(Род. в 1900 г.)
С татарского
Не будь половинчатым
Отец наставлял меня в долгий путь:
— Скоро я этот мир покину,
Сын мой,
всегда человеком будь,
А не так — середка наполовину.
Жизнь прижала меня понемногу:
Спина согнулась, мослы искривились.
Я — старый медведь, размышляющий у берлоги,
Из которой уже не вылезть.
Если уряднику не отомстишь, сынок,
Благословенья лишу, так и знай!
Ладно, прощай…
Жаль, подарка собрать не смог…
Не увидимся — вспоминай! —
Опираясь на палку,
Сгорбив широкое тело,
Он остался…
А я устремился в мир.
Дорога в неведомое летела,
Раскинулись даль и ширь…
Старику посчастливилось: бури безмерной
Довелось увидать торжество ему.
А как рухнули троны — тогда он, наверно,
Благословил нас. По-своему.
1926
Еще далеко до зимы
Боюсь, что, листья дней моих губя,
Мороз ударил рано в этот раз:
Еще далеко до зимы, а я,
Я желт, как молнией задетый вяз.
Еще зиме не передана власть,
А листья опадают и в тепле…
Быть может, время по ветру упасть,
Свалиться и уснуть, припав к земле?
Советует рассвет, зовет заря:
«Ложись, Хасан-абый!»
Все это зря:
Не получается бездумный сон —
Сомкну глаза, и снится мне Назон{180}.
Друзья, мне все равно покоя нет.
Могу залечь в берлогу, как медведь.
Все будет сниться мне Назым Хикмет{181},
И Искандер, и колокола медь…
1942
«Ты ровесница вечности. Меры…»
Ты ровесница вечности. Меры
Нет тебе. Ты не ведаешь бренности.
В твоей памяти многие эры,
Он же — только дитя современности.
Ты дорогу ему начертала,
Ты предопределила дела его,
А теперь посмотри, что с ним стало
И куда та дорога вела его!
Он вернулся из дали постылой,
Мукой кормленный, бедами поенный;
Ты сама его в путь проводила,
Так сама и ворота открой ему.
Упади ему в ноги, безгрешному,
И не бойся — пинка не получишь.
Лишь одним одержим он по-прежнему
Как бы мир переделать получше.
1966
ИЦИК ФЕФЕР(1900–1952)
С еврейского
«Со мною конь, мешок и шашка…»Перевод Е. Евтушенко
Со мною конь, мешок и шашка,
Я запыленный, молодой,
И набекрень надета шапка
С красноармейскою звездой.
Готов к ранениям и бедам,
В дорогу дальнюю готов,
Я поклонюсь и хатам белым,
И дымам дальних городов.
Лечу я по земному шару,
О прежней жизни не грущу,
Свечу себе своею шапкой
И шашкой
истину
ищу!
1918–1920
Нелегкий путьПеревод А. Ревича
По диким склонам я блуждал,
Рукой касался диких скал,
Срывал я дикие плоды,
Был труден путь. Я вкус беды
Испробовал и высоту,
Я был, как птица на лету,
К земле влекла меня тоска,
Но я запомнил облака…
Пришлось бродить и по морям,
Как был я горд, как был упрям,
Я без указки мог найти
Во тьме пути.
Я знаю множество дорог,
Увы, какой мне в этом прок?
Я заблудился, не пойму,
Где стежка к сердцу твоему.
1936
Первые стихиПеревод П. Антокольского
Я помню в Шполе{183} уличку Лесную,
Запущенную, грязную, смешную,
Старушек, ковыляющих по ней,
И сверстников, оборванных парней,
И балагул, орущих по проселкам,
И летом пыль, и снег с морозом колким.
Четвертое июля. Синева.
Год восемнадцатый вступил в права,
С нуждой окопной, с подвигом военным.
Кто молод был, в быту обыкновенном,
Везде и всюду счастия искал —
Кто на земле, кто среди острых скал.
Я тоже молод был, и понял это,
И крепко зажимал подарки лета
В горячих лихорадочных руках.
Мой карандашик заработал быстро,
И вот не буквы — огненные искры
Рассыпались в тетради на листках.
Начало всех начал, большая дата!
Тех строчек нет, затеряны куда-то.
Но первенцев припомнил вдруг поэт, —
Наверно, потому, что были плохи.
И, загрустив о ранней той эпохе,
Он старше стал на двадцать с лишним лет
Я вспомнил уличку Лесную в Шполе,
И щебет птиц, и канонаду в поле.
А нынче лишь пустыня предо мной.
Четвертое июля в дымном зное,
И солнца блеск, и небо — все иное,
Чем в юности, и я совсем иной.
Суха пустыня. Солнце жжет нещадно.
Бреду вперед, и тени нет прохладной.
Полдневный зной пронзает сотней жал.
И сгорблен я заботою тяжелой,
И помнится мне ветерок над Шполой,
Который в молодости освежал.
1943
Старый напевПеревод О. Ивинской
Старинный напев так и движется вслед,
Знать, пел его кто-то не раз,
Иль тень этой песни, которой уж нет,
Тот звук, что, рождаясь, погас?
Быть может, он гимном восстанью служил,
В сердцах предводителей пел?
И сердце мне шепчет: он несся, он жил,
Веселый и легкий — звенел.
Взлетал в колыбели, рыдал у могил,
Был даром сынам от отцов
И связью, быть может, незримою был
Извечных начал и концов.
Певали его у мадридских костров,
Бойцов он в сражение звал,
Овеян был тысячью смертных ветров —
И тысячу раз оживал.
И вот, онемев, он хранилищем стал
Для песни Грядущего — сам,
На мельнице в сонной воде грохотал,
На стройке бродил по лесам.
Он вместе со мною бок о бок живет,
Я им навсегда полонен,
И песней не стал он, но слышу — поет
В воротах у Вечности он…
Когда же он прочь иногда отлетит,
Я в небе ищу его след, —
Я верю, он будет оттуда светить,
И правнукам шлю с ним привет.
1947
Жить хорошо!Перевод Арк. Штейнберга
«Как сладко жить на белом свете!» —
Я повторяю сотый раз.
В лугах густые травы эти
Бессмертно тешить будут нас,
Антоновка на ветке свежей
И девушка, что плод сорвет,
Молчанье древних побережий,
Немолчный гомон древних вод.
«Жить хорошо!» — твержу я сотый,
Двухсотый раз. Прилежный рой
С гуденьем наполняет соты.
Люблю я пчельник… Но порой
Дивлюсь: мол, разница какая —
Бык-великан в пыли прилег,
А золотой пыльцой сверкая,
Порхает крошка-мотылек.
Я молнии люблю и громы
И хлесткий ливень озорной,
Когда, мучительно знакомый,
Весь мир простерся предо мной.
«Как сладко жить, — кричу я снова,
На белом свете, где вовек
Сокровищ бытия земного
Один хозяин — человек!»
1948
АЛИ ШОГЕНЦУКОВ(1900–1941)
С кабардинского
ЗавещаниеПеревод М. Петровых
Река в нетерпенье
На каменных склонах
Клокочет под тенью
Деревьев склоненных.
Родник снежногорный
Звенит без печали…
В лазури просторной
Два облачка встали,
К земле нашей знойной
Полны безразличья,
Им спится спокойно
Под возгласы птичьи.
Лишь волны сменяют
Друг друга мгновенно,
Шумят, закипают,
Как мыльная пена.
Отваги избыток
В реке полыхает
И пенный напиток
Гостям предлагает.
Скажи по секрету,
Река дорогая, —
Как молодость эту
Хранишь, убегая?
Будь счастлива трижды,
Когда без препятствий
Долину поишь ты,
Чтоб жить ей в богатстве!
Цветы расцветают,
И воздух чудесен,
И птицы пленяют
Обилием песен.
Мне в час неизбежный
Здесь место найдите —
В долине прибрежной
Меня схороните.
1940
ЯН ГРОТ(1901–1968)
С латышского
Полуоткрытое окноПеревод А. Кушнера
Полуоткрытое окно
Ты для меня
Не отворяешь,
Не говоришь мне.
«Вот оно,
Все то,
О чем ты так мечтаешь!»
И облаком волос своих
Меня окутать
Ты не хочешь.
В глазах,
Как солнце золотых,
Лучи не блещут мне
Средь ночи…
Жизнь стала бременем давно
Полуоткрытое окно.
1944
У могилы РайнисаПеревод А. Кушнера
Где Райнис похоронен,
Там для души моей
Как будто дом устроен
В тени густых ветвей.
Кто так любим народом,
Тот, вечности сродни,
Под вечным небосводом
Живет и в наши дни.
С каким ему усердьем
Венки любовь сплела!
Я там не встретил смерти,
Там только жизнь была!
Там солнце пламенело
И роза так цвела,
Что я спросил несмело,
Кого она ждала.
«Кого ты на примете
Здесь держишь целый день?»
И слышу: «На рассвете
Поэта бродит тень».
1945
Цветочная ношаПеревод А. Кушнера
Подошли к реке широкой,
Затопившей всю низину, —
Мостик есть, да что в нем проку
Он в воде наполовину.
Ты сказала, что кружится
Голова, но есть награда
Для того, кто не боится
Поступить сейчас, как надо.
«Вот слепое обещанье, —
Я сказал, — держись покрепче.
Что нам это расстоянье?
Есть ли что на свете легче?»
Нас качал мосток упругий,
Я шепнул тебе: «Держись-ка!»
Ты свела на шее руки,
Ты была ко мне так близко.
Ты казалась мне цветочной
Ношей — славное занятье!
Я уже не помню точно,
Сколько длилось то объятье.
1959
«Это будут лишь немногие…»Перевод И. Черевичник
Это будут лишь немногие
Из тех вечерних сказов,
Что сказывал в деревне
Мой друг.
Его года
Уже клонились к закату.
Но он еще был молодым,
Ведь он был другом юности моей
Он говорил:
«Ах, если б от заката дней
Уйти мне снова в юность!»
Это будет лишь малая толика
Вечерних сказов в деревне,
Тихих, как труд
И как ласка,
Сказов про жизнь,
Что обманывают порой,
И сказов про то,
Что люблю.
1959