Поскольку новые жильцы городских коммунальных квартир, рабочие и приехавшие крестьяне, не обладали высокой социальной культурой и не были уверены в том, что жилье, которое им дали, и дальше будет являться их местом проживания, они вовсе не были заинтересованы в его сохранности. Тем более что этим жильцам был наглядно виден жилищный парадокс – чем лучше и тщательнее жилец сохранял и благоустраивал свое жилье, тем было больше шансов, что его комната приглянется кому-то из близких к местным властям и те это жилище реквизируют, выселят тех, кто благоустроил, и заселят того, кому это благоустроенное (по тем временам!) жилище приглянулось.
Многим лучшей гарантией невыселения казалось (помимо покровительства властей) свинское, загаженное состояние жилища, которое не приглянулось бы никаким новым жильцам. Подобная жилищная практика приводила к быстрому износу даже добротных каменных строений. Поэтому заботиться о содержании и ремонте домов обязали жильцов, и по инициативе властей началось создание жилтовариществ, которые собирали коммунальные платежи и занимались ремонтом и содержанием дома, и возникла должность управдома, постоянного жилищного служащего.
Но при этом стало очевидным, что лучшие жильцы – это небедные и образованные граждане. Об этом в марте 1924 года написала газета «Правда»: «Если проследить, кому достается случайно освобождающаяся площадь в домах жилтовариществ, то увидим, что, если в каком-либо доме освободилась квартира, местные интересы толкают жилтоварищество на путь продажи квартиры как можно дороже, и вселяется в нее нэпман, так как с него и за въезд содрать можно, и в дальнейшем можно копеечку выколачивать. Пусти в дом рабочего – взять с него нечего, да и платить-то он гроши будет. Так поступают. д.ма даже с преобладающим рабочим населением». Так что простых неприхотливых тружеников в качестве жильцов во многих домах не ждали…
Выселения и махинации
В стране, помимо квартирных воров, неаккуратных жильцов и хитроумных жилищных бюрократов, была еще одна проблема с жилплощадью. В столице (особенно в ее центре) здания были нужны наркоматам и другим правительственным учреждениям (которые начали возводить себе офисные строения через несколько лет), что тоже вело к выселению и конфликтам с жильцами, терявшими жилплощадь.
«Ф.Э. ДЗЕРЖИНСКИЙ – ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ВЧК-ОГПУ. 1917–1926
Документ № 815
Распоряжение Л.М. Брагинскому о принципах работы Комиссии по выселению
14.09.1923
Тов. Брагинскому
Проект Манцева достаньте у Манцева. Вместо себя в комиссию назначаю Вас.
Директива: провести выселение из домов учреждений в административном порядке, а не в судебном, как это в проекте Манцева. Выселяемые могут сами обжаловать в суд без приостановления выселения. В случае предоставления другой квартиры и трансп. средств выселение производится немедленно. В случае непредоставления необходимо предоставить срок для подыскания квартир. Предложение не выселять зимой отклонить. В отношении выселяемых рабочих должны быть даны гарантии, что не будут выброшены на улицу.
После ознакомления с проектом Манцева выработайте совместно с ЦК ж.д. наш проект и представьте мне на утверждение. Вопрос архиважный в связи с кварт. у нас кризисом и заселением наших домов чуждым, а порой враждебным нам элементом.
Ф.Д.»
В провинции с жильем были еще большие проблемы – многие строения в Гражданскую войну были разрушены, а новые пока не строились. В документации Управления Нижегородского губернского инженера от 1925 года указывалось, что «отчаянное положение заставляло рабочих самим браться за сооружение неких подобий жилища, часто используя вагон, каюту с баржи или из полугнилого леса, употребляя даже днища разбиваемых за ветхостью барж, создавая для себя постройки в 2–3 кв. сажени и при всем этом впадая в долги, вызывающие длительное полуголодное существование семей построившихся». Поэтому многие из провинциальной молодежи отправлялись в Москву, надеясь сделать карьеру и получить жилье. Но первоначально их ждала жизнь в бараках и коммуналках.
В столице, Ленинграде и других крупных городах массово разворачивались всевозможные махинации с жильем: ради прописки – фиктивные браки и разводы (при этом реально разведенным супругам приходилось продолжать жить в одной комнате), «оперативная» (быстрая) прописка совершенно чужих людей в качестве родственников, подпольная («неучтенная») сдача внаем «коек и углов» по высоким ценам, в том числе сдача под жилье сторожек, подвалов, конюшен и кочегарок.
Дом на Кузнецком – приемная КГБ
Погорелов Вячеслав Николаевич, специально для этой книги:
– Мои бабушка и дед жили в доме 22 на Кузнецком Мосту (дом 22, стр. 2) – там, где сейчас находится Управление ФСБ России, в 1930-х годах в этом здании были и жилые, и нежилые помещения. Полуподвальный и первый этажи занимали учреждения и организации, выше были квартиры и комнаты.
Наша семья жила в подъезде, где располагался вход в приемную КГБ. Планировка подъезда была довольно странной. Вход со стороны Кузнецкого Моста вел в практически квадратный, довольно большой парадный подъезд. Заходишь, и сразу налево – двери в приемную КГБ. По прямой – широкая лестница, ведущая на жилые этажи, и сквозной проход во двор. Под лестницей – принадлежащие нашей семье небольшая туалетная комната и чулан, вход т. д. был как раз из узкого сквозного коридора, напротив чулана – дверь в какую-то редакцию.
Скорее всего, раньше это был доходный дом, на этажах располагались большие квартиры, а между этажами – комнаты для прислуги. Поднимаешься на один лестничный пролет – там комната, где жили наши родственники. Поднимаешься дальше – там полноценный второй этаж, с переделанной под коммуналку коридорной системы бывшей большой квартирой. На площадке второго этажа, кстати, часто собирались филателисты и коллекционеры редких книг и открыток – неподалеку располагался очень хороший букинистический магазин, и, чтобы не толпиться возле него и не привлекать к себе внимания, они предпочитали собираться именно здесь, около широких окон, выходивших на Кузнецкий. Еще один пролет – и дверь ведет в комнату моей бабушки. Еще один – и там снова переделанная под коммунальную большая квартира.
Наша комната была небольшая, метров пятнадцать. Как там изначально размещалась семья из шести человек (у бабушки и деда было четверо детей), представить сложно. Я помню времена, когда деда и дяди уже не было в живых. Дед еще до войны погиб в автокатастрофе прямо рядом со своим домом – на Лубянской площади: выпал из кузова грузовика при столкновении с другим автомобилем и разбился насмерть; а дядя погиб на войне на Волховском фронте. К моменту моего рождения мой отец жил уже отдельно, но родители много работали, так что меня часто оставляли у бабушки. Рассказывали, что младенцем я спал в ванночке на подоконнике бабушкиной комнаты – места было совсем мало. Тем не менее в комнате стояли стол, диван, был выделен закуток для кухни – тогда готовили на керосинке – и умывальника. В широкой стене выдолбили нишу и поставили т. д. кровать. Окно выходило во двор. Туалет, как я уже говорил, располагался под лестницей на первом этаже – им пользовалась только наша семья, он закрывался на замок.
В конце двора стояли гаражи КГБ. Через двор можно было пройти к станции метро «Кузнецкий Мост» и к ЦДРИ, куда нас, детей, каждый год водили на Новогоднюю елку.
Советское жилье: конец 1920-х годов
К этому времени отдельными квартирами в столице располагали лишь немногие – элита и близкие к ней люди, ценные специалисты, известные ученые, артисты, писатели и поэты, позже – спортсмены.
15 марта 1928 года было опубликовано постановление «О порядке самоуплотнения больших городских квартир», согласно которому сами жильцы должны были своевременно сообщать о свободных или освободившихся комнатах, а в случаях утаивания лишались жилья и всего имущества.
Ох, и весело живем —
Как в гробах покойники:
Мы с женой в комоде спим,
Теща в рукомойнике.
На душу московского жителя в среднем приходилось около 5,5 кв. м площади. Более двух миллионов москвичей обитали в небольших комнатках коммунальных квартир, без особых надежд на улучшение жилищных условий. Рождение детей не означало, что последует возможное улучшение жилищных условий – запросы и просьбы семей с детьми не игнорировали, но не всегда и не сразу исполняли. Для улучшения жизненных условий, как личных, так и семейных, было несколько вариантов. Самым надежным из них было сделать карьеру, причем неважно в какой области. Тому, кто становился заслуженным, известным деятелем (пусть общественным, в том же комсомоле) – давали отдельные квартиры. Но был и другой вариант – получить в придачу к своей жилплощади комнату соседа. Особенно если он (она) был «бывшим». Тогда можно было попробовать решить «квартирный вопрос» путем сочинения и отправки «сообщения» – доноса, что имярек такой-то регулярно выступает против советской власти, собирая в своей комнате подозрительных личностей, замышляющих недоброе против товарища Сталина и товарищей – далее следовал актуальный на тот момент список приближенных к вождю из центральной прессы.
Бдительные органы тоже выполняли свой план по искоренению вредных элементов, и в случаях с «бывшими», если у тех не было заступников, – уже не церемонились, арестовывали, судили, высылали. Когда сосед (соседка) бесследно исчезал, в освободившуюся комнату могли вселить семью «бдительного товарища». Но могли и дать новому жильцу. И если он перебирался из барака в коммуналку, то был счастлив – это уже был более высокий уровень жилищного комфорта.
Немаловажное значение в это время в жилых домах играли управдомы и дворники, ставшие воплощенным олицетворением охранительного начала (часто – благотворного для квартир) и активными помощниками местных властей и «компетентных органов».