езжая друг на друга, что часто приводило к судорогам и смерти. Многие из указанных Граунтом причин смерти — нарыв, отек печени, водянка, молочница — были лишь симптомами других неустановленных заболеваний.
Некоторые болезни имели в то время другие названия: туберкулез назывался чахоткой, эпилепсия — падучей, сифилис — французской болезнью, психоз — лунатизмом, а инсульт с параличом — апоплексическим ударом[41]. Что же касается иных распространенных причин смерти вроде «прорезывания зубов» или «остановки желудка» — кто знает, чем болели эти несчастные. К счастью от многих заболеваний, среди которых оспа и чума, с тех пор удалось полностью избавиться, а другие (например, цинга, рахит и маразм) были побеждены в развитых странах благодаря улучшившемуся питанию.
В своей работе Граунт доказал, что женщины в среднем живут дольше мужчин и что основной риск смерти приходился на ранние годы жизни. Он сделал интересное наблюдение: смертность выравнивалась с достижением взрослого возраста, так что доля двадцатилетних и пятидесятилетних, умиравших в тот или иной год, была одинаковой. Риск смерти, таким образом, не возрастал при старении, из чего можно сделать вывод, что люди не умирали от возрастных болезней.
В это же самое время по другую сторону Атлантического океана, в Северной Америке, новоприбывшие европейские колонисты чувствовали себя не лучше[42]. Они падали как подкошенные от недуга, который называли «акклиматизацией». До трети прибывавших в Новый Свет страдали от него в начальный период после переезда, в процессе адаптации к новым условиям. Болезнь могла длиться до года, а многие пациенты продолжали ощущать ее последствия в течение еще многих лет. В настоящее время принято считать, что «акклиматизацией» в действительности могла быть малярия, которая имеет самые разнообразные проявления. Колонисты страдали и множеством других заболеваний, например «истечением крови» (кровавой диареей), которое, вероятно, было одним из проявлений брюшного тифа в результате заражения бактериями из рода Salmonella. В Северной Америке ожидаемая продолжительность жизни европейца XVII века была гораздо ниже, чем у его сверстника, оставшегося дома. Такова была ужасная цена свободы. Впрочем, не слаще приходилось и африканским рабам, которых колонисты привозили с собой.
Несмотря на то что XVIII век стал периодом великих перемен, особенно в Северной Америке, создается впечатление, что медицина и понимание причин смерти не продвинулись за эти сто лет ни на шаг. В 1812 году в одном из самых первых номеров The New England Journal of Medicine («Медицинского журнала Новой Англии», хотя в то время он носил название «Медицинский и хирургический журнал Новой Англии», The New England Journal of Medicine and Surgery) была опубликована годовая статистика смертности для города Бостона[43], который только формировался как центр науки и интеллектуальной жизни, выходя из долгого периода застоя. Как писал Ральф Уолдо Эмерсон, «между 1790-м и 1820-м годом в штате Массачусетс не знали ни книг, ни речей, ни разговоров, ни мыслей»[44]. Бостон, где тогда жило всего около 33 250 человек, был небольшим городом с большим будущим.
Читая список причин смерти жителей Бостона в 1812 году, я обнаружил многие из так полюбившихся мне заболеваний XVII века. Туманные диагнозы вроде гниения, немощи, невоздержанности и судорог указывались как причины смерти значительного числа людей. Среди 942 летальных исходов самый страшный ущерб нанесла чахотка (221), за которой следовали «детский понос», то есть детская дизентерия (57), и мертворождение (49). Люди продолжали умирать от молнии, в родах, выпив холодной воды, от сумасшествия, червей, омертвления и таинственного «белого отека». Менее 3 % бостонцев скончались от «старости», и лишь 0,5 % умерли от рака — вероятно из-за того, что люди не успевали достичь достаточно преклонного для опухолей возраста. При рождении ожидаемая продолжительность жизни составляла 28 лет для мужчин и 25 для женщин. Даже если человек достигал пятилетнего возраста, его ожидаемая продолжительность жизни все равно равнялась 42 годам, увеличиваясь всего до 45 при условии, что он доживал до третьего десятка. Смерть оставалась чем-то внезапным и окруженным множеством суеверий.
Но если перенестись еще на столетие вперед, начинает создаваться впечатление, что заря Просвещения, наконец, занялась и в медицине. Исчезли неясные синдромы и симптомы прежних отчетов. Согласно опубликованным в январском выпуске The New England Journal of Medicine (который тогда назывался «Бостонский медицинский и хирургический журнал», The Boston Medical and Surgical Journal) данным за 1912 год, уровень смертности в США за сто лет снизился почти вдвое и достиг примерно 14 на 1000 человек[45]. Теперь люди умирали от заболеваний, а не от симптомов — то есть от пневмонии, а не кашля, от тифа, а не кровавого поноса, от туберкулеза, а не королевской напасти или чахотки. Самые распространенные современные диагнозы вроде рака и cердечно-сосудистых заболеваний уже начинают встречаться, но пока достаточно редки. В посвященной этой теме статье, озаглавленной «Прошлое, настоящее и будущее», прежние данные о невоздержанности и прорезывании зубов рассматриваются с иронией: в частности, автор отмечает, что всего три поколения назад медицина «еще не вышла из пеленок». За этим, однако, следует смелое и тревожное, на наш взгляд, заявление:
Возможно, в 1993 году, когда все предотвратимые заболевания уже останутся в прошлом, когда будут раскрыты причины и способы лечения рака, а евгеника заменит собой эволюцию в отборе неприспособленных к жизни человеческих особей, наши потомки взглянут на эти страницы с еще большим чувством собственного превосходства.
Читая отчеты о смертности XVII и XVIII веков, я ощущаю скорее смирение, чем хоть сколько-нибудь заметное превосходство. В любой момент времени нам всегда проще обернуться назад и отметить, как были неправы наши предшественники. Мы гораздо хуже умеем предвидеть будущее и, следовательно, осознавать ошибки своего времени. В середине XIX столетия смерть была так же непонятна, как и тысячу лет назад. Однако с этого момента все начало резко меняться с появлением микробной теории инфекционных заболеваний, учения о гигиене, методов анестезии и вакцинации. В сочетании со значительным улучшением бытовых условий и питания долгожданное превращение медицины в науку в корне изменило качество жизни человека, и с тех пор она не оглядываясь движется вперед.
Хотя в начале XX века инфекционные болезни были самой острой косой старухи Смерти, к нашему времени это лезвие заметно притупилось — не только благодаря достижениям в сфере методов лечения вроде открытия антибиотиков и вакцин, но и за счет понимания взаимосвязи между гигиеной, санитарией и возбудителями болезней. Успехи в борьбе с инфекционными заболеваниями особенно сильно сказались на здоровье детей, что привело к значительному снижению детской смертности. Эти достижения стали главной причиной увеличения продолжительности жизни на протяжении последних ста лет.
Несмотря на то что туберкулез, дизентерия, корь и пневмония продолжают уносить жизни в развивающихся странах, на эти болезни приходится все меньше смертей в странах с более высокими доходами[46]. Пневмония, занимающая одиннадцатое место в списке основных причин смерти, является наиболее смертоносной инфекцией в США. Также следует упомянуть и причину под номером 23 — СПИД, второе по смертоносности инфекционное заболевание, снижение числа жертв которого составило с 1990 года 64 %. Непрерывно идущий прогресс в методах его лечения с большой вероятностью приведет и к дальнейшему снижению этого показателя.
Вместо инфекций, насилия и других конкретных обстоятельств, которые крадут у человека жизнь буквально из-под носа, большинство американцев умирают из-за хронических болезней, не убивающих молниеносно, но истощающих тело и разум в течение долгого времени вплоть до неизбежного конца. Восемь из десяти основных причин преждевременной смерти в США — это болезни сердца, инсульт, рак легких и толстой кишки, хроническая обструктивная болезнь легких (ХОБЛ), сахарный диабет, цирроз печени и болезнь Альцгеймера. К огромному сожалению, большинство из них лишь набирают обороты: только за период с 1990 года заболеваемость диабетом выросла на 60 %, а болезнью Альцгеймера — на чудовищные 392 %. В 2005 году половина взрослых американцев имела по крайней мере одно хроническое заболевание[47], а четверть из этих хронических пациентов — еще и хотя бы одно ограничение в повседневной деятельности, обусловленное таким заболеванием[48]. Каждый третий американец, родившийся в 2000 году, рано или поздно заболеет сахарным диабетом[49]. Поэтому, несмотря на большие успехи в увеличении продолжительности жизни по всему миру, среднее количество лет, в течение которых люди живут с инвалидностью из-за хронических заболеваний, на самом деле растет.
В чем же причина этого бесконечного затыкания дыр, когда мы побеждаем одни болезни только для того, чтобы начать борьбу с новыми?[50] Безусловно, некоторые заболевания распространяются из-за неправильного питания и вредных привычек вроде курения и употребления наркотиков. Некоторые другие, скажем депрессия и прочие расстройства психики, гипертония и повышенный уровень холестерина, чаще устанавливаются благодаря новым диагностическим критериям. Болезни вроде СПИДа представляют собой действительно новые явления. Однако большинство новых хронических заболеваний скорее являются отражением не неудач медицины в борьбе со смертью, а ее достижений, поскольку мы теперь живем достаточно долго, чтобы успеть ими заболеть.