Советский Союз. Последние годы жизни. Конец советской империи — страница 2 из 9

ЭКОНОМИЧЕСКИЙ КРИЗИС 1980-х гг. в СССР

Ухудшение экономической ситуации в 1985 – 1987 гг.

Несмотря на все призывы и лозунги об ускорении развития экономики, валовой национальный доход в 1985 г. увеличился в СССР, по данным официальной статистики, всего на 2,3%. Это было ниже среднегодовых темпов прироста в 1981 – 1984 гг. и еще ниже темпов прироста в 1976 – 1980 гг. Продукция промышленности возросла за год на 3,5%, а сельского хозяйства только на 0,2%. В СССР в 1985 г. только на 2% возрос розничный товарооборот, а оборот внешней торговли упал на 1%. Ни по одному из наиболее важных показателей экономического развития план 1985 г. не был выполнен. Не был выполнен и план одиннадцатой пятилетки 1981 – 1985 гг. Еще весной 1985 г. как многие министры, так и секретари обкомов партии и руководители союзных республик призывали пересмотреть планы на 1985 г. и на пятилетку в сторону их снижения. Так делали почти всегда в прошлые годы – и для сохранения лица, и для получения разного рода премий и поощрений. Но Михаил Горбачев твердо заявил, что никаких корректировок в планы Политбюро вносить не будет, так как нужно ясно видеть, кто работает плохо и кто хорошо.

Решения XXVII съезда КПСС, казалось бы, должны были ускорить развитие экономики СССР. Планы двенадцатой пятилетки были рассчитаны на ежегодный прирост в 4% с последующим его повышением в 1991 – 2000 гг. до 5%. Однако даже по официальным данным прирост валового национального продукта в 1986 г. составил всего 3,3%. Продукция промышленности возросла в этот год на 4,4%, а продукция сельского хозяйства – на 5,3%. Розничный товарооборот увеличился только на 0,2%, а оборот внешней торговли – на 2,3%. Столь низкие результаты первого года пятилетки вызвали немалое беспокойство у новых руководителей страны. Однако, несмотря на множество решений и на кадровые перемены, а также на большое административное давление, экономика страны почти не двигалась вперед. Показатели 1987 г. оказались даже ниже, чем в 1986 г. Валовой национальный продукт увеличился в 1987 г. только на 2,9%[33]. Продукция промышленности возросла только на 3,8%, а продукция сельского хозяйства уменьшилась на 0,6%. Розничный товарооборот увеличился только на 1,1%, а оборот внешней торговли – всего лишь на 0,6%. Согласно статистическим ежегодникам, реальные доходы населения увеличивались в 1985 – 1987 гг. в среднем на 2% в год. Но даже эти крайне низкие показатели были скорее всего фальсификацией, ибо при остром дефиците товаров и услуг, которые население страны могло получить в государственном секторе, резко возросли цены на теневых рынках товаров и услуг, о чем мы еще будем говорить ниже.

Самым серьезным показателем начинавшегося кризиса советской экономики оказался неожиданно образовавшийся и растущий дефицит государственного бюджета, т.е. превышение расходов над доходами. Согласно официальным данным, за весь период 1950 – 1980 гг. доходы бюджета хотя бы на 2 – 3% превышали расходы. Относительно небольшие дефициты умело маскировались финансовыми органами страны, которые в конце каждого года или в конце каждой пятилетки показывали небольшой положительный баланс. Так, например, в 1980 г. доходы государственного бюджета составили 302,7 млрд. рублей, а расходы – 294,6 млрд. рублей. Но уже в 1985 г. никакие финансовые манипуляции не помогли Министерству финансов свести концы с концами – при доходе в 372,8 млрд. рублей расходы составили 385,6 млрд. рублей. В 1986 г., по официальным данным, доходы бюджета даже снизились до 371,6 млрд. рублей, а расходы возросли до 417,1 млрд. рублей. В 1987 г. доходы, по данным Минфина, возросли до 378,9 млрд. рублей, но расходы поднялись до 430,9 млрд. рублей. Забегая вперед, надо сказать, что и в 1988 г. положение дел не удалось улучшить, напротив, оно продолжало стремительно ухудшаться. Доходы в 1988 г. поднялись всего на 0,5 млрд. рублей, а расходы возросли почти на 30 млрд. рублей.

Это был кризис, который имел много как объективных, так и субъективных причин. Некоторые из причин кризиса можно было определить сравнительно легко, но другие требовали более глубокого анализа, к проведению которого ни М. Горбачев, ни его экономические советники не были готовы. Самая простая из причин финансового кризиса заключалась в резком уменьшении поступлений в бюджет от продажи алкогольной продукции. Уже в 1985 г. бюджет безвозвратно потерял по этой статье более 10 млрд. рублей. В 1986 г. потери бюджета по этой статье составили еще около 20 млрд. рублей, а в 1987 г. еще 30 млрд. рублей. Антиалкогольная кампания была прекращена только в 1988 г., но производство вина, пива и водки не удалось восстановить в прежних объемах и к 1991 г. Общий объем потерь бюджета по этой статье, по подсчетам некоторых экономистов, составил в пересчете на конвертируемую валюту около 100 млрд. долларов.

Второй и во многих отношениях еще более болезненной причиной падения доходов советского бюджета было падение мировых цен на нефть. В 60-е гг. на мировых рынках нефть стоила недорого. Главным источником поставок нефти в Западную Европу и в Японию был Ближний и Средний Восток, регион Персидского залива. Война арабских стран против Израиля в 1973 г. вызвала значительный рост цен на нефть и другие энергоресурсы. Исламская революция в Иране в 1979 г., а затем и вторжение советских войск в Афганистан привели к новому повышению цен на нефть и многие другие энергоресурсы. В 1982 г. мировые цены на нефть были в 10 раз выше, чем в 1972 г. Советский Союз в эти 10 лет извлекал из этого повышения цен немалые доходы и непрерывно наращивал как добычу, так и экспорт нефти. Именно нефть давала в 1981 – 1983 гг. половину доходов страны от экспорта в твердой валюте. В эти годы Советский Союз вывозил ежегодно около 160 млн. тонн нефти и нефтепродуктов, существенно пополняя и свой бюджет, и свои валютные резервы. По подсчетам экономиста Николая Шмелева, за период с 1973 по 1984 г. Советский Союз получил от экспорта нефти сумму порядка 200 – 250 млрд. долларов. В расчете на сохранение высоких цен на нефть создавался и план на 12-ю пятилетку. Однако уже в 1983 г. западные страны стали выходить из кризиса. Здесь внедрялась более экономная технология, новые модели автомашин. Была развернута добыча нефти в Северном море. Сокращались издержки транспортировки нефти, расширилось производство природного газа. С другой стороны, высокие цены на нефть побудили многие страны расширить добычу и производство нефти, в том числе и в районах относительно высокой себестоимости этой добычи. Постепенно предложение нефти на мировом рынке стало превышать спрос, и цена начала падать. Этот процесс шел не так быстро, но заметно. В 1980 г. среднегодовая цена на нефть составляла около 80 долларов за баррель, но в 1983 г. уже 30 долларов за баррель. В 1985 г. среднегодовая цена на нефть упала до 26 долларов за баррель. Советский Союз вывез за границу в 1985 г. около 170 млн. тонн нефти и нефтепродуктов, но заработал на несколько миллиардов долларов меньше, чем в 1984 г. Однако уже в январе 1986 г. цена на нефть на мировых рынках упала до 15 долларов за баррель. Советский Союз начал увеличивать свой экспорт, и экспорт нефти и нефтепродуктов был увеличен в 1987 г. почти до 200 млн. тонн. Однако цена на нефть в этом году упала до 12 долларов за баррель. Валютные поступления в СССР сократились почти на 50%. Но в это же время происходила заметная девальвация доллара и других западных валют, что наносило нашей стране дополнительный ущерб, существенно обесценивая валютные ресурсы.

При том что доходы бюджета в 1985 – 1987 гг. существенно сокращались, расходная часть бюджета продолжала расти, в том числе и за счет непроизводительных расходов. Только прямые расходы на ликвидацию последствий чернобыльской катастрофы обошлись стране в десятки миллиардов рублей.

Расходы возросли и по другим статьям. Так, например, выполняя указание М. Горбачева о приоритетном развитии машиностроения, Советский Союз заказал и закупил в западных странах большое количество машин и оборудования. Для Советского Союза все это были пока еще немалые расходы, отдача от которых ожидалась только в 1990-е гг. Остановив строительство новых атомных электростанций, Советский Союз начал в срочном порядке планировать расширение строительства новых тепловых и гидроэлектростанций. Поставлять нефть из Западной Сибири в Западную Европу стало уже невыгодно. Но что делать с добываемой нефтью? В срочном порядке стал разрабатываться проект гигантского Тюменского газо– и нефтехимического комплекса для производства пластмасс. Однако экономические расчеты показывали крайнюю сомнительность этого проекта. Уже построенный ранее Астраханский нефтехимический комплекс, несмотря на установленное на нем импортное оборудование, вместо ожидавшихся больших прибылей терпел в 1987 – 1988 гг. немалые убытки. О растерянности Госплана и Совета Министров СССР говорят многие факты. В 1986 – 1988 гг. ежегодно проводилась консервация объектов строительства на 20 – 25 млрд. рублей. Но в это же время ежегодно начиналось строительство объектов стоимостью от 50 до 60 млрд. рублей.

Новое руководство СССР и КПСС оказалось не готово к решению возникающих сложных проблем. Оно не сумело быстро скорректировать свои планы и отказаться от множества явно убыточных и ненужных стране программ, в том числе и по идеологическим причинам. Реакция была простой, но в высшей степени неадекватной. Был включен печатный станок. Для пополнения доходной части бюджета просто печатались и пускались в обращение десятки миллиардов бумажных рублей. Так как производство товаров народного потребления не увеличивалось, а цены принудительно контролировались и оставались на низком уровне, у населения начал появляться излишек денег, т.е. спрос на товары превышал предложение. Люди покупали все, что можно. В стране быстро нарастал товарный дефицит. Соответственно росло и недовольство граждан. Росли масштабы как спекуляции, так и коррупции. Хлеб и молоко в магазинах можно было купить по привычным низким ценам. Однако население крайне раздражал острый недостаток мяса, колбасы, сахара и многих других товаров. В самом конце 1986 г. Совет Министров предложил начать продажу мяса, колбасы и некоторых других товаров по кооперативным, т.е. более высоким ценам. Предлагалось, как это было в самом конце Отечественной войны и в 1946 – 1947 гг., разделить торговлю на «простую», т.е. по низким ценам, и на «коммерческую», т.е. по более высоким ценам. Это предложение вызвало не только острую дискуссию, но даже раскол в Политбюро. Вот отрывок из короткой протокольной записи:

«Горбачев. Такой ситуации на Политбюро не было много десятилетий.

Рыжков (сидящему напротив Лигачеву). Перестройки испугались? От имени бедняков выступаешь?! От тех, кто привык жить на иждивении социализма!

Лигачев (Рыжкову). А ты знаешь, что 25 млн. живут на 50 рублей в месяц, даже меньше?! И еще 50 млн. меньше чем на 80 рублей!

Горбачев. До драки дошло в Политбюро! До серьезных политических разногласий. Не надо пужать друг друга. Оставлять так, как есть, мы уже не можем. Не надо поддаваться обывательским страхам. Прекращаем разговор. Вижу свою роль генсека, чтобы снять вопрос. Убедить товарищей не могу»[34].

Решение не было вообще принято, и вопрос был отложен еще на год.

Огромные трудности возникали не только во внутренней, но и во внешней торговле. На оплату поставок по уже заказанным ранее товарам и технологиям Советский Союз начал расходовать свой золотовалютный запас, который в 1986 – 1988 гг. очень быстро уменьшался. Чтобы погасить недовольство населения и увеличить доходы бюджета, Советский Союз значительно расширил покупки за границей потребительских товаров, которые продавались в СССР по относительно высоким ценам. На все это также шла накопленная в стране валюта. Когда ее стало не хватать, то СССР начал просить и получать кредиты от западных стран. Это были в основном товарные кредиты, которые шли на закупки товаров из тех же стран, которые давали нам кредиты. Это была крайне неразумная политика, которая временно смягчала кризис и дефицит, но не решала проблем, которые завязывались все более тугим узлом. Расчет делался на общее изменение ситуации как в мировой, так и в советской экономике. Но ни времени, ни сил на проведение серьезного маневра у советского руководства уже не было, хотя ни М. Горбачев, ни Н. Рыжков не отдавали себе в этом ясного отчета. Дело в том, что финансовый и экономический кризис 1986 – 1987 гг. разворачивался на фоне или на основе более глубокого общего кризиса советской модели социализма, лишь некоторые аспекты которого мы постараемся обрисовать ниже.

Двойная и тройная бухгалтерия советской экономики

Жесткая централизация всей советской экономики, огромные различия между условиями и возможностями различных регионов и республик, постоянный дефицит важных для населения товаров и услуг – все эти, а также многие другие причины привели к созданию в СССР весьма значительной параллельной, или теневой, экономики. Эта экономика регулировалась своими законами и была крайне различна – от криминальной контрабанды и черного рынка до относительно легальных видов деятельности, которые могли частично регулироваться органами местной власти. Известные исследователи теневой экономики Советского Союза и современной России Лев Тимофеев и Игорь Клямкин перечисляли в своих работах десятки форм теневой экономики. Это нелегальное производство товаров и услуг, сокрытие доходов, оборот неучтенной наличности, отмывание «грязных» денег, взятки и злоупотребления служебным положением, сдача квартир и домов в городах и курортных районах, частная медицинская помощь, в том числе и с использованием возможностей государственных медицинских учреждений, репетиторство при подготовке к экзаменам, – всего не перечесть. Объемы теневой экономики в СССР были велики, но в новой России они еще более возросли.

Но и внутри самой советской экономики, в системах, подконтрольных государству и партии, имелась своя теневая или даже строго секретная составляющая, отчеты и данные из которой не входили ни в какие статистические справочники. Какими были расходы на оборону, на содержание армии, каким было производство в стране танков, истребителей, атомных и ядерных бомб, содержание ракетных полигонов? Все это было трудно подсчитать даже Министерству финансов и Министерству обороны, так как финансирование шло по самым разным статьям бюджета, но так же как и внебюджетное финансирование. Ракетно-космическая отрасль, ПВО, пограничные войска, вся деятельность внешней разведки и служб КГБ имели очень сложную систему финансирования и самофинансирования. Во что обходилась Советскому Союзу война в Афганистане? По каким статьям расходов?

Даже в Политбюро общей суммы расходов на оборону не знали, и Горбачев на одном из заседаний Политбюро с раздражением воскликнул: «Цифры нашего военного бюджета – это из категории абсурда. Весь мир смеется: Соединенные Штаты тратят на оборону 300 млрд. долларов, а мы 17 млрд. рублей! И паритет обеспечиваем. Это ведь надо уметь!»[35] Однако никаких новых данных на этот счет и после этого заявления так и не было опубликовано.

Чрезвычайно сложный и секретный характер имела система финансирования и поддержки международного коммунистического движения, а тем более «прогрессивных» режимов в странах третьего мира, подпольных движений и просоветских организаций и групп. Немалые кредиты дружественным режимам в Азии, Африке, в Латинской Америке также были фактически не коммерческой, а политической поддержкой. Большую помощь и поддержку получал не только режим Фиделя Кастро на Кубе, но и режим Войцеха Ярузельского в Польше. Отношения в рамках СЭВ были не вполне равными, и главным донором для стран – членов СЭВ выступал опять-таки Советский Союз.

Расходы на идеологию и пропаганду, а также на содержание очень большого партийного аппарата и всех его привилегий также финансировались отнюдь не за счет одних только партийных взносов или доходов от деятельности партийных издательств. Никто точно не знал, какими были суммы, которыми распоряжались Управление делами ЦК КПСС и его финансовые подразделения. Но все это были десятки и десятки миллиардов рублей и долларов, для расходования которых и должен был существовать какой-то второй, а вероятнее всего, также третий и четвертый бюджеты – со своими статьями не только расходов, но и доходов.

Особенности этой двойной и тройной бухгалтерии советской экономики состояли не только в ее теневом, скрытом и секретном характере, но и в том, что платежи здесь должны были происходить точно, регулярно и в полном объеме. Можно было урезать бюджет Министерства образования или Министерства здравоохранения, не отремонтировать вовремя школы, больницы или дороги, но нельзя было произвольно сократить финансирование по каким-то заранее оговоренным статьям расходов в нелегальный деятельности КПСС или КГБ. Магазины в Москве могли неделями не получать нужных для населения товаров, но специальные распределители для руководящих работников партии и государства были всегда обеспечены нужным набором продуктов и товаров.

Как в 70-е, так и в 1981 – 1985-е гг. значительная часть этих секретных бюджетов Министерства обороны, МИД, КГБ СССР и ЦК КПСС финансировалась за счет положительного сальдо советской внешней торговли, т.е. за счет «нефтяных» денег. И вдруг этот источник стал иссякать. Что было делать? Приходилось все больше и больше средств черпать из основного бюджета страны, сокращая и без того довольно скудные расходы государства на социальные нужды и нужды народного хозяйства. На нужды секретных бюджетов шла и значительная часть получаемых из западных стран кредитов. Через советские посольства в западных странах, а также иными путями происходил даже обмен рублей на валюту по ценам нелегального рынка. Рубли были нужны разным западным службам и фирмам для разных целей, и их охотно печатали по секретным заказам советские фабрики Гознака.

Общий кризис советского социализма

Экономический кризис 1980-х гг. в СССР нельзя анализировать исходя лишь из ситуации, которая сложилась в Советском Союзе во второй половине этого десятилетия. Особенность и непонятная для многих глубина этого кризиса, а главное, его неожиданные и разрушительные результаты были связаны с тем, что этот кризис начал развиваться на фоне далеко зашедшего общего кризиса советского социализма, корни которого были заложены еще в 1917 г. В советской экономической и политической литературе можно было найти немало материалов об общем кризисе капитализма, и большая часть этих материалов отражала вполне реальные процессы, которые происходили в мире капитализма. Но мы не анализировали и не изучали данные о еще более глубоком общем кризисе советского социализма. Ниже я затрону лишь некоторые из аспектов и проявлений этого кризиса, более полный анализ которого выходит за рамки данной работы.

После победы Октябрьской революции 1917 г. в России В.И. Ленин говорил много раз и в самых ясных выражениях, что социализм может победить в мировом масштабе только в том случае, если он сможет обеспечить более высокую, чем при капитализме, производительность труда, более высокий уровень жизни и лучшее использование талантов и способностей народа. Социализм победил не в Германии или Англии, отмечал Ленин, а в России, стране экономически отсталой. Поэтому соперничество между социализмом и капитализмом будет происходить главным образом в экономической сфере, в хозяйстве. В самой России, как и во всем мире, люди поддержат социализм только в том случае, если они смогут теперь работать производительнее и жить лучше. На такой прорыв к лучшей жизни и к более высокой производительности труда были рассчитаны и план ГОЭЛРО, и вся политика НЭПа. По мнению Ленина и других вождей РКП(б), к коммунизму Россия сможет подойти к 1970 г. «Те люди, которым сейчас 20 лет, – говорил Ленин в 1920 г., – увидят коммунизм».

В 1920-е гг. Советский Союз вышел на уровни России в 1913 г. и к концу десятилетия превысил их. Однако главным ориентиром для ВКП(б) и ее лидеров был уровень главных европейских стран, в первую очередь США. Вся жизнь Советского Союза строилась в этом режиме соревнования с капитализмом. Сталин говорил об этом достаточно ясно и даже грубо: «Либо мы пробежим за десять лет ту дорогу, которую капитализм прошел за сто лет, либо нас сомнут».

30-е гг. были для западного мира временем экономического и политического кризиса. Это было время больших внутренних конфликтов и наступления фашизма. Это было время подготовки и начала Второй мировой войны. Между тем Советский Союз в это десятилетие пережил подлинную промышленную революцию, а также революцию в аграрных отношениях. Одновременно страна пережила и несколько следовавших одна за другой кампаний террора, охватившего все слои населения и положившего начало тоталитарной сталинской диктатуре.

Вторая мировая война была величайшим в истории военным столкновением, в котором приняли участие все крупные мировые державы. Это была тотальная война, ставшая испытанием военного, экономического и политического могущества принимавших в ней участие стран и государств. Первые три года этой войны (1939 – 1942) стали временем ошеломляющих побед Германии и Японии. Однако в последующие три года (1943 – 1945) Германия и Япония были разгромлены и сдались на милость победителей. Решающую роль в этой победе играл Советский Союз, но велика была и роль США и Великобритании.

В 1940-е гг. мир изменился, и капиталистический мир в целом заметно ослабел, а мир социализма значительно укрепился. Но в это же время Соединенные Штаты обрели небывалую ранее силу, они создали самую крупную в западном мире военную машину. Но и Советский Союз, несмотря на разрушения и потери, создал мощную военную машину и обширную систему зависимых от него стран на Западе и на Востоке. Образовались две сверхдержавы, соперничество между которыми определило на долгие годы все главные направления мировой политики. К концу 1940-х гг. военное и политическое могущество СССР и США было примерно равным. Однако промышленное производство СССР составляло в 1950 г. не более 25% от уровня промышленного производства в США.

В 1950-е гг. развитие экономики США происходило весьма быстрыми для капиталистической экономики темпами. По размерам ВВП США дали прирост в это десятилетие, по разным подсчетам, от 35 до 50%. В промышленном производстве капиталистического мира доля США приближалась к 50%, доля ФРГ и Великобритании вместе составляла около 20%, а Японии, как и Франции, – около 5%. Однако Советский Союз в 1950-е гг. развивался гораздо более высокими темпами, чем капиталистические страны. Ежегодный прирост ВВП в эти годы составлял около 11%, и доктор экономических наук из Новосибирска Григорий Ханин называет этот период «десятилетием триумфа советской экономики», даже «советским экономическим чудом»[36].

За десять лет – с 1951 по 1960 г. – ВВП Советского Союза увеличился почти в 2,5 раза. При этом промышленное производство увеличилось примерно в 3 раза, а сельскохозяйственное – на 60%. В 50-е гг. Советский Союз произвел запуск первого в мире искусственного спутника Земли и подготовил полет человека в космос. Советский Союз произвел испытание водородной бомбы раньше, чем это смогли сделать США. С победой на Кубе режима Ф. Кастро влияние СССР расширилось даже на Латинскую Америку. По подсчетам советских экономистов, производство промышленной продукции в СССР в 1960 г. составляло уже не 25, а 50% от уровня США. Во время своего визита в США осенью 1959 г. Н.С. Хрущев не только высказал вполне искренние похвалы США по поводу успехов Америки в промышленности и сельском хозяйстве, но и уверенно заявил, что Советский Союз достаточно скоро догонит и перегонит США в экономическом соревновании. «Мы вас похороним», – заявил советский лидер.

Успехи Советского Союза в 1950-е гг. были велики и очевидны, и уровень жизни населения страны существенно возрос именно в это десятилетие. Были значительно увеличены пенсии для старых людей, наполнились товарами полки магазинов, во всех крупных городах развернулось массовое жилищное строительство, в стране увеличилась рождаемость и уменьшилась смертность. Однако по некоторым, но, как оказалось, очень важным отраслям науки и техники прогресс в нашей стране был минимальным. Именно в 1950-е гг. в мире стали происходить перемены, которые получили вскоре наименование научно-технической революции, и центром этих перемен оказался не Советский Союз, а Соединенные Штаты. Научно-техническая революция – это многосторонний процесс, связанный с разработкой и применением как многих новых материалов, так и новой технологии. Однако важнейшим компонентом этой революции оказалась кибернетика – и как наука, и как техническая практика. Уже в начале 1950-х гг. на рынке США появились первые счетно-вычислительные машины, разработка которых производилась в американском ВПК еще в 1940-е гг. К концу десятилетия в экономике и в военных структурах США работало уже не менее 10 тысяч счетно-решающих устройств – намного больше, чем во всех странах мира, вместе взятых. Советский Союз существенно отставал как раз на этом направлении. Наша страна значительно продвинулась вперед в ядерной физике, в радиоэлектронике, в космических исследованиях. Но Советский Союз значительно отставал в биологии, в химии и в информационных технологиях. Не только генетика, но и кибернетика были объявлены в нашей стране буржуазными лженауками.

1960-е гг. в соревновании между Советским Союзом и США, а также между миром социализма и капитализма оказались едва ли не решающим десятилетием. Для Америки это десятилетие стало временем бурных политических и социальных потрясений. Один из журналистов США назвал позднее эти годы «десятилетием политических убийств, изнурительной войны, горящих городов, студенческих беспорядков и крушения надежд».

Начало десятилетия ознаменовалось резким усилением «холодной войны». За Берлинским кризисом и возведением стены, разделяющей этот город, последовал Карибский кризис, когда Н. Хрущев попытался неожиданным и быстрым установлением на Кубе советских ракет с ядерными боеголовками изменить в пользу СССР стратегическую ситуацию в мире. Джон Кеннеди проявил, однако, хладнокровие, твердость и гибкость в решениях. Вынудив Хрущева демонтировать и увезти с Кубы советские ракеты, Кеннеди дал обязательство уважать суверенитет Кубы, а вскоре подписал с СССР соглашение о прекращении испытаний ядерного оружия. Однако пули наемных убийц вскоре сразили Джона Кеннеди, а еще через несколько лет и его брата Роберта. Был убит и лидер негритянской общины США Мартин Лютер Кинг. В середине десятилетия США начали втягиваться в изнурительный военный конфликт во Вьетнаме, который через несколько лет превратился в большую войну, выиграть которую Америка не смогла, несмотря на очень большие потери и расходы.

В то время как на первых страницах американских газет пестрели сообщения о боях во Вьетнаме, негритянских восстаниях и студенческих беспорядках, сводки экономических обозревателей были далеко не столь удручающими. Темпы развития и промышленности, и сельского хозяйства в США возросли, и в стране наблюдался бум капиталовложений. Научно-техническая революция продолжалась возрастающими темпами и сопровождалась массовым обновлением оборудования во всех отраслях. Прирост промышленного производства в США за десять лет составил 80%. В стране росло число громадных промышленных и финансовых корпораций, многие из которых, создавая филиалы в других странах, превращались в транснациональные корпорации. Быстро развивалось и сельское хозяйство, продукция которого в больших количествах шла на экспорт, в том числе и в СССР. Соединенные Штаты наращивали и производство вооружений всех видов. Юрий Гагарин стал первым в мире космонавтом. Однако конец десятилетия стал в этой области триумфом США – три американских космонавта совершили полет к Луне, и гражданин США Нил Армстронг стал первым человеком, который ступил на поверхность Луны.

В 60-е гг. быстро развивалась экономика и многих менее крупных, чем США, капиталистических стран: Японии, ФРГ, Англии, Франции. В целом объем ВВП девяти стран ЕЭС составил в 1970 г. 63% от уровня США, а Японии – 20%. Марксистский тезис о неизбежном упадке и загнивании капитализма, казавшийся убедительным в первые десятилетия ХХ века, перестал отвечать действительности во второй половине этого века.

Планы развития Советского Союза на 60-е гг. были грандиозными, но реальные успехи оказались весьма скромными. В Программе КПСС, принятой на ХХII съезде в 1961 г., утверждалось, что СССР уже к 1970 г. сможет превзойти США не только по объему ВВП, но и в экономическом отношении, т.е. по производству продукции на душу населения. Этот прогноз был простой экстраполяцией высоких темпов 1950-х гг. на все последующие десятилетия. Однако темпы развития Советского Союза немного снизились еще в 1958 – 1960 гг. и продолжали снижаться в последующие три года. Приросты в сельском хозяйстве и вовсе прекратились. Неурожай 1963 г. из-за отсутствия резервов привел к повсеместному ухудшению продовольственного положения в стране и вынудил СССР к крупным закупкам зерна за границей, главным образом в Канаде и США – впервые за всю историю страны. Общие неудачи в экономике, а также негативные результаты большей части перестроек и реконструкций привели к смещению Н.С. Хрущева. Однако и новое «коллективное руководство» далеко не сразу смогло овладеть ситуацией в экономике. Приросты производства в деревне были по-прежнему очень незначительными, закупки зерна за границей продолжались. Общий прирост сельскохозяйственного производства за десятилетие составил 40%, а промышленного производства – 130%. По советским данным, уровень промышленного производства СССР в 1970 г. составил 70% от уровня США, однако западные оценки были заметно ниже.

Необходимо отметить, однако, что впервые в ходе советско-американского соревнования СССР обогнал США по производству ряда важных продуктов промышленного производства: по добыче угля, железной руды, по производству цемента, тепловозов, тракторов и комбайнов. Однако по производству грузовых машин наша страна отставала от США в 4 раза, по синтетическим материалам – в 8 раз, по производству электронно-вычислительной техники – в десятки раз. По производству бумаги и картона СССР отставал от США в 7 раз, а по производству бытовой техники также в десятки раз. Протяженность железных дорог в США была в 2,5 раза большей, чем в СССР, протяженность автомобильных дорог с твердым покрытием в СССР – в 10 раз меньшей, чем в США. Воздушный транспорт в США перевозил много больше пассажиров, чем советский «Аэрофлот», а по числу установленных телефонных аппаратов СССР отставал от США в 15 раз.

Советский Союз, хотя и с запозданием, вступил в эпоху научно-технической революции. Однако по всем основным данным, которыми можно было бы характеризовать развитие этой революции, СССР отставал от США не только по общим цифрам, но и по темпам прироста. Производительность труда в промышленности СССР составляла не более 45% от американского уровня, а в сельском хозяйстве – не более 20%. СССР отставал от США по расходам на народное образование. Внешняя торговля СССР по общему обороту увеличилась с 10,1 млрд. рублей в 1960 г. до 22,1 млрд. рублей в 1970 г. Однако лишь 20% этого оборота приходилось на развитые капиталистические страны, и главной статьей советского экспорта оставались сырьевые товары. Обострились в 1960-е гг. и внешнеполитические проблемы Советского Союза – в Восточной Европе и на Дальнем Востоке. СССР продолжал форсировать развитие своей армии и военно-промышленного комплекса. Это существенно сокращало возможности вложений в мирные отрасли экономики.

1970-е гг. были в некоторых отношениях крайне трудным десятилетием для Соединенных Штатов. Это было время медленного отступления США с тех позиций в мировой политике и экономике, которые эта страна заняла в первые 20 лет после Второй мировой войны. Поражение и уход из Вьетнама ослабили влияние США во всем регионе Юго-Восточной Азии. Ослабло и влияние США на полуострове Индостан. Особенно болезненным ударом для США был крах монархического режима в Иране. Вооруженные конфликты на Ближнем Востоке привели к значительному повышению цен на нефть и к энергетическому кризису во всех западных странах, который происходил на протяжении всего десятилетия. Ослабли позиции США в Африке. Именно эти неудачи стимулировали в 1970-е гг. процесс разрядки, который хотя и медленно и непоследовательно, но все же происходил в отношениях между Западом и Востоком. Серьезные трудности возникли и перед американской экономикой. Инфляция в США составляла в среднем не менее 8% в год, а безработица не снижалась ниже 1% от общего числа рабочих и служащих. Задолженность американцев по кредитам возросла к 1980 г. до 5 тысяч долларов на одного человека. Увеличилась и задолженность корпораций, а общий государственный долг США возрос до 900 млрд. долларов. На протяжении всего десятилетия сохранялся дефицит бюджета и внешней торговли.

Экономическое и научно-техническое развитие в США продолжалось, хотя и более низкими темпами. США уверенно лидировали в электронике, приборостроении, в нефтехимии, в производстве станков с программным управлением, в массовом производстве технических новинок, в развитии науки и техники и в их практическом применении.

Соединенные Штаты стали первой страной в мире, чей ВВП превысил триллион долларов. Однако общий прирост промышленной продукции составил в 1971 – 1980 гг. около 35%, т.е. снизился до 3% в среднем за год. Такое же снижение приростов ВВП происходило и во всех развитых капиталистических странах: в ФРГ и Англии до 2% в год, в Японии – до 2,8%. Советские авторы торопились заявить, что тот бурный рост капиталистической экономики, который происходил без малого 20 лет, фактически приостановился.

Советский Союз в 1970-е гг. попытался укрепить свое международное положение, однако многое из того, что нашей стране удалось сделать в этом направлении благодаря политике разрядки, было утрачено в конце десятилетия из-за вторжения в Афганистан и из-за кризиса в Польше. Несмотря на договор ОСВ-1 и ряд других соглашений, гонка вооружений продолжалась по нарастающей. СССР освоил производство нового поколения межконтинентальных ракет с несколькими боеголовками и значительно увеличил число кораблей ВМФ, как надводных, так и подводных. Была расширена и советская программа космических исследований. Укрепилась мощь и советских ВВС. Однако огромные расходы на вооружение и содержание почти 5-миллионной армии мешали развитию мирных отраслей. Общий прирост ВВП за десятилетие составил 75% при росте производительности труда на 55%. Прирост производства в сельском хозяйстве составил за десять лет всего 25%. Снабжение городов продуктами питания было неудовлетворительным, и крупные закупки зерна и мясных продуктов за границей продолжались.

В 70-е гг. СССР обогнал США по производству сырой нефти, стали и чугуна, минеральных удобрений, а также по производству хлопчатобумажных тканей, сахара-песка из отечественного сырья, по производству масла и молока, стальных труб, кирпича и некоторых других видов продукции. Советский Союз лидировал в мирном использовании атомной энергии, в технике гидроэнергетического строительства, по передаче сверхвысоких напряжений на дальние расстояния, в железнодорожных технологиях и в технологиях непрерывной разливки стали. Некоторые из экономистов считали, что по объемам промышленного и сельскохозяйственного производства СССР достиг 80% от уровней США. Однако реальные доходы населения СССР оставались много меньшими, чем в США. Очень медленно росла в СССР и производительность труда. Многие из показателей эффективности производства в СССР имели в 1970-е гг. отрицательную динамику. Заметно снижались показатели фондоотдачи и, напротив, возрастали показатели материалоемкости продукции. Было очевидно, что Советский Союз практически исчерпал ресурсы экстенсивного развития промышленного производства и всей экономики. Экономисты отмечали, что в СССР до 40% всех рабочих в промышленности и строительстве работали вручную, главным образом на погрузке, разгрузке и ремонте. Значительная часть продукции советской промышленности отставала по своим качественным характеристикам от аналогичной продукции других стран. Главными показателями успешности предприятий были показатели валовой продукции, а не качества. Эта продукция распределялась или продавалась принудительно по приказу центральных властей и ради формального выполнения плана. Цифры валового производства завышались искусственно, огромными были и все издержки производства. По росту производительности труда в промышленности и сельском хозяйстве Советский Союз отставал и от США, и от Японии, и от всех других крупных капиталистических стран. Между тем все мы помнили слова В.И. Ленина о том, что «производительность труда – это в последнем счете самое важное, самое главное для победы нового общественного строя». Во многих заводоуправлениях висел и большой плакат с цитатой из Сталина: «Себестоимость – зеркало работы наших предприятий». Но главным фактором относительно низкой себестоимости многих советских товаров была не высокая производительность труда, а низкая заработная плата на предприятиях почти всех типов и отраслей.

Начало 1980-х гг. мало что изменило в общей картине экономического соревнования СССР и США, а если что и изменило, то в пользу США, где в это время к руководству пришла новая и весьма энергичная республиканская администрация, возглавляемая Рональдом Рейганом. На этот раз американский лидер открыто и громко заявил о своих стремлениях «похоронить коммунизм», и в первую очередь экономически и политически подорвать силы Советского Союза как «империи зла». И это была не только риторика, а политика, которая требовала адекватного ответа. Между тем советское руководство попыталось ответить на новые вызовы США только наращиванием и без того чрезмерных для нашей экономики военных усилий. Для более разумного ответа на вызовы США у Советского Союза не хватало уже не столько объективных, сколько субъективных факторов. Леонид Брежнев был уже слишком стар для любых начинаний. Юрий Андропов был умнее других, но он был слишком болен и не годился на роль Дэн Сяопина. О Константине Черненко и говорить нечего. Михаил Горбачев, казалось бы, более подходил на роль реформатора, но он не сумел правильно оценить всю глубину и характер кризиса и начал проводить совсем не то лечение и прописывать совсем не те лекарства, которые были бы нужны все еще очень сильному, но очень серьезно больному организму советского государства и общества. Странно, но даже Генри Киссинджер был более точен в своем диагнозе и в своих прогнозах. «Советская экономика, – писал этот политик и дипломат, – находится в экономически безвыходном положении. Управлять большой современной экономикой посредством централизованного планировании – это значит институализировать отсталость и неэффективность. Ирония судьбы состоит в том, что попытка достигнуть всеобщей предсказуемости приводит к совершенно абсолютной произвольности процессов. Там, где менеджеры не могут выбирать ни потребителей, ни способов снабжения, все стимулы находятся на ложном пути. Менеджеры обдуманно занижают свои возможности и способности, чтобы провал в достижении амбициозных целей не отразился на их политической безопасности. Поскольку они не могут влиять на распределение, за исключением бюрократического маневрирования вне экономического процесса, они стремятся накапливать труд и материалы за счет продуктивности – чтобы избежать нехваток, вызванных неожиданными препятствиями, находящимися вне их контроля. Таковы парадоксы советской экономики: недостатки и излишки существуют рядом, а изначально плохие товары производятся без всякого отношения к потребностям ее населения. Это поразительный феномен, когда супердержава, чьи межконтинентальные ракеты пугают весь мир, не может произвести ни одного промышленного продукта, соперничающего с продуктами даже еще недавно развивающихся экономик, вроде Южной Кореи или Сингапура, не говоря уже о зрелых индустриальных демократиях Западной Европы, Японии, Канады и Соединенных Штатов»[37].

Конец 1970-х гг. и начало 1980-х гг. были временем множества прогнозов и оценок, в том числе и по вопросу об итогах экономического соревнования двух систем – капитализма и социализма, или более узко – Советского Союза и США. Успехи Советского Союза были очевидны. Но было также очевидно, что Советский Союз проигрывает это соревнование. Советский Союз уже выдохся, он нуждался в какой-то передышке и перестройке, в глубоком и критическом анализе всего пройденного пути, в объективной оценке образовавшихся диспропорций, в серьезной корректировке дальнейшего движения. Сооруженные в нашей стране общественная и государственная системы оказались очень громоздки и даже неустойчивы. Советский Союз напоминал очень высокое здание с сильно проржавевшими несущими конструкциями и слабым фундаментом. Этими несущими конструкциями здания была КПСС со всеми своими организациями и структурами. Фундаментом же здания была идеология КПСС, которая к середине 1980-х гг. утратила авторитет, ибо наполовину состояла из оказавшихся неточными и неверными формул, из множества невыполненных обещаний. Советский Союз был идеологическим государством, и основой его идеологии было обещание более свободной, более богатой и в материальном, и в духовном отношениях жизни для всех людей. Но именно на этом главном направлении успехи нашей страны были минимальны – и с точки зрения свободы, и с точки зрения духовного богатства, и с точки зрения материального благосостояния. Самые серьезные диспропорции в общественной и государственной системах СССР и в его экономике грозили обрушить все здание, а времени на их исправление, даже на понимание и анализ почти не осталось.

О некоторых диспропорциях в экономике и в общественном устройстве СССР

Экономические проблемы оказались в центре внимания РКП(б) и Советского государства уже в 1921 – 1922 гг. – сразу же после окончания Гражданской войны. Экономика страны была разрушена, заводы и фабрики стояли, почти не работал транспорт, российская деревня давала едва ли половину своей прежней продукции. Мечты о создании в России высокоразвитого индустриального общества, а также мечты о мировой революции не были забыты, но их пришлось отложить ради острейших нужд разоренной страны. Начинать надо было с восстановления мелкого сельского производства, торговли, мелкой и средней промышленности, с восстановления финансовой системы, а также системы железных дорог и связи. Все это делалось на основе новой экономической политики – НЭП, успех которой превзошел все ожидания. К концу 1927 г. в СССР, при совершенно новой политической и социальной структуре общества, были восстановлены в основном дореволюционные уровни промышленного и сельскохозяйственного производства.

После насильственной и жестокой перестройки сельского хозяйства на основе коллективизации большевики направили главные усилия на индустриализацию страны и прежде всего на создание тяжелой индустрии, на производство средств производства, на металлургию и машиностроение, на развитие транспорта, а также на образование – на создание нового человека для нового общества. Воспитание и образование стало к концу 1930 х гг. таким же приоритетом, как и развитие оборонных отраслей промышленности. Уровень жизни населения страны был в эти годы крайне низким как в городе, так и особенно в деревне, в стране шло образование тоталитарной диктатуры, проводились жестокие репрессии. Однако был велик и энтузиазм значительных масс народа и особенно молодежи. Этот энтузиазм, соединившись с подъемом национального духа и опираясь на новую индустриальную мощь страны, позволил Советскому Союзу победить в годы Великой Отечественной войны. Очень многим из нас казалось, что теперь, после войны, жизнь страны и народа должна будет решительно измениться к лучшему. Однако большая часть этих надежд не сбылась. Общий уровень производства был после войны восстановлен быстро, но дальнейшее развитие экономики шло в основном по тем же схемам, что и в 1930-е гг. Преимущество отдавалось развитию тяжелой и оборонной промышленности, созданию атомного и ракетного вооружения. Производство потребительских товаров росло медленно, а сельское хозяйство деградировало. В 1950-е гг. были приняты многие меры по развитию сельского хозяйства и по ликвидации последствий террора 30-х гг. Это позволило избежать массового недовольства населения и сохранить энтузиазм среди молодежи. Однако часть населения страны, включая жителей села и промышленных центров в провинции, уже начинала роптать, так как материальное положение широких масс народа улучшалось крайне медленно. Основной поток средств и в 1960-е гг. направлялся на развитие тяжелой и оборонной промышленности. Не был осуществлен поворот к мирным отраслям производства. Очень медленно развивалось и жилищное строительство. Эти растущие диспропорции между мощным развитием оборонных и космических отраслей и слабым развитием производства потребительских товаров могло быть хотя бы частично преодолено через развитие мелкого и среднего производства, через элементы рыночной экономики, с помощью нового НЭПа или путем создания совместных предприятий с западными фирмами. Такой путь предлагался, хотя и не слишком настойчиво, но он был отвергнут.

Диспропорция между мощным развитием тяжелой промышленности – группы «А» – и слабым развитием производства потребительских товаров – группы «Б» – была в 60 – 70-е гг. главным противоречием советской экономической системы, которое ограничивало рост жизненного уровня граждан. В 1970 г. производство средств производства в СССР превысило довоенный (1913) уровень в 214 раз, а производство предметов потребления возросло в этот же период в 30 раз. В общем объеме продукции промышленных отраслей в 1940 г. производство средств производства составляло 61%, а предметов потребления – 39%. Но в 1982 г. эти показатели составляли соответственно 75,1 и 24,9%. При этом большая часть произведенных в стране средств производства направлялась снова в эту же группу «А» и лишь меньшая шла в группу «Б». Эти соотношения, сложившиеся за столь длительный период, не были признаком здоровья экономики.

Внутри этой общей диспропорции в СССР существовала еще более значительная диспропорция между развитием промышленности и развитием сельского хозяйства. И по общему объему производства, и по техническому уровню, и по уровню подготовки кадров, и по производительности сельское хозяйство в СССР оставалось наиболее отсталой отраслью. За период с 1913 по 1982 г. объемы промышленного производства в СССР выросли примерно в 200 раз, тогда как объем сельскохозяйственного производства увеличился лишь в 3,5 раза. Большая часть этого прироста пришлась на новые и технические культуры. Между тем население страны за эти 70 лет увеличилось со 159,2 млн. человек до 272,5 млн. человек, а численность городского населения – с 28,5 до 176 млн. Об обилии продуктов питания для населения страны даже через 70 лет после Октябрьской революции не приходилось говорить. Во всех отраслях сельского хозяйства было занято в 1982 г. 26 млн. человек, а во всех отраслях промышленности – 37,6 млн. человек. Однако промышленность произвела в этом году продукции на сумму в 715 млрд. рублей, тогда как сельское хозяйство – только на 125 млрд. рублей.

Из других диспропорций советского хозяйства нельзя не отметить чрезмерно высокий уровень расходов советского бюджета на производство оружия. Во все десятилетия после окончания Великой Отечественной войны советский бюджет сохранял многие черты военного бюджета. Точные данные никогда не публиковались, но по косвенным можно составить достаточно ясное представление о масштабах прямых расходов СССР на содержание армии и производство оружия. Советский Союз проводил политику паритета в военной мощи с США, а по ряду позиций и со всем западным миром. Однако общая экономическая мощь СССР была существенно ниже, чем США. Осведомленные экономисты считали, что США тратят на военные цели примерно 10% от своего ВВП, тогда как Советский Союз направлял на военные цели до 40% своего ВВП. Для общего развития экономики это было большим тормозом. В условиях социалистической экономики производство оружия – это паразитическая отрасль. Военные самолеты, ракеты, атомные и всякие иные бомбы, танки и боеприпасы – все это орудия разрушения, эта техника не участвует в процессе расширенного воспроизводства. Содержание миллионных армий исключало огромные массы трудоспособных людей из процесса производства и требовало громадных средств, которые приходилось отвлекать от мирных отраслей. Военный бюджет был необходим для страны в годы войны, но не было никакой необходимости наращивать его и в мирные десятилетия.

Многие из болезненных диспропорций советской экономики определялись не общими проблемами большой политической стратегии, а плохой работой Госплана и Совета Министров СССР в условиях сверхцентрализованной экономики. Так, например, имелась явная диспропорция в производстве всех видов машин и оборудования и запасных частей к ним. Из этого проистекала диспропорция в масштабах производства и ремонта техники. В ремонте многих видов техники было занято больше людей и расходовалось больше средств, чем в производстве этой же техники. Запасные части производились кустарным способом и служили недолго. Серьезный характер имело несоответствие между структурой и инфраструктурой производства. В нашем народном хозяйстве слишком большое число рабочих было занято подсобными работами, в том числе погрузкой, разгрузкой и упаковкой продукции.

Мало кто думал о ликвидации противоречия между расширением автомобильных перевозок в стране и ростом производства как грузовых, так и легковых машин и развитием дорожной сети, особенно дорог с твердым покрытием. С 1940 по 1980 г. грузооборот автомобильного транспорта возрос в СССР почти в 50 раз, тогда как протяженность дорог с твердым покрытием увеличилась в эти же годы только в 8 раз. Особенно плохо обстояло дело с дорогами, которые связывали западные и восточные районы страны. Еще хуже была развита вся система дорог в сельских районах Союза. На селе не развивалась должным образом и вся инфраструктура – склады для хранения урожая и удобрений, элеваторы, ремонтные мастерские для техники и др. Эти противоречия и диспропорции можно перечислять долго. Советский Союз заготовлял в больших количествах древесину. Но уже целлюлозы у нас производилось мало, а еще меньше картона и бумаги, которую приходилось ввозить из-за границы.

На первом этапе индустриализации Советский Союз создавал свои заводы, фабрики, электростанции, опираясь на лучшие в то время достижения западной науки и техники. Промышленное оборудование было тогда главной статьей советского экспорта. В 1970-е гг. Советский Союз по-прежнему ввозил очень большое количество техники, особенно из ФРГ и Японии. Мы покупали на Западе на миллиарды долларов металлорежущие станки, кузнечно-прессовое оборудование, оборудование для электростанций и для металлургических предприятий, бурильные установки, оборудование для химической, текстильной и пищевой промышленности, суда и судовое оборудование и др. И тем не менее уже в 60 – 70-е гг. все более явственно стало намечаться научно-техническое отставание СССР от стран Запада. Советская экономика продолжала двигаться вперед главным образом на путях экстенсивного, а не интенсивного развития. Самые новейшие технологии и материалы применялись в нашей стране главным образом в военной промышленности, а не в гражданских отраслях. Советский Союз не стал лидером в научно-технической революции, хотя ассигнования на науку и образование у нас в стране были очень велики. Так, например, в 1970 – 1982 гг. СССР производил ежегодно по 200 тысяч металлорежущих станков – столько, сколько и США. Но наши станки не могли еще сравниться с американскими по качеству и техническому уровню. Особенно сильным было отставание СССР по производству средств вычислительной техники, промышленных роботов, синтетических смол и пластмасс. За период 1970 – 1985 гг. СССР существенно увеличил расходы на эти отрасли, но даже догнать западные страны уже не мог. В 1980 г. СССР произвел 3,6 млн. тонн синтетических смол и пластмасс, тогда как США в этом же году произвели этих же продуктов 17,2 млн. тонн. В начале 1980-х гг. СССР только приступил к производству электронных калькуляторов, тогда как Япония уже производила до 50 млн. таких калькуляторов в год и притом высокого качества.

Большая часть диспропорций в советской экономике была связана не столько с недостатками ассигнований и средств, сколько с ошибками централизованного руководства и планирования. На протяжении десятилетий у нас в стране практиковался «ударный» метод создания новых промышленных центров. Основное внимание обращалось на строительство главного промышленного объекта. Все остальное, включая жилищное строительство, создание подсобных помещений, дорог, школ, больниц существенно отставало. К тому же отдельные стройки и целые отрасли имели приоритет вне зависимости от текущей экономической обстановки. Ударные методы применялись и в сельском хозяйстве, например при освоении целинных земель. К сожалению, многие приоритеты определялись не общегосударственными, а бюрократическими мотивами. Так, например, Москва и Московская область оказались перегруженными множеством предприятий и научно-производственных объединений, которые могли бы лучше работать в Туле, Томске или Минске. К тому же в стране не было условий для свободного перемещения кадров – рабочих, инженеров, ученых. Многие способные люди из Москвы не хотели переходить на более масштабную работу в провинции, а многие способные люди из провинции не имели возможности работать в «режимной» Москве и в некоторых других крупных городах.

В условиях «холодной войны» и изоляции Советский Союз строил свою экономику как многоэтажную конструкцию с очень разными условиями жизни на разных этажах. Ее первый этаж составляла военная и космическая промышленность. Сюда направлялись лучшие кадры ученых и инженеров. Во многих случаях для развития этих отраслей создавались специальные закрытые города или зоны с особым режимом снабжения. Второй этаж составляла советская тяжелая индустрия, т.е. производство средств производства, металлургия и станкостроение. Предприятия на этом этаже нередко отставали от западных предприятий того же типа на одно «техническое поколение».

На третьем этаже располагались советское автомобилестроение, а также многие отрасли химической промышленности и строительство.

В СССР осуществлялось очень большое по размаху капитальное строительство, и в этой отрасли было занято в 1982 г. 11,3 млн. рабочих и служащих – в 5 раз больше, чем в 1940 г. Однако по техническому уровню, производительности и оплате труда строительная отрасль отставала и от станкостроения, и от ВПК. На третьем этаже располагались и многие другие отрасли, включая транспорт.

На четвертом этаже в советском народном хозяйстве располагались текстильная и легкая промышленность и многие другие отрасли, связанные с производством товаров народного потребления.

К пятому этажу можно было бы отнести всю сферу торговли и обслуживания населения, а также жилищно-коммунальное хозяйство.

На шестом этаже и без лифта, а по другой системе отсчета – на самом нижнем этаже в советской системе хозяйства располагалось сельское хозяйство. Оно отставало от других отраслей и по экономической эффективности, и по технической вооруженности, а также по производительности труда. Советское сельское хозяйство не удовлетворяло ни потребностей города в продуктах питания, ни потребностей самой деревни. К тому же социальный статус колхозника и сельского жителя был ниже социального статуса рабочего и вообще жителя города. Ниже был и общий уровень жизни.

Самым серьезным результатом такого построения советской экономики и самой болезненной ее диспропорцией, но также и тормозом ее развития стал постоянный дефицит товаров и продуктов, предназначенных для удовлетворения потребностей населения страны, включая элементарные потребности в пище, одежде, жилище, не говоря уже о более высоких и сложных потребностях. Этот дефицит не позволял развивать и использовать в должной мере нормальные для любого человека материальные стимулы труда. Трудно было рассчитывать на повышение производительности труда в условиях, когда поощрение за лучшую по качеству и по количеству работу было слишком низким. Заработная плата подавляющего большинства рабочих и служащих в СССР, а также оплата труда колхозников была очень низкой. Это был уровень бедности. Однако даже при таком низком уровне доходов населения народное хозяйство страны не могло удовлетворить реальный платежеспособный спрос. Откладывание денег в сберегательные кассы или «кубышки» отражало не рост благосостояния населения страны, а низкий уровень предложения товаров и услуг. При крайне низком уровне производства самых элементарных потребительских товаров и услуг мало кто мог рассчитывать на развитие более сложных форм потребления.

В Советском Союзе не развивалась индустрия развлечений, не были развиты разнообразные формы туризма и отдыха, крайне убогими были и все области духовной жизни и потребления духовных благ. Иметь собственную автомашину было роскошью, доступной для немногих. О поездках за границу в порядке туризма не приходилось и думать. Даже все формы международного научного и технического сотрудничества были предельно ограничены.

В сложившейся ситуации простое повышение заработной платы не решало никаких проблем, но только увеличивало излишки денег в обращении. При строго установленных государственных ценах увеличение шло не столько в обращении, сколько в сбережениях. Необходимо было параллельное и достаточно быстрое увеличение как оплаты труда, так и производства потребительских товаров. Этот процесс происходил, но очень медленно. Достаточно объективные экономические и статистические исследования показывали, что за 15 лет – в 1965 – 1980 гг. реальные доходы населения СССР возросли в 1,5 – 1,7 раза. Но это был слишком медленный рост, если учесть общий низкий уровень доходов у подавляющего большинства граждан страны. Столь же медленным было и увеличение реальных размеров пенсий и всех других форм и видов социальной помощи. Крайне медленным было и увеличение производства товаров потребления. По данным ЦСУ, в 1965 – 1980 гг. производство предметов потребления, которые давала стране промышленность, увеличилось в 2,5 раза. При этом производство сельскохозяйственных продуктов возросло только на 30%, а общий розничный товарооборот увеличился в 2,3 раза. С учетом роста населения страны, а в первую очередь городского населения уровень потребления, а следовательно, и уровень жизни оставался очень низким. Сумма вкладов населения в сберегательных кассах возросла с 18,7 млрд. рублей в 1965 г. до 156,5 млрд. рублей в 1980 г. В последующие 4 года вклады населения увеличивались ежегодно на 10 млрд. рублей. Но этот рост финансовых резервов у населения свидетельствовал не о росте благосостояния, а о низком уровне производства потребительских товаров и услуг в стране.

Уже приведенных выше фактов и цифр достаточно, чтобы понять, что советская экономика зашла в тупик и утратила многие стимулы для развития. Необходимо было решительным образом изменить приоритеты, поставив на первое место в качестве целей государственного и экономического, а также социального и культурного строительства не нужды военно-политического соперничества, а нужды населения, простых людей, граждан страны. Народу страны было трудно мириться с таким социализмом, который и через 50 – 60 лет после победы социалистической революции не обеспечивал ему достойных условий жизни и работы, вполне доступных при том общем уровне развития производительных сил, который был уже достигнут и в СССР, и во всем мире. Как уже говорилось выше, в странах развитого капитализма только 10% всей экономики составляла военная экономика, т.е. производство оружия и содержание армии и флота.

Общий рост экономики в западных странах в 60 – 70-е гг. обеспечивался в первую очередь за счет роста производства потребительских товаров и в первую очередь за счет роста производства бытовых товаров длительного пользования, легковых автомобилей, за счет туризма и улучшения питания, а также роста такого сектора, как медицинские услуги. Уже в 70-е гг. на Западе стала очень быстро развиваться индустрия информации и знаний. В США производительность труда в сельском хозяйстве была существенно выше, чем производительность труда в промышленности. К середине 1980-х гг. в западных странах индустрия информации составляла до 30% от всего ВВП и удельный вес этого сектора продолжал расти. Какой смысл был в развитии военной индустрии в СССР, если главной опасностью для самого существования Советского Союза как социалистического государства была бедность основной части населения страны?

О бедности народа

Главной экономической проблемой Советского Союза в 1980-е гг. была бедность народа. Основная часть населения страны жила все еще в условиях большой бедности и отнюдь не только по европейским масштабам. Было невозможно объяснить эту бедность иначе как ошибками и просчетами властей. Вся идеология КПСС строилась на обещаниях и гарантиях значительного улучшения жизни. Об этом говорили и писали в программных документах 30-х гг., в 40-х гг. В 1961 г. на XXII съезде КПСС была принята Программа КПСС, в которой всем советским людям гарантировалось изобилие уже через 20 лет. Но 20 лет прошло, а бедность осталась. Она была не столь вопиющей, как в 30 – 40-е гг., но ощущалась субъективно еще сильнее, чем в прошлом. Тогда были не только обещания, но и надежды. Но сегодня обещания были заменены ложью о «развитом социализме», а бедность осталась. Особенно большая бедность была на большей части сельской местности. Наиболее сильно она ощущалась в центральной нечерноземной зоне, а также на северо-западе. Бедной оставалась уральская и сибирская деревня. Бедными были и большинство провинциальных городов. Очень бедными были республики Средней Азии, уровень жизни и доходы здесь были в 2, а то и в 3 раза меньше, чем в Белоруссии и на Украине. Население Москвы и Ленинграда жило лучше, но и здесь жители города во многих отношениях бедствовали. Проблемы с нормальным жильем, получением медицинской помощи, даже с хорошим питанием имелись более чем у 50% жителей столиц. Эта бедность усиливалась и множеством запретов на проявление частной инициативы, а также множеством идеологических ограничений, которые болезненно переживались интеллигенцией. В целом жизнь основной массы советских людей можно было оценить как бедную и лишенную многих стимулов. Конечно, пропаганда рисовала нам еще более тяжелые условия жизни простых людей не только в странах «третьего мира», но и в странах Запада. Но в 80-е гг. в это уже мало кто верил. Конечно, у социалистического строя было много преимуществ. Но в условиях общей бедности и недостатка потребительских товаров реализовать эти преимущества было трудно. Огромная работа по созданию промышленного потенциала: БАМ и Братская ГЭС, оросительные каналы и целина, нефть Сибири и металл Урала, космические успехи и военная мощь страны, – все эти успехи не были выдуманы, это было не мифом и не иллюзией. Но тем более настойчиво возникал вопрос: почему при всем этом люди продолжают по большей части жить в бедности и нищете? Но руководители страны и партии уже не могли ни признать этого факта, ни прямо ответить на возникающие вопросы, ни разработать быстрой и эффективной политики по преодолению бедности. Только лозунг борьбы с бедностью, а не лозунг борьбы с алкоголизмом или ускорения в машиностроении мог как-то укрепить теряющий авторитет и поддержку режим.

Все концепции социализма и XIX, и XX веков, включая марксизм и ленинизм, в конечном счете сводились к обязательствам дать народу, населению страны, пролетариату и крестьянству обеспеченную и свободную жизнь. Все остальные формулы имели уже вторичный характер. Но мир, да и сами мы, видел в повседневной жизни страны по преимуществу бедный и несвободный народ. Именно это рождало протесты и недовольство. Даже демократия имела вторичный характер. При сохранении бедности гласность могла только разжечь недовольство. Постепенное развитие демократии нужно было сочетать с какими-то быстрыми и эффективными мерами по улучшению жизни народных масс. Но ясного понимания необходимости такой политики не было ни у Горбачева, ни у тех людей, которые его окружали. Страна могла бы укрепиться, если бы положение дел для простых людей, для народных масс стало заметно улучшаться. Она могла бы сохраниться и в том случае, если бы уровень жизни хотя бы не стал заметно ухудшаться по сравнению с тем, что был в стране к 1985 г. Но кризис был неизбежен при заметном ухудшении жизни, а развитие гласности, как ни печально это признать, могло бы только облегчить развитие этого кризиса, так как оно открывало широкие ворота прежде всего для критики – и состояния дел в стране, и политики КПСС и ее лидеров.

Советский Союз не претендовал в 50 – 80-е гг. на мировое господство и фактически отказался от идеи мировой революции, хотя его и продолжали в этом обвинять все идеологические противники. Но он не отказался от претензий на мировое лидерство, и эти претензии лежали в основе идеологии КПСС. Советский Союз претендовал на признание того, что наш социалистический строй, «развитой социализм» является наиболее прогрессивной социальной и экономической системой в мире, что именно Советский Союз дает образец, по которому должны будут равняться и все страны «третьего», или развивающегося, мира, и все развитые страны западного мира. Однако мы не могли подкрепить эти претензии реальными успехами и прежде всего успехами в уровнях жизни. И об этом часто писали и говорили наши идеологические и политические противники. Я уже приводил выше некоторые высказывания на этот счет Генри Киссинджера. Другой активный противник России и СССР, Збигнев Бжезинский, писал как раз в начале 1985 г.: «Необычной чертой советских претензий на мировое господство является то, что СССР явно не обладает качествами, которые позволили бы ему занять место Соединенных Штатов в качестве державы номер один. Советский Союз не может осуществлять финансовое лидерство. Его экономика не может служить мощной мастерской и поставщиком технологических новинок для мирового прогресса. Советская массовая культура не пользуется популярностью в мире, а ведущие мыслители и художники бегут из СССР при первой возможности. И если Америка будет по каким-то причинам лишена своего ведущего положения, то СССР не сможет занять ее место. Главная причина этого лежит в самой системе русского коммунизма. Ее бюрократизм, централизация и догматизм в принятии важных решений сдавили социальную и экономическую инициативу до неслыханной степени. В результате все показатели развития, за исключением военных, оказываются средними или ниже того. Решение о производстве какого-нибудь товара, который являлся бы конкурентоспособным на мировом рынке, до сих пор является политическим решением, принимаемым на высшем уровне. Советская экономика в течение многих лет держится на приносимых населением жертвах, несоразмерных ничтожным результатам. Может быть, никогда в истории даровитый народ, обладающий огромными природными ресурсами, не работал так тяжело и так долго, чтобы произвести так мало»[38]. Эти высказывания тенденциозны и субъективны. Но в основном они соответствовали реальному положению дел в СССР и в мире.

Экономическую мощь и экономический уровень стран мира было принято рассчитывать не по общим суммам валового производства, а по производству ВВП на душу населения. Расчеты делаются здесь как по официальным валютным курсам, так и по фактической покупательной способности валют. К относительно развитым капиталистическим странам или вообще к капиталистическим странам экономисты относили 26 стран. Это были страны с «твердой» валютой, и поэтому объемы ВВП на душу населения по официальным валютным курсам практически совпадали с данными, которые были получены по фактической покупательной способности валют. По данным, которые публиковались и в советской экономической печати, объем ВВП на душу населения увеличился в развитых капиталистических странах в период с 1950 по 1976 г. в 3,8 раза и составлял в среднем 5,9 тысячи долларов против 1,55 тысячи в начале этого периода. Список возглавляли в 1950 г. 15 стран, и все эти же страны остались в списке 15 ведущих в экономическом отношении стран и через 26 лет, хотя соотношение между ними несколько изменилось. Ниже приведены на этот счет две достаточно показательные таблицы.


ВВП на душ унаселения в 1950 г.

(в долларах по официальным валютным курсам и в ценах 1970 г.)



Германия в 1950 г. уже начала преодолевать послевоенную разруху благодаря плану Маршалла. Другие страны, воевавшие на стороне агрессивного блока, все еще бедствовали. ВВП на душу населения в Австрии составлял в 1950 г. всего 700 долларов, Италии – 650 долларов, а в Японии – 380 долларов. Средний уровень ВВП на душу населения составлял в 1950 г. в странах Латинской Америки 370 долларов, в Северной Африке и на Ближнем Востоке – 195 долларов, в Южной и Юго-Восточной Азии – 80 долларов.

Через 26 лет положение дел изменилось, и советская печать видела в этом подтверждение закона неравномерности развития капитализма.


ВВП на душу населения в 1976 г.

(в долларах по официальным валютным курсам и в ценах 1976 г.)



Существенно увеличилось производство в Австрии (5410) и в Японии (4935), а также в Италии (3040). Медленно росло производство в Англии (3940), которая сосредоточилась не столько на производстве, сколько на финансовых операциях и недвижимости[39].

Привести аналогичные данные по СССР в расчете на твердую валюту было бы очень трудно. Проводились и у нас, и за границей различные подсчеты по разным методикам. Из этих подсчетов получалось, что в 1950 г. в Советском Союзе ВВП на душу населения составлял от 1000 до 1200 долларов, т.е. находился на уровне послевоенных Франции и ФРГ. К 1976 г. ВВП в Советском Союзе увеличился в 3 раза и составил на душу населения цифру от 3500 до 3800 долларов. По темпам роста мы обгоняли в эти 26 лет и США, и Англию, но существенно отставали от Германии и Японии. По общей величине ВВП на душу населения из 20 главных капиталистических стран Советский Союз обгонял только Италию. Один из американских экономистов-экспертов, Сирил Блэк, из Принстонского университета писал: «В течение почти 50 лет сравнительное положение СССР по комплексу экономических и социальных показателей почти не изменилось. По производству продукции на душу населения (поскольку это возможно определить по имеющимся весьма ограниченным данным) СССР не сумел обойти ни одну страну с 1917 г., за исключением разве что Италии, и те 19 или 20 стран, которые стояли выше России в 1900 и 1919 гг., находятся выше ее и сегодня»[40].

В 1976 г. в Латинской Америке ВВП на душу населения поднялся до 1310 долларов. В Северной Африке и на Ближнем Востоке – до 1350 долларов. В Южной и Юго-Восточной Азии ВВП поднялся до 230 долларов на душу населения.

До конца XX века оставалось 25 лет, и многие страны мира старались пройти эту четверть века как можно более успешно. Далеко не всем это удалось.

Углубление финансового кризиса в СССР

Самым болезненным и неожиданным для руководства СССР и КПСС стало обострение в 1987 – 1988 гг. финансового кризиса, о котором я уже писал выше. У государства не было достаточных валютных средств для оплаты импорта критически важных товаров, а также для продолжения в прежних размерах внешней помощи своим союзникам за границей и для расходов по многим скрытным операциям в рамках советской двойной и тройной бухгалтерии. Между тем новый министр финансов СССР Б.И. Гостев, сменивший неожиданно умершего В.Ф. Гарбузова, предупреждал М.С. Горбачева, что прогнозы финансовой ситуации на ближайшие 2 – 3 года не сулят никаких улучшений. При участии экспертов многих ведомств было принято решение ЦК КПСС и Совета Министров СССР «О перестройке финансового механизма и повышении роли Министерства финансов СССР в новых условиях хозяйствования». Это решение за № 819 от 17 июля 1987 г. помогло Министерству финансов усилить контроль за более экономным расходованием средств бюджета. Однако никакие бюрократические решения не могли уже изменить неблагоприятное для страны общее развитие финансовой ситуации. Даже по официальной статистике дефицит государственного бюджета, который в 1985 г. составил 1,4 млрд. рублей, поднялся в 1987 г. до 52 млрд. рублей, а в 1988 г. превысил 80 млрд. рублей. Закрывать эту громадную дыру в бюджете было просто нечем. Государство действовало в сложившейся ситуации достаточно примитивно – оно увеличивало выход в обращение ничем не обеспеченных ассигнаций. При жесткой системе ценообразования это приводило к быстрому опустошению прилавков и к скрытой инфляции. По официальным данным, инфляция в 1987 и 1988 гг. составила примерно 7 – 7,5% в расчете на год. Однако реальная инфляция была, несомненно, выше. Многое в финансовых делах СССР было засекречено, а о некоторых тенденциях даже министр финансов СССР Б. Гостев не решался доложить откровенно в директивные инстанции. Так, например, выступая на одной из высоких коллегий, он впервые решился признать, что в СССР существует и скрытый дефицит бюджета, покрываемый заимствованиями из Сбербанка. Это заявление министра произвело замешательство, и Гостев не решился назвать точную и весьма значительную цифру таких заимствований[41]. По официальным данным, внутренний государственный долг увеличился в 1985 – 1988 гг. с 141,6 млрд. рублей до 398,2 млрд. рублей. Были засекречены и цифры государственного внешнего долга, которые, как мы узнали позже, составляли на конец 1988 г. 25 млрд. долларов. Золотой запас Советского Союза, хранящийся в погребах Гохрана, составлял тогда еще 800 тонн золота. Для такой страны, как Советский Союз, внешний долг был еще невелик, но и золотой запас также был небольшим. Самым тревожным были направление событий и ход дел, в которых не было видно никакого перелома. Простые подсчеты показывали, что при сохранении тенденций, взявших верх в 1986 – 1988 гг., уже через два-три года внешний долг возрастет до 100 млрд. долларов, а золотой запас страны иссякнет. И что нужно будет делать дальше? Не оправдывались и надежды на экспорт энергоносителей, так как цена на нефть оставалась низкой. Советский Союз существенно увеличил физические объемы своего экспорта. Если принять за 100 уровень 1980 г., то в 1985 г. он поднялся до цифры 110, а в 1988 г. до цифры 130. Экспорт нефти увеличился со 117 млн. тонн в 1985 г. до 144 млн. тонн в 1988 г. Однако выручка от экспорта в это же время упала с 72,6 до 67 млрд. рублей. Был уменьшен по необходимости и импорт – с 69,4 до 65 млрд. рублей. Однако это сокращение происходило слишком медленно, и общие доходы от внешней торговли быстро и заметно уменьшались.

Ситуация, которая сложилась в финансовой сфере, была тупиковой, и у руководства КПСС не было никакого ясного решения и даже предложений на этот счет. Надо было свертывать антиалкогольную кампанию, и это было сделано как раз в 1988 г. Но быстрых поступлений в бюджет ждать не приходилось. Для восстановления данной статьи дохода требовалось 3 – 4 года. Надо было сокращать военные расходы и прекращать войну в Афганистане. Решения на этот счет также были приняты, но и здесь невозможно было действовать быстро. Надо было вести переговоры и заключать соглашения, экономический эффект от которых мог наступить только через 3 или даже через 5 – 6 лет. Не только военные эксперты, но и экономисты знали, что если дивизия или армия уже создана, то поддержание ее на определенном уровне требует меньше средств и сил, чем расформирование. Военные люди, уволенные в запас досрочно, имели полное право на компенсацию, на трудоустройство и на предоставление жилища по новому месту жительства и работы. Они не могли оставаться жить на советско-китайской границе, в военных городках в Средней Азии или в Восточной Германии. Единственное решение, которое приходило в голову советникам М. Горбачева, состояло в том, чтобы существенно увеличить заимствование валютных средств у западных стран и продолжать эти заимствования еще в течение 4 – 5 лет, пока не будет запущен в ход некий «новый хозяйственный механизм», о природе которого мало кто мог сказать тогда что-либо ясное и определенное. Расхождения были главным образом в том, на что следует потратить заемные средства. Академик Станислав Шаталин, к мнению которого в 1988 г. очень прислушивался М. Горбачев, говорил и писал: «Я думаю, нужно отважиться и взять на Западе кредит, на который надо приобрести новейшие технологии и построить заводы по производству автомобилей и электронной бытовой техники. Разумеется, можно поступить проще – полностью воспользоваться займом для покупки товаров. На какое-то время они ослабят напряженность на рынке, но вскоре дефицит снова возьмет нас за горло, нам понадобятся новые товары, и так до бесконечности. Закупать надо именно технологию и современные мощности и вводить их в наикратчайшие сроки. Я предлагаю импортировать и малогабаритную технику, которая крайне необходима для реализации новых экономических отношений на селе. И уж если СССР спокойно импортирует зерно, мясо, сливочное масло, то не надо скупиться и на импорт лекарств»[42].

От покупки новых технологий и современных мощностей до их эффективной эксплуатации требуется много времени – 10 или 15 лет. А есть ли они у режима Горбачева? Поэтому экономист и писатель Николай Шмелев предлагал идти другим и, как ему казалось, более быстрым путем. Он писал: «Сегодня больше всего нужны не темпы, нужен насыщенный товарами рынок и видимое всем повышение технического уровня и качества нашей продукции. Это и будет успехом нового хозяйственного механизма, успехом перестройки. Необходимо в ближайшее время предпринять экстраординарные усилия для насыщения внутреннего рынка продовольствием и товарами широкого потребления. Существенных сдвигов в работе легкой, пищевой и бытовой промышленности за год-два, по-видимому, не достичь. Индивидуально-кооперативный сектор в городе тоже только-только начинает подавать признаки жизни. Сегодня в решении проблемы насыщения рынка видятся лишь две серьезные возможности с надеждой на быструю отдачу. Это, во-первых, простор товарным, рыночным отношениям на селе, снятие всех – именно всех – административных пут и ограничений в сельском хозяйстве и замена обязательных натуральных поставок денежным налогом. Во-вторых, необходимо изыскать возможности для существенного роста импорта товаров народного потребления. Средства для подобного импорта могут быть получены разными путями: увеличением продажи золота в течение ряда лет, использованием наших валютных резервов, привлечением иностранного кредита. Платежная репутация наша на мировых финансовых рынках весьма солидная, а уровень задолженности страны, несмотря на ее рост в последние два года, минимален»[43].

Как С. Шаталин, так и Н. Шмелев хорошо понимали, что массированные валютные заимствования можно было делать лишь в течение нескольких лет. А что дальше? По их мнению, за эти несколько лет Советский Союз должен осуществить «радикальную экономическую реформу, основанную на революции в отношениях собственности и на глубочайшей демократизации всей нашей жизни» (С. Шаталин), «создать новую хозяйственную систему», «провести несколько крупных акций», «справиться с проблемами научно-технического прогресса», «изменить социальную и духовную обстановку, в которой протекает наша жизнь», «разрешить предприятиям выпускать и продавать людям акции и облигации по высокой ставке дохода», «развить сферу услуг», «высвободить излишки рабочей силы» (Н. Шмелев). Многие из этих предложений были чистой утопией, а у Шаталина просто блефом. Другие предложения были разумны, но они требовали большой работы на протяжении многих лет. В такой работе, как «насыщение рынка» или «овладение проблемами научно-технического прогресса», ничего разумного нельзя было сделать в порядке чрезвычайных мер. Но главным условием выхода из экономических и финансовых тупиков и кризисов, в которые попала страна, было наличие высококомпетентных лидеров. Но именно такой группы лидеров Советский Союз в 1987 – 1988 гг. не имел. И это был наш главный дефицит.

Экономические начинания 1987 – 1988 гг.

Экономический и финансовый кризис развивался в недрах советской экономики достаточно быстро, но до верхов партии и государства сигналы доходили не сразу и в сильно ослабленном виде. Всех обеспокоил, однако, сбой, который произошел в январе 1987 г., когда промышленное производство в стране упало сразу на 6% по сравнению с декабрем 1986 г. Наибольший спад произошел в машиностроении, легкой и химической промышленности и в металлургии. Начались заседания и совещания. Было решено подготовить и провести специальный Пленум ЦК КПСС по проблемам экономической реформы. В комиссию по подготовке Пленума, кроме М. Горбачева и Н. Рыжкова, вошла группа ведущих экономистов страны: А. Аганбегян, Л. Абалкин, Н. Петраков, В. Медведев, С. Ситарян, В. Павлов. Впервые в комиссию такого уровня был приглашен и Г.Х. Попов. Как писал позднее М. Горбачев, «в марте 1987 г. мы наконец приблизились к пониманию того, какой должна быть тактика разработки и проведения экономической реформы». Горбачев признает, однако, что к такому же пониманию тогда еще не приблизились ни Н.И. Рыжков, ни давивший на премьера «мощный директорский корпус». «Стали постепенно возникать представления о главе правительства как о приверженце консервативных взглядов». Николай Рыжков с подобными упреками не был, конечно же, согласен. Вспоминая начало 1987 г., он писал позднее о «реформаторском зуде Горбачева», о «несвоевременности и абсурдности его предложений», о «непонимании существа вопросов и тонкостей экономической жизни». При подготовке к Пленуму ЦК, по свидетельству Н. Рыжкова, «стали четко вырисовываться два крыла: одни – реалисты, прошедшие большую производственную школу, знающие жизнь не по лозунгам, и другие – пришедшие к вершине власти по комсомольско-партийным служебным ступенькам. Первые поддерживали предложения Правительства. Вторые подталкивали генсека к явному развалу экономики. Мы понимали, что если возобладает точка зрения Горбачева, – то экономика начнет рассыпаться»[44].

Пленум ЦК КПСС, состоявшийся в конце июня 1987 г., принял решение «О задачах партии по коренной перестройке управления экономикой». Оно было подкреплено серией законов и постановлений, принятых в самом конце июня 1987 г. Верховным Советом СССР. Нет необходимости подробно говорить сегодня о судьбе всех этих постановлений и законов, которые даже в совокупности не заключали в себе коренной перестройки, ибо не затрагивали ни основных отношений собственности, ни общей системы власти и управления. Однако о некоторых важных экономических начинаниях 1987 и 1988 гг. нужно сказать отдельно.

Только теперь, летом 1987 г., когда экономическое положение в стране стало ухудшаться, а уровень жизни населения начал заметно снижаться, в ЦК КПСС изменили акценты при постановке главных задач. Выступая на Пленуме с докладом, Михаил Горбачев впервые начал говорить о приоритетности для партии решения трех задач: продовольствие, жилье, а также товары и услуги, т.е. материального благосостояния народа. На решение этих задач и были направлены все главные начинания 1987 г.

Еще в конце 1986 г. Верховный Совет СССР отменил все принятые в середине этого же года постановления и указы об усилении борьбы с «нетрудовыми доходами». Был принят Закон «Об индивидуальной трудовой деятельности». Этот закон начал действовать с мая 1987 г. Такой закон был бы очень актуален и в 1947, и в 1967 гг., и только нелепый догматизм мешал в СССР развитию этого небольшого, но крайне важного для населения страны сектора экономики. Даже в Конституции СССР 1977 г. в статье 17 было зафиксировано «допущение в соответствии с законом индивидуальной трудовой деятельности в сфере кустарно-ремесленных промыслов, сельского хозяйства, бытового обслуживания населения, а также другие виды деятельности, основанные исключительно на личном труде граждан и членов их семей». Однако закон на этот счет появился только через 10 лет. Каждый чиновник понимал различие между понятиями «допущение» и «поощрение». Конечно, в разных формах индивидуальная трудовая деятельность существовала всегда. Тысячи женщин, например, в Москве выполняли работу портних и вязальщиц, печатали на машинке, выполняли работу сиделки или няни. Сотни людей принимали заказы на ремонт мебели и часов, на переплет книг, на покупку или продажу книг. По всей стране летом кочевали тысячи небольших строительных бригад. Однако все эти работы составляли теневой сектор советской экономики. Теперь этот сектор выходил на свет и мог существенно расширить свою полезную для людей деятельность. Право людей на труд было расширено, как и общие возможности проявления частной инициативы. Было разрешено открывать частные парикмахерские и косметические кабинеты, фотоателье, даже небольшие кафе и закусочные, консультационные бюро и т.д. Закон разрешал заниматься индивидуальной трудовой деятельностью не только в свободное от работы на государственных предприятиях время, как это было раньше, но и как главным видом деятельности, привлекая себе в помощники членов семьи и друзей, создавая небольшие товарищества и кооперативы.

Очень осторожные, но важные меры были приняты в сфере внешней торговли. Право непосредственного выхода на мировой рынок было предоставлено 20 министерствам, а также 70 крупнейшим предприятиям и объединениям. Со странами СЭВ все крупные предприятия, а также строительные организации могли поддерживать связи и заключать сделки без посредников. В недавнем прошлом даже для покупки пяти вышедших из строя подшипников изготовленного в Польше подъемного крана надо было обращаться не непосредственно к предприятию-изготовителю, а в Министерство внешней торговли СССР.

Были сняты многие, хотя и далеко не все ограничения на право купли-продажи частных домов в сельской местности и в пригородных районах. Еще во времена Н.С. Хрущева были приняты законы, по которым жители городов имели право владеть только одним жилищем – квартирой или домом. Право на приобретение дачи или дома в пригороде было очень большой привилегией для немногих. Опустевшие по разным причинам дома в ближнем и дальнем Подмосковье переходили к наследникам, которые имели право продать их не жителям Москвы, а только не имеющим жилья жителям Подмосковья. К началу 1988 г. в Московской области стояли пустыми или даже полуразрушенными более 35 тысяч домов. Только теперь жителям Москвы предоставили право покупать дома и дачи в Подмосковье и иметь, таким образом, дополнительное жилье.

Постепенно расширялись права промышленных предприятий; на этот счет один за другим были приняты несколько законов. Многие предприятия переводились на почти полный хозяйственный расчет и самофинансирование. Не повсеместно, но все же на многих предприятиях в порядке эксперимента было рекомендовано провести открытый и гласный подбор хозяйственных руководителей с последующими выборами директора завода, фабрики, комбината. Уже первый закон о предприятиях, принятый после оживленного, но хаотичного и поспешного обсуждения, вызвал множество последствий, как позитивных, так и негативных, и было очень трудно вывести какой-то общий его результат. Получив довольно большую самостоятельность, предприятия сразу же сократили производство относительно более дешевой продукции, увеличили фонды оплаты труда, а также цены на многие виды своей продукции, которая пользовалась повышенным спросом. Это было естественным и вполне предсказуемым результатом предоставления права коллективам предприятий бесконтрольно распоряжаться государственными, т.е. «чужими», деньгами. С такими же результатами сталкивались еще югославские реформаторы, стремившиеся перевести все свои главные предприятия на самоуправление и не слишком преуспевшие в этом. При всех разговорах о самостоятельности и коммерциализации предприятий реальной самостоятельности не было, так как вышестоящие ведомства сохранили за собой право размещать на заводах и фабриках государственный заказ в размере до 100% объема выпускаемой продукции. Разница с прежней системой планирования заключалась лишь в том, что ресурсы по госзаказам в централизованном порядке теперь не распределялись. И по смыслу, и по букве нового закона о государственных предприятиях наибольшие права на этих предприятиях получал трудовой коллектив. В законе было прямо сказано, что «на государственном предприятии трудовой коллектив использует общенародную собственность как хозяин». Однако было не ясно, каким образом и с помощью каких средств и каких юридических норм трудовой коллектив может осуществлять эти права. Что делать, если важный для данного предприятия вопрос надо решить быстро, а на предприятии трудятся 30 тысяч человек? «Права есть! – писал один из советских профсоюзных лидеров. – Но как их реализовать?» Ни практический опыт, ни наука, ни текст закона не давали ответа на большую часть возникавших проблем. «Реформа или пародия на нее?» – задавался вопросом экономист Павел Бунич[45].

Закон СССР о государственном предприятии (объединении) был принят Верховным Советом СССР 30 июня 1987 г. Он вступил в действие с 1 января 1988 г. Предполагалось, что в 1988 г. закон будет распространен на 50% предприятий, а в 1989 г. – на остальные. Однако реальные попытки начать работу по-новому были предприняты не более чем на 5 или 10% предприятий. Некоторые из публицистов и историков 1990-х гг. называли данный закон одной из главных причин распада СССР. Анатолий Уткин писал на этот счет: «В ажиотажной обстановке 1988 г. Закон о государственных предприятиях был принят в качестве обязательного на всей территории страны. Идея была простой: каждое предприятие, большое или малое, получало права распоряжения своим бюджетным фондом, что должно было, по мысли реформаторов, повести к более эффективному строительству каждым предприятием своего производства. Но вышла ошибка психологического характера. Не заботясь о неведомом будущем, советские хозяйственники начали процесс удорожания своей продукции, за которым следовало увеличение зарплат без обновления и реструктурирования производства, улучшения качества труда и продукции. Эйфория оказалась короткой. Финансово-промышленные руководители в Москве запаниковали, но было поздно. Да и невозможно было уже представить, что Горбачев свернет свою главную экономическую реформу. Не тот это был человек, чтобы прилюдно признать ошибку. Предоставленные себе, хозяйственники вышли из-под партийно-государственного контроля, сокрушив коммунистическую систему де-факто еще до того, как была продумана реальная альтернатива»[46]. Это ложная картина. Процессов, о которых писал А. Уткин, просто не было. Закон о государственном предприятии не был реализован: он забуксовал еще в 1988 г., а в 1989 г. потерпел фиаско. К концу 1989 г. об этом законе просто перестали вспоминать. Процесс даже «не пошел». В СССР в то время не было инфраструктуры, которая позволила бы предприятиям отправляться в «свободное плавание». Не было посреднических организаций, товарно-сырьевых бирж, не было банков, которые могли бы наладить механизмы закупок сырья и сбыта продукции, получения кредитов и инвестиций. Директора предприятий предпочли не рисковать, стараясь в первую очередь получить по максимуму госзаказ, который служил им гарантией и снабжения, и сбыта. Рыночная система гораздо сложнее системы государственного управления. К тому же рынок не отменяет государственного регулирования, которое должно принимать в расчет интересы всего общества, включая и интересы будущих поколений. В конечном счете Закон о государственном предприятии не улучшил, а ухудшил работу как отдельных предприятий, так и всей системы советского народного хозяйства. Увеличился и дефицит нужных населению страны товаров и услуг, но также и инфляция. Это было результатом чрезмерно поспешного и непродуманного реформирования.

Не были успешными и попытки создания совместных с западными фирмами предприятий. Такие предприятия возникли только в экспериментальном варианте – в Москве, в Эстонии, в Иркутске. Московские станкостроители попытались наладить совместную работу с германскими станкостроителями, эстонские текстильщики и фармацевты попытались наладить сотрудничество с финскими фирмами. Лесопромышленные предприятия Иркутской области создали несколько предприятий по производству пиломатериалов совместно с одной из крупных японских фирм.

К экономическим начинаниям 1987 – 1988 гг. следует отнести и всеобщее увлечение кооперативами. Крупные и уже сложившиеся в рамках административно-командной системы предприятия изменять и реформировать оказалось слишком трудно. Другое дело кооперативы, которые имели в нашей стране столетнюю историю, но влачили теперь жалкое существование. Речь в данном случае идет не о колхозах, многие из которых не только управлялись как государственные аграрные предприятия, но и формально были реорганизованы в совхозы. Я имею в виду промысловую и торговую кооперацию, которая довольно быстро развивалась еще в годы НЭПа. Это развитие было сильно ограничено в 30 – 40-е гг. Но уже в 1950 – 1955 гг. промысловая и сбытовая кооперация начала опять быстро развиваться. На конец 50-х гг. в СССР насчитывалось более 60 тысяч различных предприятий промысловой кооперации, на которых было занято более двух миллионов человек. Однако в 1960 г. по инициативе Н.С. Хрущева началось ограничение, а потом и фактическая ликвидация кооперативной собственности. Колхозы было предложено перевести на статус совхозов, была фактически прекращена и деятельность промысловой кооперации[47].

Выступления в поддержку кооперативных форм собственности и в сельском хозяйстве, и в промышленности, а также в сфере услуг начались еще в 1986 г., в том числе и на XXVII съезде КПСС. В этом же году начали возникать и первые еще достаточно примитивные кооперативы – небольшие пошивочные мастерские, мастерские по ремонту бытовой техники и др. В 1987 г. развитие кооперативов ускорилось. За год в СССР было создано около 15 тысяч кооперативов, которые работали в производстве товаров народного потребления, в торговле, в общественном питании и в сфере услуг. Это движение получило поддержку руководства правительства и партии. На 4-м Всесоюзном съезде колхозников в марте 1988 г. Михаил Горбачев выступил с речью, которая при публикации получила заголовок: «Потенциал кооперации – делу перестройки». Сам этот съезд должен был служить поддержкой кооперативных форм собственности – колхозов в деревне осталось гораздо меньше, чем совхозов. Большим энтузиастом кооперативов стал и премьер Николай Рыжков. Он активно поддержал, в частности, большую клинику-институт по лечению глазных болезней, которая была создана врачом-офтальмологом Святославом Федоровым на основе принципов самоуправления и коллективно-кооперативной собственности. Именно Н. Рыжков в мае 1988 г. делал доклад о развитии кооперации в СССР на сессии Верховного Совета СССР, которая после недолгого обсуждения приняла 26 мая 1987 г. Закон «О кооперации в СССР», определявший место кооперации в экономике страны, принципы и формы деятельности кооперативов.

В 1988 г. кооперативы возникали везде как грибы после дождя. Их численность превысила 100 тысяч, а к концу 1989 г. приблизилась к 200 тысячам. К концу 1990 г. в кооперативах работало около 3 млн. человек, и они производили продукции более чем на 60 млрд. рублей[48]. Многие из олигархов 1990-х гг. начинали свой бизнес именно в кооперативах. Очень много кооперативов возникло в сфере общественного питания, в строительном бизнесе, в торговле, в издательском деле. Даже государство попыталось создать несколько сот кооперативов – для продажи отходов, устаревшей самолетной и военной техники, в том числе и за границу. Однако общих проблем советской экономики кооперативы решить не могли. Даже в самом лучшем для них 1990 г. кооперативы давали не более 3 – 4% всей промышленной продукции СССР и в них было занято около 2% всего экономически активного населения страны.

Говоря о положении дел в сельском хозяйстве, Михаил Горбачев явно отдавал предпочтение колхозам над совхозами. Но он был готов поддержать и некоторые новые формы ведения дел в сельском хозяйстве. Еще в своем докладе на XXVII съезде КПСС М. Горбачев говорил о необходимости развивать в деревне все виды подряда, включая коллективный, семейный и личный. Речь шла о передаче части колхозной или совхозной земли в аренду какому-то коллективу, семье или отдельному фермеру, которые могли бы эту землю более продуктивно использовать. При этом после уплаты аренды или налога новые подрядчики могли свободно распоряжаться плодами своего труда. Сам М. Горбачев опирался в данном случае на опыт корейских овощеводческих хозяйств, который он знал и поощрял в своем Ставропольском крае. Этот опыт слабо распространялся в других областях и краях, и его противники говорили и писали о «прудонистском уклоне» или о «советской столыпинской реформе». Но теперь критика смолкла, ибо надо было поднимать сельское хозяйство всеми возможными способами. Оно топталось на месте уже не одно десятилетие. Страна должна была расходовать ежегодно миллиарды долларов на покупку продукции американских, канадских, европейских, аргентинских и австралийских ферм. Но даже и это не могло избавить советские промышленные центры от постоянного и мучительного для населения дефицита продовольствия. Именно в эти годы некоторые из энтузиастов стали выступать за массированный переход советского сельского хозяйства на фермерские формы хозяйствования. За новую аграрную реформу выступали и академик ВАСХНИЛ В. Тихонов, и писатели А. Ананьев и Ю. Черниченко, и доктор экономических наук В. Узун. «Что же все-таки нужно стране, чтобы получить достаток и раз и навсегда прекратить разговор о хлебе и мясе? – писал Анатолий Ананьев. – Нужен советский фермер. Дайте крестьянину землю, чтобы он сам на ней поставил для себя дом и корнями врос в нее, дайте первоначальную и на льготных условиях ссуду и то, из чего строить – материалы. Пусть он поставит себе усадьбу, где под навесом и в добротном рабочем состоянии держался бы инвентарь и машины. И не надо бояться здесь частной собственности, ибо накопление капитала, в том числе и государственного, зависит от состояния и жизнеспособности крестьянской семьи, мужика, деревни. Дайте нашему крестьянину обустроиться на земле, обосноваться и врасти в нее корнями. В наследство он будет передавать не только дом и всякое иное движимое и недвижимое имущество, но также мастерство хлебороба, привязанность к земле и понимание ее. На земле, знаю, разбогатеть нельзя. Но жить в достатке и удовлетворении можно. Можно созидательным и основательным трудом накапливать ценности, из которых в конечном итоге и складывается экономическое и духовное богатство страны»[49]. Для условий и обстановки конца 1980-х гг. это была, конечно, утопия, ибо для создания крепкого фермерского сословия на советских просторах были необходимы десятилетия. Отдельные фермеры-энтузиасты появились в СССР в 1987 – 1988 гг., и печать активно поддерживала их. Несколько ферм возникло в Московской области, в Поволжье, в Архангельской области. Но даже и через несколько лет фермерский сектор давал стране не более 2% от общего объема сельскохозяйственной продукции.

О состоянии дел в советской экономической науке

Положение дел в советской экономике 1980-х гг. и явный кризис советской модели социализма в целом были сильным ударом и по всей идеологической надстройке советского общества, которая включала в себя как общую концепцию социализма и капитализма, или историю КПСС, так и советскую политэкономию.

Марксистская политическая экономия начиналась в XIX веке как наука, и она достаточно точно и адекватно отражала реальную действительность европейского капиталистического общества. Марксистские концепции движущих сил и классов капиталистического общества, истории и истоков этого общества, предшествующих ему экономических формаций, природы и сущности капиталистической эксплуатации, возникновения частной собственности и товарно-денежных отношений, противоречий и кризисов капиталистической экономики, – все это подкреплялось солидным и убедительным анализом. Именно научность и адекватность марксизма стали причиной его успеха и как политической идеологии. Однако, становясь частью политической идеологии, марксизм стал довольно быстро утрачивать свои качества строгой научности. Научные дисциплины и идеологические доктрины развиваются по разным правилам и законам. Утверждение о научности марксизма в XX веке было по большей части просто лозунгом, ибо марксизм, а также марксистская политэкономия были все менее и менее способны объяснить реальные процессы экономического развития в мире, которые происходили отнюдь не в соответствии с марксистскими догмами.

В конце XIX и в самом начале XX века В.И. Ленин попытался нарисовать картину развития капитализма в России. Он внимательно следил и за теми глобальными изменениями, которые происходили перед Первой мировой войной в мире капитализма. Многие предсказания В.И. Ленина относительно общего кризиса капитализма и империализма, относительно неравномерности развития капиталистических стран, а также судеб колониального мира и другие сбылись с большой точностью. Однако никто даже из самых известных теоретиков марксизма и ленинизма не смог предсказать пути развития капиталистического мира во второй половине XX века. Политическая экономия капитализма в эти десятилетия все более и более утрачивала черты научной доктрины и не могла адекватно отразить и объяснить реальности капиталистического мира и все более глобальной рыночной экономики.

В отличие от политэкономии капитализма, политэкономия социализма никогда не была научной дисциплиной, но с самого начала стала частью советской идеологии или научного коммунизма, марксизма-ленинизма, – название этой идеологии менялось, но существо менялось мало.

Представления В.И. Ленина о принципах и путях экономического строительства в только что возникшей Советской России были крайне примитивны и абстрактны. В экономике России в 1917 – 1918 гг. царили хаос и произвол. Коммунистические субботники и террор продотрядов, запрещение торговли и стремительное развитие черного рынка, пайки, карточная система, продразверстка, крушение финансовой системы и банков – вся эта картина разрухи не имела никакого отношения ни к социализму, ни к политической экономии социализма. Переход к НЭПу был тогда вынужденным отступлением к рыночным отношениям с целью сохранения власти, он не был продиктован никакими научными соображениями или экономическим анализом. Ленин сам плохо понимал, что происходит в стране и что надо делать, чтобы наладить положение дел в экономике. Почти все документы Ленина 1920 – 1921 гг. – это смесь реализма, прагматизма и догматизма, а не начатки какой-либо ясной концепции политической экономии социализма. Показательно в этом отношении одно из писем Ленина в специальную комиссию по отмене денежных налогов в ноябре 1920 г.: «Переход от денег к безденежному продуктообмену бесспорен. Чтобы этот переход был успешно завершен, надо, чтобы был осуществлен продуктообмен (не товарообмен). Пока мы не в силах осуществить товарообмен, т.е. давать крестьянству промпродукты – до тех пор крестьянство вынуждено оставаться при обломках товарного (а следовательно, денежного) обращения при суррогате его. Отменить суррогат (деньги), пока крестьянству не дали еще того, что устраняет необходимость в суррогате, экономически неправильно. Надо это обдумать очень серьезно»[50]. Экономические отношения в Советской России и СССР в 1922 – 1923 гг. складывались по большей части стихийно. Ленин только начинал изучать возможности и роль кооперации в экономике, возможности и роль мелкого крестьянского хозяйства, частной собственности, денег и торговли. Для управления национализированными предприятиями создавались громоздкие тресты. Обсуждались и возможности привлечения в добывающие отрасли России иностранного капитала. Все наиболее крупные начинания последующих десятилетий, включая коллективизацию, индустриализацию, электрификацию, проводились не на основе каких-то научных концепций и обоснований, а на основе субъективных и произвольных решений партийных вождей. Наука должна была объяснять уже принятые и проводимые в жизнь решения. Мало чем смогли обогатить политическую экономию социализма и такие деятели партии, как Н. Бухарин, Л. Троцкий, Л. Серебряков, Г. Сокольников, А. Рыков, а также И. Сталин. Только в конце 1940-х гг. стали возникать первые схемы учебника по политической экономии социализма. Позднее такой учебник был создан. Появились кафедры и институты, факультеты и отделения в разных академиях, которые призваны были развивать политическую экономию социализма. Однако все это было суррогатом научного знания. Самые титулованные из академиков-экономистов в лучшем случае могли играть роль советников для членов Политбюро и для секретарей ЦК КПСС. Призывы к «перестройке» застали все крупные коллективы ученых-экономистов врасплох, и они так и не смогли разработать и предложить никакой новой экономической концепции демократического социализма.

Первым ответом советской экономической науки на призывы о перестройке были поиски всего того, что было сказано у Маркса и Энгельса о товарно-денежных отношениях и о рынке. Ученым надо было опереться на какие-то слова и положения отцов-основателей доктрины. Но Маркс и Энгельс писали о рыночных отношениях только применительно к капитализму и были уверены в том, что «в обществе, основанном на началах коллективизма, на общем владении средствами производства, производители не обменивают своих продуктов; столь же мало труд, затраченный на производство продуктов, проявляется здесь как стоимость этих продуктов»[51]. Среди значительной части теоретиков социал-демократии существовало убеждение, что вся политэкономическая наука – это наука о функционировании капиталистического товарного общества и поэтому в социалистическом обществе такая наука вообще не нужна. Не только Роза Люксембург и Николай Бухарин писали, что конец капиталистического товарного общества будет концом и политической экономии. В.И. Ленин возражал против этого, но не слишком уверенно. Конечно, ни денег, ни ценных бумаг, ни торговли, ни эксплуатации, ни наемного труда при коммунизме не будет. Но надо будет все-таки определять пропорции в производстве и воспроизводстве, а это сможет делать лишь экономическая наука[52]. В 1921 – 1922 гг. В.И. Ленин много писал о торговле, о хозяйственном расчете, о стабилизации денежного обращения. Однако речь шла в данном случае не о социалистическом обществе, а об обществе переходном, которое сохраняет внутри себя элементы капиталистического товарного общества.

Руководить народным хозяйством и экономикой страны без экономических наук и объединяющей их политэкономии оказалось делом невозможным. Выступая против «буржуазной» экономической науки, прибегая к жестоким репрессиям против многих самых значительных российских экономистов, советская политическая экономия все же появилась на свет, вместе с советской философией и научным социализмом. Объединявший все эти три направления марксизм-ленинизм был уже продуктом сталинского времени, и главным источником новых идей для него стали выступления и работы самого И. Сталина. В решениях ЦК ВКП(б) середины 30-х гг. предлагалось создать не только новый учебник по истории ВКП(б), но и учебник по политической экономии как капитализма, так и социализма. «Краткий курс истории ВКП(б)» появился, как известно, в 1938 г. Однако создать такой же «Краткий курс» по экономике социализма не удалось, и прежде всего из-за непонимания проблем рынка, товарных отношений и закона стоимости при социализме. Официальное признание товарно-денежных отношений и закона стоимости при социализме произошло лишь в 1951 – 1952 гг. во время организованной в ЦК КПСС экономической дискуссии, итоги которой были подведены самим Сталиным в его брошюре «Экономические проблемы социализма». Кто мог оспорить тогда положения Сталина об основных законах социалистической экономики? Какие-то новые дискуссии в советских экономических науках происходили, как известно, и во времена Н.С. Хрущева, и во времена Л.И. Брежнева. Однако они не слишком далеко продвинули весь комплекс этих наук. Результатом этого была полная беспомощность всех главных коллективов, которые претендовали в СССР на лидерство в экономической науке. Громче других звучали в 1986 – 1988 гг. не голоса наиболее маститых и ведущих ученых экономистов, а не обремененных званиями, да часто и ответственностью, молодых научных работников, писателей, публицистов, отдельных хозяйственников. Мы мало что знали о предложениях такого крупного ученого-экономиста, как академик Ю.В. Яременко, но мы много слышали о Ларисе Пияшевой, Гаврииле Попове, Николае Шмелеве, Александре Ципко, Григории Явлинском, Владимире Селюнине и других.

Не находя опоры в классических текстах, советская экономическая наука начала осторожно продвигаться в решении проблемы: как совместить приверженность к социализму с продвижением в нашу экономику и в нашу действительность рыночных отношений?

Проблема была не только в признании возможности товарно-денежных отношений и рынка при социализме. В Советском Союзе были деньги, были магазины и колхозные рынки, мы все что-то покупали и продавали. СССР вел торговлю с другими странами. Но это были товарные и денежные отношения «особого рода» – без частной собственности и без капиталистов. Однако эффективное развитие рыночных отношений было невозможно без допущения частной собственности – в том числе и на средства производства. Если можно было создавать кооперативы и заниматься индивидуальной трудовой деятельностью, то почему нельзя было создать, например, небольшое частное предприятие с 10 – 20 работниками или частный магазин? Почему никто не мог купить в собственность грузовик или трактор? Простой здравый смысл показывал, что все это может существенно улучшить жизнь населения страны и решить множество проблем, которые невозможно эффективно решать на основе только социалистических форм собственности. Почему нельзя было пойти хотя бы на ту степень конвергенции капиталистических и социалистических отношений и форм собственности, которую уже допустил в своей экономике коммунистический Китай? Разве нельзя было то общее соревнование между миром социализма и капитализма, которое разворачивалось на протяжении нескольких десятилетий на мировой арене, дополнить соревнованием капиталистической и социалистической форм собственности и внутри самих социалистических стран? Да, конечно, такое допущение частной собственности в экономике СССР противоречило догмам марксизма. Конституция СССР признавала возможность существования в стране только трех видов социалистической собственности: государственной, или общенародной, колхозно-кооперативной, а также собственность общественных организаций. Вне социалистической собственности могла существовать только личная собственность граждан, и ее характер и размеры весьма строго оговаривались. Так, например, в личной собственности граждан мог быть лишь один жилой дом. Предполагалось, что всякая частная собственность или слишком большая личная собственность будет наносить ущерб интересам общества. Но это положение ничем, кроме догмы, не было обосновано. Однако даже в научных дискуссиях перешагнуть эти устоявшиеся догмы почти никто не решался. Самым смелым казалось предложение тех экономистов, которые предлагали в Советском Союзе середины 1980-х гг. ввести некую модернизированную систему НЭПа начала 1920-х гг. Все-таки НЭП был освящен авторитетом самого В.И. Ленина!

Понятия частной собственности, как и понятия эксплуатации и капитализма, не были ясно определены в советской политэкономии. Не было четких определений этих понятий и у самого К. Маркса. Частная собственность сразу же определялась как несправедливая система экономических отношений, ведущих к эксплуатации, и ей, естественно, противопоставлялась справедливая система общественной собственности, в рамках которой эта эксплуатация якобы исключалась. Но не в абстракциях, а в реальной действительности положение дел было очень часто совсем иным. На одинаковых по технологии и производительности металлургических заводах в СССР и в США рабочие могли получать совершенно разную заработную плату и иметь очень разный уровень жизни – гораздо более высокий в США и более низкий в СССР. При этом, однако, выходило так, что американские рабочие – это люди, которых жестоко эксплуатируют, а плохо обеспеченные советские рабочие – это свободные работники социалистического общества. Во многих случаях отчуждение рабочих от средств производства было в Советском Союзе таким же большим, как и в США или Германии, а если говорить о небольших и средних предприятиях, то и гораздо большим. Даже имущество парикмахерских принадлежало у нас в стране не конкретному парикмахеру, а тресту, который мог объединять и сотни парикмахерских, и десятки столовых или химчисток.

В дискуссиях, которые вспыхнули на страницах советских экономических и общеполитических журналов, начало оспариваться и общее негативное отношение советской экономической науки к понятию конкуренции, которая в западных странах считалась главным мотором научно-технического прогресса. В СССР такой конкуренции быть не могло, так как при монопольной собственности государства на все предприятия каждое из них получало свой строго определенный рынок сбыта и могло уже не слишком беспокоиться за свое будущее. Нововведения в такой системе также были чаще всего предметом инициатив сверху и были включены в планы научных разработок.

Пересмотреть принятые в классическом марксизме и в классическом ленинизме понятия рынка, конкуренции, частной собственности, отчуждения, эксплуатации, товарно-денежных отношений – и сделать все это в рамках самого марксизма и ленинизма – оказалось просто невозможным. Создать какую-то новую концепцию социализма, опирающуюся не на абстрактные построения XIX века, а на реальную действительность XX века, – на решение такой задачи никто не отважился, никто к этому не был готов, да и не было способных к решению подобной задачи людей ни в Политбюро ЦК КПСС, ни среди академиков-экономистов АН СССР. В этих условиях все громче и громче стали звучать голоса о возвращении к рынку и частной собственности в их традиционном смысле. К. Маркс, мол, ошибался, его концепции оказались в свете опыта XX века неверными, и советские экономисты должны перейти от Маркса к Милтону Фридману. Именно этот американский экономист, считавшийся создателем концепций монетаризма в политэкономии, Нобелевский лауреат 1976 г., стал в конце 1980-х гг. наиболее авторитетным экономистом для большой и активной группы молодых советских экономистов. Именно эти экономисты выступили на первый план в 1991 г., когда начал разрушаться уже и весь Советский Союз, а также КПСС. В 1987 – 1988 гг. они выступали еще только на разного рода семинарах или как публицисты в литературных и популярных журналах. В рамках официальной иерархии во главе экономической науки продолжали оставаться академики и члены-корреспонденты из Академии наук, которые возглавляли несколько институтов по отраслям экономики. Здесь не было тупых догматиков, не было и ярых радикалов или приверженцев монетаризма. Еще в начале 1987 г. здесь попытались создать некую эклектичную новую модель и прогноз развития советской экономики на каких-то новых началах. Подготовленный документ имел название: «Целостная концепция перестройки хозяйственного механизма в условиях перевода экономики на интенсивный путь развития». На реальную практику экономического управления эти концепции повлияли мало, и дело кончилось тем, что академик Леонид Абалкин был назначен вице-премьером Советского правительства и первым заместителем Николая Рыжкова. Однако остановить развитие кризиса советской экономики и общего кризиса советской модели социализма эти административные перестановки и эти половинчатые и не вполне убедительные концепции уже не могли. В 1989 г. этот кризис только углубился и обострился, а в 1990 г. вступил в фазу распада – как экономики, так и политической системы социализма. Этот распад завершился уже к концу 1991 г. Теоретически этот распад и крах не были неизбежны, однако для глубокого и смелого маневра у руководства КПСС уже не было ни сил, ни времени, ни политической воли, ни понимания обстановки. Об этом можно судить, обращаясь не только к экономическим, но и к политическим реальностям 1987 – 1988 гг.

Глава третья