Совок 14 — страница 2 из 20

— Ты чего такой грустный, рома? — участливо поинтересовался я, — За обед не волнуйся, я тебя надолго сегодня не задержу и свою уху из хвостов хека ты получишь!

Глаза цыгана от проявленной мной заботы сверкнули, но приглядевшись, он на моём лице признаков глумления не обнаружил. И его обличье снова переполнилось скорбной печалью.

— Хороший ты парень, Нику! — продолжил я гладить по шерсти барыгу, — Жаль, не могу тебя к твоей красавице Розе под подписку отпустить! Видит бог, хочу, но не могу! — для достоверности сказанного я даже перекрестился, не будучи точно уверенным, по православному канону или по старообрядческому католическому.

Цыган с украинской фамилией при упоминании имени своей ветреной супружницы встрепенулся. Теперь передо мной сидел не погасший и унылый меланхолик, а похмельный алкаш, которому показали чекушку.

— Хочешь, я тебе завтра с твоей Розой свидание разрешу? На целых полчаса? — проникновенно и негромко начал я искушать по-прежнему печального, но уже трепещущего от предвкушения несбыточного счастья, цыгана. — И потом, до самого суда буду её к тебе приводить. Хочешь?

Можно было бы и не спрашивать, и так было видно, что Нику хочет.

— Начальник, я заплачу! — не отрывая задницы от железной табуретки, всем телом подался ко мне Радченко. — У меня есть деньги, начальник, сколько скажешь, столько и заплачу!

С ответом я торопиться не стал. На цыганские посулы я отреагировал недолгим, но вдумчивым молчанием и даже удовлетворённо покивал головой, давая понять, что ничто человеческое мне не чуждо. В том числе корысть и традиционное мздоимство советского государственника.

По взбодрившемуся виду финансового совратителя и потенциального взяткодателя я убедился, что выбрал я верную тактику. И, что для сидящего напротив рейтузного бизнесмена теперь я абсолютно понятен. Что электрический контакт между нами состоялся и весь вопрос для него состоит всего лишь в моей цене.

По-хорошему, надо было бы еще какое-то время покачать бизнесмена, но я помнил, что скоро по продолу загрохочут бачками баландёры из «хозбанды» СИЗО и клиента у меня заберут. Поэтому принял решение с торгом не затягивать.

— Обещаю тебе, что завтра часов в десять я тебе сюда твою Розу привезу! На целых полчаса! — тоном змея искусителя пообещал я арестанту, — Для этого ты мне сейчас напишешь для неё записку, чтобы она меня не пугалась. И потом еще одну бумажку напишешь! Это вместо денег. Ты же, Нику, сам понимаешь, я хоть и не цыган, но тоже ведь не совсем дурак, чтобы без своего интереса тебе сюда баб водить! Или не понимаешь?

Древнеиндийский ариец сразу же поскучнел. Серое и, как мне думается, неумытое его лицо снова набрякло подглазьями, а толстые, будто ботоксные, губы поджались в узкую полоску.

— Признанку писать я не буду! — гордо вздёрнув подбородок и подражая герою из красного подполья в колчаковской контрразведке, торжественно просипел продавец гамаш.

Теперь уже настала моя очередь изображать грусть и горькое разочарование в интеллектуальных способностях цыганского этноса. Пауза получилась минуты на полторы. Этого времени хватило, чтобы мосье Радченко остыл и начал колебаться в ранее проявленной твёрдости.

— Дурак ты, Нику! Как есть, дурак! — демонстративно посмотрел я на циферблат своих часов, показывая, что сожалею о зря потраченном времени, — Ну и хрен с тобой, не ты, так Иоску согласится! Уж он-то точно поумнее тебя будет и от свидания с Розой отказываться не станет! — я начал неспешно складывать со стола в папку свои листочки. — Бумажка-то совсем плёвая! А признанка мне твоя и даром не сдалась! Ты сам подумай, на хер она мне нужна эта твоя признанка, если я вас всё равно посажу⁈

— Ты лучше деньгами возьми, начальник! — отморозился цыган, непредсказуемо меняющий своё настроение, как комсомолка во время месячных, — Возьми деньги и приводи Розу, я правду тебе говорю, я дам денег, ты не пожалеешь!

— Хочешь, я сделаю так, что ты получишь на суде меньше всех? — перебил я торг профессионала новым соблазном, — Ты получишь меньше, а Иоску, наоборот, получит больше! Года на два-три больше? И ты выйдешь, и станешь любить свою Розу! А он на зоне еще года два, а то и все три будет на неё по памяти дрочить? — я внимательно вгляделся в черныё цыганские глаза Нику, давая понять что его правильный выбор мне не безразличен, — Или ты хочешь, чтобы всё получилось наоборот? Чтобы он здесь с Розой вживую, а ты там сидел и по памяти на её светлый образ передëргивал?

Я снова посмотрел на часы и с неудовольствием отметил, что у меня осталось менее двадцати минут. С учетом того, что у цыганского фигуранта за плечами всего четыре класса, да и те весьма условные, этого времени мне может просто не хватить. Даже при самом лучшем исходе нашей беседы с Нику.

— Шевели мозгами, придурок! — добавил я солёного перцу под хвост несговорчивому цыганскому аленю, — Тебя сейчас уведут, а я всё то же самое Иоске Романенко предложу! Как думаешь, он тоже, как и ты откажется? От свиданок каждую неделю с красавицей Розой откажется и от срока малого?

Почти не притворяясь до крайности раздосадованным, я в сердцах плюнул на бетонный пол камеры и начал подниматься с привинченного к полу стула.

— А ты правду говоришь, начальник, что не признанку писать надо? — неуверенно, но с надеждой проскулил съёжившийся на своей железной сидушке мой подследственный, — Ты меня не обманешь, скажи мне честно, ты правда Розу завтра приведёшь?

Пришлось торжественно и честно пообещать, что не обману и, что приведу.

— Ладно, начальник, поверю я тебе! Говори, что писать надо? — как двоечник на педсовете шмыгнул носом цыганский семьянин.

Я по новой вжикнув молнией, распаковал свою походную папку и достал из неё несколько листков бумаги.

— Садись на моё место! — встал я из-за стола и протянул ревнивому торговцу авторучку. — Пиши своей Розе записку, чтобы завтра со мной ехать не боялась! Вторую бумагу ты после напишешь.

Опасения мои зряшными не оказались. С русской словесностью, орфографией и грамматикой у Нику Радченко были большие проблемы. Как он ни старался, как ни высовывал наружу язык, написание верительной грамоты и попутно любовного послания к Розе двигалось медленно.

Глава 2

— Стас, ты не забыл, что нам завтра понятые будут нужны? — усаживаясь за руль, продублировал я своё прежнее пожелание, — А сейчас мы к кировскому прокурору едем. За санкцией.

Дремавший на откинутой спинке Гриненко лениво приоткрыл глаза и сонно зевнул, продемонстрировав не по-советски полный комплект хороших зубов. Потом вздохнул, давая понять тем самым, что напрасно я его побеспокоил и снова смежил веки. Из этого удавьего спокойствия я сделал вывод, что по поводу надёжности его понятых можно не переживать.

Теперь для меня самое главное, это застать на рабочем месте прокурора и потом еще успеть пообщаться с предводителем следаков Кировского РОВД. С тем самым подполковником Сидоренко. Который единожды уже подставив, хотел еще и на добровольное вспомоществование октябрьскому следствию меня кинуть.

В который раз уже радуясь транспортному минимализму развитого совка, я бессовестно игнорил требования скоростного режима. Подлейших камер, исподтишка фиксирующих нарушения, в это дремучее время еще нет, а с живым олицетворением ПДД я уж как-нибудь, да договорюсь! Но бог был сегодня ко мне милостив и от бессмысленного общения с гаишниками нас со Стасом он уберёг.

Опять оставив Гриненко в машине и забыв на время об обязательной для орденоносца солидности, я, прыгая через две ступеньки, влетел на второй этаж прокуратуры Кировского района.

— Вячеслав Александрович занят! — пресекла моё желание пройти в прокурорский кабинет секретарша с узким восточным лицом, — И сегодня он вас уже не примет!

Сообщив эту неутешительную весть и потеряв ко мне интерес, вернула она всё своё внимание к печатной машинке. — В понедельник приходите!

Мне стало ясно, что в этом присутственном месте ментов за полноправных и равных себе правоохранителей не считают. В следующую секунду, в подтверждение этого нелестного предположения, по милицейским ушам ударила пулемётная очередь прокурорской машинописи. На курицу из негостеприимно-надзорной приёмной не произвели впечатления никакие нетипичные детали. Ни мои парадные золотые погоны, ни высочайшая милость Президиума Верховного Совета СССР в виде «Красной Звезды». Впрочем, курица на то она и курица, чтобы не забивать себе голову такими незначительными мелочами, как государственные награды на малолетних посетителях её шефа.

Воспользовавшись занятостью секретутки, я шагнул к обитой коричневым кожзамом двери и дёрнул её на себя. Дамочка с душамбинским разрезом глаз что-то закудахтала за моей спиной, но я её уже не слушал. Переступив порог охранителя закона на кировской земле, я решительно вторгся в его кабинет.

Реакция советника юстиции, сидевшего за полированным столом, оказалась разительно иной, чем у его неприветливой привратницы. Наверное, он, как номенклатурный руководитель, был в числе приглашенных на сегодняшнем мероприятии и имел счастье наблюдать мой бенефис на сцене актового зала УВД.

Как бы оно там ни было, но в раздумьях кировский прокурор пребывал недолго. Всего несколько мгновений, за которые я успел дойти до его стола.

— Товарищ Корнеев? — привстал он с места, — Это ведь вы? Сергей Егорович Корнеев, если я не ошибаюсь? Какими судьбами к нам? — моментально включил он дурака.

Прекрасно осознавая, что прокурор чужого района мне не брат, не сват и даже не бывший тесть, ломать перед ним шапку я не посчитал нужным. А, если еще учесть, какое тухлое дело он пропустил через своё прокурорское сито, да еще четверых утырков на нары присадил без веских на то оснований, то это не он, а я его держу за гениталии. Причем, ежовыми рукавицами держу!

— Я к вам, Вячеслав Александрович, и вот по какому делу! — достав из своей папки тощую цыганскую делюгу, поверх которой скрепкой было прикреплено постановление, и положил перед ним на стол. — Санкция ваша нужна. На обыск.