чая, попросил разрешения уйти.
— Хорошо, идите, я вас догоню. — Говоря это, Шукуров уже двигал свой стул к домле. Совсем иным, мягким голосом спросил: — Как ваше здоровье? Как самочувствие, Нормурад Шамурадович?
— Благодарю, товарищ Шукуров, — сказал домла, как отрезал.
Секретарь райкома не ожидал такого подчеркнуто официального тона. Замолчал, не сразу нашелся, как дальше вести речь. Но дело важнее личных обид.
— Мы занялись сейчас вплотную Минг булаком…
Домла метнул взгляд на секретаря, глубоко запавшие глаза быстро замигали.
— А правы ли мы? Жизнь так стремительно меняется. Нам, старикам, понять ее нелегко…
— Я еду оттуда, — Шукуров будто не расслышал. — Мы все изучим, все взвесим. Но мне лично кажется, вопрос поднят правильно. Жаль, конечно, что работа уже начата. Однако попробуем что-нибудь предпринять, попробуем…
Шукуров вызывает на откровенность. Это ясно, вот и тестя с Хайдаром выпроводил — хочет остаться один на один с домлой. Нормурад-ата все отметил с благодарностью. Но что может сказать он сейчас? Чернить Атакузы?
Домла мучительно раздумывал. Очень хотелось поговорить откровенно.
Молчание затянулось.
— А удобно ли вам здесь? — попробовал разрядить неловкость Шукуров. — Может, сказать раису…
— Нет, нет, не надо! — перебил домла. — Скоро начнутся школьные занятия. Я буду рядом с детворой, с юношеством. Мне достаточно этого… Только знаете… Есть у меня одна просьба.
— Да, да? — встрепенулся Шукуров.
— Не совсем обычная просьба… Помогите Атакузы! — И, словно боясь возражений, сбиваясь и захлебываясь, заторопился: — По-моему, он сам запутался. Я не собираюсь отрицать его недостатки. Должно быть, и вправду зазнался человек. Но ведь кто-то ему в этом немножко… гм, не мешал… Я надеюсь, вы не станете отрицать и его достоинств — он человек дела, труженик. Так помогите ему!
Шукуров сосредоточенно глядел в одну точку. Весной, когда он впервые встретился в Ташкенте с домлой, старик поразил его — лобастой, как у Сократа, головой, своенравным, гордым и прямым характером. Сейчас перед ним сидел тот самый старик, только согнула его нелегкая — бок о бок с племянником — жизнь. Между ними, вероятно, произошло что-то серьезное. Домла, видно, не хочет распространяться об этом. Значит, лучше проститься.
— Насчет Атакузы не беспокойтесь. Он ведь и сам не из тех, кто даст себя в обиду. Но я понял вас. Нет-нет, не вставайте, ата, не провожайте…
И опять домла долго сидел, мучился думами. Опять был недоволен собой: человек, по всему видно, пришел поговорить по душам. Но этот Вахид Мирабидов!.. Замутил душу старый прилипала. Зачем он тут? Приехал разнюхать что-нибудь в связи с предстоящим совещанием? И Хайдар… Суетился вокруг своего учителя. Значит, так и не сделал выводов из их ночной беседы? Ох, Нормурад, Нормурад! Опять валишь вину на других.
— Можно, дедушка?..
Хайдар!.. Домла встрепенулся.
— Как же ты оставил своего учителя? — спросил ревниво.
Хайдар сел на стул у большого кожаного дивана, где только что сидел Шукуров.
— Мне показалось, вам нездоровится, вот я и…
— Нет, нет, все хорошо, сынок, все хорошо.
«Смотри-ка, выходит, все-таки кое-что извлек. А может, просто так пришел, ради приличия?»
— Зачем он пожаловал? Я говорю про твоего учителя.
— Он приехал… — Губы Хайдара дрогнули в усмешке. — Планы моего учителя грандиознее планов Наполеона…
— Как так? — не понял домла.
— О, у него — сверхзадача! Организует себе премию. Государственную премию имени Беруни, не больше и не меньше.
— Это каким же образом? — в усталых глазах Нор-мурада-ата загорелся знакомый огонек.
— Вы же знаете, у него есть Книги о переброске сибирских рек…
— Да, да…
— Так вот, он хочет, чтобы целинники выдвинули ее на премию. Отец говорит…
— Про отца потом, — старик опустил веки, задумчиво поглаживал кустистые брови. — А ты сам читал его книгу? — бросил быстрый взгляд на внука.
— Да.
— И что скажешь?
Хайдар пожал плечами:
— Мне трудно судить. Я же не занимался этой проблемой. А так — читается легко…
— Вот именно — легко! — вскинулся домла, встал было пройтись по привычке из угла в угол — и сразу наткнулся на книжный шкаф. Комната и так тесная, а в ней еще пять шкафов! — Вот что, сынок, — он сел на диван против Хайдара. — Помнишь, мы — ночью беседовали с тобой? Хотел я тогда сказать кое-что об этом человеке, да подумал — не время еще. Боялся, решишь, пожалуй, что соперничаем, что завидую его успехам… Я не касаюсь его научной карьеры. Придет время, надеюсь, ты и без меня все узнаешь, все поймешь. Но книга его… Ты принес тогда телеграмму, сам и прочел мне. Помнишь, что было в ней? А я ночью, в связи с той телеграммой, еще раз проглядел книгу Вахидова и снова убедился, насколько она легковесна, несерьезна с научной точки зрения. — Домла снова встал, рванулся пройтись, но остановился. — Вот один, всего лишь один пример. Есть в книге расчеты… Во сколько станет эта переброска государству. И сроки, в которые она окупится. При этом твой учитель забывает, если можно так сказать, опыт строительства таких каналов-гигантов, как Аму — Бухара, Иртыш — Караганда. Ведь там фактическая стоимость намного выше, чем в проекте. А он, говоря об эффективности, использует те же методы расчета, которые не оправдали себя. Да разве это допустимо? А все для чего? Чтобы снизить проектную стоимость переброски! Но так ведь можно ввести в заблуждение государство! Понимаешь — в заблуждение ввести…
Хайдар глядел на дядю и поражался: как необычен был сейчас его вид, как красив стал вдруг старик — сгорбленные плечи распрямились, лобастая голова откинута назад, глаза горят, как у юноши. Удивительно! Почему раньше Хайдар не замечал в нем эту незаурядную мощь, особую, вдохновенную красоту?
— Ладно! — сказал домла неожиданно. — Бог с ней, с книгой. Допустим, она безупречна с научной точки зрения, даже достойна награды. Но вот беготня автора вокруг этой премии… Как ты сам смотришь на суету твоего учителя?
Хайдар рассмеялся:
— Во всяком случае, это все очень странно.
— Гмм… — Нормурад-ата сел на диван. — Я не решался говорить с тобой об этом человеке. Слава аллаху, вижу, ты сам начинаешь понимать! Но твой отец!.. Вот уже несколько ночей не сплю, все думаю о нем. Страдаю, жалею его. Боюсь, что и он страдает, а может, и стыдится своих поступков. Но почему же по-прежнему гнет свое? Неужели так ничего и не уразумел? Передай отцу… Нет, лучше сам поразмысли, подумай.
Как непонятно устроена жизнь! Светлое так часто соединяется в ней с темным. Счастье шагает бок о бок с несчастьем. Атакузы на себе испытал это в последние дни.
Позвонил Шукуров. Сообщил — совещание руководителей колхозов и совхозов района по вопросам благоустройства решено провести в «Ленин юлы». Часа через два и сам прикатил. И не один, с высоким гостем — профессором Вахидом Мирабидовым. Тестя оставил в колхозном саду, а сам даже за дастархан не сел, Атакузы повез его смотреть детсад и ясли. Оттуда проехали по бригадам, раис показал полевые станы. Секретарь шутил, смеялся — похоже, остался доволен. Атакузы уже собирался открыть рот: мол, там, в саду, остывает плов, но гость вдруг предложил поехать на Минг бу-лак; И покой сменился тревогой.
Шукуров молча долго стоял в лощине среди высокой травы, пил пригоршнями холодную воду из родников Минг булака, любовался джидой, плакучими ивами, бродил в зарослях горной арчи. Не спеша, поглядывая вокруг, поднялся на косогор — отсюда видней был котлован, который рыли под здания животноводческого комплекса.
Уже с самого начала, с того момента, как Шукуров спустился в лощину, Атакузы понял, чью сторону примет первый секретарь. Это было заметно по сосредоточенной грусти, с которой обходил он рощи Минг булака, по тому, как задумчиво останавливался у прозрачных, окруженных арчой родников, с каким наслаждением пил воду. Да, он примет сторону жалобщиков. Это ясно. Правда, Шукуров и здесь, на месте, внимательно слушал расчеты и доводы Атакузы в пользу гигантской стройки. Возражать не стал. Но когда покидали лощину, в последний раз окинул задумчивым взглядом сочные зеленые луга, окруженные сплетенными меж собой деревьями, чистые родники, зеркальными осколками блестевшие меж зарослей высокого камыша, и сказал: