— Мне нужно проверить всех, кто находится в зале, — быстро сказал он Франсуа. — За каждого должен кто-то поручиться, и за каждого поручителя должен поручиться кто-то другой.
Все было устроено в считанные минуты. С платформы по-французски, по-немецки и на идише руководители Красной сотни разъяснили план, после чего полицейские образовали линию и один за другим к ней, кто робко, кто с подозрением, а кто и с гордо поднятой головой, стали подходить люди и называть свои имена.
— Симон из Будапешта.
— Кто может поручиться?
— Я, — откликнулось несколько голосов.
— Проходите.
— Михаил Ранеков, Одесса.
— Кто может поручиться?
— Я могу, — отозвался крепкий мужчина по-немецки.
— А за вас?
В толпе захихикали, потому что Михаил был самым известным членом организации, каждый из братьев знал его в лицо. Несколько человек, пройдя проверку, задержались, чтобы поручиться за своих родственников или соотечественников.
— Кажется, все оказалось проще, чем можно было предположить, — на языке, не похожим ни на немецкий, ни на идиш, сказал высокий мужчина с аккуратной стриженой бородкой. За проверкой он следил с нескрываемым интересом. — Вот уж действительно, отделение овец от козлищ, — с легкой улыбкой добавил он.
Его неразговорчивый спутник кивнул и сказал:
— Думаете, кто-нибудь из них видел, что это вы стреляли?
Высокий уверенно покачал головой.
— Все смотрели на полицию… Да и выстрелил я быстро. Никто меня не видел, если только…
— Женщина из Граца? — равнодушным тоном поинтересовался второй.
— Женщина из Граца, — сказал Джордж Манфред.
Они стояли в длинной беспокойной очереди, медленно продвигающейся к полицейскому кордону.
— Я боюсь, — сказал Манфред, — что спасаться нам придется самым очевидным способом. Хотя метод «бешеного быка» я отвергаю принципиально, и кстати, до сих пор мне ни разу не приходилось к нему прибегать.
Разговаривали они на том языке, который отличается наличием резких гортанных звуков, и кое-кто из стоящих рядом уже начал поглядывать в их сторону в некотором недоумении, поскольку язык этот не похож ни на один из тех, что привычны в революционном кругу.
Все ближе и ближе подходили они к ни на секунду не теряющему бдительность суровому судье, стоящему в конце ряда полицейских.
Перед ними в очереди стоял молодой человек, который то и дело нетерпеливо оглядывался, как будто высматривал в толпе сзади какого-то друга. Его лицо привлекло к себе внимание мужчины, который был ниже ростом и страстно увлекался физиогномикой. Юноша был очень бледен, что подчеркивалось коротким ежиком темных волос и густыми черными бровями. Изящный обвод, мягкие черты — это было лицо мечтателя, но в мечущихся, беспокойных глазах было что-то фанатичное. Когда подошла его очередь, десяток человек с готовностью опознали его. Следующим вышел Манфред. Держался он совершенно спокойно.
— Генрих Розенберг из Раза. — Это было название маленькой деревушки, затерянной где-то на просторах Трансильвании.
— Кто поручится? — привычно спросил Фалмут. Манфред затаил дыхание, приготовившись к прыжку.
— Я!
Руку поднял прошедший перед ним молодой мечтатель с лицом священника.
— Проходите.
Манфред, не моргнув глазом, прошел за полицейский кордон, по-свойски кивнув своему спасителю. За спиной у него раздался безмятежный, чистый голос его спутника Пуаккара:
— Рольф Вульфанд.
— Кто поручится?
Манфред снова напрягся.
— Я поручусь, — отозвался все тот же молодой человек.
Подошел Пуаккар, и они немного постояли рядом. Потом краем глаза Манфред заметил, что поручившийся за них юноша неторопливо направился в их сторону. Подойдя, он сказал:
— Через час приходите в ресторан «Реджори» на Кингз-кросс. Я буду там. — Незнакомец, как и они, говорил по-арабски. Если Манфреда это и удивило, виду он не подал.
Они пробрались через толпу, окружившую здание (новость о полицейском рейде разлетелась по всему Ист-Энду с быстротой молнии), и заговорили, только когда дошли до «Олдгейт-стейшн».
— Неожиданное начало для нашего предприятия, — заметил Манфред. По его лицу невозможно было определить, огорчает это его или радует. — Я всегда считал, что арабский лучше других языков подходит для тайн… Век живи, век учись, — философски добавил он.
Пуаккар внимательно посмотрел на свои ухоженные ногти, как будто искал в них объяснение необычной ситуации.
— Да, это что-то новенькое, — произнес он таким тоном, будто обращался к самому себе.
— С ним могут возникнуть осложнения, — прибавил Джордж, а потом сказал: — Впрочем, поживем — увидим.
Молодой человек, с которым они познакомились при столь необычных обстоятельствах, пришел в условленное место с небольшим опозданием. Но чуть раньше в ресторан, немного прихрамывая, вошел другой человек, он приветствовал их грустной улыбкой.
— Вы ранены? — спросил Манфред.
— Пустяки, — беззаботно отмахнулся тот. — Так что означает ваш загадочный телефонный звонок?
Манфред в двух словах обрисовал события этого вечера. Мужчина выслушал его, сохраняя строгое молчание.
— Любопытно… — начал он, но предупреждающий взгляд Пуаккара заставил его замолчать — в ресторане появился тот, о ком они говорили.
Молодой человек подсел к их столику, взмахом руки отогнав вившегося вокруг него официанта.
Какое-то время четверо сидели молча. Первым заговорил неизвестный.
— Я — Бернард Кортлендер, — просто сказал он. — А вы — те, кто называют себя «Четверо благочестивых».
Они не ответили.
— Я видел, что это вы выстрелили, — ровным голосом продолжил он, — потому что наблюдал за вами с того мгновения, когда вы вошли в зал, и когда полиция затеяла это опознание, я решил помочь вам, рискуя жизнью.
— То есть, — холодно вставил Пуаккар, — вы не побоялись, что… мы убьем вас?
— Совершенно верно, — кивнул молодой человек. — Любому со стороны это показалось бы дьявольски неблагодарным поступком, но я достаточно хорошо знаю правила игры и прекрасно понимаю, что это было бы самым логическим исходом моего вмешательства. — Тут он повернулся к Манфреду, который сидел в расслабленной позе, откинувшись на роскошные красные подушки, и заговорил так, будто обращался только к нему: — Вы так часто давали понять, что человеческая жизнь — самый незначительный фактор в ваших планах, что, если моя жизнь… или даже жизнь кого-то из вас помешает вам добиться своих целей, вы, не задумываясь, принесете ее в жертву… Вот так! — Он щелкнул пальцами и замолчал.
— Продолжайте, — только и сказал Манфред.
— Мне известны ваши подвиги, — вновь заговорил странный молодой человек. — Да и кто о них не слышал?
Он вынул из кармана бумажник и достал из него газетную вырезку. Никто из трех слушавших его мужчин даже не посмотрел на бумагу, которую он разложил на белой скатерти. Их взгляды были устремлены на его лицо.
— Вот список убитых… во имя правосудия, — сказал Кортлендер, разглаживая вырезку из «Мегафона». — Людей, которым законы этой страны неписаны, эксплуататоров и распутников, грабителей казны и растлителей молодежи… Людей, которые покупали и продавали «правосудие». — Он снова сложил бумагу. — Я молился о том, чтобы когда-нибудь встретиться с вами.
— Продолжайте, — все тем же бесстрастным голосом повторил Манфред.
— Я хочу работать с вами, стать одним из вас, разделить вашу жизнь и… — он заколебался, а потом серьезно произнес: — И, если понадобится, смерть.
Манфред медленно кивнул и посмотрел на мужчину, который хромал.
— Что скажете, Гонзалес? — спросил он.
Леон Гонзалес был прекрасным физиономистом. Молодой человек знал это, он повернулся и встретил устремленный на него оценивающий взгляд.
— Энтузиаст, мечтатель и интеллектуал, конечно же, — медленно произнес Гонзалес. — Надежен. Это хорошо. И уравновешен — это еще лучше. Но…
— Но? — настороженно поинтересовался Кортлендер.
— Подвержен страсти, а это плохо, — вынес вердикт Гонзалес.
— Ее можно научиться сдерживать, — спокойно возразил молодой человек. — Мне пришлось иметь дело с людьми, которые соображают лихорадочно и действуют необдуманно. И этим грешат все организации, которые борются со злом беспорядочными преступлениями, чувства превращают в чувствительность и королей путают с монархией.
— Вы состоите в Красной сотне? — спросил Манфред.
— Да. Но только потому, что Красная сотня помогла мне пройти несколько шагов по той дороге, которую я избрал.
— В каком направлении?
— Кто знает? — ответил юноша. — Прямых дорог не бывает, и нельзя судить о своем предназначении по тому, куда тебя привели первые шаги.
— Я не буду объяснять, чем вы рискуете, — сказал Манфред. — Не стану я объяснять и того, какую ответственность вы хотите возложить на свои плечи. Вы богаты?
— Да, — безразлично кивнул Кортлендер. — Мне принадлежит большое имение в Венгрии.
— Я задал этот вопрос неспроста, хотя, если бы вы были бедны, это не повлияло бы на наше решение, — сказал Манфред. — Вы готовы продать свое имение… Буда-Грац, если не ошибаюсь… ваше высочество?
Впервые молодой человек улыбнулся.
— Я не сомневался, что вы узнали меня, — сказал он. — Что касается моего имения, я готов продать его, не глядя.
— И вырученные деньги передать мне?
— Да, — быстро ответил Кортлендер.
— Без права возврата?
— Без права возврата.
— И если вам покажется, — медленно произнес Манфред, — что эти деньги мы используем для собственной выгоды, вы не сделаете исключения?
— Не сделаю, — твердо произнес решительный молодой человек.
— А гарантии? — поинтересовался Пуаккар и слегка подался вперед.
— Слово Гап…
— Довольно, — прервал его Манфред, — мы не нуждаемся в ваших деньгах… Хотя деньги — это самое сложное испытание. — Немного поразмыслив, он заговорил снова: — Женщина из Граца, — отрывисто произнес он. — Возможно, ее придется убить.