ПОЧЕМУ РАСПАЛСЯ СОВЕТСКИЙ СОЮЗ
Некоторые предварительные соображения
Четыре главных события определили политическую историю XX века. Это революция 1917 г. в России, результатом которой стало разрушение Российской империи и образование Советского Союза. Это Вторая мировая война, результатом которой стало крушение фашистских государств и образование новой системы международных отношений, сохранявшейся более 40 лет. Это распад колониальных империй и образование на огромных пространствах Востока и Юга десятков независимых государств, в том числе и таких, как Индия и Китайская Народная Республика. Это, наконец, распад Советского Союза, последствия которого могут оказаться более значительными, чем последствия крушения Российской империи.
Многие из событий XX века имели идеологическую окраску. При этом влияние четырех идеологий на судьбы мира в прошлом столетии было особенно значительным. Это наиболее радикальная версия марксизма, или коммунистическая идеология, которая была принята на вооружение в Советском Союзе и Китае и распространилась затем на многие другие регионы и страны. Это наиболее радикальная версия национализма или фашистская идеология, которая была принята на вооружение элитой Германии, Японии и Италии. Это идеология либерализма и плюрализма, которая выдвигалась на первый план правящими кругами в странах западной демократии. Это, наконец, национально-освободительные идеологии, которые были взяты на вооружение лидерами «третьего мира». К концу века в мире почти сошло на нет влияние радикальных коммунистических и фашистских идеологий, но возросло влияние наиболее радикальных версий исламской идеологии. С другой стороны, растет и влияние умеренных версий социал-демократической идеологии.
Облик мира в XX веке существенно изменился и под влиянием многих научных и технических достижений и открытий. Главными событиями в области экономики и технологии было развитие автомобильного транспорта, а также воздушного транспорта всех видов, развитие космической техники и ракет, создание атомных бомб и атомных электростанций. Телевидение, компьютеры, телефонная связь и Интернет изменили не только экономику, но и повседневную жизнь людей. Громадные достижения медицины дополняют эту картину разительных изменений в жизни человечества, сама численность которого за столетие увеличилась почти в 7 раз.
Невозможно управлять развитием человечества, которое происходит по большей части стихийно. Однако можно повысить уровень понимания этих событий и таким образом лучше встретить и преодолеть те трудности, которые ждут нас в новом, XXI столетии.
В истории человечества упадок и гибель больших империй – это не исключительный случай: в последние 3 тысячи лет были созданы и распались десятки великих империй, одни из которых простояли многие столетия, а другие не продержались и нескольких десятилетий. Только после Первой мировой войны обрушились не только Российская, но и Германская, Оттоманская и Австро-Венгерская империи. После Второй мировой войны разрушилась громадная Британская империя, а также колониальные империи других европейских стран и Японии. Распались и некоторые многонациональные государства: Югославия, Пакистан, даже Чехословакия. С формальной точки зрения в этом ряду может стоять и распад Советского Союза, однако как общая картина, так и причины этого события кажутся для многих историков необычными и вызывают много вопросов, сомнений и споров.
Разрушению Советского Союза не предшествовали какие-либо мощные революционные процессы, сильные идеологические и национально-освободительные движения. Страна распалась от множества, казалось бы, слабых толчков, которые, даже объединившись, не казались многим из нас неодолимыми. Да, конечно, кризис и болезни СССР и КПСС развивались давно, но они протекали еще где-то в недрах нашего общества и государства, и поэтому не только зарубежные наблюдатели, но и советские политики, а тем более рядовые граждане не отдавали себе отчета в опасности ситуации. Это событие не предсказывали. Многие аналитики и сегодня не видят каких-то мощных объективных экономических, социальных и политических причин, которые могли бы разорвать столь сильное и большое государство. Не самоубийство ли это? Как объяснить крах государства, в котором рабочие не бастовали, крестьяне спокойно трудились на своих полях, учителя учили школьников, ученые работали в своих лабораториях? Как понять крушение страны, армия которой демонстрировала предельную лояльность своим генералам, в которой имелась весьма эффективная и мощная система тайной полиции. «Советский Союз, – как писал один из западных исследователей, – хотя и встретил трудности, но вовсе не был обречен на коллапс. Более того, страна не находилась даже в стадии сильного кризиса. СССР был жизнеспособным государством и, наверное, существовал бы еще десятилетия, может быть, даже дольше. Но он оказался восприимчивым к негативным событиям вокруг. Жизнеспособный, но уязвимый, Советский Союз стал заложником отвернувшейся от него фортуны. То, что ослабленный организм пошел не по дороге жизни, а умер на руках неуверенного доктора, использующего неиспытанные доселе лекарства, объясняется прежде всего особым стечением обстоятельств»[310]. Это слишком поверхностное объяснение, чтобы можно было им удовлетвориться.
Нельзя рассматривать характер и причины распада Советского Союза отдельно от причин крушения КПСС, и вовсе не потому, что эти события произошли почти одновременно. Коммунистическая партия была единственной политической партией в СССР. По Конституции СССР именно КПСС была «руководящей и направляющей силой» советского общества. Но КПСС была не просто правящей партией, эта партия была и создательницей Советского государства, это государство строилось и укреплялось по идеологическим проектам, разработанным создателями и теоретиками КПСС. Государство скреплялось не общностью национальной судьбы и традиций, а общностью идеологии. В такой системе партийный аппарат неизбежно должен был превратиться в фактически правящую страной государственную структуру. Но также неизбежным было и ослабление государства при ослаблении партии. Однако на протяжении десятилетий, несмотря на значительный численный рост рядов партии, влияние официальной партийной идеологии слабело, что уменьшало авторитет и самой партии. Она оставалась главной несущей конструкцией Советского государства, но без сильной и авторитетной идеологии эта конструкция не могла выдерживать прежние, а тем более возросшие нагрузки. Возникали трещины, и в один момент вся конструкция неожиданно надломилась. Среди русских народных сказок есть сказка о Кощее Бессмертном. Это был сильный и непобедимый правитель загадочного царства, который был к тому же бессмертен. Его сердце или его смерть были надежно упрятаны где-то за морями на далеком острове в сундуке под корнями могучего дуба. Но сердцем КПСС была ее идеология, и когда вера в этот великий идеологический проект ослабла, должен был обрушиться и партийно-политический каркас здания СССР.
Это крушение не было неизбежным. Советский Союз можно было сохранить и даже обеспечить его процветание, но при более разумном руководстве и при более ясном понимании как природы, так и внутренних противоречий нашего государства и общества. Та концепция первопроходцев, которую пытались защищать многие из старых большевиков, имеет право на существование. «Мы были первыми, кто начал строить социализм, – говорил мне еще в середине 1960-х гг. Сергей Петрович Писарев, вернувшийся в Москву после 20-летнего заключения, где он прошел все круги ГУЛАГА, – но мы сбились с пути. Тем, кто будет идти после нас, будет легче, они учтут наши ошибки и упущения. Может быть, Китай построит социализм через 100 лет». Это предсказание отчасти сбывается. Китай начинал свое движение, руководствуясь сходной идеологией и находясь в ситуации, которая была не менее сложной, чем та, что была в России и СССР в 1917 – 1922 гг. Но Китай движется вперед более осторожно, но также более успешно и быстро, хотя и он не избежал очень серьезных ошибок и опасностей в первые 30 лет своей новой истории. Наши лидеры должны были не слепо следовать идеологии, а постоянно сопоставлять ее с практикой, внося необходимые коррективы как в идеологию, так и в практику. Нельзя было упорно настаивать на диктатуре и экспансии, но не заботиться о повышении материального и духовного уровня жизни народа, – в чем, собственно, и состояла главная задача и главное обязательство социализма. Надо было развивать производительные силы общества, как этого и требовала наша доктрина, а не бесчисленные системы оружия, которые никак нельзя отнести к производительным силам. Отнюдь не каждый первопроходец обречен сбиться с пути. Наше поражение очевидно, хотя оно отнюдь не является полным и окончательным.
Среди многих западных и российских идеологов есть большое желание представить разрушение СССР и КПСС как крушение не только радикальных форм коммунистической идеологии, но и как крушение социализма вообще – и как идеи, и как образа жизни. Это большая ошибка. Большой и сложный путь за прошедшее столетие прошли не только наши представления о социализме, но и наши представления о демократии. Подлинно демократическое общество опирается на поддержку большинства населения страны, и поэтому демократическое государство не может не заботиться о благосостоянии всех слоев населения, о гражданах страны всех возрастов, о здоровье, благополучии, образовании и безопасности всех избирателей. Но именно эти идеи о благополучии общества являются главными в социализме, а отнюдь не идеи диктатуры пролетариата или уничтожения частной собственности. Мы видим сегодня, что еще Маркс, а потом и Ленин приняли болезни молодого капитализма за смертельные старческие немощи. Но также нет никаких оснований принимать крушение первого в мире социалистического государства за необратимый крах социализма.
Хотя кризис идеологии и все более острое несоответствие между доктриной и практикой я считаю главной причиной крушения КПСС и СССР, имеется еще много других причин, которые облегчили и ускорили разрушение Советского Союза или обусловили конкретные формы этого краха. Ниже будут рассмотрены лишь некоторые из этих проблем, которые долго еще будут предметом обсуждения и анализа.
Антироссийский национализм
Советский Союз был многонациональным государством, в котором русский народ считался, однако, главной или ведущей нацией, а русский язык был языком межнационального общения. В СССР имелось 15 союзных республик, 20 автономных республик, 8 автономных областей и 10 национальных округов. Итого в стране имелось 53 административных субъекта, которые были построены по национально-территориальному принципу. Права и возможности у этих национальных образований были различными, и это нередко порождало конфликты между республиками и Центром. В конечном счете Советский Союз распался по границам союзных республик, а в ряде случаев линии разлома обозначились и по границам автономных областей и республик. Неудивительно поэтому, что многие из авторов, исследуя причины распада СССР, ставят на первое место фактор национализма. При этом главными движущими силами национализма одни авторы считают национальную интеллигенцию, а другие «этнономенклатуру». Официальная идеология КПСС утверждала, что национальные проблемы в СССР решены полностью и окончательно. В структурах ЦК КПСС были ликвидированы отделы и сектора, занимавшиеся национальными вопросами, а в системе Академии наук СССР сохранился лишь Институт этнографии народов СССР. Напротив, такие оппоненты КПСС, как А. Солженицын, заявляли, что национальная рознь внутри Союза «возросла десятикратно» по сравнению с царской Россией. Серьезно ошибались, как мы видим, и те и другие.
Демократизация и гласность конца 80-х гг. открыла в Советском Союзе возможность свободного обсуждения национальных проблем и создания националистических организаций. При этом достаточно быстро и отчетливо выяснилось, что сильное желание и стремление к независимости имеется у интеллигенции, у части этнономенклатуры и у значительных масс рядовых граждан только в Прибалтике, Грузии и западных районах Украины. Но и в этих регионах СССР не было ни желания, ни возможности бороться за отделение от СССР с помощью радикальных методов. Только в Прибалтике и Западной Украине существовал сильный антирусский, или антироссийский, национализм. Грузинский национализм был направлен тогда главным образом против осетин и абхазцев, Армения и Азербайджан враждовали друг с другом из-за Нагорного Карабаха, внутренние противоречия раскалывали также Молдавию и Таджикистан. Представители всех республик и национальных групп СССР участвовали в работе первых съездов народных депутатов СССР и в заседаниях Верховного Совета СССР, и требования наиболее радикальных групп не шли тогда дальше требований о расширении хозяйственной самостоятельности в рамках единого государства. При этом была избрана тактика мелких требований и соответственно мелких уступок. В 1990 г. Верховный Совет СССР принял специальный Закон о порядке и процедурах, связанных с возможным выходом республик из СССР. Этот закон предусматривал обязательное проведение референдума, наличие «квалифицированного» большинства в 2/3 голосов граждан республики и 5-летний срок для цивилизованного развода. В конце этого срока предусматривался еще один референдум. При разработке и обсуждении этого закона мы были уверены, что первыми воспользуются правом на отделение республики Прибалтики. Однако экономический кризис и крах перестройки, вполне обозначившийся уже в конце 1990 г., изменил настроение значительной части населения и в других республиках. К национализму прибавился также сепаратизм, который охватил даже некоторые из регионов России. Возникли проекты «Уральской», «Сибирской» и «Приморской» республик, движение за независимый Татарстан, за независимость Чечни и Тувы, Калмыкии и Гагаузии. При этом во многих, если не в большинстве случаев сепаратизм и национализм имели иррациональный и эмоциональный характер, так как большинство регионов, требующих полной независимости от Центра, не могли бы существовать в качестве самостоятельных государств. Таким образом, мы видим, что не национальные движения и сепаратизм привели к краху перестройки, как утверждают некоторые из ее «прорабов». Напротив, неудача идей и проектов перестройки, экономический и финансовый кризис в стране, упадок политической воли и паралич власти в союзных центрах и в ЦК КПСС привели к росту национализма и сепаратизма. По мере того как экономическая ситуация в СССР становилась все более тяжелой, росла иллюзия, что в независимом от Москвы государстве его население будет жить лучше и спокойнее. Не только этнические украинцы, но и этнические русские в своем большинстве проголосовали на референдуме 1 декабря 1991 г. за независимость Украины. Очень многим жителям союзных и автономных республик казалось, что они отдают в общий котел гораздо больше, чем получают из него. Им казалось, что, получив возможность самостоятельно распоряжаться своими богатствами, независимые государства станут жить лучше. Да, конечно, всем гражданам Советского Союза приходилось в прошлом платить очень большую дань на поддержание имперских амбиций и на гонку вооружений. Мало кто понимал, что эту дань можно было существенно уменьшить и без разрушения общего государства. Уже через несколько лет после распада Союза, когда для всех возникших на постсоветском пространстве независимых республик стала очевидной необходимость создания собственных вооруженных сил, собственных спецслужб, своих таможен, своей дипломатии и еще десятков систем и учреждений, которые по определению должно иметь каждое независимое государство, для многих стало очевидно, что в общем союзном государстве простым людям жить было легче и безопаснее. Какая из закавказских республик или республик Средней Азии стала жить лучше после распада СССР? Что выиграли в условиях независимости простые граждане Белоруссии и Украины? Даже на поддержание национальной культуры, языка и образования многие государства СНГ не могут найти достаточных средств, и эта культура не развивается, а деградирует. Все крупные и влиятельные националистические движения в республиках Союза – «народные фронты», «Рух», «Круглый стол» в Грузии, даже «Саюдис» в Литве отошли на второй или третий план или даже исчезли из политической жизни.
Антироссийский национализм имеет длительную и сложную историю и в царской России, и в Советском Союзе. Подъем и расширение этого национализма происходили еще в годы первых русских революций 1905 и 1917 гг. Национальные движения стали тогда важным, но не главным фактором и причиной разрушения Российской империи. Большевики частично подавили, но в еще большей степени использовали и ассимилировали эти движения, превратив их в одну из своих важных опор при создании многонационального Советского Союза. В 1991 г. антироссийский национализм был гораздо меньшей политической силой, чем в 1917 – 1918 гг. Сам по себе этот национализм не смог бы разрушить такое государство, как Советский Союз. Хотя я и озаглавил данный раздел как «антироссийский национализм», в большинстве случаев этот национализм не был направлен против русских как нации. Подобного рода иррациональный этнический протест против власти «москалей» можно было наблюдать лишь в некоторых районах Западной Украины, а также в Эстонии и Латвии. Почти во всех других случаях это был протест против чрезмерной централизации и ограничения прав и возможностей национальных республик в пользу Центра. Во времена Горбачева и простые граждане, и региональные руководители были крайне недовольны, напротив, полной бездеятельностью Центра, которая просто толкала людей на требование независимости. Крайне опасным для единства Союза оказался и быстро развившийся и непонятный для многих из нас российский сепаратизм.
Российский сепаратизм
Еще в июне 1989 г., выступая на Первом съезде народных депутатов СССР, писатель Валентин Распутин говорил: «Никогда еще со времен войны державная прочность страны не подвергалась таким потрясениям и испытаниям, как сегодня. Мы, россияне, с уважением и пониманием относимся к национальным чувствам и проблемам всех без исключения народов и народностей нашей страны. Но мы хотим, чтобы понимали и нас. Шовинизм и слепая гордыня русских – это выдумка тех, кто играет на наших национальных чувствах, уважаемые братья. Но играет, надо сказать, очень умело. Русофобия распространилась в Прибалтике, в Грузии, она проникает в другие республики, в одни меньше, в другие больше, но заметна почти всюду. Антисоветские лозунги соединяются с антирусскими. Здесь на съезде хорошо заметна активность прибалтийских депутатов, добивающихся внесения в Конституцию поправок, которые позволили бы им распрощаться с этой страной. Не мне давать в таких случаях советы. Вы, разумеется, согласно закону и совести распорядитесь сами своей судьбой. Но, по русской привычке бросаться на помощь, я размышляю: а может быть, России выйти из состава Союза, если во всех своих бедах вы обвиняете ее и если ее слаборазвитость и неуклюжесть отягощает ваши прогрессивные устремления? Может, так лучше? Это, кстати, помогло бы нам в России лучше решить многие проблемы как настоящие, так и будущие»[311]. Российские депутаты тогда приветствовали слова Распутина аплодисментами, воспринимая их, однако, как художественную гиперболу. Никто из нас не предполагал, что уже через год – 12 июня 1990 г. – Съезд народных депутатов РСФСР примет Декларацию о независимости России, а еще через полтора года. Российская Федерация не просто выйдет из состава Союза, но вместе с Украиной и Белоруссией объявит о ликвидации Советского Союза как «геополитической реальности».
Российский сепаратизм – это явление новое и неожиданное, но именно это движение стало одной из главных сил, разрушивших Советский Союз, который создавался и строился вокруг РСФСР как вокруг своей основы и фактической метрополии. Одна из удивительных особенностей российского сепаратизма заключалась в том, что он не опирался на какое-либо национальное движение, как, например, сепаратизм грузинский, литовский или украинский. Никакого влиятельного русского национального движения в 1989 – 1991 гг. не существовало. Возникшие в разных городах России «народные фронты» не являлись националистическими организациями и выдвигали общие демократические лозунги. Небольшие националистические организации: «Память», «РОС», «Русский собор», «Национальный центр», «Русский путь» и т.п. – не имели политического влияния и не выдвигали лозунгов об отделении Российской Федерации от СССР. Сильные национальные движения рождаются там, где есть сильные чувства национального унижения, угнетения и ограничения. Но кто подавлял русских и русскую культуру в Российской империи? Русские крестьяне были угнетены здесь русскими же помещиками. В Советском Союзе велась жестокая борьба против всех проявлений «национализма», но чувства русских национальных патриотов были затронуты меньше, чем литовских, украинских или татарских.
Удивительным и неожиданным было и то обстоятельство, что сами коммунисты Российской Федерации внесли весьма существенный вклад в развитие и укрепление российского сепаратизма, потребовав создания отдельной от КПСС Компартии РСФСР. На Съезде народных депутатов РСФСР в 1990 г. фракция коммунистов насчитывала более 300 человек и была одной из сильнейших. Но принятие Декларации о независимости России 12 июня 1990 г. не вызвало у коммунистов России никаких возражений или протестов. Из 907 народных депутатов РСФСР, принявших участие в голосовании, только 13 голосов было подано «против». 9 депутатов воздержались и 11 не приняли участия в голосовании. Такого единодушия не было на съездах народных депутатов РСФСР ни раньше ни позже. А ведь и все почти демократы, включая Ельцина, были тогда еще членами КПСС. Поредевшая до 50 – 60 человек к декабрю 1991 г. фракция коммунистов России не выступила и против Беловежских соглашений при их ратификации Верховным Советом РСФСР.
Еще одной поразительной особенностью российского сепаратизма было то обстоятельство, что он не опирался и на какую-то сложившуюся российскую политическую или национальную элиту. Никакой российской «этнономенклатуры» в 1991 г. не существовало. В Российской Федерации не было в прошлом полноценного Совета Министров, не было своей партии, не было чисто российских военных структур, а также не было российского КГБ. Немногочисленные структуры власти в РСФСР фактически представляли собой лишь подчиненные части общесоюзных структур. Исключением было лишь Министерство просвещения РСФСР. Только после избрания Бориса Ельцина Председателем Верховного Совета РСФСР в Российской Федерации стали поспешно формироваться чисто российские структуры власти и управления. При этом в министерства и в другие органы власти приглашали не известных государственных деятелей или политиков, не крупных хозяйственных руководителей или национальных лидеров, а малоизвестных чиновников, заведующих лабораториями, кандидатов наук, людей с неудавшейся карьерой, а иногда и с весьма сомнительной биографией. «Мальчики в коротких штанишках», «чикагские мальчики», «бастарды монетаризма» – каких только презрительных наименований и прозвищ они позднее не получили!
У российского сепаратизма не было и никакой истории. В Российской империи и в СССР можно было обнаружить отдельные проявления русского национализма или даже шовинизма. Но кто и когда мог выступать у нас в стране за отделение России от Украины, от Белоруссии, от Казахстана или от республик Закавказья! Не было в прошлом и потребности создавать в Российской Федерации сколько-нибудь сильные и влиятельные органы власти. Как известно, Российская Федерация всегда была главной по территории и населению частью СССР, по отношению к которой все другие республики выступали как «национальные окраины» России. В этих условиях возникала необходимость разделить власть между Центром и окраинными республиками, но не между Центром и РСФСР. И напротив, сильные и авторитетные российские органы власти делали бы ненужными или искусственными соответствующие органы власти СССР. В стране была Академия наук СССР, но не было Академии наук РСФСР. Напротив, созданное в 70-е гг. Министерство просвещения СССР оказалось почти ненужным бюрократическим образованием при наличии сильного и авторитетного Министерства просвещения РСФСР.
Российская империя создавалась иначе, чем Британская, Французская или Португальская империи. У России не было обширных заморских владений, она присоединяла к себе территории, непосредственно примыкавшие к русским землям, и постепенно ассимилировала их как части единой империи. Советская власть и КПСС не могли существенно изменить эту не только политическую, но и географическую реальность. Поэтому не с формальной или юридической точек зрения, а по своему положению и исторической роли Российская Федерация сохранила роль метрополии. Сохранялась также ведущая роль русской нации и русской культуры и языка. При образовании СССР в декабре 1922 г. все союзные структуры власти были созданы на основе российских структур – с определенными добавлениями от республик. Равным образом и РКП(б) была просто переименована в ВКП(б). Сталин и его сторонники в 1922 г. так быстро и легко отказались под влиянием критики Ленина от своих планов «автономизации» потому, что речь шла тогда не о существе, а о формах. Общая система предельной централизации власти, при которой верхи партии и верхи государства сливались в единый идеологический и политический Центр, сохранялась.
Но почему столь слабое и неглубокое движение, каким был российский сепаратизм, смогло оказать столь сильное влияние на судьбы СССР? Да просто потому, что этому движению не было оказано почти никакого сопротивления. Всего один или два человека, подпиливая одну за другой опоры Эйфелевой башни, если им не мешать, могут в конце концов обрушить это грандиозное сооружение.
Можно ли было воспрепятствовать созданию какой-то особой Российской коммунистической партии? Да, конечно. Для этого достаточно было еще весной 1990 г. принять соответствующее решение Политбюро или даже Секретариата ЦК КПСС. Но лидеры КПСС, которые в январе и феврале 1990 г. потратили так много сил, выступая против создания отдельной Литовской компартии, не стали почему-то возражать против создания такого искусственного образования, как КПРФ. Меня лично поражала полная пассивность Московского горкома и райкомов партии при проведении весной 1990 г. избирательной кампании на Съезд народных депутатов РСФСР. Не участвовал в этих выборах никто из руководителей ЦК КПСС. В результате многие из людей, которые проиграли год назад борьбу за мандаты народных депутатов СССР, теперь легко выиграли выборы на уровне Российской Федерации. Да и после выборов ЦК КПСС не проводил никакой работы среди депутатов Российской Федерации. Борис Ельцин смог победить на выборах Председателя Верховного Совета РСФСР лишь после трех туров голосования и большинством в три голоса. Я наблюдал за этими голосованиями в Георгиевском зале с близкого расстояния. Изменить ситуацию было не так уж сложно, но активность проявляли только демократы, создавшие здесь свой избирательный штаб во главе с Г. Бурбулисом, который выступал в 1990 – 1991 гг. как закулисный вождь и идейный вдохновитель российского сепаратизма. Канадский журналист Макс Ройз, который стал первым и, кажется, единственным биографом Г. Бурбулиса, писал в своей книге «Чужак в Кремле», что сам тот факт, что Бурбулис и Ельцин «нашли друг друга», видится ему знамением судьбы или волей Бога. И Горбачев, и Советский Союз были теперь обречены. «Блестящая и, самое главное, бескровная операция по уничтожению империи вызвала у квасных патриотов не радость, а животную ненависть к тому, кто тайно претворил это в жизнь. Тем, кто не знает имени этого человека, открою тайну, – заявлял М. Ройз. – Это Геннадий Эдуардович Бурбулис»[312]. Это, конечно, огромное преувеличение. Но какая-то доля истины в этом есть. Не случайно, видимо, и то, что никому ранее не известный кандидат философских наук и преподаватель научного коммунизма Г. Бурбулис вписал в Беловежские соглашения формулу о прекращении существования СССР «как геополитической реальности».
«Холодная война» и давление Запада
Многие политологи и политики Запада утверждали и продолжают утверждать, что именно «холодная война» и давление Запада на Советский Союз стали главной причиной его распада. Советский Союз просто не выдержал все более дорогостоящей гонки вооружений и потерпел экономическое и политическое поражение на одном из ее этапов. При этом в первую очередь подчеркиваются «заслуги» Соединенных Штатов и президента Рональда Рейгана, который отказался от риторики и политики разрядки и провозгласил борьбу с коммунизмом главной целью своей внешней политики. Еще 18 мая 1981 г., выступая в Университете Нотр-Дам, Рональд Рейган заявил о том, что коммунизм – это «противоестественная глава в истории человечества, последние страницы которой пишутся сегодня. Такой строй не может существовать бесконечно, и ему обязательно должен прийти конец. Грядущие годы будут годами возрождения нашей страны, дела свободы и распространения цивилизации. Запад не будет сдерживать коммунизм. Запад просто переживет коммунизм. Мы не будем утруждать себя критикой в его адрес, мы отмахнемся от него как от печальной и жуткой главы в истории человечества, в которой уже сейчас дописываются последние строки». Именно Рональд Рейган отказался от политики ядерного замораживания, «которое было бы подарком Советскому Союзу», и поддержал программу СОИ, которая была направлена в первую очередь против «агрессивных устремлений империи зла»[313]. Когда через 10 лет Рональда Рейгана спросили, в чем заключалось самое великое достижение его президентства, он без колебаний ответил: «Я выиграл холодную войну»[314]. Джордж Буш-старший, который занимал пост вице-президента во времена Рейгана, а затем и президента США, также утверждал в 1992 г.: «Мы не согласились с мнением группы лиц, требовавших замораживания ядерной гонки. Президент Рейган сказал этой группе «нет», мира можно добиться только за счет увеличения нашей мощи. И это сработало. В результате без позитивных перспектив в соперничестве с непревзойденной экономической и военной машиной США советским лидерам ничего не оставалось, как отвергнуть коммунизм и согласиться на распад империи»[315]. Очень немногие из оппонентов Рейгана и Буша пытались оспорить эти утверждения как слишком упрощенные.
Тезис о «холодной войне» и давлении Запада как главной причине разрушения Советского Союза поддерживают и многие российские авторы. Однако они выдвигают на первый план не столько военное и экономическое давление Запада, сколько деятельность американских специальных служб и разного рода тайных идеологических и политических центров. Как писал Александр Зиновьев, «удивляться нужно не тому, что нас разгромили в «холодной войне», а тому, что мы 70 лет продержались. У Запада был колоссальный перевес сил в экономике и в других отношениях. У нас было 260 миллионов человек, а на Западе был почти 1 миллиард населения, там проводилась интеграция. Сыграли свою роль и те процессы, которые происходили внутри СССР под влиянием Запада. Под давлением Запада у нас произошел психологический слом. В СССР сложилась мощная «пятая колонна» Запада. Западу удалось создать такую атмосферу в нашей стране, что массы населения были склонны к предательству»[316]. На созданную Западом «пятую колонну», сумевшую якобы сокрушить Советский Союз, ссылался и генерал из КГБ Вячеслав Широнин. «Все эти неистовые, хорошо отрежиссированные кампании времен перестройки, – утверждал Широнин, – накатывались одна за другой. Эта дорогостоящая и масштабная раскачка государства приносила неплохие плоды. У опытных работников КГБ не было ни малейших сомнений в том, что все эти кампании являются частью общего плана и что люди, проводившие этот план в жизнь в нашей стране, вольно или невольно стали марионетками в руках западных подрывных центров. А масштабность и строгая последовательность выше указанных кампаний свидетельствовали, что их разработка велась комплексно и очень профессионально. Никакой «мозговой» штаб внутри страны не смог бы справиться с такой сложной и многоплановой задачей, тут хорошо чувствовалась рука специализированных и многоопытных коллективов разработчиков. На экранах телевизоров, в средствах массовой информации, на митингах появилась целая плеяда новых «политиков», чьи имена сегодня связаны с разрушительными тенденциями. Среди них Елена Боннэр, Юрий Афанасьев, Анатолий Собчак, Геннадий Бурбулис, Галина Старовойтова, Валерия Новодворская и прочая публика, которые призывали провести «цивилизованный демонтаж» «гниющей империи». На базе известных мне фактов могу сказать, что и Август-91, и Октябрь-93 были звеньями одной цепи и позициями одного общего плана, разработанного в недрах ЦРУ США, – плана по анатомическому расчленению Советского Союза»[317]. «Если бы высшее руководство страны, – развивал ту же точку зрения еще один генерал из ПГУ КГБ, Юрий Дроздов, – внимательнее относилось к данным разведки, социалистический лагерь существовал бы и сегодня, обеспечивая послевоенный статус-кво»[318].
В российской печати можно было встретить и еще более экзотические концепции, согласно которым не только разного рода «прорабы перестройки», но и сами американские президенты с их спецслужбами были всего лишь исполнителями воли некоей «мировой закулисы», воротилы которой начали свою работу еще сотни лет назад, но только теперь смогли перевести свои теории нового мирового порядка в область решительных практических действий. Профессор И.Я. Фроянов, который много лет стоял во главе исторического факультета ЛГУ, заявлял: «Пока существовала Российская империя под именем Советского Союза, о победоносном шествии по планете «нового мирового порядка» даже мечтать не приходилось. Надо было либо победить СССР, либо признать крах своих планов, которые во второй половине XX века вступили в фазу интенсивной реализации. Поэтому мировая закулиса решила уничтожить СССР, чему и служила предпринятая в нашей стране «перестройка». Эта перестройка была не только важнейшим этапом «глобализации». Все это по сути своей не что иное, как приспособленные к современности старые масонские планы построения нового мирового порядка. Идет завоевание мира масонским Интернационалом, и под знаком этого процесса происходят все значимые исторические процессы в XX веке»[319].
Нет никаких сомнений в том, что «холодная война» и давление Запада были одной из причин разрушения Советского Союза. Но у нас нет никаких оснований называть эти факторы главной причиной распада СССР. Почему в этом случае при еще большем давлении и при еще более изощренных планах, разрабатываемых профессионалами из ЦРУ, Соединенным Штатам не удалось до сих пор сокрушить режим Фиделя Кастро в соседней Кубе? Даже не очень сильный ветер может свалить простоявшее сто лет могучее дерево, если его ствол уже прогнил изнутри. Но можем ли мы считать этот ветер главной причиной гибели дерева?
Борьба капиталистического мира и Советской России началась еще со времен Октябрьской революции, и к середине 30-х гг. эта борьба имела уже большую и сложную историю. При этом немалая активность проявлялась с обеих сторон. Однако в то время давление Запада не разрушало, а сплачивало и укрепляло Советское государство. Формула «догнать и перегнать» в течение многих десятилетий сохранялась как главная задача экономического и культурного строительства в СССР, а вопрос о классовой борьбе и победе социализма ставился и Лениным, и Сталиным, и Хрущевым в мировом масштабе. Еще в 50-е и 60-е гг. результаты этого мирного и не вполне мирного соревнования складывались, как многим казалось, в пользу СССР. В 70-е гг. Запад вырвался далеко вперед по всем важнейшим показателям развития, и причин этому было много. «Перестройка» была уже запоздалой попыткой изменить ситуацию, но она оказалась в руках слабых людей и пошла по ложному пути. И это вовсе не было результатом происков Запада или заговора. Ошибочно полагать, что давление Запада и США на Советский Союз в 80-е гг. сильно возросло. В 1987 – 1988 гг. это давление даже уменьшилось, в том числе и благодаря внешней политике М. Горбачева. Полностью изменилась и риторика Рональда Рейгана, с которым даже я имел возможность встретиться в числе 40 представителей советской интеллигенции в конце июня 1988 г. в Доме литераторов в Москве. Президент США говорил здесь о сотрудничестве, а не об «империи зла». Конечно, давление не исчезло, но стена, противостоящая этому давлению, становилась все более рыхлой и слабой. «Железный занавес» стал разрушаться не от ударов с Запада, а от толчков с Востока. Никакого нового идеологического оружия Запад в конце 80-х гг. не применял. Но и внутри социалистического лагеря, и внутри Советского Союза возникли новые трудности, с которыми не удалось справиться. У Горбачева было очень мало шансов, чтобы изменить ситуацию.
Военные неудачи России в 1915 – 1916 гг. ускорили крушение уже изжившего себя режима самодержавия и царизма. Но гораздо более тяжелые поражения 1941 – 1942 гг. не подорвали, но даже укрепили режим Сталина. Ослабление режима началось уже после победы и после смерти Сталина, но ни Хрущев, ни Брежнев не смогли адекватно оценить все более сложную ситуацию. Время было упущено, и с этой точки зрения Горбачев имел ненамного больше шансов на успех, как и Александр Керенский летом 1917 г.
Распад социалистического лагеря
Кризис в Советском Союзе происходил на фоне параллельно шедшего кризиса коммунистических режимов в странах Центральной и Восточной Европы. В каждой из этих стран было много движущих сил и причин кризиса, которые во многих, но далеко не во всех случаях совпадали. Компартия Венгрии распалась уже после смерти Яноша Кадара. Николае Чаушеску был расстрелян без суда и следствия. 78-летний Войцех Ярузельский и сегодня живет в Польше, пользуясь уважением и вниманием значительной части своих соотечественников. Эрих Хонеккер перед смертью должен был провести несколько лет в тюрьме, а Тодор Живков – под домашним арестом.
Существует концепция, что именно распад социалистического лагеря стал главной причиной краха КПСС и распада Советского Союза. При этом особая роль отводится событиям в Польше и в ГДР. Рухнула Берлинская стена, прекратил свое существование Варшавский Договор, а также СЭВ – не смог далее существовать и Советский Союз. При этом чаще всего и крушение коммунизма в странах Варшавского блока связывается с давлением Запада и даже более конкретно – с политикой президента США Рональда Рейгана. Как писал в журнале «Тайм» Карл Бернстайн, «в понедельник, 7 июня 1982 г., в библиотеке Ватикана вели беседу двое – президент США Рональд Рейган и папа римский Иоанн Павел II. Это была их первая встреча, и разговор длился 50 минут... Львиную долю встречи заняла тема Польши и советское господство в Восточной Европе. Рейган и глава Римско-католической церкви пришли к согласию о проведении тайной кампании – с целью ускорить процесс распада коммунистической империи». Один из советников Рейгана называл это соглашение «одним из величайших тайных союзов всех времен»[320]. Вполне вероятно, что какая-то договоренность между Р. Рейганом и папой римским действительно существовала. Несомненно, что приход к власти в Польше «Солидарности» и Леха Валенсы, а также ликвидация СЭВа и Варшавского Договора создали для Советского Союза ряд трудностей. Но гораздо большей была обратная зависимость: развивался кризис в Советском Союзе, ослабевало его давление на страны Восточной Европы, и здесь одна за другой происходили «бархатные революции».
Во многих отношениях «внешняя империя» Советского Союза создавала уже к началу 80-х гг. больше трудностей, чем преимуществ для нашей страны, и это отмечал еще Генри Киссинджер, анализируя перспективы Советского Союза после кончины Брежнева. «В одном направлении, – писал он осенью 1982 г., – советская международная политика не была так пугающе успешной. Говорят – и не только в шутку, – что Советский Союз – это единственная страна в мире, полностью окруженная враждебными коммунистическими государствами. Сателлитная орбита представляла собой фактор, работающий не на развитие, а на экономическое истощение СССР»[321]. Михаил Горбачев старался уменьшить обязательства СССР во внешнем мире: в Африке, на Кубе, на Ближнем Востоке, в странах Восточной Европы, в Афганистане – с тем чтобы увеличить возможности внутри СССР. Но политический и экономический кризис в нашей стране развивался слишком быстро и по причинам, которые мало зависели и от Рональда Рейгана, и от папы Иоанна Павла II.
Роль Михаила Горбачева
Советский Союз потерпел крушение в те годы и месяцы, когда на капитанском мостике нашего громадного корабля стоял Михаил Горбачев, направляя его по курсу «перестройки» и «нового мышления». Да, море было неспокойно, угрозы возникали то справа, то слева, то прямо по ходу движения. Не лучшим образом действовала команда корабля, не слишком уверенно держался и сам капитан. К тому же и сам корабль оказался не слишком прочным, он не был приспособлен ни к быстрым скоростям, ни к сильным нагрузкам. В результате капитан не справился с управлением, и наш корабль сел на мель, потеряв флаг и частично разрушившись. Это общий и во многих отношениях очень упрощенный образ событий 1985 – 1991 гг. Однако многие из политических наблюдателей Запада прибегают в своих оценках к еще большим упрощениям. Так, например, один из ведущих обозревателей газеты «Вашингтон пост», Роберт Кайзер, писал: «На протяжении менее 7 лет Михаил Горбачев трансформировал мир. Он все перевернул в собственной стране. Он поверг советскую империю в Восточной Европе одной лишь силой своей воли. Он окончил «холодную войну», которая доминировала в международной политике и поглощала богатства наций в течение половины столетия»[322]. Примерно то же самое говорил и писал бывший государственный секретарь США Дж. Бейкер: «Окончание «холодной войны» стало возможным благодаря одному человеку – Михаилу Горбачеву. Происходящие ныне перемены не начались бы, если бы не он»[323]. «“Холодная война” окончилась потому, что этого хотели Горбачев и его окружение»[324], – писал Л. Холмс. Короче всех эту же мысль выразил американский автор Дж. Хаф: «Все это сделал Горбачев»[325].
Пытаясь конкретизировать роль Горбачева в преобразовании не только своей страны, но и всего мира, одни западные авторы выдвигают на первый план новые инициативы советского лидера во внешней политике: он отказался от поддержки «марксистских режимов» в «третьем мире» и от классовой борьбы как главного смысла мировой политики и мировой истории. Горбачев отказался также от «доктрины Брежнева» по отношению к странам Восточной Европы, он подчеркнул значимость ООН и выдвинул на первый план во внешней политике общечеловеческие ценности, а не узко понятые национальные интересы. Другие авторы выдвигают на первый план внутреннюю политику Горбачева: он отказался от марксизма-ленинизма и вследствие этого остановил гонку вооружений, которая только мешала перестройке.
Российские авторы из числа стойких сторонников М. Горбачева писали не только о его решающей роли в сокрушении тоталитаризма, о его великом историческом подвиге, но и о том, что в конечном счете он все же потерпел поражение в своих начинаниях, разрушив страну и систему, которые он хотел реформировать. Как писал Анатолий Черняев, «всем эпохальным поворотам в истории человечества предшествовали мощные идейные течения, массовые движения, влиятельные организации, сильные политические партии. Схематично: христианство – падение Рима, реформация – национальные государства Европы, рабочее социалистическое движение, марксизм, ленинская партия. Октябрь 1917-го. Ничего похожего в распоряжении Горбачева не было. Он один сдвинул тоталитарную глыбу, которая называлась советским обществом. И сам на это решился, идя на огромный риск для себя лично, ставя под вопрос уготованное ему политическое и материальное состояние. Эта глыба, сорванная с заклепок, покатилась, сокрушая, казалось, незыблемые устои внутри и извне. Сначала, к счастью, непонятый, а потом проклинаемый многими, кого она стала раскидывать и подминать, расчищая дорогу к здравому смыслу, Горбачев эту глыбу не удержал в «нужном» темпе. Да это было и невозможно»[326]. Противники Горбачева, конечно же, более резки в своих оценках. На одном из «круглых столов» в «Горбачев-фонде» при обсуждении последствий Беловежских соглашений известный в прошлом дипломат Леонид Смоляков зачитал, обращаясь лично к Горбачеву, текст некоего обвинительного заключения. «Ваш приход к руководству, – говорил бывший посол по особым поручениям, – сопровождался трудно описуемой эйфорией. Да, мы слепо поверили вам. Но ваш тихий интеллект оказался такой разрушительной силой, что мы, не успев оглянуться, потеряли все, чем гордились. В разговорах о перестройке вы уничтожили важнейшие элементы нашей государственности и дискредитировали силовые структуры. Под трескотню о «новом мышлении» вы сдали без боя Варшавский Договор и внесли в духовный мир страны беспрецедентное «чужебесие», подорвав общие духовные ценности, которые цементировали государство. Забыв о том, что в нашем обществе партия и государство тождественны, вы под видом борьбы за перестройку партии перестраивали по своему разумению всю систему государства. Вы забыли, что, вынимая гнилые кирпичи из здания, надо подумать о подпорках, чтобы здание не рухнуло. Все, что мы имеем сегодня, – это результат провала вашей перестройки. Говорят, что один человек не может разрушить целое государство. Очень даже может, если этот человек Генсек»[327]. Даже такие ближайшие соратники М. Горбачева, как Николай Рыжков и Анатолий Лукьянов, которые прошли вместе с генсеком весь путь перестройки или до декабря 1990 г., или до 19 августа 1991 г., склонны были теперь обвинять во всех провалах одного Горбачева, который или сумел как-то всех обмануть, или даже тайно перешел на сторону противников Советского Союза и КПСС.
Сам Горбачев никогда не признавал того, что он стремился к развалу Советского Союза, или даже того, что его деятельность объективно помогла этой катастрофе. Всю ответственность за разрушение СССР он возлагал или на Ельцина и демократов, или на путчистов из ГКЧП, или даже на правительство, возглавляемое сначала Н. Рыжковым, а потом В. Павловым. «Путчисты и беловежцы, это по сути одни и те же люди, – говорил Горбачев на встрече с американскими читателями своих мемуаров в Бостоне. – Поэтому я не могу взять на свой счет развал Советского Союза. Такова история»[328]. Открывая в «Горбачев-фонде» дискуссию на тему «5 лет Беловежья: итоги и перспективы», Горбачев обозначил свою точку зрения очень ясно. «У меня складывается мнение, – сказал он, – что многие, задним числом используя наукообразный язык, придают неотвратимый характер тому, что было случайным. Но ведь все предпосылки для реформирования Союза в 1991 г. были уже созданы. В чем же все-таки причина распада? Моя точка зрения в следующем. Первопричина всего происходящего – в политике Ельцина и его команды, пришедших к власти в Российской Федерации летом 1990 г. и взявших линию на подрыв Союза ССР, объявивших войну законов, положивших начало парадам суверенитетов»[329]. Выступая в 1999 г. в одном из американских университетов, Горбачев в ответ на вопрос: что бы он сделал, если бы заранее знал о замыслах организаторов ГКЧП и о поведении Ельцина, – ответил: «Я бы не ушел в начале августа 1991 г. в отпуск». Это вызвало смех даже в американской аудитории.
На мой взгляд, деятельность Горбачева в годы его правления прошла через ряд этапов, различных как по мотивам, так и по результатам. При этом разрушение СССР или КПСС никогда не было ни явной, ни скрытой целью его работы. На самом первом этапе Горбачев стремился по крайней мере ослабить напряжение «холодной войны» и ускорить развитие советской экономики. Затем он принял решение – способствовать развитию демократии в СССР и в КПСС и всего того, что входило тогда в понятие «социализм с человеческим лицом». Развитие гласности и пересмотр многих прежних догматических и ложных оценок истории СССР – также заслуга Горбачева. Однако Горбачев действовал неосторожно. Он переоценил свои силы и недооценил силы вероятного противодействия. Он мало размышлял о возникших трудностях и путях их преодоления, он не опирался на народную поддержку и пытался действовать в столь большом спектре проблем или, напротив, игнорируя столь большое число проблем, факторов и обстоятельств, что катастрофа становилась неизбежной. Горбачев просто не обладал необходимыми навыками управления столь сложной машиной, какой являлись Советское государство и КПСС. В последние два года перед крушением СССР главными мотивами Горбачева стали уже не реформы, а проблемы удержания власти, и не столько власти КПСС, сколько своей личной власти. Его главной заслугой в этот период является тот простой факт, что он удержался от массированного применения силы. Ошибки Горбачева многочисленны, и его роль в распаде Советского Союза очень велика, хотя и не столь велика, как об этом говорят и пишут его недоброжелатели. Я могу указать ниже лишь некоторые из таких ошибок и просчетов, которые мне представляются наиболее серьезными.
Ошибочно расставленные приоритеты. Уже в 1985 – 1986 гг., начав свою деятельность в качестве лидера партии и государства, Михаил Горбачев не сумел правильно расставить приоритеты. Главной политической и экономической проблемой в стране была тогда проблема низкого материального уровня большинства рядовых граждан страны. Решения именно этой проблемы ждали от нового лидера рабочие, крестьяне и служащие. Это было то основное звено, взявшись за которое можно было вытянуть и всю цепь других проблем. Да, нужно было расширять демократию, работать над ослаблением тягот «холодной войны». Но в центре внимания руководства страны и партии должны были стоять вопросы зарплаты и пенсий, уровня жизни, улучшения продовольственного снабжения провинции и т.п. Только такая политика могла обеспечить новому руководству страны прочную поддержку населения и создать, таким образом, предпосылки для проведения других реформ. Даже в 1989 г., когда стали проводиться открытые и массовые опросы населения, свыше 60% всех опрошенных на первое место среди проблем, требующих решения, называли необходимость улучшить материальные условия жизни населения и только 15% опрошенных на первое место ставили требование о расширении политических прав. На вопрос о главных целях социализма 40% опрошенных говорили о материальном благосостоянии, 30% – о возрождении деревни и сельского хозяйства, 25% – о справедливости без привилегий и 18% – о демократии. Однако именно в деле материального благосостояния перестройка не дала ничего.
С самого начала Горбачев выдвинул на первый план в экономике проблему развития машиностроения, а во внутренней политике борьбу против алкоголизма и за «здоровый образ жизни», а также против «нетрудовых доходов». Но проблема развития машиностроения являлась приоритетом еще в годы первой пятилетки, а борьба за «здоровый образ жизни» с помощью административных мер не могла вызвать ничего, кроме массового недовольства.
Стремясь исправить ситуацию, Горбачев в 1987 – 1988 гг. выдвинул на первый план лозунги демократизации и гласности, а также программу политических реформ. Это вызвало поддержку большей части интеллигенции, но не рядовых граждан, материальное положение которых продолжало ухудшаться. В условиях демократизации и того ослабления власти, которое проистекало из-за непродуманных и поспешных политических реформ, недовольство населения страны не только вышло на поверхность, но и оказалось направленным против самого Горбачева и руководства КПСС. Именно Горбачев стал с конца 1989 г. главной мишенью демократической критики, что стало для него большим личным потрясением...
Не вся консервативная критика в адрес Горбачева была ошибочной. Но в дискуссиях 1989 – 1990 гг. и некоторые из интеллектуалов предлагали Горбачеву изменить приоритеты. Ему давали советы более энергично решать вопросы, связанные с материальными нуждами населения. При этом делались ссылки не только на опыт Яноша Кадара в Венгрии 60 – 70-х гг., но и на более близкий и масштабный опыт Дэн Сяопина в Китае в 80-е гг. Каждый шаг вперед в экономических и политических реформах должен не ухудшать, а улучшать материальное положение трудящихся. Для этого нужно использовать и новые демократические, и прежние авторитарные рычаги власти, а также авторитет партии. Выгодные стране и населению экономические реформы должны опережать политические реформы. М. Горбачев во многих случаях соглашался с такими советами и принимал необходимые решения. Была прекращена антиалкогольная кампания и начало, хотя и медленно, увеличиваться производство пива, вина и более крепких напитков. Были приняты решения о расширении индивидуальной трудовой деятельности, кооперативной деятельности, частной торговли. В городах и рабочих поселках появились первые кооперативные кафе, закусочные и рестораны. Была разрешена свободная покупка и продажа частных домов в пригородных зонах. Началась приватизация городских квартир. Были отменены многие неразумные ограничения в использовании садово-огородных и приусадебных хозяйств. Расширялось дачное строительство. Все это были шаги в правильном направлении. Однако параллельно шли, быстро нарастая, и другие, скорее разрушительные, чем созидательные процессы. Речь шла о безоглядном внедрении в советскую экономику рыночных реформ и о разрушении всех прежних институтов власти, построенных в первую очередь на авторитете КПСС.
Значительная часть интеллектуалов-демократов из окружения Горбачева убеждала его ускорить проведение как экономических, так и особенно политических реформ. Эти люди утверждали, что ни в городе с его централизованной «командно-административной» экономикой, ни в деревне с ее колхозами и совхозами никаких элементов рыночной экономики создать невозможно, особенно при сохранении действующих в стране политических структур. Этого не позволит сделать консервативный партийный аппарат. Поэтому нужно в первую очередь ослабить всевластие партийного аппарата и создать противостоящие ему и обладающие реальными полномочиями новые институты общественной власти. Как утверждал один из «прорабов перестройки», Игорь Клямкин, «в России нужно проводить демократизацию и осуществлять через нее пробуждение общества. При этом демократизация должна стать той формой, через которую будут пробивать себе пути и тенденции к усилению личной властиреформатора. Власть реформатора должна быть вычленена из старых аппаратных структур». (Курсив мой. – Р.М.)[330]. «Вся власть Советам!» – с таким большим лозунгом стоял Андрей Сахаров перед входом в зал заседания Съезда народных депутатов СССР. Но теперь этот лозунг был направлен против «руководящей и направляющей роли КПСС».
Михаил Горбачев с большим вниманием и сочувствием относился к подобного рода советам и рекомендациям. Его также тяготила опека Политбюро, ЦК КПСС и других партийных структур. Его личная власть была велика, но она была ограничена влиянием и волей его партийных товарищей. Вся та политическая реформа, которую М. Горбачев начал осуществлять еще в 1988 г., по изменению избирательной системы и по созданию Съезда народных депутатов СССР и постоянно действующего Верховного Совета СССР, была построена, в сущности, на схеме Игоря Клямкина и его единомышленников. Такая же схема лежала и в основе тех конституционных реформ, результатом которых стал в СССР институт президентской власти в 1990 г. Направление этих реформ было правильным, однако скорость их проведения была многократно превышена. В реальных условиях 1988 – 1990 гг. осуществить схему Горбачева – Клямкина оказалось невозможно ни по политическим, ни по практическим соображениям. Без опоры на уже существующие в стране партийные структуры создать какой-то новый и более сильный институт власти, чем власть генсека, оказалось невозможным. Как «вождь-реформатор» М. Горбачев мог бы обеспечить себе независимую всенародную поддержку лишь в том случае, если бы он мог опереться на очень большой и лично им завоеванный политический капитал. Однако в условиях 1988 – 1989 гг. такой капитал и такой политический авторитет можно было завоевать только реальными успехами в экономике, в повышении жизненного уровня населения, уровня безопасности граждан, а также успехами во всех других жизненно важных для народа сферах деятельности. Такого политического капитала у Горбачева в 1988 г., а тем более в 1989 – 1990 гг. уже не было. Поэтому то ослабление влияния и власти партийного аппарата в СССР, которое действительно происходило с появлением Съезда народных депутатов СССР, а через год и съезда народных депутатов РСФСР, сопровождалось ослаблением власти и влияния самого Горбачева. Деятели из партийного руководства были решительно недовольны Горбачевым за его демократизм. Но и радикальные демократы из новых структур власти были решительно недовольны Горбачевым за его консерватизм. Он оказался без политической поддержки как слева, так и справа, но не сумел сформировать при этом и авторитетный политический центр. При этом сам по себе пост Президента СССР не мог обеспечить Горбачеву ни авторитетной, ни авторитарной власти. Горбачев не слишком хорошо понимал природу происходящих в недрах общества политических процессов, но все же чувствовал растущую оппозицию. Поэтому он не решился на проведение всенародных выборов на пост президента. Горбачев не был уверен в своей победе. Но что он мог сделать как президент без мандата всего народа? К тому же и среди народных депутатов СССР, а не только среди членов ЦК КПСС авторитет Горбачева продолжал уменьшаться. И как генсек, и как Президент СССР Горбачев оказался в 1991 г. в тупике, из которого он уже не мог найти рационального выхода.
Еще летом 1990 г. группа канадских политологов из центра русских и восточноевропейских исследований Университета в г. Торонто провела своеобразный «мозговой штурм» на тему о причинах политического поражения Горбачева. Канадские исследователи пришли к выводу, что главной причиной неудач советского лидера было ошибочное распределение приоритетов. «Горбачев отверг грубые сталинские методы, – говорилось в итоговом анализе ученых из далекого Торонто, – но в 1985 – 1987 гг. его экономическая политика отражала традиционный подход к планированию. Несмотря на нехватку потребительских товаров, он настоял, чтобы страна выбрала уже заезженную макроэкономическую стратегию – концентрацию всех возможных ресурсов на направлении технической модернизации и роста производительности труда. Ключевую роль были призваны играть такие отрасли тяжелой индустрии, как машиностроение, химическая и электронная промышленность, сооружение энергетических объектов. Сделанный позже «полушаг» к гласности не привел к диалогу с народом и только усилил неприязнь к бюрократам. После пяти лет пребывания Горбачева у власти результаты налицо. Горбачев оттолкнул от себя широкие слои населения, парализовал партию и правительство, чем вверг систему авангарда в общий кризис. С опозданием ресурсы, брошенные на модернизацию промышленности, были переориентированы на производство потребительских товаров. Но это изменение приоритетов произошло слишком поздно, чтобы избежать катастрофической нехватки основных потребительских товаров. Сегодня Горбачев уже не пользуется политической поддержкой, чтобы добиться согласия на свой курс, но он не имеет и тех механизмов, с помощью которых он мог бы навязать свою волю стране и народу. В советской системе власти партия традиционно представляла собой Совет директоров компании под названием «СССР». Партия была также фабричным мастером и профсоюзным активистом. Возложив на партийных функционеров ответственность за современный кризис, Горбачев деморализовал аппарат партии и спровоцировал неистовое возмущение в ее низах. Но без эффективного участия партии в разрешении экономических неурядиц и без рыночных структур, способных заменить партийные механизмы, советская экономика оказалась зажатой в капкан»[331]. Этот анализ и эти выводы представляются мне наиболее точными. Нельзя не отметить, что все это говорилось еще за полтора года до распада СССР.
Чрезмерная поспешность демократических реформ. Выдвинув в 1987 – 1988 гг. на первый план лозунги демократизации, Горбачев действовал слишком поспешно. Подобно Хрущеву, Горбачев был крайне нетерпелив и склонен к импровизациям. У него никогда не было никакой ясной даже для него самого программы политических реформ. Но переход от авторитарного или даже тоталитарного строя к демократизации, от абсолютной централизации к децентрализованной рыночной экономике – это не только огромного масштаба практическая и политическая проблема, но и проблема научно-теоретическая. Демократический режим – это сложнейшая система отношений, процедур и традиций, которая не может появиться в стране просто по желанию ее лидеров. Демократическая структура власти гораздо сложнее, чем структура авторитарная, и быть демократическим лидером гораздо труднее, чем диктатором или монархом. Демократические системы в западных странах развивались исторически на протяжении 200, а то и 300 лет – через борьбу и революции, а также благодаря накоплению опыта и развитию культуры. Призывая народ Китая к созданию в стране современного общества, Дэн Сяопин говорил о необходимости столетнего срока, который нужен для этого. Это реалистический подход. Нельзя в один-два года создать демократический режим.
Некоторые из российских ученых из примитивно патриотических и коммунистических кругов пытались вообще отрицать демократизм Горбачева. Известный своими парадоксальными концепциями Александр Зиновьев писал уже после крушения СССР: «Во всех своих книгах и с первых же дней появления Горбачева на политической арене я утверждал и настаиваю на этом до сих пор, что горбачевизм возник как попытка перехода от демократического брежневизма к диктаторскому режиму сталинского типа. Эта суть горбачевизма проявилась в стремлении навязать стране насильственным путем сверху такой образ жизни и такое направление эволюции, какое хотело высшее начальство. Горбачев стремился создать систему сверхвласти вне партийного аппарата и над ним. Отсюда возня с бесконечными реформами, практически разрушившими страну, ее экономику, государственность, идеологию. Отсюда требования чрезвычайных полномочий лично Горбачеву, установление «президентской» системы власти, фактически аналогичной диктаторской вождистской власти Сталина»[332]. Такое отождествление целей, порядков и системы власти при Горбачеве и при Сталине я считаю совершенно неправомерным. Но также совершенно неправомерными представляются мне и утверждения группы ученых из РУСО (Российские ученые социалистической ориентации) Ю.К. Плетникова, В.А. Сапрыкина, В.В. Трушкова и А.А. Шабанова, которые пытались рассматривать перестройку Горбачева как сознательно проводимый «ползучий антисоветский контрреволюционный переворот». По мнению этих ученых людей, «политическим центром, возглавившим контрреволюционный процесс, выступила переродившаяся верхушка КПСС во главе с М.С. Горбачевым, А.Н. Яковлевым, В.А. Медведевым и Э.А. Шеварднадзе, которым помогали партаппаратчики Черняев, Шахназаров, Биккенин, Загладин и другие». Социальной базой этой новой контрреволюции и «ударной силой в погроме социализма» стали дельцы «теневой экономики», коррумпированное чиновничество, аппараты МИДа и международных отделов ЦК КПСС, «связанных по службе с Западом», первая поросль «новых русских» – челноков и кооператоров, маргинальная часть населения крупных городов, а также деклассированные группы из всех слоев населения. Контрреволюция опиралась также на значительную часть рабочих и особенно на шахтеров, среди которых был велик процент уголовных элементов, на часть творческой элиты, на аппарат средств массовой информации, на националистов в союзных республиках и на часть инженерно-технической интеллигенции, недовольной низкими зарплатами[333]. Что же это был за «развитой социализм», или «демократический брежневизм», у которого появилось так много сильных противников, захотевших его сокрушить?!
На самом деле Михаил Горбачев не стремился к проведению «контрреволюционного переворота» и к созданию какой-то «сверхвласти». Его цели были неясны ему самому, они не шли дальше расплывчатых добрых пожеланий, и их не мог внятно сформулировать никто из упомянутых выше помощников Горбачева, с которыми я имел возможность не раз встречаться и разговаривать в 1989 – 1990 гг. Да, Горбачев ослаблял власть партийного аппарата. Когда я был избран членом ЦК КПСС и стал часть своего времени проводить на Старой площади, партийный аппарат уже не имел почти никакой власти и работал по инерции и вхолостую. Но и аппарат Президента СССР не обладал почти никакой властью, он просто не был еще сформирован. Не было реальной власти и у Верховного Совета. Создавался не режим «сверхвласти», а режим безвластия, и этот вакуум власти заполняли другие люди и учреждения, которые еще два-три года назад не имели никакого влияния в стране. В любом случае это были не люди Горбачева, и сам он смотрел на идущие в стране и в партии процессы с немалым недоумением, отмахиваясь от неприятных для него вопросов. Еще летом 1990 г. в журнале «Искусство кино» один из известных деятелей советской культуры, В. Вильчек, писал: «Понимал ли Горбачев, что, открывая путь к демократии, он открывает невольно и ящик Пандоры? Думал ли он, что прежняя противоестественная система в условиях бессильной свободы начнет стремительно разрушаться, превращаясь не в нормальное современное общество, но в собственную противоположность, порождая вокруг погромы, хаос, вседозволенность и агрессивность? Был ли другой, менее рискованный путь? Многие социологи утверждают, что другого пути не было, что страна должна пройти через смуту и хаос. Эти социологи полагают, что, начиная перестройку, Горбачев был еще в плену представлений, типичных для либеральных партийцев. Но теперь он понимает, что процессы вышли из-под контроля, они объективны и закономерны, а его историческая миссия состоит в том, чтобы тактическими маневрами максимально обезболить и обезопасить их. Так создается легенда, в контексте которой все, что ни делал бы Горбачев, – логично. Я думаю, – заявлял В. Вильчек, – что эта легенда ложна, что Горбачев допустил ряд крупных просчетов, что его не реалистически центристская или компромиссная, а половинчатая и аморфная программа реформ, а также нерешительность действий обернулись потерей темпа, утратой инициативы, опасным безвластием, вакханалией центробежных и деструктивных сил. Если Горбачев не овладеет инициативой, то приведет страну не к новому федерализму и демократии, а к распаду, к охлократии, к национал-социалистской диктатуре сегодняшних кумиров толпы»[334]. Горбачев, как мы знаем, не сумел овладеть инициативой, и распад Советского Союза стал уже к концу 1990 г. практически неизбежным.
Идеологическая слабостьГорбачева. В Советском Союзе идеология была одной из главных опор общества и государства, и всякая крупная реформа нуждалась поэтому в идеологическом обосновании. Это не было невыполнимой задачей для лидера КПСС, так как общие принципы социализма можно было бы совместить и с требованиями разумной рыночной экономики, и с новым отношением к частной собственности. Но Горбачев не был идеологом и очень плохо знал проблемы социалистической теории в любом их изложении. Когда-то Горбачев усвоил главные догмы того суррогата социалистической идеологии, который получил наименование марксизма-ленинизма, но дальше этого не продвинулся, да и не пытался продвинуться. В области теории и во всем том, что относится к экономическим наукам, к наукам политическим, к социологии, к наукам, изучающим различные аспекты государственного строительства, М. Горбачев был крайне поверхностным человеком. Да, Горбачев выдвинул лозунг и требование «нового мышления». Но никакого нового мышления он не создал. В его книге о перестройке и новом мышлении не было ни одной заслуживающей внимания новой мысли, а тем более новой концепции. Горбачев не раз заявлял, что Советский Союз развивался до 1985 г. где-то в стороне от основных направлений мировой цивилизации и что теперь возникает необходимость «реинтеграции СССР, оказавшегося в изоляции после 1917 г., с остальным миром в некое новое мировое сообщество». Автор книги призывал граждан СССР жить дальше «по законам мирового права и цивилизованного мира». Но все это были пустые, а часто и вздорные абстрактные концепции. Они были также ошибочны и даже опасны, как и стремления и требования советских лидеров 20-х гг., которые хотели навязать всему миру концепции диктатуры пролетариата и принципы Советской власти. Наивной, примитивной и пустой абстракцией был и призыв Горбачева ко всем странам мира строить свои отношения на нравственных принципах. Западные специалисты некоторое время подозревали в этих концепциях советского лидера какую-то непонятную для них «хитрость». Позднее они с удивлением писали о «бесхитростности» Горбачева. Но это была не похвала, а удивление его наивности. Даже самые оптимистически настроенные политологи Запада признавали, что по большому счету Горбачев не внес никаких изменений в традиционные постулаты советской доктрины, относящиеся к проблемам международной политики. Он привнес в эту политику новый тон, умеренность и благоразумие, а также выдвинул ряд новых тем для дискуссий. Но как пойдут дела дальше? На этот вопрос в 1987 – 1988 гг. среди западных специалистов никто не брался ответить. Пессимисты утверждали тогда, что все ограничится только косметикой и что «новое мышление» – это лишь новый прием пропаганды. На старый товар всегда можно найти спрос, если время от времени рекламировать его как «новый» и «усовершенствованный». Падение Берлинской стены, «бархатные революции» в Восточной Европе и особенно объединение Германии – все эти события были встречены в западных странах с воодушевлением, но и с недоумением. Как объяснить это неожиданное отступление СССР? Что за этим скрывается и как на все это реагировать? Чего ждать дальше? Даже и после этих неожиданных событий один из известных американских политологов, Пол Маранц, писал, что в политике Горбачева нет той определенности, какая была у Сталина, Хрущева или Брежнева. «С момента ухода с мировой арены этих советских руководителей прошло уже много лет, но в драме, начавшейся с приходом к власти Горбачева, все еще разыгрывается первое действие»[335]. Оказалось, однако, что первое действие в этой драме стало и последним действием: Советский Союз просто распался.
Л.И. Брежнев также не был идеологом, но у него был определенный идеологический штаб, возглавляемый Михаилом Сусловым. Ко всему прочему Брежнев не собирался и не предполагал проводить никаких реформ, которые требовали какого-то нового идеологического обоснования. Вполне можно было обойтись концепцией «развитого социализма» и «доктриной Брежнева», а также призывами к мирному сосуществованию и разрядке. Но Горбачев стал поворачивать партию и страну в каком-то новом направлении, не озаботившись ни созданием штаба, ни проведением разведки. При нем вообще не было никакого «главного идеолога». До середины 1987 г. руководство идеологическими подразделениями ЦК КПСС было поручено Егору Лигачеву. Во второй половине 1987 г. Лигачеву, как члену Политбюро, было поручено руководство сельским хозяйством, а решение идеологических проблем было разделено между Лигачевым и Александром Яковлевым. Но это были разные люди, с разными взглядами, и между ними постоянно возникали конфликты. В конце 1988 г. Горбачев почти полностью переключил А.Н. Яковлева на международные дела. Главным партийным идеологом стал Вадим Медведев, который в сентябре 1988 г. стал и членом Политбюро. Это был очень порядочный, знающий, но недостаточно волевой человек с характером академического ученого. По специальности он был экономистом. Но в это время в стране уже бушевали такие стихийные и бурные идеологические процессы, которые ни В. Медведев, ни Горбачев контролировать уже не могли. Если верить мемуарным свидетельствам людей, которые работали в годы перестройки с Горбачевым в одной команде, то можно сделать вывод, что главным идеологическим авторитетом для Горбачева была его жена – Раиса Максимовна, которая окончила в свое время философский факультет МГУ и была даже кандидатом философских наук. Ее кандидатская диссертация была посвящена некоторым социальным изменениям в ставропольской деревне.
Идеологическая беспомощность Горбачева вызывала недовольство в руководящих кругах КПСС на всех уровнях. Но она вызывала недоумение и даже опасения среди наиболее вдумчивых западных публицистов и историков. Один из этих людей, Роберт Шиэр, писал в своей книге: «Вызов, брошенный Горбачеву, беспрецедентен для лидера авторитарного государства. Ему придется иметь дело не столько с конкретными задачами, сколько с вопросами, на которые нет конкретных ответов. Нет сегодня таких ответов. Ученые-обществоведы пока не предложили ничего связного. Политическая экономия социализма переполнена устаревшими концепциями и не поспевает за диалектикой жизни. Но жизнь не похожа на кинофильм типа «Красные». Она, как правило, более сложна и глупа. Как может новый советский лидер заменить прежние стимулы новой трудовой этикой? Для писателей гласность может оказаться такой же приятной, как глоток водки. Но для тех простых людей, которые стоят в длинных очередях за настоящей водкой, его запреты могут оказаться слишком давящими. Негодование этих людей от горбачевских ограничений может быть даже большим, чем их гнев по поводу вскрытых разоблачений в адрес Сталина или по поводу коррупции в высших сферах. Наибольшее опасение вызывает то обстоятельство, что Горбачев будет отброшен назад, столкнувшись вместо оппозиции КГБ или военных с инерцией и протестом общества. Никто лучше самого Горбачева не осознает, насколько далеко зашли события. По его признанию, он должен руководить обществом, которое близко к неуправляемому. Но будут ли молчать люди, чьи привилегии и власть могут быть утрачены в ходе реформ Горбачева? Никто не сомневается в искренности Горбачева. Но он сам говорит, что атмосфера в обществе становится все более напряженной и что многие начинают задавать вопрос: “А был ли смысл вообще начинать все это?”»[336].
Слабость команды Горбачева. Не сумев решить идеологических проблем «перестройки» или дать ей сколько-нибудь убедительного идеологического обоснования, М. Горбачев не сумел и создать сильной команды лидеров, способных помочь ему в руководстве страной и партией. Об этом я уже писал выше и нет необходимости повторяться. Однако нет смысла обвинять в этом самого Горбачева. В руководстве партией и государством к середине 1980-х гг. активно происходил процесс, который социологи называют нередко «вырождением элит». Формирование партийных кадров в КПСС проходило много ступеней, и на каждой из этих ступеней действовали принципы отрицательного отбора. Уже в руководство обкомами партии проходили, как правило, не наиболее сильные, способные и самостоятельные люди, а жесткие, часто беспринципные, но слабые в интеллектуальном отношении политики. Исключения, конечно, были, но они были редки. Л. Брежнев об этом не задумывался, но для Ю. Андропова это было предметом тревоги. К 1985 г. в руководстве страной и партией просто не было в наличии таких лидеров, которые могли бы осуществить назревшие реформы по-настоящему эффективно. Болезни, которые взялся лечить в нашем общественном и государственном организме Горбачев, были слишком запущенны. Браться за их лечение нужно было еще в 50-е гг. Но и возвеличивать Горбачева как реформатора нет никаких оснований. Горбачев не поднялся и не мог подняться до уровня Дэн Сяопина. Надо, однако, принять во внимание, что Дэн Сяопин не только сам проявил качества великого и мудрого реформатора. Он смог опереться на те кадры, на ту элиту, которые сформировались в Китае еще в 40 – 50-е гг. в труднейших условиях революции и национально-освободительной борьбы. Мао Цзэдун удалил этих людей от власти в 60-е гг., сослав в дальние сельские районы, где и сам Дэн Сяопин не один год работал простым пастухом. Но эти люди сохранились физически и политически, и они смогли осуществить руководство страной после смерти Мао Цзэдуна. В Китае сохранилась та преемственность в революционных кадрах, которая была разрушена еще при Сталине. Террор Сталина был слишком опустошителен, и его деспотия оставила после себя не только моральный, но и политический вакуум. Этот отрицательный кадровый отбор, это вырождение элит были продолжены в эпоху застоя и геронтократии в 1970 – 1985 гг. Что мог сделать в этих условиях Горбачев?
Разрушение СССР и Борис Ельцин
Соперничество Михаила Горбачева и Бориса Ельцина, их борьба за влияние и власть, в которой в качестве активной стороны выступал, несомненно, Б. Ельцин, были важными, но далеко не единственными, а во многих случаях даже не определяющими факторами распада СССР, особенно на самом последнем этапе этого распада в 1991 г. Горбачева в данном случае можно было бы сравнить со сторожем, который не слишком хорошо охранял доверенное ему имущество. Это имущество было достаточно ценным: власть, партия и государство. Но высшей ценностью для Горбачева, по его утверждению, были человеческие жизни, и потому он только покрикивал и помахивал врученным ему оружием, но опасался его применять. Ни Борис Ельцин, ни другие демократы не казались Горбачеву такими опасными противниками, в которых нужно было стрелять. Ельцин был нападающей стороной, но он в тот период вообще не имел оружия и действовал как политик. Но он и победил тогда как политик, хотя не слишком хорошо понимал, за что, собственно, он в конечном счете ведет борьбу.
Борис Ельцин никогда не отрицал, что именно он стал инициатором Беловежских соглашений, однако он не считал себя ответственным ни за болезни, ни за смерть Советского Союза. Он заявлял всегда, что лидеры, которые собрались в Вискулях в Белоруссии, всего лишь констатировали смерть СССР. По мнению Ельцина, Советского Союза как единого государства в этот период уже не существовало. Главную ответственность за гибель Советского Союза Ельцин всегда возлагал на «консерваторов из КПСС», но также на Горбачева.
Приходится согласиться, что в этой заочной полемике между Горбачевым и Ельциным об ответственности за распад СССР доводы Ельцина звучат часто более убедительно: если главные центры власти в стране ничего почти не делают для преодоления глубочайшего экономического и политического кризиса – что остается делать лидерам республик, как не брать на себя всю власть и ответственность.
Я писал выше о «параде суверенитетов», который прошел по всему СССР летом и осенью 1990 г. Но тогда речь не шла о выходе республик из состава Советского Союза. Решения парламентов союзных республик еще не сопровождались изменением их конституций. Однако с весны 1991 г. в СССР начался некий «второй тур» «парада суверенитетов», когда не только союзные, но и большая часть автономных республик не просто объявляли о своем суверенитете, но и принимали новые конституции и новые названия для своих территорий, а также многие новые законы. Почти во всех случаях это сопровождалось и сменой государственных символов – гербов, знамен, гимнов. К маю 1991 г., т.е. еще за несколько месяцев до ГКЧП, Молдавская ССР превратилась в Молдову, которая провозгласила свое право как входить, так и выходить из союзов государств. Но рядом с Молдовой возникла Приднестровская ССР, которая отказалась перечислять средства в бюджет Молдовы. Армянская ССР превратилась в Республику Армения – с новым флагом и новым гимном. Армения начала создавать собственную армию, собственные внутренние войска и собственные службы безопасности. Узбекская ССР стала первой республикой в СССР, которая нарушила монополию Москвы на институт президентства. Но президента здесь избрал парламент. В Туркмении также был введен пост президента, и первый президент Туркмении был избран всеобщим прямым и тайным голосованием, которое прошло в республике еще 27 октября 1990 г. Казахская ССР была последней из союзных республик, которая замкнула парад суверенитетов на федеральном уровне. Но дальше пошли Декларации о суверенитетах автономных республик – Чечено-Ингушской, Карельской, Тувинской, Чувашской. Даже Чукотка повысила свой статус, провозгласив свою независимость от Магаданской области. Автономные республики соответственно объявляли себя союзными республиками, т.е. они объявляли о своем выходе из РСФСР, но не из СССР. Разобраться во всем этом было крайне трудно, и Борис Ельцин вместе с Л. Кравчуком и С. Шушкевичем решили просто разрубить этот гордиев узел на своих совещаниях в Беловежской Пуще.
Не следует, однако, и преуменьшать роли Б. Ельцина в разрушении СССР. Он никогда позже не высказывал сожалений по поводу разрушения СССР и КПСС. Для него эти политические и идеологические структуры не являлись какой-то ценностью, которую он должен защищать и поддерживать. Поэтому стремление Ельцина к власти, которого он никогда не скрывал, казалось мне порой иррациональным. Именно поэтому я всегда, начиная со своей собственной избирательной кампании по выборам в народные депутаты СССР в Хорошевском (Ворошиловском) районе г. Москвы, выступал с критикой Ельцина.
Борьба Ельцина против Горбачева происходила в течение нескольких лет внутри структур КПСС, а в 1986 – 1987 гг. это была в большей мере борьба Ельцина и небольшой группы его сторонников и друзей против Лигачева и «консерваторов». Горбачев также испытывал давление со стороны «консерваторов», и именно поэтому он оставил Ельцина на высоком министерском посту и в составе ЦК КПСС, заметив, однако: «В политику я тебя больше не пущу». В 1989 г. Ельцин вернулся в политику – на волне новых общественных настроений. Однако до мая – июня 1990 г. открытое противостояние Ельцина и Горбачева по-прежнему происходило внутри советских структур. Ельцин исправно посещал заседания Верховного Совета СССР, руководил работой Комитета по строительству и архитектуре, нередко выступал на заседаниях съезда и Верховного Совета СССР. Возглавляя Межрегиональную депутатскую группу (МДГ) и Демократическую платформу в КПСС, Ельцин старался использовать для критики любую ошибку и любой неверный шаг Горбачева. Однако ни Горбачев, ни Лукьянов не вели фактически никакой политической борьбы с «фракцией» Ельцина и с ним самим, хотя поводов для этого было немало. Лично мне такая пассивность Горбачева во внутрипартийной борьбе казалась непонятной.
Еще в 1987 – 1988 гг. демократическая оппозиция существовала у нас в стране не столько как движение, сколько как настроение и тенденция, рожденная из официально проводимой политики гласности. Это движение было тогда представлено множеством мелких организаций и групп, из которых наиболее известными были партия «Демократический Союз» во главе с Валерией Новодворской и общество «Мемориал», почетным председателем которого был избран академик Андрей Сахаров. Весной 1989 г. демократическое движение пополнилось за счет независимых народных депутатов СССР, общая численность которых не превышала 10% от всего состава Съезда народных депутатов СССР. Почти все эти люди выдвинулись не из низов общества, а из вторых рядов все той же партийной номенклатуры, из университетской профессуры, из числа писателей и журналистов. Наиболее известными из этих людей стали А. Собчак, Г. Попов, Г. Бурбулис, Ю. Афанасьев, Ю. Рыжов, Ю. Черниченко, Ю. Карякин, А. Мурашев, О. Румянцев, С. Станкевич, Г. Старовойтова, В. Коротич. Даже все, вместе взятые, эти люди не смогли бы образовать реальную и дееспособную партию власти. Избирательная кампания 1990 г. пополнила ряды демократической оппозиции за счет 200 – 300 народных депутатов РСФСР. Наиболее известными здесь стали такие люди, как В. Степанков, Р. Хасбулатов, А. Руцкой, С. Шахрай, С. Филатов, Г. Якунин, Ю. Щекочихин. Но и эти люди ни в отдельности, ни все вместе не могли бы взять на себя тяжесть управления страной. Амбиции у многих деятелей оппозиции оказались непомерно велики, но их политические и интеллектуальные возможности были невелики. Один из участников демократического движения, Олег Попцов, писал еще в марте 1991 г., подводя итог 6-летию перестройки, которое совпало с 60-летием М.С. Горбачева: «Пора оставить иллюзии. Никто ниоткуда никаких демократов во власть в 1989 г. не возвращал. В нашем обществе их попросту не было. В высших слоях политической атмосферы появилось несколько неглупых и интеллигентных людей. Но как же мало надо нашей стране, чтобы завопить во всю глотку: «Революция!» Нечто подобное случилось и после выборов российских народных депутатов. По самым тщательным подсчетам, депутатов демократической ориентации было избрано не более 33%. Но уже этого оказалось достаточным для истерики: «Победила демократия!» Не победила, нет. Она лишь заявила о своем появлении на политической арене. Страна необъятных просторов склонна к преувеличению. Китайская поговорка гласит: «Никогда не откусывай больше, чем можешь проглотить». Горбачев надломил систему. И в этот разлом ринулась невостребованная социальная энергия наряду с политической пеной. Я бы назвал наше время временем разноцветного радикализма. Суперрадикалы оттеснили сторонников «бархатной революции» и стали воплощением демократии как настроения. А настроение – процесс непредсказуемый»[337]. Но именно это построенное в большей мере на радикальных настроениях, чем на реальных политических силах демократическое движение разрушило КПСС и СССР!
Ситуация в СССР в 1991 г. очень напоминала ситуацию, которая сложилась в России в 1917 г. Февральская революция 1917 г. дала власть в руки кадетов, эсеров, меньшевиков и некоторых других более мелких демократических партий. Влияние большевиков в марте и апреле 1917 г. было очень мало, и никто из лидеров большевиков не ставил тогда вопроса о власти. Возвращение их главных лидеров из ссылки и из эмиграции укрепило партию большевиков, но она по-прежнему оставалась партией радикального меньшинства даже в Петрограде и в Москве. На Первом Всероссийском съезде Советов, который проходил в июне 1917 г., большевики смогли получить только немногим более 10% мандатов. Два обстоятельства стали решающими в их борьбе за власть. Это Корниловское восстание в августе 1917 г., которое смешало ряды Временного правительства и увеличило радикализацию масс. Это мощная фигура В. Ленина, который возглавил большевиков и убедил их в необходимости вооруженного захвата власти в стране. Роль Корниловского мятежа в 1991 г. сыграла попытка путча ГКЧП. А роль Ленина в данном случае играл Ельцин. Демократы не смогли бы прийти к власти осенью 1991 г., если бы во главе их слабой и разрозненной политической армии не оказалось бы мощной фигуры Бориса Ельцина.
Михаил Горбачев признавал в своих мемуарах, что некоторые из его сторонников советовали ему еще в 1990 г. самому возглавить демократов. В условиях 1990 – 1991 гг. это означало расколоть КПСС на социал-демократическое меньшинство и марксистско-ленинское консервативное большинство. Горбачев не решился тогда пойти на такой шаг; у него было множество опасений. Однако если бы он даже и пошел на подобный раскол, главным лидером демократической оппозиции стал бы не он, а Ельцин. В условиях относительно свободной конкуренции демократических лидеров даже Анатолий Собчак был бы сильнее и популярнее, чем Горбачев. Михаил Горбачев мог руководить жестко организованной, дисциплинированной аппаратной партией, но у него не было качеств, способностей и темперамента народного вождя. Борис Ельцин сумел сыграть такую роль в 1991 г. Потом у него были уже другие роли, с которыми он справлялся все хуже и хуже.
Неустойчивость фундамента и несущих конструкций СССР
При наблюдении за событиями 1991 г. бросается в глаза несоответствие между внешним могуществом Советского Союза как великой мировой державы и слабостью тех сил и движений, которые его разрушили. Советский Союз был не простым государством в ряду других государств. Это был исторический вызов, это была новая система экономических и политических отношений, это был новый социальный проект, само возникновение и развитие которого во многих отношениях определило лицо XX века. Казалось, что только усилия такого же масштаба могли бы нанести ущерб Советскому Союзу.
Ни у кого в мире не было сомнений в силе Советского государства, по крайней мере после Второй мировой войны. Выдержать такие испытания и победить могло только очень крепкое государство. Как известно, царская Россия разрушилась после поражений в Первой мировой войне, которые не могли идти ни в какое сравнение с поражениями и потерями 1941 и 1942 гг.
Октябрьская революция была подготовлена и совершена не слишком большой по численности партией, во главе которой стояла группа радикальных марксистов-ленинцев. Огромное большинство наблюдателей было уверено тогда в скором крахе возглавляемого Лениным Советского правительства. Однако большевики удивили мир. Им удалось не только одержать триумфальную победу в революции и установить Советскую власть на всем почти пространстве такой огромной страны, как Россия. Большевики смогли создать сильную Красную Армию и победить своих противников в жестокой трехлетней Гражданской войне. Они сумели в последующие 20 лет построить мощное государство, сильную и централизованную экономику и хорошо оснащенные вооруженные силы. Советское государство смогло не только победить своих врагов в Великой Отечественной войне, но и быстро восстановить разрушенное войной хозяйство, развить атомную индустрию. Были образованы сильные военные и экономические блоки, которые контролировали значительные территории в Европе и в Азии и имели плацдармы в Африке и в Латинской Америке.
В 1990 г. КПСС насчитывала в своих рядах почти 20 миллионов членов, она обладала монополией на информацию и располагала тысячами газет и журналов, а также сотнями тысяч пропагандистов и агитаторов. Партия контролировала все радиостанции страны и все телевизионные каналы. Партия имела в своих руках громадные финансовые и экономические ресурсы, в ее подчинении была самая мощная в мире система государственной безопасности и самая большая в мире армия. И это большое и могущественное государство вдруг начало слабеть и разрушаться от не таких уж, казалось бы, сильных толчков. Подобного рода судьба большого и сильного государства могла свидетельствовать только об одном – о недостаточной прочности и о неустойчивости фундамента, на котором было возведено здание, и о недостатках в его конструкции. Если фундамент может быть размыт и ослаблен, если несущие конструкции подвержены коррозии, то это может вызвать разрушение и самого большого здания, каким бы величественным и прочным оно ни казалось со стороны. Именно это и произошло в 1991 г.
Советский Союз был создан на месте рухнувшей Российской империи как государство и общество нового типа, как власть трудящихся, как диктатура пролетариата, интересы и волю которого и представляла партия большевиков. Государство скреплялось не национальной идеей, не национальной или исторической традицией, не монархией, не имперской идеей самодержавия и народности, не религией, а новой коммунистической, или социалистической, идеологией, на основе которой строились программа и деятельность единственной политической партии в стране – КПСС.
Диктатура КПСС была очень жесткой, но государство изначально держалось не только на репрессиях и терроре, но и на силе и привлекательности идеологической доктрины, на вере в эту доктрину и большей части партии, и значительных слоев населения.
Коммунистическая доктрина и все главные принципы построения первого в мире социалистического общества и государства были основаны не только на вере и убеждениях; они нуждались и в доказательствах. Речь шла не о вечной жизни на небе, не о загробных делах, не о Боге и бессмертной душе, а о новой, более справедливой жизни, о благополучии на этой земле, о ликвидации войн и насилия, о свободе и счастье. Привлекательная идеологическая доктрина, с одной стороны, и сила государственного принуждения, с другой стороны, – это и были две главные опоры нового государства, несущей конструкцией которого стала Коммунистическая партия, провозгласившая и защищавшая новую идеологическую доктрину. Главным доказательством верности новой доктрины, и об этом с предельной ясностью говорили и Маркс, и Энгельс, и Ленин, были два фактора: достижение более высокой, чем при капитализме, производительности труда и достижение более высокого, чем при капитализме, уровня жизни рабочих и крестьян. Этому отвечали и главные лозунги революции: «Землю – крестьянам, фабрики и заводы – рабочим, мир – народам». Ожиданий и обещаний было много, но и разочарования были велики.
Первый кризис Советской власти произошел уже в 1921 г. Никакая диктатура не могла бы тогда спасти большевиков от поражения и краха, если бы Ленин не начал проводить «новую экономическую политику» и не предпринимал бы соответствующие этой политике изменения в самой доктрине. Жизненный уровень крестьян и рабочих стал улучшаться, возрождалась надежда, и страна начала быстро двигаться вперед. Укрепилось и государство, возрос авторитет как партии, так и ее доктрины.
Второй кризис Советской власти начался в конце 1928 г. и продолжался пять лет. Этот кризис был, однако, преодолен не за счет какой-то новой либерализации в экономике и в политической жизни страны, а за счет массового террора. Богатая часть крестьянства была попросту уничтожена, «ликвидирована как класс». Остальная часть крестьянства была принудительно объединена в колхозы. Вся жизнь и деятельность крестьян была взята под жесткий контроль партии и государства. В коллективизации преобладали не экономические, а политические мотивы. Поэтому репрессии обрушились и на часть бедных крестьян и середняков, которые противились коллективизации. В городах были ликвидированы «нэпманы» и почти полностью уничтожены остатки «буржуазной» и «мелкобуржуазной» интеллигенции. Внутри партии была ликвидирована и запрещена всякая оппозиция. В последующие годы террор распространился и на кадры самой партии, армии и Советского государства. Идеологическая доктрина КПСС была снова изменена, но она строилась теперь не столько на обещаниях лучшей жизни, сколько на культе личности Сталина. Экономика страны продолжала развиваться и в 30 – 40-е гг., но она приобрела военно-мобилизационный характер. Часть населения страны и в эти годы поддерживала режим, партию и ее идеологию. Однако главной опорой власти стал постепенно созданный при Сталине привилегированный слой партийно-государственной бюрократии, номенклатура, организованная на принципах жесточайшей дисциплины и полного повиновения «верхам». Это было не социалистическое, а тоталитарное общество, которое сохранило лишь некоторые внешние признаки социализма. Победа в Великой Отечественной войне во многих отношениях лишь укрепила сталинский тоталитаризм, но он не мог существовать без самого Сталина.
Третий кризис Советской власти начался после смерти Сталина в 1953 г. и продолжался также около пяти лет. Этот кризис был преодолен за счет многочисленных уступок крестьянству, рабочим, служащим и интеллигенции. Материальное положение народа в 50-е гг. заметно улучшилось. Развитие экономики происходило быстрыми темпами, и некоторые экономисты считают 50-е гг. наиболее успешными в истории советского народного хозяйства. Валовой национальный продукт увеличился в 1951 – 1960 гг. в 2,5 раза, тогда как в США и Великобритании прирост ВВП составил только 30 – 50% за эти десять лет. Существенные изменения были внесены и в идеологическую доктрину КПСС, достаточно вспомнить в этой связи о решениях XX и XXII съездов партии. В общественной жизни страны стали появляться некоторые элементы социализма, и был провозглашен курс на строительство в СССР коммунистического общества. В 60-е гг. произошла лишь коррекция этого курса. И в экономике, и в политике, и в идеологии руководство КПСС продолжало политику мелких уступок и маневрирования. В 70-е гг. экономическое развитие СССР стало заметно замедляться. Советский Союз не сумел в большинстве случаев использовать возможности научно-технической революции и начал существенно отставать в соревновании с миром капитализма. Но в это же время в стране непомерно возросли военные расходы. Гонка вооружений истощала советскую экономику. Материальное положение значительных масс населения оставалось низким, а во многих регионах страны оно снижалось. Росло недовольство, которое власти старались сдерживать путем непрерывных, хотя и не массовых репрессий и давления. Сохранялся застой и в идеологии, что подрывало авторитет и влияние официальной доктрины КПСС. В стране сохранялись в 60 – 70-е гг. значительные элементы тоталитаризма и власть номенклатуры.
Четвертый кризис Советской власти начался в конце 70-х – начале 80-х гг. Это был кризис экономический, идеологический и моральный. Он был связан также с деградацией и старением номенклатурной элиты. «Перестройка» была попыткой выхода из этого кризиса, но попыткой неудачной. Горбачев и его окружение не смогли улучшить материальное положение народных масс и таким образом ослабить их недовольство. Изменения в идеологических доктринах КПСС были более значительными, но они носили характер импровизаций. Поддержка этих начинаний со стороны интеллигенции сочеталась с ропотом и протестом влиятельных слоев номенклатурного партийного аппарата. Не сумев укрепить экономический, социальный, идеологический фундамент режима, М. Горбачев стал в то же время проводить демократизацию, т.е. проводить демонтаж номенклатурной диктатуры. Падение режима при такой политике становилось неизбежным. Советский Союз можно было сравнить с очень высокой башней, которая имела, однако, недостаточно прочный фундамент. Между тем строители продолжали возводить все новые и новые этажи, не обращая внимания на образовавшиеся перекосы и не укрепляя фундамента и несущих конструкций. Успех Дэн Сяопина в Китае был связан в первую очередь с существенными изменениями в идеологических доктринах, которые позволили обеспечить этой громадной стране не только высокие темпы общего экономического роста, но и значительное улучшение материального положения народных масс. Ни Горбачев, ни руководство КПСС в 80-е гг. с этой задачей не справились.
Некоторые дополнительные соображения
Быстрому разрушению государственных структур СССР предшествовало разрушение идеологии КПСС, а затем и самой КПСС. После этого Советский Союз как идеологическое государство и как новый социальный проект существовать уже не мог. Коммунистическая идеология или марксизм-ленинизм в его недавних догматических интерпретациях существовали не только в головах людей как система взглядов, моральных требований, ценностей и форм поведения. Эта идеология не только оправдывала, но и формировала системы государственной власти и экономические модели общества. Сверхцентрализация в экономике и в политическом руководстве – это все шло от идеологии, ибо именно таким призывал строить государство Ленин. Полная и всеобщая национализация всех предприятий и отрицание частной собственности на средства производства – это также идеологические требования, которые шли еще от «Манифеста Коммунистической партии» К. Маркса и Ф. Энгельса. Осуждение буржуазной демократии и плюрализма, многопартийности и свободы печати – это также идет от идеологии, от ленинского учения о диктатуре пролетариата. Поэтому крушение марксистской идеологии в ее сложившихся в СССР догматических формах с неизбежностью вело к крушению прежних форм государственности и экономического строя. Этот процесс можно было бы сделать более плавным и менее болезненным, если бы партия не отошла в 1928 – 1933 гг. от политики нэпа или хотя бы восстановила эту политику в 50-е гг. Даже в конце 60-х гг. время для такого поворота не было еще полностью упущено. Но к концу 80-х гг. для такого поворота уже не было ни времени, ни политических, экономических и иных ресурсов.
Марксистская идеология претендовала на научность, и эти претензии частично были обоснованы, так как марксизм возник не только из общественно-политических движений, но и из научных поисков XIX века. Однако общественные науки, а также философия и естествознание пошли в XX веке далеко вперед. Идеологические системы более консервативны. Из руководства к действию марксизм-ленинизм превратился в последние 60 лет в догму, оторванную от реальной действительности. Эта идеология существовала к тому же в искусственно созданных, тепличных условиях. Она не вела на территории СССР никакой реальной полемики с другими идеологиями. Лишенная иммунитета и охраняемая не доводами, а силой власти, эта идеология потерпела поражение – сначала в умах людей всего за 2 – 3 года политики гласности. Затем обрушились и те экономические и политические модели, которые были построены по устаревшим идеологическим схемам и чертежам.
Крушение коммунистической идеологии в ее прежних догматических формах и формулах не означало крушения социалистической идеи или полного отказа от социалистического выбора, от социализма как нового и более разумного устройства человеческого общества. Марксизм-ленинизм был одной из форм социалистической идеологии. Эта идеология в любой из своих интерпретаций соединяет элементы науки и веры в лучшее будущее, она является отражением как реальной действительности, так и желаний и устремлений людей. Социализм обещает людям более справедливую, более свободную и более обеспеченную жизнь, он обещает как материальную обеспеченность, которая имеет свои границы, так и духовное богатство, которое таких границ не имеет. Эти обещания не были выполнены в Советском Союзе, где наше духовное потребление было даже более убогим и неполноценным, чем потребление материальных благ. Это не могло не породить протеста даже среди самих социалистов, который нашел отражение и в движении диссидентов, и в появлении «диссидентов в системе», к числу которых можно было отнести и Михаила Горбачева. Однако у них было слишком мало сил и времени, чтобы реформировать режим. Поэтому процесс разрушения старых догм, формул и всех прежних концепций происходил много быстрее, чем создание новых концепций и формул, основанных на общих идеях социализма. Начиная политику демократизации и гласности, Михаил Горбачев даже не подозревал, сколько скелетов прошлого находилось в кремлевских шкафах и сейфах. Уже вопросы, связанные с войной в Афганистане, или проблемы, связанные с секретными договорами 1939 г., с событиями в Новочеркасске в 1962 г., и множество других событий и решений прошлых лет не получили никакого убедительного ответа или хотя бы толкования. М. Горбачев просто не знал, как объявить стране и миру о документах, связанных с расстрелом польских офицеров в Катынском лесу в 1940 г. Как объяснить множество неоправданно жестоких решений и действий Советского правительства в 1918 – 1922 гг.? Снятие прежних ограничений и запретов в печати вызвало взрыв критики, направленной против всех институтов Советского государства и КПСС, и прежде всего против идеологии КПСС. Она оказалась не готова и не способна ни к ответу, ни к ответственности. Это привело к стремительно распространившимся сомнениям в легитимности режима, основанного на базе бесконтрольной власти КПСС. Требования об отмене статьи 6 Конституции СССР, в которой была законодательно закреплена «руководящая и направляющая роль КПСС», были вполне обоснованными и справедливыми. Однако после отмены этой статьи 6 партия не смогла удержаться у власти. У нее были громадные средства, но не было должной поддержки и авторитета в народных массах.
Догматическая идеология марксизма-ленинизма мешала не только развитию в стране здоровых демократических сил. Связанные с этой идеологией нормы и правила поведения мешали и развитию негативных тенденций внутри правящей советской и партийной элиты. Речь идет о процессах коррупции, злоупотреблениях властью, о реализации корыстных интересов многих региональных элит. Внутри КПСС в течение многих десятилетий шел процесс разложения правящей элиты. Однако на пути личного обогащения правящей номенклатуры и ее превращения в новый господствующий класс также стояла идеология марксизма-ленинизма, представлявшая собой хотя и крайне радикальную, но все же социалистическую идеологию. Большая часть людей из руководства КПСС 80-х гг. не принадлежала к фанатикам социалистической идеи, а многие из них видели в разрушении КПСС и ее идеологии шанс для себя. Не только догматизм, но и разложение значительной части кадров КПСС лишили партию сил сопротивления. Пока идеология марксизма-ленинизма была сильна и авторитетна, была авторитетна и партия, так как именно она была хранителем и толкователем этой идеологии. Однако по мере того как идеология теряла свой авторитет, теряла авторитет и партия. К началу 80-х гг. в идеологические формулы марксизма-ленинизма мало кто верил, и это ставило партию в трудное положение, несмотря на все ее внешнее могущество.
В Советском Союзе существовала не только партия, но и сложная система государственных органов, системы управления экономикой, системы связи и информации, силовые структуры, дипломатические службы и т.п. На всех этих системах лежала реальная ответственность за все дела в стране, за жизнеобеспечение и безопасность общества. Однако даже между собой почти все эти структуры поддерживали связь и координацию только через партийные органы, за которыми сохранялись права контроля и конечного решения, т.е. власть. Это была система партийных комиссаров, сходная с той системой военных комиссаров, которая была создана еще в годы Гражданской войны в Красной Армии. Конечно, министерства могли управлять своими отраслями и без ЦК КПСС. Однако речь шла только о текущих делах, так как все принципиальные решения в любой отрасли народного хозяйства должны были утверждаться в ЦК КПСС. Издательства могли выпускать книги и журналы и без телефонных звонков и согласований с ЦК КПСС. Но типография имела право печатать только тот текст, на котором имелся штамп цензора, подчиненного только партийным инстанциям. Иностранным наблюдателям часто казалось, что идеология и партия – это просто лишние или даже ненужные части сложной системы советского общества. Один из западных авторов с некоторым недоумением констатировал, что «коммунисты в советском обществе превратились в элиту привилегированных сверхштатных работников с обоснованной заинтересованностью в продлевании кризисов, которых они не могут разрешить. КПСС, ненужная ни для администрирования, ни для экономического менеджмента, тем не менее господствует в этих областях без всякого вклада в какую-либо из них». Это было слишком поверхностное и неверное суждение. Ни одно современное государство не может функционировать без политического руководителя и без общественного контроля. Однако в тех формах, в которых это политическое руководство осуществлялось в СССР в последние несколько десятилетий, оно было скорее тормозом, чем мотором экономического и культурного прогресса.
Не только в 50-е, но и в 60-е гг. экономическое развитие в СССР происходило более быстрыми темпами, чем в западных странах. Однако Советский Союз отставал в научно-техническом развитии и в производительности труда. В 70-е гг. наше развитие замедлилось, и оно сохраняло по преимуществу экстенсивный характер. Но все более заметное отставание СССР в экономическом и научно-техническом соревновании с капитализмом означало и поражение в идеологии, которая заявляла о преимуществах социализма именно с точки зрения организации и эффективности труда и его производительности. Ускорить развитие советской экономики можно было, только перестроив его научно-техническую базу. С этой точки зрения лозунги «ускорения», а также приоритетного развития машиностроения, которые были выдвинуты Горбачевым в первые годы перестройки, были правильными с формально-догматической точки зрения. Однако для поворота такого масштаба и у партии, и у государства уже не было достаточного политического ресурса. Народу обещали к 1980 г. полное изобилие, и люди устали ждать.
От проведения политики разумной достаточности в области вооружений и обороны Советский Союз перешел в 60-е гг. к политике военно-стратегического паритета со всем блоком НАТО, а затем и с Китаем. Этот паритет был достигнут и поддерживался около 15 лет, что некоторые из идеологов КПРФ и сегодня считают едва ли не самым главным достижением СССР и даже «подвигом советского народа». На самом деле это было самой большой ошибкой советского руководства, так как громадные материальные, научно-технические, людские и интеллектуальные ресурсы страны расходовались не на развитие экономики, не на улучшение жизни народа, а на производство военной техники. Страна просто не могла выдержать этой бешеной гонки вооружений и надорвалась на одном из ее очередных витков. Михаил Горбачев предпринял немало усилий для того, чтобы выйти из гонки вооружений. Однако для конверсии всего чрезмерно милитаризованного режима в СССР необходимы были время и средства, которых у него не было.
Одни авторы перечисляют только достижения, другие только пороки советской модели социализма. Следует быть более объективными. Советский Союз был уникальным государством с необычной общественной системой. Многие цели и задачи, которые ставились перед нами в программах КПСС, были не только разумными, но и благородными. Однако этими целями нельзя было оправдать примененные лидерами КПСС порочные или даже преступные средства. Такие средства не только дискредитировали цель, но и делали ее недостижимой.
Не имея возможности объяснить происходящие в мире процессы, а также неудачи Советского Союза в экономическом соревновании с капиталистическими странами, руководство КПСС взяло курс на изоляцию страны и на подавление любого проявления инакомыслия. Организм партии развивался как мощный, но лишенный иммунитета организм. Советский Союз мог отразить любую внешнюю агрессию, но не инфекцию. Уже в 70-е гг. различные болезни существенно ослабили КПСС, а кризисы следующего десятилетия оказались для организма партии и государства губительными. Применение силы могло бы продлить существование СССР, но сделало бы его болезни еще более опасными. Мирный демонтаж Советского Союза был, вполне возможно, менее болезненным решением, чем новое чрезвычайное положение и новый тоталитаризм.
Советский Союз и КПСС потерпели крушение, это очевидно. Но это крушение не стало все же кровавым переворотом в том числе и потому, что оно не было полным. Многие достижения советского времени сохранились в нашей жизни, в нашей экономике и в культуре, даже в структурах СНГ и в отношениях народов и государств на постсоветском пространстве. Тяжелый опыт Советского Союза и всех прошедших десятилетий не пропал даром. Будет ли он использован разумно?