– Спасибо, – болезненно выдыхает Машка, но я реагирую далеко не сразу.
Придирчиво разглядываю пунцовые щёки, затем приоткрытые в удивлении полные губы: мягкие, наверняка неумелые, такие заводящие, что рот слюной наполняется. Это как... даже не знаю. Как обнаружить что зашуганная рыжая доска, на которую у меня в жизни бы ничего не зашевелилось – ну кроме раздражения, естественно – за пару лет прокачалась до весьма аппетитной малышки. И это полное, просто сокрушительное фиаско, потому что при всей своей охочести до женщин, я такой чистой, пугливой девочки ещё ни разу не... чёрт даже слово подходящее так сразу не подобрать. Имел? Нет, имеют, чтобы бездумно сбить стояк. Любил? Точно не наш случай. Это что-то из лексикона вымирающих джентльменов вроде Димона. Как вариант – ни разу не расчехлял, но это, опять же, единоразовое событие, а Машку жутко хочется именно испортить. Вот прямо взять и совратить. Неторопливо, без лишней спешки избавить её от застенчивости, чтоб перестала зажиматься и сама осознанно умоляла взять её. Чтоб стонала распутно, и дрожала берёзкой, повторяя имя моё, как монахиня молитву, не думая о том как выглядит и не считая сколько дров нам за это накинут на адском костре. Вообще чтоб ни о чём другом, кроме меня в себе не думала.
Моргаю раз, другой и только затем соображаю, что до сих пор сжимаю руки на девичьей талии. В широко распахнутых глазах плещется испуг, губы медленно шевелятся, но я не разбираю слов. А если и разбираю, то не осознаю их смысла. Какого чёрта со мной творится? Вроде никогда не был тщеславным. Да и Машка в первую очередь дочь своей матери. Опасно с ней играть в такие игры, разве что совсем чуть-чуть, чтоб не втянуться. В общем, пора завязывать пьянствовать, пока чего похуже не удумал.
– Что-то я мамашу твою на похоронах не видел, – стараюсь беспечно улыбнуться, убирая налипшую к её щеке медовую прядь, но ярость упрямо пробивается в голос.
– Ей стало плохо. Сердце.
Плохо ей, значит, стало. Ну конечно.
– А сейчас она где?
– В санатории. Восстанавливается.
Отличная сказка. Обидно за родителей до жути. За то, что отец так бездарно ушёл, за то, что прожили столько лет душа в душу и в итоге так по-дурацки всё похерили. В нашем доме вообще не было ссор, пока в соседний коттедж не въехала тринадцатилетняя Мария Полякова со своей эффектной родительницей. Месяца не прошло и началось: крики, битьё сервизов, оскорбления. Повезло мне к тому моменту пришла пора поступать в универ и мы с матерью переехали. Все эти годы я дико скучал по отцу, но так и не смог заставить себя вернуться. Не то чтобы осуждал, просто не смог смириться. Боялся, что его внезапное отчуждение помноженное на её слёзы вытравили из меня то светлое, что в детстве казалось незыблемым: верность, семейный очаг, забота, любовь эта блядская, будь она трижды неладна. Мне никогда не понять, зачем создавать семью, чтобы в итоге вывернуть один другому душу? Зачем заводить детей, чтобы потом драть за них друг другу глотки?
О, родители пилили меня за закрытыми дверями, но я никогда не жаловался на слух. Он хотел преемника, она – опору, а я... я просто понял, что все мои идеалы гроша ломаного не стоят. Благо мне на тот момент почти стукнуло восемнадцать, ничто не мешало самостоятельно принять решение, о котором сегодня ничуть не жалею. Жалею только о том, что не успел с ним ни проститься, ни простить, ни отпустить. Вот такая страшная быль о потерянном времени.
Глава 4. Как кошка с собакой
Маша продолжает стоять неподвижно, как мышь перед удавом. Сверлит мои ключицы смущённым взглядом, зардевшаяся, бесхитростная. Вся прозрачная как на ладони. Ведёт малявку от моей близости. Дрожит лань пугливая, боится пискнуть, а сама дышит с таким замиранием будто я уже засадил ей по самое не балуй. Это дико заводит и совсем не противоречит намерению жить себе в удовольствие, ни к кому не привязываясь. Мне кайф, ей ещё и опыт – каждый в плюсе.
– Замёрзла? – кладу руки на озябшие плечи. Пусть кожей распробует вкус притяжения. Невзначай, конечно же. И, чёрт, да! Я сожму волю в кулак, посажу инстинкты на цепь, запру голод на замок, но получу её раскованность. Никто ж не станет глотать залпом виски премиум-класса. Вот и я разопью недотрогу небольшими глотками. Её мать поимела мою семью, а я поимею малышку. Не в отместку, конечно, но грех не насладиться всей пикантностью ситуации.
– Есть немного.
Маша краснеет больше прежнего, когда в попытке спрятать глаза скользит взглядом по моей тяжело вздымающейся груди. И при всём этом неосознанно прижимается бедром к моей ноге. А она милая. Жутко милая в своей неискушённости. Ладно, признаю, сдержаться будет непросто.
– Сейчас согрею, – по округлившимся глазам сводной сестры осознаю, что сболтнул это вслух, а может и не сболтнул, потому что своего севшего голоса ни черта не расслышал. Но на всякий случай поясняю: – Здесь на скамейке было покрывало.
И допускаю фатальную ошибку: слишком долго задерживаю взгляд на смущённом лице. В голове становится волшебно пусто, я кажется, наклоняюсь, потому что чувствую клубничный запах её дыхания и, влекомый возникшим притяжением тянусь к инстинктивно приоткрывшимся губам. Ответка накрывает похлеще тех немногих градусов, что я успел залить в себя с утра.
– О, вот ты где! А я в саду у фонтана искал.
Машка тут же отшатывается, как от удара плетью.
Ну спасибо, братан, удружил.
Оказывается, увлёкшись, я не заметил бегущего к нам Диму. Друг, впрочем, тоже мало что видит, пытаясь одновременно спрятаться от ливня под наброшенным на голову джинсовым жилетом и не встретиться лбом со скользкой плиткой.
– А почему один? – повышаю голос, пытаясь перекричать шум дождя, в то время как Маша растеряно смотрит в пустоту и, кажется, вот-вот заплачет.
Походу, Исаев только что обломал её первый поцелуй.
Да ну, не может быть, ей уже сколько лет... девятнадцать? Ну да, недавно должно было исполниться. И что – ни с кем, ни разу? В жизни не поверю.
– Встречай гостей, синяк. Чего завис?
Жму другу руку и сразу же крепко обнимаю. Будь у меня родной брат, едва ли он заменил бы мне этого белобрысого идеалиста. Пока хлопаю Диму по плечу, наконец, встречаюсь глазами с Машей и не могу понять причину смятения в её глазах.
– Почему один? Ты обещал познакомить меня со своей девушкой, – смеюсь, чтобы разрядить обстановку. В конце концов, Машка не только моя соседка, но и сестра. На лбу ни у кого не написано, чем мы тут собирались заняться. Точнее я собирался, а она активно была не против.
– Ну да, – напряжённо лыбится Дима.
Не нравится мне его забегавший взгляд, но это какая-то настороженность на инстинктивном уровне, источник которой никак не получается уловить.
– И-и-и... где она? – с показной подозрительностью кошусь на его правую руку. – Ты достал увиливать от ответа. Я скоро начну подозревать худшее.
– Так вот же, сеструха твоя, – кивает он в сторону Машки и быстро добавляет, очевидно, расценив моё шокированное молчание как неодобрение. – Я знаю, вы грызётесь как кошка с собакой, поэтому и хотел рассказать при встрече. Придётся вам научиться как-то уживаться, потому что я настроен решительно. Мир, не заставляй меня выбирать между вами, очень прошу. Потому что я не смогу. Отца не вернуть, вам делить больше нечего. Рассуди здраво.
Легко сказать. В моей голове сейчас ни единой связной мысли, не говоря уже о здравой. Я Исаева знаю, он если вобьёт что-то себе в голову, то намертво, а Машка... У Машки, видимо, просто зудит. Одного для дела, другого для тела – так что ли? Всё-таки в мать, паучиху, пошла.
Глава 5. Наивный простак
Если мне когда-нибудь придётся выбирать между женщиной и другом, я выберу друга. Не задумываясь вообще ни секунды. Даже если в мыслях предварительно успел присвоить её себе, даже если она мой магнит, даже окажись мы втроём на необитаемом острове – я в любом случае выберу друга. Потому что Дима тот человек, на пару с которым я в детстве нарезал "бахрому" на шторах, рисовал пиратские карты на стенах отцовского кабинета, носился на переменах по школьным коридорам, пускал по реке кораблики из вырванных из дневника листов, скурил первую сигарету на двоих, выпил первую банку пива и разделил почти каждый знаковый момент своей жизни.
Сколько себя помню, мы были не разлей вода. Этого не изменило ни расстояние, ни время, благо в эпоху интернета километры перестали быть проблемой. Теперь я отучился, вернулся в родной город, дядя обещал подстраховать на первых порах и помочь вникнуть в тонкости должностных обязанностей главы юридического отдела. Исаев, окончив свой экономический, тоже упадёт на тёплое место. Наше будущее устроено, а судьбы предопределены. Наши отцы дружили, мы дружим, и дети наши тоже будут дружить. Вроде вот оно, всё путём. Но какого чёрта меня так коробит его довольный вид?
Мы садимся за стол. Я молча протягиваю Диме покрывало, друг так же молча накидывает его на Машины плечи. Обстановка ничем не отличается от той, что царила на отцовских поминках: сырость, тишина, мрачные лица, ещё более безрадостные мысли.
Маша ёрзает как на углях, не забывая жаться к плечу Исаева, активно изображая неземную любовь. Я, конечно, не Станиславский, но едва сдерживаюсь, чтобы не зарычать: Не верю! Ибо играет плутовка так себе, то и дело прячет взгляд за опущенными ресницами, смотрит искоса, будто, ну не знаю, будто я как минимум враг народа. Или тот, кто способен её разоблачить.
Если б дала себя поцеловать – ещё бы пару секунд уединения! – и мне бы было что предъявить, потому что влюблённая девица хвостом вертеть не станет. А Машка тем временем одним чудом сознание не теряет от невиннейших прикосновений. Не должно так быть! Неправильно это. Да я себя рядом с ней кумиром миллионов чувствую! А должен Дима. Вопрос – в чём подвох? Она в принципе слаба на передок или мамаша подсуетилась? Дала дочери мастер-класс по отлавливанию тугих кошельков.