(1891–1959)
С грузинского
Корабль «Даланд»Перевод Н. Заболоцкого
Зной этой ночи нарушил мой сонный регламент.
Розами сад был укутан до самого горла.
Всюду виднелся разрушенных теней орнамент.
Море дремучее пело и камни прибрежные терло.
Медленно плыл я, и «Даланд» стоял над волною,
Словно Нарцисс, очарованный собственной тенью.
Темные лавры томили меня и влекли за собою,
Лунные лилии их стерегли в отдаленье.
Я возвращался на родину новой дорогой.
Поднят с постели, томился и хмурился малость.
Отчая кровля казалась такой бесконечно далекой.
Да и была ли она? Может быть, лишь вспоминалась?
Воспоминаний толпа вслед за мною летела.
Ленин, Москва, Петроград, Кремль… И в дрожанье и в стуке
«Даланд» волну рассекал, и Черное море кипело…
Взгляд затуманили первые слезы разлуки.
«Путник стоял, ожидая трамвая…»Перевод Б. Турганова
Путник стоял, ожидая трамвая.
Снег осыпал побелевшие плечи.
Семнадцатый год, в проводах запевая,
Снежным бураном шагал навстречу.
Скользили сквозь изморозь автомобили,
Трамваи в туман уплывали лениво.
Здания, люди в тумане были
Похожи на мутные негативы.
Но, как вода проходит сквозь невод,
Тайной дорогой под снежным настом
Сотни ручьев пробегали гневно —
Звонко журчащих, чистых и ясных.
Там, под землей, их пути пролегали
И, собираясь в одно, издалёка
Стремились друг к другу полями, логами,
Стучали сердца сотен тысяч потоков.
Но не навеки зима роковая!
Солнце проглянет в небесную прорезь.
И прозвенел, сквозь снега прорываясь,
Из-под земли торжествующий голос.
Сразу пути открылись повсюду.
Вперед! Вперед! Неустанным походом,
Все разрушая, ломая запруды,
Яростно двинулись вешние воды.
Да, эти дни неповторимы.
Как грохотало сердце потока,
Когда свои чувства открыто несли мы —
Скрытые прежде далеко, глубоко!
Распались устои старого мира,
Когда не легковейные крылья,
Не арфы эоловы и не зефиры, —
Революционные вихри все небо взрыли.
С каким неотвратимым напором,
С криком всепобеждающей силы
Шли те, кто в сердце своем, как порох,
Сто тысяч светлых знамен таили!
К тогда, и сегодня, в день Первого мая,
И в будущих днях, молодых и счастливых,
Сто тысяч светлых знамен, точно пламя,
Цветут незыблемо и горделиво.
Путник, стоявший и ждавший вагона,
Сутулясь под снегом, порхающим зыбко, —
Тот путник, встречая эти колонны,
Сегодня вправе припомнить с улыбкой
Старого мира мертвое бремя,
Навек унесенное мощным разбегом,
И на вопрос: «Где же то время?» —
Ответить: «Ушло с прошлогодним снегом».
ЛенинПеревод П. Антокольского
Город сегодня с утра взволнован.
Сборища в каждом саду и сквере.
Высится Ленин над миром новым,
Смотрит в лицо непогоды.
Вихрь стучится в окна и двери.
Людям открыт кругозор просторный.
Страстно взывают к буре валторны,
Кричат фаготы.
В честь этих дней бокал подымаю,
В гулах заводов рождается слава,
Сдвинута с мест природа немая,
Время пирует с нами.
Ленин, явленье мощного сплава
Трех революций досель небывалых,
В грохоте войн, в лавинных обвалах,
Он наше знамя.
Тянет к нам руки свои, уповая,
Из далеких снегов избенка,
И отвечает ей вся боевая
Дружба рабочего класса.
Как по сердцам ударила звонко
Самоотверженность этого часа:
Всем угнетенным земли без изъятья —
Наши объятья!
Выше знамена и флаги подымем,
Кончилось время разрух и пожарищ.
Провозглашает вождь и товарищ
Новые лозунги жизни.
В пороховом разъедающем дыме
Сгинули беды, блокады и голод.
Встаньте на ленинской вахте, кто молод
В нашей отчизне!
«Мир состоит из гор…»Перевод Б. Ахмадулиной
Мир состоит из гор,
из неба и лесов,
мир — это только спор
двух детских голосов.
Земля в нем и вода,
вопрос в нем и ответ.
На всякое «о да!»
доносится «о нет!».
Среди зеленых трав,
где шествует страда,
как этот мальчик прав,
что говорит «о да!».
Как девочка права,
что говорит «о нет!»,
и правы все слова,
и полночь, и рассвет.
Так в лепете детей
враждуют «нет» и «да»,
как и в душе моей,
как и во всем всегда.
Моя песняПеревод Я. Тихонова
Иной хранит розу, красотка, твою,
Иной золотую парчу иль скуфью,
Над чьим-то портретом шепчет: «Люблю»
Каждый имеет любовь свою.
Письмо, над которым лишь слезы льют,
Кольцо ли, что пламени льет струю,
Сережки ли в сладкой тени, как в раю, —
Каждый имеет любовь свою.
Локон ли, клад ли — земли на краю,
Правду ль, добытую им в бою,
Вещь ли, прославившую семью, —
Каждый имеет любовь свою.
Тебя обожая, Отчизна, пою.
Ни с чьей не схожую песнь отдаю,
Сердце в огне, и огня не таю, —
Каждый имеет любовь свою.
Не оставляй стиха бездомнымПеревод Я. Заболоцкого
Не только годы, каждый миг бессонный
Поет, переломившись у порога:
«Не оставляй стиха бездомным:
Ему нужны пространство и эпоха!»
Иные грязи отдались, гниенью.
Шаги их жалки. Ты же, друг, не падай,
Но обозначь свое стихотворенье
Днем, часом, годом — этой твердой датой.
Не только годы, но и эти строки
Стихотворения, рожденные тобою,
Должны стоять под знаменем эпохи,
Должны питаться классовой борьбою.
Эпоха наша — блеск серпа и горна.
Уже забыто прошлого обличье.
Она возводит твердо и упорно
Свое индустриальное величье.
Ведя учет победам величайшим,
Когда вся жизнь по-новому куется,
Не только строчка, каждый знак мельчайший
Вне времени ничто не остается.
Шестая часть пространства мирового
Тебя к делам невиданным призвала.
Эпоха рушит грозно и сурово
Устои мирового капитала.
Не только годы, каждый миг бессонный
Поет, переломившись у порога:
«Не оставляй стиха бездомным —
Ему нужны пространство и эпоха!»
«Так воин из ножен…»Перевод О. Ивинской
Так воин из ножен
Вдруг выхватит шашку, —
Блеснет она молнией
В белом огне,
Так мост через Сену,
Лежащий врастяжку,
С размаху встает
И указует мне,
Что в Лувре я вновь Рафаэля увижу,
Опять с Веронезе знакомство сведу.
И мир мне покажется лучше и ближе,
Когда я туда
Потихоньку войду.
Море было спокойноПеревод А. Межирова
Успокоилось и спит,
Солнцем высвечено резко,
Море, кроткое на вид, —
Ни валов, ни волн, ни всплеска.
Одолело маету,
Дремлет, вытянувшись плоско,
Тело смуглого подростка
Бронзовеет на свету.
И от прибережных плит
До полоски окоема
По морю покой разлит,
Дрема, оторопь, истома.
Рыба от избытка сил
Взбила рой соленых блесток,
И от этого подросток
Трепет в теле ощутил.
И когда, плывя рывками,
Загорелыми руками
Он в охапку море сгреб,
Пенистыми гребешками
По воде прошел озноб.
Белый парус, провисая,
Ждет недвижно ветерка.
Только тень его косая
На воде дрожит слегка.
Два растрепанных и тощих
Облака с горы ползут.
Может быть, начнется дождик
Через несколько минут.
Небо цвета сливы спелой
Беспокоит рыбака.
Головой качая белой,
Он глядит на облака
И вздыхает то и дело…
Море крепко спит пока.
ПАВЛО ТЫЧИНА(1891–1967)
С украинского
На майданеПеревод Б. Турганова
На майдане возле церкви
революция идет.
— Где чабан? — толпа взметнулась
Он повстанцев поведет!
Ну, прощайте, ждите воли!
Эй, по коням! Шашки вон! —
Закипело, зашумело,
только марево знамен…
На майдане возле церкви
шепчут матери, грустны:
— Озари ты им дорогу,
светел месяц, с вышины!
На майдане пыль спадает.
Сна — не превозмочь…
Вечер.
Ночь.
1918
Ой, упал боец с коня…Перевод А. Прокофьева
Ой, упал боец с коня
и припал к снегам.
— Слава! Слава! — докатилось
и легло к ногам.
И поднес тогда он руку
к сердцу своему.
Был бы рад еще такую
пережить зиму.
Ой, рубили мы врагов
да на всех фронтах!
Сел на грудь, закаркал ворон,
черный ворон-птах.
Грянул революцьонер —
зашатался свет!
Умирая в чистом поле,
всем послал привет.
1918
Не Зевс, не Пан…Перевод Б. Турганова
Не Зевс, не Пан, не Дух святой, —
Но в Солнечных Кларнетах
Вселенской жизни ритм и строй,
Звучащий на планетах.
Я был — не Я. Туманный сон,
Мечтанья, призыванья,
И тьмы властительной хитон,
И чьих-то рук касанья.
Проснулся Я, и стал я — Ты:
Вокруг меня волною
Встают миры из темноты
Симфонией сплошною.
И, в ней ответно прозвенев,
Летел я в блесках, светах…
Отныне знаю: Ты — не Гнев,
Ты — в Солнечных Кларнетах!
1918
ПлугПеревод Б. Турганова
Евгену Тычине
Ветер.
Не ветер — буря!
Дробит, ломает, с землей вырывает…
За черными тучами (громом! над кручами!),
за черными тучами мильон мильонов мускулистых рук…
Катит. В землю врезает (будь то город, дорога, луг),
в землю плуг.
А на земле люди, звери, сады,
а на земле алтари и боги:
о, пройди над нами, строгий, рассуди!
И были такие, что прочь убегали в пещеры, озера, леса.
«Что нам несут небеса?» — взывали.
И никто не ударил в кимвал.
(Огневого коня ветер гнал — огневого коня — в ночи.)
И только их мертвые, стылые очи
повстречали красу нового дня!
Очи.
1919
За всех скажу…Перевод А. Гатова
За всех скажу, за всех переболею,
мне каждый час — на исповедь, на суд.
Глубинами души не обмелею,
вершинами раскрыленно расту.
Еще вовек так сердце не мужало!
Не раскалялся так мой дух в огне!
О ясный дух — без яда и без жала —
давно ты спишь? — Вот новый день ко мне
пришел, всего наполнил, — я вдыхаю
здоровье новое, я вижу цель.
Нет, не мечтаю, глаз не закрываю, —
ирония и гордость на лице,
ирония…
Дорогие, какое мне дело,
первый я поэт иль последний?
Надевайте короны и смело
отверзайте уста…
Дорогие, какое мне дело,
поздний я предтеча иль ранний?
Что ж, играйте в пророков и смело
отверзайте уста…
Там, за мною, за мною, за мною,
столько их из глухих деревень!
А навстречу железной стопою
наступающий день.
Там, за мною, за мною, за мною,
столько их от сохи, от станков.
Предо мною счастливое море,
море голов…
Ну, куда же теперь я направлюсь,
как же мне оглянуться на вас,
если солнцем пронизан мой разум,
солнцем — уста!..
Я дорос, моя сила дозрела,
я увидел далекий рассвет.
Дорогие, какое мне дело,
первый я или нет?
1922
Чувство семьи единойПеревод Н. Брауна
Я сторонюсь чужих и чуждых
болот, трясин и мелких бродов.
Сияет радугою дружбы
мне единение народов.
Оно такой встает вершиной!
Оно таким дыханьем дышит!
Ударишь громом в сердцевину —
и гром другой в горах услышишь.
И гром другой взрывает дали
и радуешься, молодея,
что стала радуга из стали,
сердца народов дружбой грея.
И сам ты вдруг — как гром над кровлей,
как молниями озаренный,
как будто выпил на здоровье
из родника воды студеной.
Ой, выпил, выпил да утерся,
и припадаешь снова, снова,
и открываешь первородство
в глубинах языка чужого.
Его коснешься ты — все мягче,
все легче он тебе сдается, —
хоть слово сказано иначе,
но суть в нем наша остается.
Как будто так: в руках подкова
упругая все гнется, гнется,
и разом вдруг — чужое слово
в родной язык родным ворвется.
То не язык, не просто звуки,
не слов блуждающие льдины,
слышны в них труд, и пот, и муки —
живой союз семьи единой.
В них шум лесов, цветенье поля
и волны радости народной.
В них единенье, кровь и воля
от давних дней и по сегодня.
И вносишь ты чужое слово
в язык прекрасный и богатый.
А это входит все в основу
победы пролетариата.
1936
Я утверждаюсьПеревод Б. Турганова
Я есмь Народ, чья праведная сила
ни в чьем порабощенье не была.
Беда грозила мне, чума меня косила, —
а сила снова расцвела.
Чтоб жить — ни перед кем не унижаюсь.
Чтоб жить — я все оковы разорву.
Я становлюсь, я утверждаюсь, —
я все живу!
Захватчица! Меня ты пожирала,
моих сынов казнила, дочерей,
железо, хлеб и уголь расхищала…
Все злее нападала, злей!
Ты думала — тобою поглощаюсь?
Но, подавившись, падаешь в траву…
Я становлюсь, я утверждаюсь, —
я все живу!
Я есмь Народ, чья праведная сила
ни в чьем порабощенье не была.
Беда грозила мне, чума меня косила, —
а сила снова расцвела.
Сыны мои, бойцы родного края,
вас буду я за подвиг прославлять, —
спешите же, отцов освобождая,
детей спешите вызволять!
На украинских и на русских нивах,
на белорусских — призываю вас! —
уничтожайте недругов кичливых, —
настал отмщенья час!
Пускай изранен я, но не склоняюсь:
победы день предвижу и зову.
Я становлюсь, я утверждаюсь, —
я все живу!
На поле битвы новь заколосится,
мир будет с удивлением взирать:
что за колосья! а земля! землица! —
Ну, как же не сиять?
И я сияю, в выси устремляюсь,
своих орлят скликаю к торжеству…
Я становлюсь, я утверждаюсь, —
я все живу!
Гром орудийный в небе отгрохочет,
и жизнь опять пойдет на мирный лад:
в полях косилки застрекочут,
заводы загудят.
И я могучей жизнью наполняюсь,
как солнце, озаряю синеву…
Я становлюсь, я утверждаюсь, —
я все живу!
Я есмь Народ, чья праведная сила
ни в чьем порабощенье не была.
Беда грозила мне, чума меня косила, —
а сила снова расцвела.
Фашистский змий, дрожи! Я распрямляюсь!
А ты лежишь, поверженный, во рву.
Я становлюсь, я утверждаюсь, —
я все живу!
1943