— Нет, начальник, с евонной женой у моей Розы дружбы нет! Совсем нет, разругались они! Давно уже! — Радченко поморщился, будто бы надкусил незрелый лимон, — Роза не к жене, она к дочке его зайти может. Дружит она с его старшей дочкой, ровесницы они.
И Нику опять поморщился, наверное, что-то вспомнив из того, что ему было неприятно помнить.
— Тогда смотри сюда и слушай меня очень внимательно! — достал я из кармана целлофановый комок с помеченными кобелирующей личностью патронами.
— Надо, чтобы вот это добро оказалось в доме твоего подельника! Где-нибудь за диваном, под матрацем или на шифоньере. Мне без разницы, где! Ты меня понимаешь?
Я затаил дыхание, ожидая любой реакции со стороны своего подследственного.
И спекулянт тоже заморозился, и на этот раз надолго замолк. Но он молчал по-другому. Если я смотрел на Радченко спокойно и не мигая, то он, хлопая ресницами, семафорил мне своими зырками, как пулемёт. И выражение его лица менялось каждую секунду.
— Ты чего, начальник! Меня же после этого в таборе проклянут! — громко сглотнув слюну, прошептал алень Нику, — У нас со своими так поступать нельзя! — видя, что я никак не реагирую на его опасения, веско добавил он.
— А какой он тебе свой? — искренне удивился я, — Если он твою законную жену под хвост пользует, пока ты за товаром в Молдавию мотаешься? Ты на него работаешь, а он вместо благодарности твою Розу огуливает! Кто из ваших после этого посмеет тебя упрекнуть, что ты этого гада наказал? –изобразил я на своём лице крайнюю степень недоумения. — Грамотно наказал, по-цыгански!
— И потом, если ни ты, ни твоя Роза не проболтаетесь, то никто никогда не докажет, что это барахло она в дом Иоску положила! Скажи мне, Николай, а ты бы сам удивился, когда узнал бы, что у твоего компаньона в доме вот это барахло нашли? — поднёс я к его глазам прозрачный кулёк с криминальным презентом для соседа.
— Нет, не удивился бы! — честно признался спекулянт после напряженных, но непродолжительных на этот раз раздумий.
На какое-то время горе-бизнесмен Радченко заморозился, а потом, словно бросаясь в ледяную прорубь, выдал неожиданное для меня откровение.
— Я еще знаю, что он дома дурь прячет! Ему на поезде проводники откуда-то её привозят. Лила, это которая дочь Иоску, короче, она моей Розе проболталась по секрету. Откуда-то из Азии привозят. Он на этой дури хорошие деньги поднимает! — с нескрываемой завистью вздохнул обманутый супруг.
Теперь уже я застыл, сделав стойку. Как сеттер на утиной охоте. Прямо на глазах, в режиме реального времени жизнь становилась веселее и интереснее.
Выходит, не шибко усердствовали кировские коллеги на обысках у этих спекулянтов. Впрочем, информация, которой со мной только что поделился Радченко, вполне может быть устаревшей и не актуальной. Но в любом случае, отработать её нужно.
— А где он эту самую дурь хранит? — ненавязчиво поинтересовался я у своего клиента, уже сделавшего первый и реальный шаг навстречу полноценной вербовке, — Был у него в доме обыск, но ничего незаконного не нашли. И в сарае тоже обыск был! — припомнил я протокол обыска в адресе Романенко.
— Иоску сволочь, но он не глупый! — невесело и впервые за всё время нашего общения улыбнулся Нику, — Он хитрый и дома ничего не прячет. Он и нам всегда говорил, чтобы дома мы ничего не хранили!
Мне показалось, что проявив минутную слабость, мой подозреваемый уже сожалеет о своей откровенности. Надо было его додавить, чтобы вытянуть всё то, что он мне не досказал.
— Ты разве не понимаешь, что это тебе больше нужно, а не мне⁈ — принялся я разжевывать Нике необходимость безоговорочной сдачи всего компромата на компаньона. Щедро одарившего его ветвистыми рогами, — Чем больше грехов у твоего соседа обнаружится, тем дольше он сидеть будет! И ваши в таборе сразу поверят, что эти патроны его, если мы еще, и незаконные вещества найдём! Сам рассуди, кто-то из ваших старших басурман обязательно в курсе, что Иоску не только тряпками, но еще и наркотой барыжит! Ведь знают же они про наркоту?
Радченко в очередной раз завис, обдумывая мои слова. И, судя по его виду, ничего нелогичного в моих незамысловатых рассуждениях он не обнаружил. Пожевав губами и поёрзав задницей по жесткому железу тюремной табуретки, он наконец решился.
— В ульях искать надо! Они у него в саду стоят. Пять штук. Для пчел которые, понимаешь? Ульи! — в глазах Нику читалось сомнение в том, что сидящий напротив него недалёкий мент знает, откуда берётся мёд, — Он их еще в подпол не убрал на зиму, так что в них у него всё спрятано! Днём туда никто не сунется, потому что всегда дома кто-то есть и пчелы закусают, а на ночь он еще собак с цепи спускает.
Мы со Стасом, не сговариваясь, переглянулись. Может и не в коррупции здесь дело. Спекуляция, это ни разу не убийство, поэтому никто особого рвения во время обыска и не проявил. Лезть в пчелиный улей из-за призрачного результата в добыче доказательств по нетяжкой статье, это надо быть очень большим энтузиастом! Да и умом до того еще допереть необходимо. Ох, непрост этот прелюбодей-затейник Иоску Романенко! Прав Нику, в исправительно-трудовом лагере ему самое место! Тем более, что эта судимость у него уже не первой будет, а третьей. И потому эти пять немецких патронов для морально неустойчивого цыгана никак лишними не будут. Опять же, прокурору с судом будет проще, и моему новому осведомителю Коле гораздо приятнее будет, если люгеровские «маслята» официально прилипнут к бригадиру бизнес-сообщества. Так что мы еще поборемся за справедливость и за крепкую цыганскую семью Радченко…
После того, как нечистый на руку, но подло обманутый семьянин Нику сдал с потрохами своего подельника, дальше дело начало продвигаться быстрее. И уже без прежних мудовых страданий за босяцкую честь и цыганскую солидарность.
— Вези уже быстрее Розу, гражданин следователь! — нетерпеливо загундел губастый Неален Делон, — Зря время тянешь, она в десять из дома в город уйдёт и ты до самого вечера её уже не найдёшь!
Черт, а ведь верно, совсем я упустил, что цыганки хоть и неисправимые тунеядки, но дома они днём не сидят. Сбиваются в стаи и шакалят в местах скопления граждан, добывая там хлеб насущный и неправедный.
Проблема еще усугублялась тем, что в лицо Розу я не знал, поэтому выяснять у её супруга точки, на которых она обычно пасётся, смысла не было. Быстро сдав жулика конвою, мы со Стасом рванули в Зубчаниновку.
— Надо было вчера к ней заехать и предупредить, что сегодня к мужу в тюрьму заведём! — задним умом начал умничать Гриненко, которому передалась моя нервозность.
— Нет, Стас, нельзя было вчера к ней заезжать! — возразил я, удивляясь наивной недальновидности опера, — Я специально решил нежданчиком её перед фактом поставить! Ты, правда, думаешь, что у этой курицы вода бы в жопе удержалась до утра? Рупь за сто, что она с кем-нибудь из своих посоветовалась бы! А после этого мы бы её уже никогда не нашли! Её в соседний табор отправили бы. В Фергану или в Кишинёв.
Рулил я быстро и Розу мы застали дома, свалить на пленэр она еще не успела. Увидев цыганку, я удивился отнюдь не тому, что на неё польстился прожженный интриган и аморал Иоску. Нет, в невольное изумление я впал от того, что своё цыганское счастье эта прекрасная нимфа связала с убогим маломерком Нику.
При всём моём богатом воображении я так и не смог представить его рядом с Розой. Слишком уж несоразмерным оказался контраст между продавцом намудников и зубчаниновской Эсмеральдой. У Квазимодо помимо горба хотя бы была сила и относительно чистая душа. Ничем похожим коробейник Радченко похвастать не мог.
В дом мы проходить не стали и беседу с Розой начали у ворот. Для начала я представился и показал удостоверение, объяснив, что следователь и веду дело её мужа Нику. После чего протянул ей маляву от него.
Девица разбитной не выглядела, вела себя вполне прилично и вообще была не по-цыгански немногословной. Прочитав писульку от благоверного, она вопросительно уставилась на меня своими черными, как смоль, глазищами.
— Паспорт у тебя есть? — стараясь не отвлекаться на неземную красоту соломенной вдовы, спросил я у неё. — С собой? Если паспорт есть, то дам тебе свидание с мужем!
Оказалось, что документом советская родина Розу не обделила. Сунув руку куда-то в ворох юбок, миссис Зубчаниновка извлекла оттуда свой серпасто-молоткастый.
Пролистав его, я убедился, что никаких формальных препятствий для свиданки супругов нет.
— Поедешь к мужу в тюрьму? Я ему за хорошее поведение пообещал, что привезу тебя на полчаса! — не затягивая процесс, приступил я ко второй части оперативно-цыганской комбинации, — А потом сюда назад тебя привезу, ну или в городе высажу, где пожелаешь! — пообещал я, с усилием отводя взгляд от, на удивление безусой красотки, с хорошо промытыми волосами цвета воронова крыла.
И таки да, ни золотых зубов, ни юношеского пушка над верхней губой у Розы я не заметил. Какая-то нетипичная она цыганка. Может, у неё еще и титьки не волосатые? Было дело, наткнулся я однажды в темноте на такую «радость». В студенчестве как-то довелось мне уступить домогательствам одной смуглой особе и уединится с ней после дискотеки. Б-р-р… Уже вторую жизнь проживаю, а до сих пор мураши по шкуре! Даже вспоминать не хочется! Правда, та армянкой была.
— Поехали! — Роза решительно шагнула к машине, даже не попытавшись зайти в дом, чтобы отпроситься или кого-то предупредить об отлучке.
Назад до СИЗО мы добрались еще быстрее. И снова конвой нас не подвёл! Нику в камеру для допросов мне доставили без волокиты. Поскольку Розу я выдернул из дома для неё неожиданно, тратить время на её досмотр с вызовом контролёра-женщины не стал. Максимум, что она могла передать своему мужу, так это деньги или карты, с помощью которых она дурит лохушек на улицах города. Но это меня волновало меньше всего, этим пусть здешние вертухаи занимаются.
Демонстративно постучав ногтём по циферблату своих часов, я вышел из камеры в продол и прикрыл за собой дверь, оставив небольшую прореху на всякий случай.