В моей голове его речь прозвучала, как бла-а бла-бла, бла, блааа. Видимо, это как-то отразилось на моей обескураженной физиономии, потому что Вася усмехнулся и пояснил:
— Я не ломал рук, Алис, — взъерошил русые волосы, — мне не вырезали аппендицит и Миша не был у меня сиделкой. Я никогда не лечился от алкозависмости и твой муж не поддерживал меня тогда, не жил со мной в том санатории…
— А где же ты был? — ещё не веря в услышанное, ошарашено спросила я. — Я же две недели ездила поливать твои бегонии…
— В Краков летал, на конференцию… — недоуменно обронил он, а я обидно рассмеялась. Так, что сама испугалась этого истеричного смеха.
— В Краков? — ещё давясь весельем, переспросила я. — Вась, откуда у тебя деньги на заграничные поездки, ты живешь в бабкиной квартире, пьёшь самогон…
— Если я живу в задрипанной квартирке с советским ремонтом, если ты меня всегда видела в затрапезном виде, если я не шастаю каждый день в офис, это не говорит, что я нищий, — раздраженно и зло выдал он. А я умолкла. — Ты ведь даже не знаешь чем я занимаюсь, но свято веришь, что я прозябаю впроголодь… Ах да… Миша же тебе рассказывает, что помогает мне… Алис он не мне помогает, он любовницу свою содержит…
Я обхватила себя руками и стала медленно раскачиваться. В голове не укладывалось, я отказывалась верить в то, что уже два ношу ветвистые, щедро взращенные витаминами кальция и супружеским блудом, рога.
— Или полгода назад он ездил в Екатеринбург договориться о сотрудничестве… Нет, Алис…
Спиридонов сыпал фактами, датами. А я шептала себе внутри: «Только попробуй разреветься…» Миша никогда не хотел детей. У него с этим сложно, он не готов был. Отговаривал меня. Даже собаку подарил, чтобы потренировалась. Но все равно всегда подчёркивал, что не хочет детей. А тут оказывается…
— Зачем этот цирк с двойным свиданием? — невпопад спросила я.
— Я надеялся, что он сольётся… — Вася также сидел напротив меня, только голову запрокидывал к стене и изредка ударялся ей. — Или не сольётся, но я наберусь смелости все рассказать… Он попросил его прикрыть в этот Новый год. Хотел уехать загород… Тогда я понял, что больше не могу… Не хочу в этом участвовать…
— Уходи, Вась…
***
Василий ушёл. В другую комнату. А через час вернулся и попробовал закинуть меня на кровать. Я не сопротивлялась. Сама встала и залезла под одеяло. К двум часам ночи он снова явился и стал пихать в меня таблетками. Вот тут проявился мой бунтарский характер. Пока примерялась, как ловчее украсить его запястье цепочкой своих зубов, он извернулся и засунул успокоительное мне в рот. Зажал его. Пришлось глотать. В четыре утра на прикроватной тумбочке материализовался чай. А в шесть я уснула. То ли боль поутихла, то ли переквалифицировалась в злобу, а злиться всегда приятнее выспавшись.
Полдень встретил тишиной. На кухне стоял завтрак в одноразовых контейнерах. Спиридонова я повысила в звании от непризнанного гения до северного оленя, подвид придурковатый.
Злость и обида, вкусив мирской пищи, затребовали отмщения. Я не знала, что надо сделать, чтобы ударить побольнее своего супруга, поэтому начала с мелочей. Выставила в соцсеть свои фото с будуарной съёмки. Я снималась в этой фотосессии, чтобы порадовать его и разнообразить наши переписки, но не срослось.
— Как дела? — наигранно спокойный голос Рубенского в трубке настиг ближе к вечеру.
— Пока не родила, а когда рожу- не скажу, — хотелось орать в телефон какой мой благоневерный подлая скотина, но я стоически стискивала зубы. Не иначе как успокоительное действовало.
— Что? — надломился голос Миши.
— Что? — непонимающе переспросила я, цедя с присвистом чай.
— Повтори, что ты сказала…
— А что я сказала? — продолжала тупить я.
— Ты беременна? — и было в вопросе столько раздражения, непонимания…
— Я не хочу отвечать на такие вопросы левому мужику…
— Я твой муж!
— Бывший, — дотошно уточнила я. — Чего тебе надо?
В трубке пропыхтели, не иначе, как тоже хотели орать, но повода не представилось.
— Ты что творишь? — похолодел голосом Михаил. — Почему твои откровенные фотки висят в сети?
В фото не было ничего откровенного и непотребного. Обычная съемка в нижнем белье, сорочках, в ванне с обнаженной спиной. Как по мне, невероятно целомудренно.
— А тебе твоя любовница не даёт, что ты полез шариться по соцсетям? — раскрыла карты я.
— Не твоё дело… — начал было супруг, но я перебила:
— Мое. Знаешь ли, сшибать люстры рогами не приятно…
— Удали фото, — рыкнула трубка. — Не хватало ещё, чтобы весь завод ходил и судачил про жену заместителя.
— Бывшую жену… — внесла коррективы я. И опять вернулась к его интрижке. — Слушай, а как тебе ребенка удалось сделать, с твоим одним разом в три дня? Резинка порвалась?
— Тебя этот один раз устраивал! — завёлся муженёк.
— Я просто не знала, что Вася может трижды за ночь…
— Дрянь! — рявкнул Рубенской и положил трубку. Конечно, не красиво так проставлять Спиридонова, но ведь в древности казнили гонца принёсшего дурную весть, а теперь пусть только немного пострадает.
К вечеру мою страницу в соцсети заблокировали. К утру мне удалось ее реанимировать. Ближе к полудню у меня увели машину. Я только и успела понять, что ее окрыли дубль-ключом, как она пронеслась мимо подъезда, а мне из салона, нахально показав один интернациональный жест, отсалютовал Миша. Ну все…
Через пару дней Лидочка слила информацию, что ее муж с моим бывшим, свалили в Москву в командировку. Я вооружилась службой перевозки и выгребла всю квартиру. Даже простыней не оставила. А что оставила, так то не мое… Хотела утащить матрас ортопедический, но уже не влезло в третью по счету машину. Плюнула.
— Какого черта? — проорала трубка голосом Рубенского через день.
— Двурогого, — меланхолично отозвалась я, раскладывая чашки и тарелки по полкам. Признаться, погорячилась. Не стоило все вещи вывозить, моя квартира просто не может их расположить. Но и оставлять ему свои сатиновые простыни, сшитые на заказ, я не могла. Хотя, если он на них делал детей не со мной…
— Причём тут двурогий? — устало уточнил телефон.
— При всем, он солидарен со мной. Как никак, мы с ним одного вида, у обоих между ушей рога.
— Ты не успокоишься?
— Я не заводилась… — чашка выскользнула и с грохотом покатилась по ламинату.
— Чего ты хочешь? — спросил Миша, тяжко вздыхая.
— Глобально? Чтобы у тебя отсох язык, руки и детородный орган. А вообще… — я прикинула, что можно выжать из развода… — машину, дом и однушку, одну из двух. Ну и мою квартиру, которую мне родители подарили.
Михаил обидно заржал, а я сцепила зубы.
— Не оборзела? — наконец успокоившись, спросил он.
— Считай это компенсацией за твои похождения.
— Ты ничего не получишь…
— Ты даже не извинишься? — не то чтобы нужны мне были его извинения, интересно стало.
— За что? За то, что ты сама подвела меня к измене? За то, что видела во мне денежный мешок? За то, что плевала на меня. Напомни, что ты сказала, когда мне вытащили камень из почки?
— Поздравляю, теперь ты один из немногих, кто прочувствовал всю прелесть схваток, — сама себя процитировала я.
— Да! — холодно подтвердил муж. — По-твоему так должна себя вести любящая жена?
— А как? — мне реально стало любопытно. — Носиться и причитать? Лечь рядом в гроб? А может она должна была вызвать скорую, отвезти тебя в лучшую частную клинику, выдернуть ведущего уролога с отпуска, привезти из-за города анестезиолога? И все ради того, чтобы уже на утро этот гребанный камень лежал в коробочке из-под анализов… Мне кажется, это реально лучше, чем соплями тебя умывать…
Миша замолчал. Я тоже. В руках подрагивала тарелка из итальянского сервиза. Я его приперла с блошиного рынка Болоньи и невозможно любила за винтаж. Чтобы избежать казуса, отложила посуду и села на стул, все ещё прижимая трубку плечом.
— Так чего тебе не хватало? — решила спросить я.
Все ещё тишина. Но потом выдох и обречённое:
— Не знаю, Алис… Я не знаю…
Глава 6
— Сволочь! — выдала Олеся, неуклюже раскачиваясь на детских качелях у меня во дворе. Ириска носилась, как после энергетика и облаивала здоровенного дога, тот флегматично игнорировал ее. — Не, ты глянь какая сволочь! Мало того что кобелина, так ещё и шмотки пожалел.
Подруга икнула и передала мне бутылку шампанского. Не то чтобы выпить хотелось, но обстановка располагала. Вечер, снег, детская площадка и две дуры с игристым.
— А давай… — рыжеволосая гарпия задохнулась от гениальной идеи. — Давай машину ему разрисуем?
— Тебе в садике не хватило раскрасок?
— Хорошо, давай накарябаем…
— Зачем? Если она достанется мне, потом и ремонт делать мне.
— Ладно, тогда хоть одно колесико может спустим?
Она молитвенно сложила руки перед грудью, а я уронила лицо в ладони. Да послал же бог друзей, с такими и врагов не надо.
Первой ошибкой за этот вечер была бутылка алкоголя. Я это осознала на пути к своей квартире, сидя в такси, под кудахтанье Олеси, что мы то ему уж покажем. Что покажем, старалась не уточнять, размах фантазии подруги колебался от стриптиза на снегу до водородной бомбы под дверью.
На парковке пьяный юрист быстро разыскала наш Ниссан. Поскольку машина была внедорожником, напакостничать просто так не получалось. До лобовухи было не дотянуться, а колёса это не благородно.
Телефон тренькнул и я поспешно приняла вызов. На том конце пищала Наташенька, мечта поэта. Она в слезах рассказывала, что Василий сошёл с ума, грозиться идти драться или бороться за что-то, а если ему помешают, он выпрыгнет со своего окна. Я порекомендовала психдиспансер и бригаду медиков для буйнопомешанных.
Скинув звонок, развернулась и обомлела. Олеся жирной, неповоротливой гусеницей распласталась по капоту машины, так, что только ноги истерично подрагивали в такт поступательных движений. Я бросилась к ней, сх