"Современная зарубежная фантастика-2". Компиляция. Книги 1-24 — страница 4 из 966

Серебряный Меч

Они прервались на ужин.

Вечерняя трапеза состояла из длинной лапши, политой острым рагу из бычьих хвостов с томатами. Кирин ел большую часть еды с помощью хлеба, но он признавал и использование двузубых вилок, которыми местные ели лапшу.

Закончив есть, он вдруг понял, что запах горящего дерева стал сильнее. Его глаза наполнились слезами, а люди вокруг начали кашлять.

Так же, как и он.

Кирин оторвал взгляд от тушеного мяса как раз вовремя, чтобы увидеть, как из камина рядом с ним повалил дым. Так же, как и из большого камина в другом конце комнаты. Мужчина, которого он раньше не видел, задыхаясь, выбежал из коридора, который, как он предполагал, вел на кухню. За беглецом следовало серое облако дыма, вырвавшееся из соседней комнаты.

Джанель вскочила:

– Всем на землю! Не вставать!

– Что происходит? – выкрикнул кто-то.

– Рисуйте знак! Срочно! – Это, похоже, была Нинавис.

Кирин присел на корточки. В тот же миг рядом с ним опустился Коун.

– Откинь волосы назад, – сказал брат Коун.

– Зачем? Что ты… – Он не договорил, вспомнив, как брат Коун расправился с колдовским дымом в Мерейне. Этот дым был обычным, но это не означало, что в нем нельзя было задохнуться до смерти. Он откинул волосы назад.

Брат Коун колебался.

– Подожди, меч… – Он посмотрел на пояс Кирина, где отдыхала Уртанриэль.

– Все равно должно сработать, – сказал Кирин. – До тех пор, пока я не попытаюсь развеять его или пока Уртанриэль не решит, что это мне угрожает. Ты ведь воздействуешь на воздух, а не на мое тело или тенье, верно?

– Верно. – Коун коснулся пальцем лба Кирина и что-то нарисовал на нем, а затем перешел к следующему человеку. Воздух сразу же стал сладким и свежим на вкус. Кирин больше не чувствовал запаха дыма. Он встал и увидел, как дым расступился вокруг его головы, как будто там был невидимый барьер. Далеко в дыму Кирин не мог видеть, но, по крайней мере, он мог стоять. И дышать.

– Сначала лошади, – приказала Джанель всей комнате. – Иначе они окажутся быстро на земле.

– Кто-нибудь потушите огонь в очаге!

Кирин чуть не вызвался добровольцем, но внезапно вспомнил, что у него Уртанриэль. А значит – ему не полагалось никакой магии, потому что, как бы ему ни хотелось помочь, отпускать ее не хотелось еще сильнее.

Кроме того, он не был уверен, что Уртанриэль позволит ему отпустить ее.

– Чем я могу помочь? – крикнул Кирин[251].

– Проверь задние комнаты, – ответил какой-то мужчина. – Убедись, что там никто не спит… ну или не занимается чем-нибудь еще.

Кирин не мог видеть достаточно далеко, чтобы найти, где располагались задние комнаты, но примерно это представлял, так что смог, спотыкаясь, подойти к ним и принялся открывать двери.

– Здесь есть кто-нибудь?

Гостиница предлагала номера для ночлега.

Последний из которых был занят.

Кирин отвернулся.

– Так, ребята, надевайте одежду и быстро наружу. Высоко не подниматься – из каминов дым.

Троица в кровати откликнулась, и он сразу ушел.

Когда он вернулся, дым уже рассеялся. Учитывая ворчание Уртанриэль, можно было предположить, что кто-то использовал магию, чтобы рассеять его. Джанель вернулась из конюшни с Арасгоном, Таларасом и Хамаррат. Никому это не показалось странным.

– Внимание всем! – крикнула Нинавис. – Давайте успокоимся. Холодно станет не сразу, так что мы сможем убрать дым. Возможно, даже сможем нагреть для тепла эти камни.

– Эйан’аррик сделала это нарочно? – спросил кто-то[252].

– Не думаю, – ответила Джанель. – Должно быть, накопившийся снег и лед наконец заблокировали трубы. Это ничего не меняет, так что расслабьтесь.

Толпа не расходилась, но они хотя бы успокоились. Люди отодвигали столы и стулья в сторону. Поскольку большинство чувствовало, что ложиться спать еще рано, они располагались не для сна, а скорее для отдыха. У всех на лбу были нарисованы знаки, некоторые – пеплом или мелом, но большинство было создано элегантными светящимися желтыми линиями, явно волшебными – и это в стране, которая, как известно, ненавидела любое проявление магии.

Кирин надеялся, что их предупредят до того, как прибудет человек, которого ждала Джанель, и будет время удалить метки.

А если нет… Вряд ли они кого-нибудь смогут одурачить.

16: Черный Лотос

Провинция Джорат, Куурская империя.

Через три дня после того, как женщина наконец стала императрицей

Когда все закончили уборку и разобрались с различными мелкими проблемами, Кирин устроился на стуле у бара рядом со Звездой.

– О, привет! Меня зовут Кирин. А тебя? И не мог бы ты представить меня этой очаровательной женщине, которая на весь вечер монополизировала твое внимание?

Звезда на мгновение глянул на него, а затем скорчил гримасу:

– Продолжай звать меня Звездой. Я не возражаю.

– Я Дорна. – Старуха окинула Кирина взглядом с ног до головы. – Хм.

Кирин понятия не имел, что это значит.

Джанель села рядом с Кирином так близко, что их бедра соприкоснулись. Было так смешно осознавать, что их бедра соприкасаются. Он чувствовал каждый нерв. Каждый раз, когда Кирин хотя бы слегка приближался к Джанель, казалось, что воздух звенит от напряжения.

Через секунду Нинавис зашла за стойку бара, схватила бутылку ариса и налила всем по стакану.

– Мне воды. Мы так пили сегодня вечером, как на свадьбе или на похоронах. – Дорна обвела рукой всю компанию: – Вам тоже стоит начать пить воду, слышите?

– Да, мама, – сказал Звезда.

– Итак, этот твой отсутствующий друг… – сказал Кирин.

Джанель прижала костяшки пальцев к вискам:

– Мы ждем волшебника, который знает, как открывать Врата. Не думаю, что он воспользуется входной дверью.

– И он должен уже быть здесь?

– Да, но… – Джанель оборвала речь на полуслове, увидев, что рядом с Дорной сел брат Коун.

Жрец отодвинул стакан с арисом:

– Чай есть?

– Сзади есть кофейник.

– Еще лучше, – согласился брат Коун.

– Коун, есть что-нибудь от Турвишара? – спросила Джанель.

– Турвишар? – Кирин удивленно моргнул: – Вы ждете Турвишара Де Лора?[253]

Он испытывал смешанные чувства к лорду-наследнику Дома Де Лор. Турвишар работал на некроманта Гадрита Де Лора, но только потому, что ему в детстве был сделан гаэш. После устранения гаэша Турвишар проявил большую готовность помочь Кирину, чем другим соратникам Гадрита – включая Релоса Вара[254]. Кроме того, Турвишар действительно был безумно могущественным волшебником. Его сил хватило бы для того, чтобы самостоятельно открыть Врата без использования Привратного Камня.

– Я же говорила тебе, что мы знаем одних и тех же людей?

– Кто такой Турвишар Де Лор? – спросила Дорна. – Кроме того, что он никчемный отброс из королевской семьи. – Она взглянула на Кирина: – Не обижайся.

Кирин пожал плечами:

– О нет. Тут я полностью согласен.

– Я оставлял ему сообщения, – сказал Коун. – Пока ничего. О, спасибо, Нинавис. – Он потянулся за кофе.

– Подожди, вы можете связаться с Турвишаром? Как? – Кирин посмотрел на него мимо Звезды и Дорны.

Брат Коун закусил губу:

– Это…

– Только не говорите, что это сложно, – сказал Кирин.

Брат Коун сглотнул:

– Мой Краеугольный Камень, Сердце Мира, позволяет мне видеть сквозь источники тепла на большом расстоянии. Это один из способов, с помощью которых мы узнаем, что Мориос еще не атаковал Атрин, – я проверял это через фонарь в городе. Я также могу… э-э… Я также могу накладывать заклинания в любом месте, которое я вижу, и таким образом я оставляю сообщения.

Кирин присвистнул. Любой Королевский дом в Столице отдал бы дюжину любимых сыновей и дочерей, чтобы иметь такую способность[255].

Проклятье, Тераэт тоже был бы очень счастливым убивашкой, если бы обладал такой способностью. Кирин почти почувствовал ревность: Кандальный Камень был артефактом, которым вряд ли бы кто пожелал пользоваться. На повседневном уровне Краеугольный Камень брата Коуна казался намного более полезным.

– Ты недавно проверял Атрин? – спросила Джанель.

Жрец кивнул:

– Как раз перед обедом. По-прежнему ничего.

– Будем надеяться, так и останется. Мы втроем просто… – Джанель окинула взглядом бар. – Мы кое-чем занимались. Дорна, Нинавис… – Она посмотрела на Звезду. – Э-э…

– Звезда, – подсказал он.

– Верно. Знаю, что веду себя грубо, но не могли бы вы оставить нас наедине…

– Нет, не могли бы! – сказала Дорна. – Я не видела ни тебя, ни Коуна со времени Великого Турнира, и ты знаешь, что там произошло. Прошли годы. И нам нужно наверстать упущенное. Я останусь здесь! – Для выразительности она скрестила руки на груди.

– Я тоже, – сказала Нинавис.

Кирин усмехнулся:

– Я думаю, теперь твоя очередь рассказывать, Джанель.

Очередь Джанель.

Загробный Мир

Сейчас будет часть истории, которую никто из вас – даже брат Коун – раньше не слышал.

Позвольте мне рассказать, что произошло после того, как мы покинули Мерейну и наше убежище.

Бури закончились. Ко мне, кобыле Дорне и брату Коуну теперь присоединился сэр Барамон (который настаивал, что путешествие пойдет ему на пользу). Мы отправились в столицу Джората, Атрин. Я настояла на этом. Я знала, что армия движется к Мерейне, но чувствовала себя обязанной доложить о катастрофе герцогу Ксуну. Нинавис и горожане согласились вернуться и присмотреть за Мерейной – и проверить, рассеялся ли колдовской дым.

К тому времени, как мы разбили лагерь, настроение у нас было испорчено. Мы отдали большую часть еды Нинавис и горожанам. Лед и снег не по сезону нанесли много вреда дикой природе, которая уже приготовилась к весне. Дорна собирала травы и растения – съедобные, если их заморозить. Я поймала себя на том, что тоскую по кому-нибудь с луком и острым охотничьим чутьем. Стараниями Дорны мы получили не больше нескольких пригоршней кореньев и ягод.

И все же, даже когда я ложилась спать голодной, для того, чтобы пересечь Вторую Завесу, мне было достаточно закрыть глаза[256].

Открыла я их для того, чтобы обнаружить, что нахожусь на небольшом холме с видом на город. Мое сердце заныло от его сходства с Холодными Водами – возможно, здесь было больше азоков, но тут были такие же общие зоны для приготовления пищи, те же конюшни и землянки.

И такие же мертвецы, запертые внутри.

Вдалеке ревели демоны. Я обнажила меч, зная, какая ночная работа мне предстоит.

А затем слоны Таэны снова наполнили воздух своими трубными голосами. Ухмыльнувшись, я сменила тактику. Вместо того чтобы броситься в бой, я погнала демонов прямо к светящимся боевым слонам Богини Смерти. На этот раз я держалась подальше от светящихся стрел, убивая отставших демонов, посчитавших, что я представляю меньшую угрозу, чем Охота.

Я поискала его глазами. Все это время я осматривала линию деревьев, изучая слонов, выискивая взглядом ванэ из Манола в зеленом и золотом. Того, которого я предупреждала о Релосе Варе[257]. Того, кто спас мне жизнь.

Но его там не было. Разочаровавшись, я направила свой гнев в его естественное русло: убийство демонов.

Эти демоны – молодые, глупые, зеленые – не понимали, что лес Загробного Мира стал их склепом. Им была обещана власть и страх убитых ими жертв. Их никто не предупредил, что они и сами могут стать добычей.

Когда пал последний демон, я стряхнула фиолетовую кровь с меча, наблюдая, как слоны трубят о своей победе. Они не заметили моего присутствия. Учитывая, что альтернативой было стать их жертвой, меня это вполне устраивало.

Однако по-прежнему не было никаких признаков моего безымянного ванэ из Манола.

– Кого ты ищешь?

Я резко обернулась.

Он, одетый в тот же наряд, который я видела на нем в прошлый раз, стоял позади меня, скрестив руки на груди и прислонившись к стволу мертвого дерева. На этот раз его кинжалы оставались на поясе.

На груди у него была рана, словно его ударили ножом, но, казалось, он даже не заметил ее.

– Это ты?.. – благоразумно спросила я, подходя к нему. Я не услышала и не почувствовала его приближения, и на мгновение у меня возникло подозрение. Могла ли это быть Ксалторат? Могла ли она знать о нашей предыдущей встрече? Неужели она сейчас выдавала себя за него?

Нет, сказала я себе. Она не знала. А если бы и знала, то не осмелилась бы подойти так близко к месту, где могла появиться сама Таэна. Это все было реально. Или, по крайней мере, настолько реально, насколько это может быть в Загробном Мире. Я тонула в его зеленых глазах, и от него пахло кровью, мускусом и глубоким, бескрайним морем.

– А кем еще я могу быть?

– Неважно, – сказала я, и…

Ну, нет смысла этого стесняться. Я поцеловала его.

Это было глупо. Я знаю, что это глупо. Я не спросила у него разрешения. Я все еще держала меч. Если бы он решил, что я нападаю на него, это была бы лишь моя вина. Но даже если нет, было бы невежливо начинать такую увертюру без определенных обсуждений. Я позволила своему желанию взять верх над здравым смыслом.

Я почувствовала, как он вздрогнул. Он потянулся к оружию, инстинктивно предположив, что это ловушка. У меня вообще не было оправдания. Он остановился.

– Ты помнишь меня? – Он посмотрел на меня так, словно я была чудом.

– Конечно, я тебя помню. Ты спас мне жизнь.

Он отступил назад, выглядя странно разочарованным[258].

Затем кто-то позади нас откашлялся.

Он шумно втянул воздух. Я обернулась и увидела…

Таэну.

Таэна, Богиня Смерти, стояла прямо позади нас.

Подобно своим статуям, она была темнокожей и одетой в белый шелк. Розы и черепа обнимали ее бедра, венчали ее мерцающие волосы. И было понятно, кто она. Дело было не только в том, что она являлась красотой, воплощенной в обсидиане, костях и багровом цвете. Ее аура, ее ужасная манера держаться, ее облик провозглашали, что она пережила все абсолютное и неизбежное. В ее глазах каждый находил свой окончательный суд, все людские грехи и милости обнажались пред ее ртутным взором.

Я опустилась на колени и наклонила голову, распростершись перед ней ниц. Позади я услышала, как ванэ из Манола отошел в сторону. В каждом его движении чувствовалась вина, словно его поймали с поличным, – и я поймала себя на том, что задаюсь вопросом, не Таэне ли принадлежит его тудадже. Я слышала много шуток о брачном ложе Таэны как эвфемизме для обозначения смерти, но мне никогда не приходило в голову, что за этим юмором может скрываться что-то реальное. Неужели меня только что поймали на вольностях с любовником Таэны?

Затем я услышала шум шагов, шуршание ткани, свист металла, рассекающего воздух.

Что? Нет!

Жизнь, потраченная на то, чтобы пережить грубые и резкие «уроки» Ксалторат, сделала некоторые инстинкты необратимыми.

Я успела откатиться в сторону за мгновение до того, когда меч Таэны вонзился в землю там, где я только что была.

– Мать, нет! – закричал ванэ из Манола.

– Значит, не любовник, – сказала я, перекатываясь на бок.

Сын было не намного лучше.

Она держала по клинку в каждой руке и двигала ими с невероятной скоростью.

Она приближалась неуклонно, неумолимо – подобно тигру, идущему, медленно и уверенно, к добыче, слишком тяжело раненной, чтобы убежать. И хотя она не бежала, она мгновенно приблизилась ко мне, появившись рядом в мгновение ока, хотя, казалось, шла не спеша и не торопясь.

– Пожалуйста! Остановись! – закричала я, пытаясь увернуться. Щит задрожал от мощного удара мечом. – Я тебе не враг!

Моя рука онемела от удара.

– Нет? – Таэна шагнула ко мне: – Тогда почему Ксалторат пощадила тебя? Почему она выбрала тебя, дав возможность выжить в Адском Марше кантона Лонеж?[259] По какой еще причине, кроме того, что ты поклялась ей в верности?

Протест застыл у меня в горле. Слезы навернулись на глаза.

– Я не знаю, почему она пощадила меня.

– Нет, знаешь. – Она вновь замахнулась.

Я увидела, что ее сын отодвинулся в сторону, и поднырнула под ее замах. А она неглубоко полоснула мне по бедру, прорезав броню насквозь.

Моя сила здесь не шла мне на пользу. Моя способность отбить оружие врага или даже сломать его ничего не значила против бога. И эта полнейшая бесполезность проявлялась в каждом замахе, каждом увертывании, каждом близком или не очень близком промахе. Новые и новые разрезы пересекали мою броню, подобно бритвенным следам, оставленным врагом, которому не нужно было торопиться с неизбежным исходом.

Я не нанесла ей ни одного удара.

Я не подходила близко.

Я отбросила меч и щит и вновь опустилась на колени.

Я почувствовала, как холодный металл прикоснулся к моей шее и два лезвия остановились у самой кожи.

– Я не знаю почему, – повторила я. – Она спросила меня, хочу ли я ее защиты. Она не была похожа на демона. Она выглядела как красивая женщина. Поэтому я согласилась. Но я никогда не подчинялась ей. Однажды она… – Я не решилась сглотнуть, все время ощущая на себе пристальный взгляд Таэны, понимая, что единственное движение способно положить конец моему существованию. – Однажды она потребовала от моей матери – моей настоящей матери… заключить с ней сделку, чтобы защитить меня. Я не верила ей тогда и не верю сейчас: Ксалторат любит лгать.

– Да. Да, любит. Посмотри на меня. – Она приподняла мой подбородок лезвиями.

Я скорее почувствовала ее голос костями, чем услышала ее. И не выполнить приказ я не посмела.

Я подняла глаза. Наши взгляды встретились.

Смотреть в глаза Таэны – означало смотреть в зеркало каждого прошлого греха, который я когда-либо совершала, каждой ошибки, каждой обиды. Эти глаза видели все. Каждый постыдный поступок или поступок, которого я должна была стыдиться. Эти глаза говорили: «Я видела все, что ты сделала. Ты можешь скрыть свои грехи от всех остальных, даже от тебя самой, но не от меня. От меня не скроешь никогда».

Я находила в этом своего рода утешение.

Я знаю, это звучит странно, но утешение может быть и в том, чтобы сорвать струпья с раны. Это приносит боль, да, но еще и облегчение. Наконец-то все открыто. Наконец-то я призналась в своих грехах. Наконец-то кто-то знает.

Я не видела, как она уронила мечи или убрала их, но они исчезли. Она взяла мое лицо руками, продолжая смотреть мне в глаза, изучая мои черты.

– Кто твой господин? – спросила она меня. – Кому принадлежит твое тудадже?

– Маркриву Став… – начала отвечать я.

– Нет, – поправила меня она. Я вздрогнула, когда поняла правду, заключенную в этом единственном простом слове. Возможно, я была обязана своим тудадже маркриву Ставиры, Ароту Малкоссиану. Возможно, я знала свое место, отдала ему свою преданность. Но, по правде говоря, у меня не было к нему никаких чувств с того дня, как он решил поставить амбиции своего сына выше чести моего дома. Но кто же тогда оставался? Ксун, герцог Джората? Возможно, герцог Ксун. Но я не видела этого человека много лет; трудно быть верным тому, от кого осталось только имя.

Затем я поняла очевидный ответ:

– Ты, – сказала я. – Восьмая. У тебя всегда была моя ту-дадже.

Ее осуждающий и справедливый взгляд продолжал ловить мой, но ее руки изменили свое положение, прижавшись к моим щекам. Она наклонилась и поцеловала меня в лоб, а затем отпустила меня.

– Я ошиблась на твой счет.

– Ошиблась?

Это было хорошо или плохо? Она имела в виду, что не должна была пощадить мою жизнь?

Она отвернулась, освобождая меня от своего пристального взгляда. Я чувствовала себя так, словно меня только что держали на веревочках и теперь освободили, так что я рухнула на землю, пытаясь восстановить дыхание. Я попыталась обратиться к ванэ за объяснением, но он уставился на меня так, словно видел в первый раз.

– У меня есть плохая привычка слишком рано списывать людей со счетов, считая их безнадежными, – объяснила Таэна. – Я предполагала, что, как только Ксалторат вцепится в тебя когтями, ты будешь потеряна для нас.

– Я не понимаю.

– Мать не поверила мне, – наконец вмешался ванэ из Манола, – когда я сказал ей, что ты все еще не демон.

Таэна развела руками:

– В мою защиту скажу, что это небывалый случай. Демоны или пожирают, или заражают. Демоны не проявляют милосердия.

Я вскинула голову:

– Я бы не назвала это милосердием.

На меня снова уставились эти зеркальные глаза:

– О, я понимаю почему. – Она протянула руки, то ли благословляя, то ли извиняясь. – Я ошибалась в тебе, – повторила она, – и поэтому ты не получила помощи, которая могла бы тебе послужить. Так что теперь я в долгу перед тобой. Что ты хочешь? Попроси меня об одолжении, и если в моей власти даровать его, я сделаю это.

Мое сердце билось так быстро, что я не слышала ничего, кроме стука крови в ушах. Дар Богини Смерти. Я могла бы попросить достаточно металла, чтобы восстановить мое фамильное поместье, выкупить залоги, причитающиеся маркриву Ставиры, вернуть лояльность моих вассалов в Толамере. Я могла бы попросить о смерти Орета, человека, который вынудил меня покинуть мой собственный дом, или о том, чтобы Таэна вернула моего дедушку. Я могла бы попросить снова увидеться с родителями…

Я закрыла глаза от боли. Нет. Я не могла.

«Если в моей власти даровать…»

Сюда не входило возвращение моих родителей или даже просто встреча с ними. Души моих родителей пребывали за пределами досягаемости богов.

В наших двойственных и переплетенных мирах нелегко по-настоящему умереть, но все-таки это возможно. И легче всего приносят эту истинную смерть другим именно демоны[260].

Но в любом случае я могла обратиться с одной только просьбой и жить спокойно.

– Тогда я прошу вот о чем: покончите с Релосом Варом.

Таэна моргнула, глядя на меня. Затем она усмехнулась и повернулась к сыну:

– Что ты ей рассказал?

– Это не я, – запротестовал он. – Она сама узнала о волшебнике.

– Пожалуйста, – сказала я, вставая. – Я знаю, что Релос Вар замышляет недоброе в Джорате. Ему помогают колдунья и дракон, и я не знаю его целей, но они не могут быть добрыми.

– О, тебе не нужно убеждать меня, – сказала Таэна. – Я лучше, чем кто-либо другой, знаю, на что он способен. К сожалению, ты назвала дар, который не в моей власти предоставить[261].

Я почувствовала слабость.

Я предполагала, что Релос Вар будет сильным. Ну или хотя бы достаточно сильным. Но то, что он достаточно силен, чтобы пребывать вне суда богов? Я в шоке уставилась на нее.

– Действительно, возможность остановить Релоса Вара очень занимает меня и моих собратьев из Восьми, – призналась Таэна. – Так что вместо того, чтобы помочь тебе, все будет совсем наоборот.

Я нахмурилась:

– Не поняла.

Она сделала какой-то жест. Ничего такого уж витиеватого, но только что ее руки были пусты, а уже в следующее мгновение она держала копье. Золотое копье, прекрасное и сияющее. И она предложила его мне.

Имей в виду, копье – не мое любимое оружие.

Я не могу вспомнить ни одного случая, когда я когда-либо использовала его. По большей части я практиковалась с мечами и булавами, но это совсем не одно и то же.

Однако, когда бог вручает вам оружие, вы берете его. Вы не просите чего-нибудь другого.

Металл казался теплым на ощупь. Длинное зазубренное копье было украшено вдоль древка символами солнца. Оно было легким и хорошо сбалансированным. И без всяких объяснений я знала, что каждый дюйм его был волшебным.

– Оно зовется Хоревал, – объяснила Таэна. – Когда-то оно принадлежало старому другу. И если я права, то это одно из немногих видов оружия во всем мире, которое может убить дракона. Я сожалею, что не могу дать тебе само это оружие.

Я посмотрела на богиню, ответив ей улыбкой на улыбку.

– Вот как? – Затем до меня дошли ее слова. – Что значит «ты не можешь дать мне оружие»? Оно же здесь?

– Нет, дитя, это всего лишь видимость. Настоящий Хоревал спрятан за многими замками во дворце Ажена Каэна, герцога Йора, который является поборником Релоса Вара.

– Это действительно усложняет дело[262].

– Так что, похоже, я даю тебе задание, а не дарую тебе милость. Верните это копье в Мир Живых. Если копье способно убивать драконов, то у тебя есть возможность убрать одно из величайших орудий Релоса Вара – Эйан’аррик.

– Но, Мать, это безрассудно. Даже Братство никогда не было в состоянии проникнуть в Ледяные Владения…

Она вскинула руку. Он замолчал.

Я улыбнулась ему, польщенная тем, что он заботится о моей безопасности.

– Знаешь, твой сын не так уж и ошибается. Не имею ни малейшего представления, как можно проникнуть туда. Я не воровка и не шпионка.

Таэна наклонила ко мне голову:

– Когда доберешься до Атрина, поищи человека по имени Митрос. Он руководит компанией наемников, состоящей из свободных всадников. Он будет только рад посоветовать тебе, как лучше всего решить эту проблему.

– Мать, ты не можешь просить ее об этом!

Таэна посмотрела на него так, что тысяча слонов бросилась бы в паническое бегство.

– Это слишком опасно, – продолжал настаивать он. – Релос Вар уничтожит ее, если даже предположить, что герцог Каэн не сделает этого первым. Не может быть, чтобы Релос Вар не знал, кто она такая. Ее невозможно замаскировать. Не получится притвориться, что она другая!

– Да, – мягким и опасным голосом согласилась Таэна. – Я рассчитываю на это. Я рассчитываю именно на это. Я знаю, что он не причинит ей вреда. Ему нравится настраивать наши семьи против нас. Это желание будет непреодолимо[263].

– Это не тебе решать! – огрызнулась я на слова ванэ, который, казалось, был очень удивлен моему вмешательству. – А мне!

– Ты ничего не знаешь о рисках…

– Какие риски имеют здесь значение? Что он контролирует людей и силы, способные убивать тысячами? Я это знаю. Что он обладает магией и силой, недоступными моему пониманию? Я узнала это, когда Таэна сама сказала мне, что не может победить его. Я знаю, что это опасно. Имеет ли это значение, когда на карту поставлено так много жизней?

Он нахмурился:

– Почему ты такая упрямая?

– Почему ты думаешь, что я не могу выбирать свой собственный путь?

Он выпрямился:

– Я этого не говорил.

– За кого ты меня принимаешь? – Я указала на его мать, Богиню Смерти: – Моя тудадже у нее, но не думай, что передала тебе свои поводья. Я этого не делала.

– Тераэт, она приняла решение.

Я замолчала.

– Его зовут Тераэт?

– Да.

Я прикусила нижнюю губу, глядя на Тераэта. Он казался достаточно молодым. Не намного старше меня.

Я снова повернулась к Таэне:

– На него уже кто-нибудь претендовал? Он так прелестен.

Она удивленно заморгала, а Тераэт и вовсе уставился на меня в немом шоке. Затем Таэна улыбнулась:

– Почему… Что ты предлагаешь за него?

– Ну, ты все еще должна мне дар.

– Очень хорошее замечание.

– Но Мать! – Возмущенный тон Тераэта развеял все сомнения, которые могли быть у меня по поводу их отношений. Он был оскорблен. Его мать смутила его.

Прекрасно. Очаровательно.

О, я хотела его.

Я крутила в руках иллюзорный Хоревал.

– Думаю, я соберу для тебя великое множество душ, великий господин, и я начну сегодня ночью. – Я понятия не имела, какие обряды ухаживания существуют у богов или их потомков, но по обычаям моего народа я заявила о своих намерениях. О его отце я не беспокоилась – идорра Таэны возвышалась над любым, кто мог бы лечь в ее постель. Так что за ее сына я торговалась только с ней.

– Мать, ты не можешь продавать меня. – В его дразнящем тоне проклевывалось что-то более острое, чем смех. Что-то более темное. Сомненье. В этом утверждении таился вопрос, и очень некрасивый вопрос.

– Разве я не Правосудие? – ответила Таэна. – Разве, если я поступлю так, это не значило бы, что ты этого заслужил?

И вдруг она перестала смеяться или улыбаться. Все стало слишком серьезным, и я совершенно не понимала почему.

Тераэт взглянул на меня, и эти прекрасные зеленые глаза наполнились сожалением и чувством вины.

– Что здесь происходит? Что мне нужно понять, чтобы прояснить все происходящее?

Таэна и Тераэт посмотрели друг на друга в течение еще одного удара сердца, а затем он вздрогнул и отвел взгляд. А Таэна повернулась ко мне:

– Мы не всегда избегаем грехов прошлых жизней. Но если тебе нравится мой сын и ты завоюешь его сердце, тогда он твой, и с моей стороны ты не найдешь возражений. А пока – удачной охоты, дитя мое.

– Тераэт?

Он поднял глаза от земли:

– Да?

Я наклонила к нему голову:

– Мы еще увидимся.

Улыбка Тераэта стала кривой:

– У меня ведь есть право голоса по этому вопросу?

– Всегда. А до тех пор… – Я отсалютовала Таэне и зашагала в лес, в поисках демонов.

17: Перевал Тига

Провинция Джорат, империя Куур.

Через три дня после того, как две женщины стали фактическими главами Дома Де Мон

– Пожалуйста, скажи мне, что ты не замужем за Тераэтом, – сказал Кирин.

– Технически… – начал было говорить брат Коун, но Нинавис протянула ему чашечку кофе.

– Я не замужем за Тераэтом, – сказала Джанель, хлопнув пальцами по плечу жреца. – Не доводи его до сердечного приступа.

Коун с улыбкой отхлебнул из чашки.

– Кто этот жеребец, о котором ты говоришь? – спросила Дорна. – Тераэт? Как получилось, что я его не знаю.

Представлять таким же образом Кирина Дорна не требовала. Но Кирин подозревал, что каждый в таверне знал, кто он такой.

– Дорна, я никогда не встречала его в Мире Живых, – сказала Джанель, – но если я когда-нибудь его встречу, обещаю, я приведу его сюда, чтобы познакомить с тобой. – Она на миг замолчала. – Если он когда-нибудь поймет, что не он главный.

– О, ты должна перестать влюбляться в жеребцов, которые думают, что ты должна быть кобылой, – покачала головой Нинавис. – В любом случае ты даже не знаешь, жив ли он.

– О, Тераэт жив, – сказал Кирин, чувствуя себя намного лучше после всего этого разговора. Тераэт еще не покорил сердце Джанель? Прекрасно[264]. – Я провел несколько лет, тренируясь с ним. Однако он убийца и потенциальный революционер.

Нинавис ухмыльнулась:

– О, вот это я понимаю. Это прямо мой тип мужчин.

Дорна подняла палец:

– Но он вожжи или седло? Вот в чем вопрос.

Кирин нахмурился:

– Что… о боги, ты ведь опять сейчас говоришь не о лошадях? Прекрати!

Все, за исключением, возможно, брата Коуна, рассмеялись.

– А теперь продолжай, – махнув рукой, сказала Дорна. – Я хочу услышать, что случилось с моим жеребенком.

– О, мы меняемся друг с другом, кобыла Дорна, – объяснил брат Коун, – чтобы не надрывать голоса.

Он вытащил свой дневник и начал читать.

Рассказ брата Коуна.

Сразу за перевалом Тига, Джорат, Куур

Путешествуя из Мерейны в Атрин, они представляли собой самое жалкое зрелище. С тех пор как они покинули эставу, погода оставалась все такой же отвратительной. Брат Коун прибегнул к магии, чтобы помочь не отморозить руки и ноги, и даже сэр Барамон не протестовал. Они смогли добыть пропитание лишь через несколько дней, когда погода наконец улучшилась. Позже путники остановились в небольшой деревне, чтобы купить припасов.

Брат Коун предпочел не заострять внимание на том, что граф, похоже, никогда не нуждалась в исцелении. Ее кожа оставалась теплой, каким бы холодным ни был лед или снег, как будто в ее алых глазах горел настоящий огонь.

На второй неделе они выехали в районы Джората, недоступные для холодного дыхания Эйан’аррик. На земле распускались цветы. Улыбаться стало легче. Однажды утром граф проснулась так, словно никогда не знала ни боли, ни страданий, с такой широкой улыбкой на лице, что даже Дорна замерла и уставилась на нее.

– Будь ты кем-то другим, жеребенок, я бы сказала, что тебе, должно быть, снились сладкие сны.

– Достаточно сладкие, – согласилась граф. Она посмотрела на Дорну, проморгалась, а потом покачала головой: – Мне все время кажется, что я сейчас увижу Арасгона.

– Он скоро нас найдет, – сказал сэр Барамон, потянувшись и застонав: – О-о-о… У меня болит все тело. Даже ногти на ногах.

– О, мне нужно взглянуть… – предложил было брат Коун.

– Я в порядке, – огрызнулся сэр Барамон.

Граф перестала улыбаться.

– Ты же знаешь, что Коун – Кровь Джораса[265],– сказала Дорна. – Не обращайся с парнишкой, как с местной кобылой. Позволь ему помочь тебе.

– Кровь кого? – спросил брат Коун. – Подожди, кто я?

Но Дорна уже и не думала о нем. Пристальный взгляд старухи сфокусировался на Джанель:

– Жеребенок? Что случилось?

– Перевал Тига, – махнула рукой Джанель. – Глянь туда.

Брат Коун повернулся на север. Они уже почти доехали до переплетения троп и мостов, ведущих из Пастбищ Южного Джората в Великие Степи, где находились Толамер и столица Джората, Атрин. Именно этим же путем они и прибыли в Барсину. Коун предпочитал восхождению на острые степные скалы тропы, но и они были столь узки, что от этого кружилась голова.

Но от одного взгляда на белый как снег цвет земли на перевале начинали слезиться глаза

Не обмолвившись ни словом, они бросились сворачивать лагерь – и поспешность, с которой этим занялась граф, заразила всех. Брат Коун вдруг понял, что ему не хватает Облака – мерина, которого Джанель подарила ему, узнав, что у Коуна нет лошади. Жрец, конечно, не считал себя наездником (и, скажи он это вслух, Дорна бы сразу подтвердила, что так оно и есть), но он очень привык к Облаку.

– Мы всегда можем воспользоваться Большим Подъемником, – заметила Дорна.

– Это еще сотня миль, – отрезала Джанель.

– Посмотри на снег. На перевале Тига никогда не бывает снега. Если дракон здесь, мы должны быть от него как можно дальше.

– Мы должны в этом убедиться! – Граф даже не замедлила шаг.

Дорна выругалась под нос и родительски глянула на сэра Барамона, но он лишь пожал плечами, как бы говоря: «Что мы можем поделать», и последовал за Джанель.

Как и остальные.

Поднявшись на перевал, брат Коун понял, что худшие подозрения графа сбылись. Перевал Тига всегда считался оживленным местом, и с его помощью было проще всего добраться с плато на расположенные внизу пастбища, так что воспользоваться им могли все, кто был слишком беден или слишком упрям для того, чтобы использовать систему врат Куура. Они и сами прошли этим путем, не заходя в расположенный рядом город, потому что были слишком бедны, чтобы позволить себе платить за гостеприимство, и слишком горды, чтоб просить милостыню.

Впрочем, именно это и вдохновило Джанель начать охоту на преступников.

А сейчас намертво замерзшие город и перевал лежали под толстым слоем льда.

Увидев это, граф бросилась вперед, не дожидаясь своих спутников.

– Мы за тобой не успева… – Дорна проглотила рвущееся с языка ругательство, увидев, как на дальнем краю города кто-то пошевелился.

Проснувшаяся Эйан’аррик, Повелительница Бурь, подняла голову.

Граф резко остановилась. Следом замерли и остальные – до конца не веря, что они могли быть так легко застигнутыми врасплох – да еще и на голом пространстве, где не было ни малейшего укрытия: ни домов, ни деревьев.

И дракон их увидел.

Брат Коун знал, что они сейчас умрут.

Эйан’аррик могла убить их в одно мгновение. Коун не владел боевой магией и потому не смог бы отбиться от дракона. Да и оружия, способного поразить такое создание, которое было больше, чем целый город, у них не было.

Граф Джанель замерла. Дракон и девушка смотрели лишь друг на друга.

Затем Эйан’аррик взмыла в воздух и улетела, устремившись на север.

Над замерзшим городом повисла тишина.

Брат Коун не знал, что спасло их, но некоторые подозрения у него были. Эйан’аррик не убила их вовсе не потому, что пожалела. Она просто отнеслась к ним как к каким-нибудь жукам – разве ей есть до них дело?

Стоило Эйан’аррик подняться в воздух, и Джанель рванулась к городу, надеясь, что сможет помочь хоть кому-нибудь… Но увы. Все жители были мертвы.

Брат Коун тоже не мог никому помочь, но единственная мысль, которая билась у него в голове, – как же все произошедшее здесь напоминало трагедию Мерейны. Неужели светлокожая колдунья-долтарка и здесь выпустила облако волшебного голубого дыма? Или это все-таки было случайное нападение дракона?

В последний раз Коун видел разъяренного дракона очень давно.

Графа они догнали уже в центре города – девушка стояла на коленях, и ее глаза блестели от слез.

И учитывая, что вокруг был лишь лед, температура рядом с ней явно была выше, чем полагается. И с каждой секундой температура все сильнее повышалась. Лед под ногами Джанель начал таять, обнажая весеннюю траву.

Сэр Барамон оглянулся по сторонам и обнажил меч, словно ожидая новой атаки.

– Жеребенок, ты не должна себя винить, – прошептала Дорна. – Прекрати.

Граф Толамер сдавленно всхлипнула.

Дорна положила руку на плечо Джанель:

– Пожалуйста, дитя. Остановись.

Оттаявшая трава у ног Джанель вспыхнула пламенем. Дорна убрала руку и попятилась.

– Мы должны найти убежище, – предложил брат Коун, не зная, что еще можно сказать. Небо темнело с каждой минутой. Надвигались бури, вызванные уходом Эйан’аррик.

– У нас нет времени, – отрезал сэр Барамон.

– Граф, я понимаю… – Брат Коун прочистил горло, чувствуя, как в душе поднимается волна паники, и не зная, что сказать. Он понятия не имел, как убедить Джанель прекратить использовать ее чары – при том, что она, вероятно, вообще не знала, что у нее есть дар. Может, она вообще не понимала, что сейчас топит лед или поджигает все, что находится рядом?

– Если мы согреем азок изнутри, – продолжил Коун, – то сможем укрыться в нем, по крайней мере, до тех пор, пока буря не утихнет. – О еде, которой у них не было, он благоразумно не сказал.

Все, затаив дыхание и не произнося ни слова, ждали ответа. То, что граф была как-то связана с огнем, понимали уже все, хотя никто не осмелился произнести это вслух.

Брат Коун задумался, сможет ли он приписать себе этот небольшой пожар, заявить, что это сработало его заклинание. Кажется, слова Дорны о том, что Коун относился к Крови Джораса (что бы это ни значило), дали ему какой-то иммунитет от наказания за занятие магией. Возможно, сэру Барамону будет проще признать, что источником магии является Коун, а не его граф.

Джанель вытерла глаза руками.

– Я не могу это контролировать, – прошептала она[266].

– Вы можете этому научиться, – предложил брат Коун. – Вы не колдунья.

Она вздрогнула:

– Ты имеешь в виду, что я такая же, как и Тамин?!

Он пропустил ее вопрос мимо ушей. На него можно будет ответить позже.

– Что такое Кровь Джораса?

Она вздохнула и вместо нее ответила Дорна:

– Когда император Кандор освободил нас от лошадиного бога, Хорсала, взамен он попросил всех наших магов – потому что наши маги были сильнейшими в мире. В основном это относилось к великому волшебнику Джорасу, возглавившему восстание против Хорсала. Он был велик, этот Джорас, – ты ведь слышал, что Кандор назвал нашу провинцию в его честь. В любом случае Джорас собрал свою семью и всех своих кровных родственников. Он взял весь свой клан, и они отправились на запад, чтобы обучать и породниться с вами, куурцами…

– Джорат – часть Куурской империи. Мы все куурцы.

– Нет, – поправила его Дорна. – Ты куурец. Мы – джоратцы. Как бы то ни было, его родственники направились туда, чтобы у вашего народа тоже были могущественные маги. И вот почему вы все так хорошо знаете магию. Это означает, что кровь Джораса течет в твоих венах, давая тебе его силу. Любой другой, кто может творить магию, либо должен заключить сделку с демонами, либо запятнан кровью маракорцев. И уж они-то точно заключают сделки с демонами!

Брат Коун удивленно заморгал:

– Ты… ты хочешь сказать, что использование магии нормально, если ты происходишь из определенной наследственной линии?

Он посмотрел на остальных собеседников, но никого из них слова Дорны не шокировали и не прозвучали как что-то странное.

Она хмыкнула:

– Я не говорила, что я в это верю. Думаю, что это самая глупая вещь, которую я когда-либо слышала, но ты сам спросил.

Брат Коун снова повернулся к Джанель:

– У вас красные глаза. В остальной части империи это бы означало, что вы огенра из Дома Де Тал. Их волшебники специализируются на огне. Так что, возможно, вы тоже Кровь Джораса и потому не колдунья, как на это ни по-смотри.

О том, что ее все равно бы считали колдуньей, потому что у нее нет лицензии, как и у любой женщины, он просто промолчал. Об этом можно будет сказать позже.

– Ты намекаешь, что у нее порченая кровь?! – вмешался в разговор сэр Барамон.

Дорна изо всех сил ткнула его в плечо:

– Да заткнись ты. Мать Джанель была простолюдинкой. Может быть, Френа была одной из этих огинрей. Мы ведь не знаем.

– Огенра, – поправил ее брат Коун.

– Ой, ну можешь на табличке это написать! – огрызнулась Дорна. – Я даже спелой сливы не дам за то, как правильно произносить это проклятое слово.

Джанель встала:

– Все вы – держитесь подальше.

Дорна схватила сэра Барамона за руку и начала оттаскивать его назад – словно Барамон был ребенком, не понимающим, как не попасть под колеса повозки торговца, – а на его лице застыло страдающее выражение.

Лед вокруг Джанель начал таять, обнажая лежащие на земле тела.

Тела, которые внезапно зашевелились.

– О, Селанол! – взмолился брат Коун. – Граф, смотрите!

Дорна испуганно отпрянула назад, а сэр Барамон обнажил меч:

– За спину мне, живо!

Брат Коун заставил себя вспомнить, что, несмотря на свой вес, Барамон весьма неплохо владел мечом.

Граф не сдвинулась с места. Она лишь обнажила меч, дожидаясь, когда одержимые демонами мертвецы приблизятся.

Брат Коун судорожно пытался придумать, чем он мог бы помочь. Благословение может заставить демонов остановиться, но не более того, тем более что физически они здесь не находились. Они лишь использовали эти трупы как марионетки в Мире Живых. Получалось, что демоны, должно быть, овладели мертвецами лишь для того, чтобы оказаться в ловушке во льду.

Коун нахмурился. Дракон помешал демонам начать Адский Марш[267].

Джанель взмахнула мечом. Голова крестьянки скатилась с плеч. Еще один мертвец замахнулся на графа Толамер, и та нырнула в сторону, с размаха ударив его в челюсть, а затем рубанула мечом сверху, одним ударом располосовав труп от плеча до паха.

Ни одной капли крови не вытекло из замерзшего тела.

– Не размораживай их больше! – выкрикнула Дорна.

Если граф ее и услышала, виду она не подала, лишь шагнула вперед и замахнулась на следующего демона.

Дорогу заступила маленькая девочка.

Граф заколебалась.

Внимание Коуна привлекло движение сбоку. Повернувшись, жрец увидел, что какой-то обряженный в домотканую потрепанную одежду труп с каштановыми волосами не пошел напрямую в атаку на Джанель, а решил обойти их с фланга.

Вскрикнув от ужаса, Коун отпрыгнул назад, но запутался ногой в подоле своего аголе и рухнул на землю.

Сэр Барамон рванулся ему на помощь, изо всех сил ударил мечом, но плоть демона столь замерзла, что, не имея демонической силы графа, рыцарь смог нанести нападающему лишь легкую рану, и тот, не обращая на это никакого внимания, замахнулся на брата Коуна.

Коун закричал.

Демон уже поднял когтистую лапу, но в этот момент сэр Барамон смог вытащить брата Коуна из-под удара, а сам ударил снова, отрубив нападающему руку.

Правда, тот так и не остановился. Что совсем не странно.

Но затем его голова скатилась с плеч.

Позади упавшего тела стояла граф Джанель, и глаза ее сверкали, как два солнца.

– Это был последний, – обронила она. – Вы двое в по-рядке?

– Проклятая тварь поцарапала мне руку, – вздохнул сэр Барамон. – Впрочем, бывало и похуже. Ничего страшного.

– Давай я осмотрю рану, – тут же обратился к нему Коун.

Барамон отмахнулся:

– Это может подождать. Мы должны убедиться, что больше здесь нет демонов.

– О, я уверена, они тут в каждом замороженном, – фыркнула Дорна, отряхивая ладони. – Но они все заперты подо льдом, так что, пока мы не начнем его растапливать, мы в безопасности, как жеребята. – Замерев, она уставилась на Джанель: – А теперь успокой меня. Скажи мне, что ты не будешь настаивать на том, чтобы мы их разморозили.

На Джанель было страшно смотреть. За ее спиной лежала скомканная домотканая ткань, под которой покоились сотни трупов. Джанель указала на азок, стоявший достаточно далеко от главного города – в отличие от остальных, он не был заморожен и из него не лезли мертвецы.

– Укройтесь там. И не выходите, пока я не вернусь.

– И что потом? – Дорна не собиралась ее отговаривать – ее бы просто не послушали.

– А потом мы продолжим путь в Атрин. И если понадобится, растопим весь снег по дороге.

Джанель дождалась, пока остальные спрятались в укрытии, а затем начала свою смертоносную работу.

18: Демонский Водопад

Через три дня после того, как Джарит Миллигрест был убит Ксалторатом

Брат Коун закрыл книгу и жестом указал на Джанель:

– Теперь ваша очередь.

Поездка в столицу нашей провинции была мрачной по многим причинам, но не в последнюю очередь и из-за того, что мы видели на перевале Тига.

Нинавис наклонилась вперед:

– Подожди, а что случилось дальше?

Джанель уставилась на свои руки:

– Ничего особо необычного. Я разморозила деревню, разобралась с одержимыми, а затем, пока я разбиралась с демонами в Загробном Мире, мы отдыхали в том же азоке.

Ее голос звучал столь ровно и деловито, что было видно, каких усилий ей это стоило.

– Я очень сожалею… – сказал Кирин. Конечно, в том же возрасте у него были и свои проблемы – невольно вспоминалось, как ему сделали гаэш и продали в рабство. И все же он не мог не заметить, что с Джанель мало кто мог сравниться на поле боя. Однажды Джарит Миллигрест предложил ему военную службу, лишь потому, что он был готов сразиться с одним демоном. Что он скажет о женщине, которая сражалась с сотнями?

Что бы сказал Джарит, поправился Кирин. В прошедшем времени.

– Ты сожалеешь? Ты не имеешь к этому никакого отношения, – ответила Джанель.

Он очень надеялся, что это правда.

Рассказ Джанель.

Дорога в Атрин, Знамя Барсина, Джорат, Куур

Зачем убивать целый город, а потом замораживать его? Демоны могли бы охотиться за этими убитыми душами и в Загробном Мире. Но демоны никогда не упускали возможности отправиться в Мир Живых, даже если не в полной мере. Но эти демоны были заморожены. Для чего это было сделано?

Пусть мне и хотелось получить ответ на этот вопрос, но внутри меня бушевал хаос, поднятый совсем другим. Пламя, которое я вызвала. В ушах вновь и вновь звучали слова Тамина. Я была колдуньей так же, как и он – колдуном.

Поглощенная своими мыслями, я даже не заметила, как мы добрались до водопада.

– Что это за шум? – спросил брат Коун, когда мы спустились на лошадях вниз по главной дороге.

О да. Мы снова нашли лошадей.

Когда городок Тига подвергся нападению, городские лошади сбежали. Хотя и не все. Некоторые из них были такими же одержимыми, как и люди, но обычно мы, джоратцы, никогда не запираем наших лошадей, если только им не нужно укрыться от бури. Как только город оттаял, мы подобрали упряжь и смогли уговорить нескольких лошадей вернуться.

Сэр Барамон удивленно покосился на брата Коуна и хлопнул жреца Вишаи по плечу:

– Ты что, никогда раньше не видел Демонский Водопад?

– Демонский?.. – Жрец удивленно моргнул. – Я думал, нам еще день до него ехать.

– Самое большее – несколько часов, – поправила его я.

– И при этом он уже слышен? – Кажется, его это совершенно сбило с толку.

Прищелкнув языком, я направила лошадь вперед. Я решила ее назвать Цветком Ясеня. Хотя она и должна была всю жизнь прожить простой фермерской лошадью, я нашла, что она довольно мила, хотя и немного пуглива. Она заслуживала кого-то, кто кормил бы ее морковкой, называл бы ее красивой и водил на прогулки. И пусть это буду не я, но я пообещала себе, что найду ей достойного спутника в Атрине[268].

Мы поднялись на вершину холма. Я остановила Цветок Ясеня, дожидаясь, пока меня нагонит брат Коун.

Наконец он появился – и на лице его читалось множество вопросов. Вместо ответа я просто указала ему вперед.

Он проследил взглядом за моей рукой, и у него отвисла челюсть.

– Демонский Водопад, – сказала я.

Я много раз бывала в Атрине, но обычно прибывала с помощью Привратного Камня и потому никогда не видела его с такой высоты. Я никогда не видела этот изгиб Великой Степи, когда озеро Джорат переливается через край, образуя гигантский водопад шириной в несколько миль.

Атрин, цветок Джората, расположился на вершине этого водопада, в центре плотины, сдерживающей воды озера Джорат. Город взмывал ввысь, подобно горе из белого кварца и голубого гранита, с дворцом и храмами, образующими ряд высоких шпилей, царапающих грозовое небо. Город раскинулся кругом. Защищавшие его толстые стены из белого камня с такого расстояния выглядели изящными и тонкими, как фарфор.

С внешним миром Атрин соединяли два моста – две дорожки из каменного кружева, протянувшиеся от города до берега. В действительности мосты были шириной в сотни футов и длиной в несколько миль, по ним могла проехать целая армия лошадей, но с такого расстояния масштаб искажался и все выглядело крошечным и хрупким, как яичная скорлупа.

Я нахмурилась, пристально вглядываясь вперед. С мостом было что-то не так.

– Что это за пятно на мосту?

Сэр Барамон сморгнул:

– Пятно, граф?

Дорна наморщила нос:

– Ах, у меня уже не то зрение, что раньше. – Прикрыв глаза рукой от солнца, она прищурилась, вглядываясь в даль.

– Это… – Она на миг замолчала. – Кажется, это здания на дамбе?

– Кто будет строить на мосту? – спросила я. – Это странно.

К моему удивлению, в голосе брата Коуна прозвучало негодование:

– Города, они как реки, граф. Они выходят из берегов и распространяются за пределы своих границ. Это происходит повсеместно.

– Это другие города, – пренебрежительно фыркнула я. – Я слышала, что столица регулярно переполняется человеческим мусором, но за стены Атрина никому не выйти. Город – это остров.

– Это правда, жеребенок, – сказала Дорна, – но ты забываешь, насколько широки эти мосты. И вообще, большую часть года город пустует. Места предостаточно.

Брат Коун нахмурился:

– Не понимаю, зачем городу такого размера пустовать?

– Потому что это ловушка, – пожала плечами я и под удивленным взглядом Коуна выдавила то, что могло сойти за улыбку: – Понятно, что сейчас это не ловушка, но Атрин не был построен, чтобы быть городом. Он был построен в качестве… издевки. Видишь ли, у императора Кандора была пехота, и он сражался с богом-королем лошадей. Огромная кавалерия Хорсала включала тысячи кентавров, и это не считая огнекровок и прочих конных чудовищ в его армии. Куур не мог выиграть войну, вступив в бой с Хорсалом на своих условиях, поэтому Кандор запрудил все реки плато, затопил Бесконечный Каньон и построил этот город в качестве приманки. Император Кандор спроектировал Атрин таким образом, что эго Хорсала потребовало бы напасть на него. Он построил Атрин, чтобы убить бога, а то, что его потом заняли люди, было случайностью. – Я неодобрительно сжала губы. – Здесь не должно быть столько людей, чтобы они не помещались в городе.

Сэр Барамон нерешительно, словно извиняясь, пожал плечами.

– Ты посещала его в последнее время, граф?

Моя челюсть непроизвольно сжалась.

– Мы были здесь до… – Продолжить я не смогла. До кантона Лонеж. До Ксалторат. – С тех пор прошло много лет, – пришлось признаться мне.

– Ну что ж, граф. – Он почесал начинающую отрастать бороду. – Все меняется.

Я вздохнула:

– Или кое-что. – Я повела Цветок Ясеня обратно к главной дороге. – Пошли, что ли. Чем скорее мы доберемся до города, тем скорее я смогу предупредить герцога Ксуна об опасности, грозящей Джорату. Это угрожает всей провинции. Ему придется что-то предпринять.

– Я бы не спешила, – сказала Дорна. – Ты же знаешь, что Орет ждет тебя.

– Это ничего не меняет, – отрезала я. – У меня есть долг, Дорна. Герцог должен быть предупрежден.

– Хорошо, – угрюмо сказала она, явно показывая, что все совсем не хорошо.

Мы тронулись в путь.

Стоило пересечь мост Мерат, соединяющий сушу с островом, и масштабы Атрина становились очевидны. По сравнению с озером Джорат, обширным внутренним морем, заканчивающимся бесконечной чередой демонических водосбросов, разбрызгивающих струи воды, город выглядел таким крошечным. Из-за масштаба Атрин казался причудливым пасторальным замком, ожившей сказкой о боге-короле. А потом вы замечали людей и понимали истинные размеры города.

Все было так, как я помнила с детства.

Ну, или почти так.

Я не помнила ветхие трущобы, притаившиеся на мосту, ведущем непосредственно в город. Кто-то понастроил хижин из дерева и глины, добытой на берегу озера. Я увидела десятки различных стилей архитектуры – от отделки родом из Западного Куура до какой-то спиральной глиняной конструкции, напоминающей улей. Ни один из них не напоминал джоратский азок.

– Маракорцы, – сказала я. Я заметила, как из-за занавесок на нас бросают угрюмые взгляды. А еще я увидела ровный цвет кожи, от светло-коричневой до темно-каштановой, и темные волосы, рыжие или черные. – Что здесь делают маракорцы?!

Меж нагромождения зданий петляла узкая дорожка, достаточно широкая для того, чтобы по ней могли гуськом двигаться лошади. Мы решили, что безопаснее идти пешком, чем ехать верхом. И с каждым шагом я чувствовала на себе укоризненные взгляды поселенцев.

– Они – беглецы и беженцы… По общему признанию, ситуация… э… за последние несколько лет стала немного хуже, – сказал сэр Барамон.

– Ты хочешь сказать, что так было годами? – Я моргнула, глядя на него. – Кто владеет их тудадже?

– Никто, – удивленно ответил он. – Я имею в виду, они маракорцы!

Внезапно впереди раздался крик. Я увидела, как солдаты вытащили какую-то женщину на мост и приковали ее кандалами к земле, пока вторая группа обыскивала развалюху, в которой ее нашли. Через несколько секунд они, крича, вышли наружу, таща за собой какого-то маракорца. Женщина, завопив в полный голос, потянулась к нему, но солдаты сбили ее с ног.

Я почувствовала, как рядом напрягся брат Коун.

– Мы разве не собираемся что-нибудь предпринять?

Я заколебалась:

– Это не наше дело. Кроме того, эти мужчины носят цвета герцога.

Сердце бешено колотилось в груди. Я хотела вмешаться! Мне следовало отнестись ко всему происходящему спокойно, доверив людям герцога следить за соблюдением законов. Но то, что произошло в Барсине, по-прежнему жгло мою душу. Я больше не могла…

И в этот миг охранник полоснул кинжалом по горлу маракорца.

Воздух распорол оглушительный женский вопль.

Я успела перехватить брата Коуна за одежду за мгновение до того, как он успел рвануться к маракорцу – попытаться спасти ему жизнь.

– Но я могу помочь!

– Ошибаешься!

Солдаты ушли. Отбросив в сторону тело и не обращая никакого внимания на женщину, они направились к воротам. Какова бы ни была их цель, они либо достигли ее, либо считали, что оно того стоило.

Я отпустила брата Коуна. Он рванулся к женщине, которая рыдала над убитым мужчиной. Он мог быть ей кем угодно: братом, отцом, другом, мужем. Сперва она не обращала на брата Коуна никакого внимания, а затем с криками набросилась на него.

– Пошли. – Сэр Барамон оттащил от нее Коуна. – Клянусь, здесь ты ничем ей не поможешь.

Я чувствовала на себе пристальный взгляд Коуна. Хотя он не произнес ни слова, я знала, о чем он думал.

Ты могла остановить их.

– Хватит! – рявкнула я на него. – Это не наше дело. Здесь все живут лишь с позволения герцога. Мы не знаем всех обстоятельств.

– Вы говорили, что джоратцы не убивают преступников просто так! А как насчет этого саэлена? Где его испытание боем? Его турнир? Кто собирался победить его тудадже?

– Брат Коун…

– Разве это справедливо?! – По его лицу текли слезы гнева.

– Ах ты, милый жеребенок, – сказала Дорна, похлопав жреца по плечу. – Ты же знаешь, что это относится только к джоратцам.

Я прошла прочь вслед за Цветком Ясеня, не собираясь проверять, идут ли за мною остальные. Не собираясь проверять, что стало с мертвым маракорцем.

Я не знала всех обстоятельств. Я ничего не знала о преступлениях этого человека. Возможно, он это заслужил. Возможно, нет. Но одно я знала наверняка.

В Джорате ты защищаешь то, чем правишь.

Брат Коун не понимал этого. Он не понимал, что заступничество за какого-то случайного беженца из Маракора может быть воспринято как попытка бунта.

Натянув на голову капюшон, я подошла к воротам, которые всегда мне казались обескураживающе малы – Кандор спроектировал их так, чтобы лошадям было трудно, почти невозможно пройти через них.

Что императору Кандору было до лошадей? Он пришел не спасти их, а уничтожить.

Если передние ворота были маленькими, то площадки для стрельбы из лука – нет.

– Мой граф, – сказал сэр Барамон, – позвольте мне сказать.

Я с облегчением кивнула, по-прежнему не доверяя собственному голосу. Слова брата Коуна ранили мою душу, как бритвы.

Я надеялась на незаметный, тихий въезд в город, но этому не суждено было сбыться. Вся эта история с беженцами и кое-как построенными на мосту зданиями, похожими на осаждающую город армию, показывала, что охранники не только проверяли каждого входящего, но и записывали о нем все подробности, чтобы потом составить отчеты. Получалось, если их передадут моим врагам – проникнуть в город будет гораздо труднее.

– Имя и причина визита? – спросил охранник у ворот.

Сэр Барамон расхохотался:

– Причина визита? Скажи мне, мой добрый человек, разве кто-нибудь назовет иную цель, кроме турнира, который состоится через две недели? С таким же успехом можно сказать, что тот, кто плавает в Зайбуре, просто хочет увлажнить лоб!

Охранник прочистил горло и окинул сэра Барамона оценивающим взглядом:

– Посмотреть или поучаствовать?

– Победить! – рявкнул сэр Барамон. Он наклонился к мужчине, понизив голос: – Ну, побеждать буду не совсем я… Прошло несколько лет, – для выразительности он похлопал себя по животу, – с тех пор как я был звездой турнира. Тем не менее ты наверняка слышал о великом сэре Кависарионе из Далрисии? – Он снова понизил голос до шепота: – В этом году я привез свою новую протеже, Эмбер, – это ее первое шоу, но ты точно заметишь ее на играх, обещаю, – а также нашего тренера Крошку и ее личного слугу Пухлозада[269].

Брат Коун удивленно заморгал. Дорна, напротив, ухмыльнулась от уха до уха и выпятила грудь.

Охранник внимательно оглядел нас, особо задержавшись на моем красном плаще, а затем, вздохнув и закатив глаза, вновь обратил свое внимание на сэра Барамона:

– Почему ты не сказал, что вы с Красными Копьями? – и нацарапал что-то у себя на бумаге. – Ваши люди находятся там же, где всегда: на Лугу рядом с Храмом Хореда. Передай капитану Десроку привет от меня.

– Десрок? – Барамон приподнял бровь: – Ты имеешь в виду капитана Митроса?

Я изо всех сил старалась сохранить скучающее и спокойное выражение лица. Именно это имя, Митрос, назвала мне Таэна. А значит, это именно он – человек, который поможет мне найти путь во дворец герцога Каэна.

Охранник улыбнулся:

– О, точно. Ошибся. Наслаждайтесь играми, – и он жестом велел нам заводить коней.

Насколько же странными мы ему показались! Участники турнира обычно пользовались Привратным Камнем. Мы пришли пешком, с плохими лошадьми, слишком слабыми для ринга.

Так что он решил устроить нам проверку.

К счастью, сэр Барамон прошел ее.

Внезапно я услышала вопль и, оглянувшись, увидела сэра Барамона, прыгающего на одной ноге.

– Проклятая старуха! Что ты творишь?!

Дорна уперла руки в бока:

– Будто ты не знаешь что. Ты назвал меня Крошкой?!

– Ну, не похоже, что к старости ты увеличиваешься!

Кобыла Дорна ткнула пальцем сэру Барамону в живот:

– В отличие от некоторых!

– Граф! – Брат Коун тихо и предостерегающе обронил одно-единственное слово, но и этого было достаточно, чтобы я проследила за его взглядом: он смотрел наверх – на один из многочисленных городских мостов, протянувшихся с крыши на крышу. На ближайшем ко входу мосту висела почерневшая от огня клетка, предназначенная для того, чтоб ее видели все, кто проходил мимо. На крыше клетки сидела ворона. И тот огонь, что сжег клетку, несомненно, убил и человека внутри: теперь от него остался лишь обугленный скелет.

С клетки свисала деревянная табличка, возвещавшая о деяниях преступника.

Колдун.

Люди позади меня замолчали, даже Барамон и Дорна прекратили пререкания.

В отличие от того, что я видела в Барсине, на этой клетке не было рун. Похоже, это было скорее обычное сожжение. Учитывая, что рядом находились трущобы маракорцев, и зная, что у них была репутация демонопоклонников и колдунов, думаю, я могла бы достоверно назвать этническую принадлежность этого колдуна.

В конце концов, последний Адский Марш начался в Маракоре. Начался в Маракоре, но закончился в Джорате.

Мы никогда этого не забывали.

Я почувствовала, как мне на плечо легла рука. Сэр Барамон сказал:

– Нам не следует здесь задерживаться.

Я кивнула и повела всех в замок герцога.

Атрин всегда считался красивейшим из городов[270], но сейчас я этого не замечала.

Каждый угол таил в себе опасности. Каждая тень скрывала лезвие ножа. Я изо всех сил пыталась оставаться спокойной и уравновешенной, улыбаться и вести себя так, словно у меня не было врагов и не было причин прятаться.

Впрочем, капюшон своего позаимствованного плаща я все-таки подняла.

Сам город был выложен в виде круглого лабиринта, но его узкие, извилистые дороги и переулки, ведущие над землей, служили одной цели – убивать лошадей.

Улицы предназначались для того, чтобы заманить захватчиков Хорсала в ловушку, загнать кентавров и лошадей в ущелья, где на них сверху могли обрушиться кипящее масло, тяжелые камни или зазубренные стрелы.

Пригодные для жизни районы города начинались со второго этажа или выше. Попасть туда можно было по узким лестницам, извилистым и изгибающимся таким образом, что лошади не могли по ним подняться. Брат Коун спрашивал, почему в пригодном для проживания городе люди проводят так мало времени, но ответ был очевиден. Как джоратец, достойный своей гривы, мог вынести то, что он так долго находился вдали от своего табуна?

В центре города находилось несколько заметных зданий: дворец герцога, собор, посвященный Восьми, и еще больший собор, посвященный Хореду, божеству-покровителю императора Кандора. Перед этими зданиями плескался целый травяной океан – единственное достаточно большое пространство для того, чтобы здесь могли находиться лошади, огнекровки и даже слоны. Таким образом, было лишь одно место, где можно провести Великий Турнир Вызовов.

На Лугу кипела бурная деятельность – плотники заканчивали строительство зданий и возводили азоки. Участники турнира тренировались до последнего, пока у них еще была такая возможность. Несмотря на размеры Луга, большая его часть была занята. У Дорны были все основания для беспокойства.

Но я подумала, что это может сработать нам на пользу. Переполненное поле могло послужить отвлекающим хаосом.

По крайней мере, я на это надеялась.

Мы уже дошли до тени, отбрасываемой дворцом, когда я вдруг услышала крик Арасгона:

– Это недопустимо!

И стоило мне понять, на кого он кричал, как я сразу предостерегающе вскинула руку, останавливая Дорну и Коуна. Сэр Барамон и вовсе замер на месте с таким видом, будто он только что вышел из-за угла посмотреть на пирующих львов.

– Джанель Данорак – это не вещь, которую можно продать по собственной прихоти! Ее родословная насчитывает пять сотен лет! – Арасгон показал зубы, и я чувствовала гнев в каждом его напряженном мускуле. Он еще не встал на дыбы, но этот момент был близок.

– Маркрив Ставиры, – сказал сэр Барамон. – Арот Малкоссиан.

– Да, – согласилась я, чувствуя, как внутри у меня все переворачивается.

Рядом тихо выругалась Дорна.

Хотя маркрив и был довольно стар, но он все еще находился в расцвете сил. У него, как и у его сыновей, Илвара и Орета, была золотая грива и темная кожа. Я никогда в жизни не видела, чтобы этот человек улыбался. И я не видела его лично с того дня, как вошла в спальню маркрива и рассказала ему о преступлениях его младшего сына.

Из всех моих врагов я считала его худшим. Но он был моим маркривом.

Я была обязана ему своим тудадже.

Но отдавать ему свой тудадже я не собиралась. Арасгон был прав: маркрив Ставиры обращался со мной как с вещью. И этого я ему никогда не прощу.

– Я ее и не продавал. – Маркрив скрестил руки на груди и выпрямил спину. И хотя его люди выглядели весьма обеспокоенными этой ситуацией, самого его не могла испугать ни одна разъяренная огнекровка. – А где твой хозяин?

– Я не видел ее несколько месяцев, – сказал Арасгон, и если бы он до сих пор меня не заметил, возможно, это было бы правдой. – Я…

Маркрив скривился:

– Мы уже дважды обсуждали это. Я поговорю по этому вопросу со своим сыном, но что сделано, то сделано. Ты испытываешь мое терпение. Убирайся, пока я не решил, что ты переступил черту.

Арасгон фыркнул и, вскинув голову, поскакал прочь от парадной двери.

Сам же Арот Малкоссиан, маркрив Ставиры, вошел внутрь, и его люди направились следом.

Точнее, большинство из них. Не все пошли за ним. Я заметила, как охранник обменялся взглядом и многозначительным кивком с садовником, притворяющимся, что занят обрезкой цветов. Я узнала прячущуюся неподалеку от Луга огнекровку – Соминию, прекрасную кобылу, которая долгое время была другом и компаньоном жены маркрива, Шинии.

Итак, маркрив следил за входом во дворец. Нетрудно догадаться почему.

Теоретически я служила маркриву. Ему было достаточно приказать мне сопровождать его, и Орет, его сын, мог добиться моего Осуждения просто на досуге. И не имело бы никакого значения, что для того, чтобы купить волю горожан Толамера, он использовал подкуп. Все протоколы были бы соблюдены. А что потом, когда меня бы изгнали? Благодаря все тем же взяткам, людей бы легко убедили избрать Орета вместо меня.

– Ну, – пробормотала Дорна. – У нас прекрасная коллекция проблем. Думаешь, Арасгон видел нас?

– Да, – сказала я. – А теперь пошли отсюда.

– Куда? – спросил брат Коун.

Я вздохнула:

– Домой.

19: Орет Гадюка

Провинция Джорат, империя Куур.

Через три дня после того, как Турвишар Де Лор удалился в Шадраг-Гор поработать над своими заметками

– Так ты была помолвлена с этим Оретом? – спросил Кирин.

– Да, со вторым сыном маркрива, – ответила Джанель. – Но у нас с Оретом были очень разные представления о моем положении в отношениях. Я не кобыла и никогда ею не стану.

– И кобыла – это ведь не означает… женщину? – Кирин хотел убедиться, что он все правильно понял.

Нина рассмеялась:

– Ни капельки. Кобылы остаются дома и присматривают за хозяйством, да, но они также становятся фермерами, учителями, смотрителями, организаторами. А жеребцы – это прихорашивающиеся, гарцующие воины, кружащие вокруг табуна на случай, если появятся львы. Спросите у большинства жеребцов, и они скажут вам, что они за главного, в то время как кобылы, следящие за тем, чтоб все было сделано, просто хихикают.

– Не все так просто, – упрекнула ее Джанель. – И не все делится именно так.

– Не все, – согласилась Дорна, – но ты никогда не останешься дома выращивать жеребят, пока твой приятель-жеребец отправляется на войну, и это факт. – Дорна погрозила Кирину пальцем: – И ты должен это запомнить.

– О, это не проблема, – сказал Кирин, вскидывая руки. – Как говаривал мой старый друг, я вступаю в романтические отношения лишь с теми, кто может содрать с меня штаны в битве.

Нинавис повернулась к Джанель:

– Ну, по крайней мере, с этим все в порядке.

– О, спасибо. Теперь, когда у меня есть одобряющая печать от бабусек…[271]– Джанель указала взглядом на Дорну и Нинавис, а затем повернулась к Коуну: – Теперь твоя очередь рассказывать.

Коун откашлялся и начал читать.

Рассказ брата Коуна.

Атрин, Джорат, Куур

К тому моменту, как они добрались до дома графа Толамера и его семьи, брат Коун почувствовал, что он заблудился. Извилистые городские проходы и повороты образовывали лабиринт, сбивавший с толку любого, кто не знал, куда поворачивать.

К тому же никто не пользовался дорогами.

Без крайней на то необходимости люди практически не спускались на первый этаж. И необходимость эта включала в себя въезд в город через главные ворота или переход к Лугу – гигантскому парку в центре города. В остальных случаях все пользовались лестницами, поднимаясь по спиральным ступеням до мостов и магистралей на третьем этаже (который, если считать с уровня земли, был четвертым). Именно они и были истинными дорогами Атрина.

Граф Джанель остановилась перед деревянной дверью, абсолютно ничем не отличающейся от дверей, мимо которых они до этого проходили. Пока Дорна зажигала старую латунную лампу, Джанель вытащила из-под плаща-салли древний на вид ключ и отперла дверь.

Она подождала.

Никто не издал ни звука. Никто не подошел к двери. Внутри не было ни движения.

Джанель открыла дверь и впустила всех внутрь. Они миновали приемную и гостиную, затем расположенную справа кухню, а потом спустились по главной лестнице.

Спускаясь с лестницы, брат Коун ударился голенью о низкий приставной столик и с трудом сдержался, чтобы не выругаться. Кобыла Дорна подняла фонарь, освещая просторные комнаты. При одной мысли о том, что семья Теранон пользовалась этими покоями почти половину тысячелетия, с момента создания Атрина самим императором Кандором, брат Коун чувствовал трепет.

Граф Джанель осматривала нижний зал, словно пыталась определить по узорам пыли, лежащей на полу, были ли здесь незваные гости. Но в конце концов она пожала плечами и подошла к расположенным вдоль одной из стен главной гостиной встроенным шкафам с изящными каменными дверями с узорчатыми решетками. Открыв каждую по очереди, она порылась внутри, а затем достала оттуда коробки.

– Я закончу здесь и посмотрю внизу. – Дорна начала разжигать фонари в комнате.

Сэр Барамон сидел на низкой каменной скамье.

– Все это навевает воспоминания.

– Придержи их при себе, – отрезала Дорна. – А лучше прекрати сидеть и помоги мне…

Джанель достала из шкафа маленькую металлическую шкатулку и поднесла ее поближе.

– Все в порядке, Дорна. Я нашла то, что нам нужно. – Она поставила шкатулку на стол и открыла крышку.

В шкатулке были драгоценности. Цепочки из драгоценных металлов, камеи из резных раковин, нефритовая брошь с такими же заколками для волос, сердоликовая подвеска с изображением льва, ожерелье из огненных опалов и нитка идеального темного жемчуга.

Джанель облегченно вздохнула:

– Я так рада, что они все еще здесь. Я беспокоилась, что дедушка уже продал их.

– Почему он этого не сделал? – спросила Дорна. – Возможно, это помогло бы с залогами. – Стоило ей услышать о находке Джанель, и она прекратила препираться с сэром Барамоном и даже забыла о том, что ей надо что-то делать внизу.

– Потому что это было бы воровством. Это принадлежало моей матери. Теперь они принадлежат мне. – Она снова закрыла коробку и протянула ее Дорне: – Не могла бы ты вместе с сэром Барамоном продать их?

Дорна моргнула:

– Но ты только что сказала, что они принадлежали твоей матери.

– Для того чтобы помнить ее, мне не нужны драгоценности.

Глаза Дорны заблестели. Затем старуха опустила голову и щелкнула пальцами, подзывая сэра Барамона:

– Ну, тогда пошли. Пойдем посмотрим, покупает ли Гериос украшения в своем магазине так же хорошо, как продает безделушки. – Она взяла коробку и начала подниматься по лестнице, ведущей ко входу.

– Не смей щелкать пальцами, обращаясь ко мне, женщина. Перестань говорить со мной так, словно я твой лакей!

– Размечтался! – Дорна вновь щелкнула пальцами, а затем повернулась к Джанель и постучала костяшками по узору на двери: – Когда мы вернемся, мы постучим так. Так что ты поймешь, что это мы.

– Спасибо тебе, Дорна. – Джанель вернулась к вещам: убрала коробки, закрыла дверцы и направилась к следующему шкафу.

– Могу ли я чем-нибудь помочь? – спросил брат Коун.

Джанель остановилась и указала на стол, придвинутый к стене:

– Там могут быть письма. Какая-нибудь переписка. Даже просто перечисление долгов моего дедушки даст мне очень многое. – Она улыбнулась: – Мои кредиторы могут сказать, что я должна им любую сумму. У меня нет возможности опровергнуть их.

Брат Коун кивнул и начал рыться в ящиках, чувствуя, что он больше этого не вынесет.

– То, что произошло на мосту…

Тишина была ему ответом. Брат Коун только решил, что Джанель не захочет продолжать начатую им фразу, как она сказала:

– Ты во мне разочарован.

– Я просто не понимаю. Вы вмешались в Барсине…

– Мне не следовало этого делать. Барсина не входит в число моих знамен. Если кто-то скажет, что я не имела на это права, он не ошибется.

– Я просто не… – У него перехватило горло. – Я не понимаю.

– Неужели это так сложно? – Она повернулась к нему лицом. – Вот вы видите, как под присмотром родителей играют дети. К одному ребенку пристают другие, и он начинает плакать. Что вы сделаете?

Брат Коун моргнул:

– Я скажу другим детям, чтобы они перестали задираться.

– И что ты этим покажешь?

Он нахмурился:

– Я не… Что вы имеете в виду? Я покажу, что детям нельзя издеваться друг над другом.

– Нет, ты покажешь, что ребенку нужен кто-то, кто защитит его, и одновременно ты покажешь, что его родители не выполняют свои обязанности.

Брат Коун проглотил раздражение:

– Граф, это сравнение не подходит, когда родители явно не выполняют свои обязанности.

– А они не выполняют? Откуда ты знаешь? Возможно, ваш гипотетический ребенок – хулиган, и родитель поощряет смену ролей в качестве урока эмпатии. Возможно, ребенок склонен плакать, потому что ему нравятся сладости, которые родители дают ему, чтобы он перестал. Возможно, ребенку нужно научиться сопротивляться издевательствам, потому что они не прекратятся, едва он достигнет совершеннолетия. Ты оказался в центре ситуации и принял поспешное решение, а затем принял поспешное решение о том, как все исправить. Все, что ты сделал, – это доказал свое высокомерие.

– Высокомерие? Я?

Она не отступала:

– Разве в смирении нет высокомерия? Или в исцелении и добрых делах? Разве в глубине души – где-то очень глубоко – ты не считаешь, что твой пацифизм и добрые дела делают тебя человеком лучшим, чем Дедрю или я?

– Дедрю был демоном!

– Я тоже демон. Что в имени? Может быть, не стоит так автоматически предполагать, что все монстры злы?

Брат Коун подавился от этой ереси.

– Граф…

– Я согласна, что на мосту произошло нечто ужасное. Но если бы я вмешалась, то своими действиями я бы заявила, что понимаю ситуацию лучше, чем ответственный за это человек – герцог Ксун.

Брат Коун вздохнул и покачал головой:

– Эта аналогия работает только тогда, когда вы говорите о джоратцах. Герцог не предоставляет маракорцам тех же прав, которые ваши люди считают само собой разумеющимися.

Джанель вздохнула и села на ящик. Ее взгляд стал отстраненным.

Он прервал свои поиски, чтобы посмотреть на нее:

– Я ошибаюсь, мой граф?

– Нет, но…

Ее прервал какой-то шум наверху. Шум, подобный тому, как если бы кто-то вставил ключ в замок.

И при этом никто не постучал – ни условно, ни как бы то ни было еще.

Вскочив, Джанель схватила брата Коуна за руку и, прежде чем он успел запротестовать, затащила его вслед за собой в шкаф, и они присели на корточки за штабелями коробок.

Уже когда дверь открылась, Коун вдруг вспомнил, что они не потушили фонари и оставили открытыми коробки, а их содержимое так и осталось разбросанным. Любой бы заметил, что кто-то что-то искал. А значит, их легко могли обнаружить – если не услышав усиленное сердцебиение жреца, то уж по остальным признакам точно.

– Что?.. Клянусь Хоредом, кто здесь был?

Услышав этот голос, брат Коун вздрогнул. Пусть он и недолго служил у графа Джанель, но голос сэра Орета Малкоссиана, младшего сына маркрива Ставиры, а заодно и нареченного жениха графа, он узнал прекрасно.

– Одну минуту, сир. Позвольте мне проверить. – Голос его собеседника был незнаком.

Брат Коун пригнулся еще ниже и услышал, как шаги приблизились, а затем хлопнула дверца шкафа. Нет, слава Селанолу, не того, где прятались он и граф. Жрец услышал, как кто-то разбрасывает коробки. Если бы вновь прибывший решил обыскать все шкафы, он бы их нашел.

– Мне очень жаль, сир. Они забрали шкатулку с драгоценностями.

– Ты уверен, что они хранили ее в том шкафу? – Орет зарычал от гнева.

– Да, сир. Я в этом совершенно уверен. Кажется, нас ограбили, хотя я не могу представить, кто бы мог вообразить, что здесь есть что красть.

– Не можешь, Ковингласс? – огрызнулся Орет. – А ты не думаешь, что, возможно, внучка твоего бывшего сеньора могла знать о шкатулке с драгоценностями, принадлежавшей ее матери?!

– Она не настолько глупа, чтобы показаться здесь, сир, – ответил Ковингласс.

– Мне нужны эти драгоценности, чтобы заплатить проценты, установленные моим отцом!

– Возможно, вы сможете убедить его продлить вам срок?

Сэр Орет усмехнулся:

– Сомневаюсь в этом. Он думает, что это закаляет характер.

– Да, сир. – Ковингласс сохранял нейтральный тон.

– Он хочет, чтобы я потерпел неудачу. Он мечтает лишь о том, чтобы увидеть, как я приползу к нему. – Голос сэра Орета сочился ненавистью. – Пусть слуги все уберут. Возможно, мы сможем спасти что-нибудь ценное.

– Я не помешал? – В разговор вмешался третий голос – приятный тенор с западным акцентом.

Лязгнули металлическая пластина и цепь.

– Кто ты такой? Что ты здесь делаешь?

– Простите мою грубость. Я ищу графа Толамера.

– Я снова спрашиваю: кто ты?

– О? Меня зовут Релос Вар.

Повисла тишина.

Брат Коун представил, как эти двое мужчин удивленно смотрят друг на друга. Он мог только догадываться о реакции Джанель – должно быть, это был тот самый человек, которого она встретила в Мерейне.

– Я граф Толамер, – сказал Орет.

Релос Вар усмехнулся:

– Вы? Вы что-то сделали с волосами? Я вас не узнал. Возможно, потому, что вы мужчина и совсем не похожи на Джанель Данорак…

– Ее зовут Джанель Теранон.

– И так тоже. Милая юная леди. Как вы называете ее окрас? Поцелованная ночью? Вполне ей подходит.

– Джанель – моя невеста, – поправился Орет. – Я скоро стану графом Толамером.

– Без сомнения, она считает минуты до этого счастливого дня[272].

– Ее здесь нет, – сказал Ковингласс, – так что, возможно, вам следует уйти.

– Ах да. Уверен, ты прав. – Шаги последовали к лестнице, а затем остановились. – Но прошу прощения. Я не мог не услышать ваш разговор и считаю, что у нас сложилась ситуация, которая может быть взаимовыгодной. Я был бы весьма неосторожен, если бы не упомянул об этой возможности.

– Говори яснее, – сказал сэр Орет. – Что ты имеешь в виду?

Шаги направились обратно: Релос Вар вернулся.

– Очевидно, что вы – человек, который не приковывает себя к этим причудливым джоратским обычаям. Идорра и тудадже – увлекательные понятия, но мудрый человек использует все имеющиеся в его распоряжении ресурсы.

– Тщательней подбирай слова, старик.

– Если я ошибся, то приношу свои извинения. Я пытался достичь торгового соглашения со старым графом, но его это не интересовало. Я не могу понять почему, ведь это решило бы все его финансовые проблемы. Я думал, что его внучка, возможно, согласилась бы рассмотреть мое предложение, но, услышав о вашем затруднительном положении… – Релос Вар оборвал речь на полуслове. – Извините, что отнимаю у вас время. Хорошего вечера, джентльмены.

Шаги снова направились прочь.

– Подожди! – не выдержал сэр Орет. – Какое предло-жение?

– О, вы хотите его услышать? – Судя по голосу Релоса Вара, он улыбнулся.

– Что?.. Да. Поэтому я и спросил. – Сэр Орет вполне мог бы скрежетать зубами.

– У меня есть несколько друзей, которые хотят проложить торговый маршрут в Джорат и нуждаются в… Давайте назовем это безопасной гаванью. Метафорически, а не буквально[273]. Кантон Толамер очень удачно расположен. И в обмен на льготный доступ к Привратному Камню и ваше благоразумие мои партнеры готовы предоставить щедрую стипендию, чтобы компенсировать вам ваши труды.

– Стипендия? – тут уже заговорил Ковингласс. – Когда вы просите нас нарушить устав Привратника? Вы собираетесь сколотить состояние, избегая королевских тарифов?!

– Я уверен, что мы сможем прийти к подходящему соглашению, – ответил Релос Вар. – Если бы покойный граф был готов выслушать меня, всех его финансовых проблем удалось бы избежать.

– Я не помню, чтобы граф когда-либо упоминал о вас, – сказал Ковингласс.

В его голосе прозвучало подозрение.

– О, я не приближался к нему, когда ты был рядом. В конце концов, ты Привратник. С чего бы мне делать такое предложение, если после этого ты сразу убежишь в Дом Де Арамарин с моими планами?

– И все же ты сообщаешь их сейчас?

Релос Вар усмехнулся:

– Сейчас я знаю, сколько ты стоишь.

– Да как ты смеешь!..

Коун услышал какую-то возню и бульканье. Он затаил дыхание. Он никогда не встречал Ковингласса лично, но он знал его имя: Ковингласс был Привратником кантона Толамер. И заодно – человеком, чьи плохие советы поставили дедушку Джанель в тяжелое финансовое положение.

Брат Коун подумал, что этот Релос Вар выбрал неплохую цель для оскорблений.

Потом он понял, что ошибся.

– Э-э… – сказал сэр Орет. – Не могли бы вы не убивать моего человека? Он мне нужен.

Что-то тяжелое упало на землю.

– Спасибо, – сказал сэр Орет.

– Не за что. Но вы уверены, что он вам нужен? По моему опыту, человек, чью преданность покупаешь за свой металл один раз, в следующий раз будет куплен кем-то другим.

Сэр Орет рассмеялся:

– О? И как ты покупаешь преданность?

– Целью, ее значением и моей признательностью, – уверенно ответил Релос Вар. – Мои люди верны не из-за моей казны: они верны моему делу. – Он на миг задумался. – Хотя сундуки не повредят.

Брат Коун начал понимать, почему граф Джанель решила, что этот человек – настоящая угроза.

Ответ, казалось, застал сэра Орета врасплох:

– Откуда, говоришь, ты прибыл?

– Совсем недавно? Из Казивара.

Ящик заскрипел, когда сэр Орет встал.

– Позволь мне оказать свое гостеприимство, чтобы мы могли обсудить все подробнее за ужином. Я… – Он на миг замолчал. – Слугам нужно прибраться и развести огонь в печи. Могу я предложить нам удалиться на Луг? Я знаю там фантастическую таверну.

– Ничто не доставит мне большего удовольствия. Проснись. – Последний приказ сопровождался нетерпеливым щелчком пальцев.

Ковингласс вздохнул:

– Что? Что? Что случилось? Что…

– Релос Вар и я собираемся поужинать. Приберись здесь, пока нас не будет.

Последовала долгая пауза. Привратники не были слугами. Они часто выступали в качестве советников просто потому, что их уровень образования делал их хорошо подходящими для этой роли. Но прежде всего они были магами, которые платили взносы Дому Де Арамарин.

В конце концов Ковингласс прорычал:

– Да, сир.

Брат Коун вознес про себя благодарственную молитву. И в тот же миг Релос Вар и сэр Орет ушли. В комнате воцарилась тишина. В конце концов, брат Коун начал было сомневаться, уехал ли Ковингласс вместе с ними.

Затем Привратник подошел к шкафу, в котором прятались Джанель и брат Коун, и распахнул дверцы.

Брат Коун едва сдержал крик, когда Ковингласс открыл верхний сундук в стопке. Привратник порылся в том, что могло быть тканью, и остановился, когда кто-то открыл входную дверь наверху.

Брат Коун затаил дыхание, вопреки всему надеясь, что это не вернулись Дорна и сэр Барамон. Удача ему улыбнулась.

– Что вас так задержало? – рявкнул Ковингласс. – Нам нужно свежее постельное белье на кроватях, и кто-то должен убрать на кухне. Ею не пользовались уже много лет. Начинайте!

Хор голосов:

– Да, мастер Ковингласс, – вознаградил его за выговор: прибыли домашние слуги.

Какая-то женщина спросила:

– Не хотите ли чаю, мастер Ковингласс? Я принесла котелок из замка вместе с паровыми булочками с кунжутом. Синон устраивается на кухне.

– Да. О да. – Раздражение Ковингласса, казалось, растаяло при одной мысли о чае и свежей еде. Стоило ему отойти от шкафа, и голос стал тише. – Сива, что бы я без тебя делал?

Она рассмеялась:

– Остались бы голодными и без чая, мастер Ковингласс. А теперь идите. Вы, потомки Крови Джораса, слишком важны для того, чтобы оставлять вас подметать. Я сама займусь этим.

Брат Коун нахмурился. Женский голос показался ему знакомым.

Шаги Ковингласса затихли вдали, и уже через мгновение Джанель встала.

– Нинавис, что ты здесь делаешь? – прошипела она.

Брат Коун заморгал и выглянул из-за сундука.

Там действительно стояла Нинавис, одетая в скучную коричневую юбку с разрезами и тунику джоратской служанки-кобылы. Одна ее рука застыла, как будто она потянулась за оружием, которого больше не было.

– Клянусь Восемью! – прошептала Нинавис. – Не делай так больше! Какого демона вы здесь делаете?!

– Я спросила об этом первой.

Встав, брат Коун встал и выбежал из шкафа:

– Не обращайте внимания. Мы должны уйти, пока никто не вернулся.

Джанель глянула в сторону кухни, затем схватила Нинавис за руку и потащила ее в коридор и вниз по второму лестничному пролету. Брат Коун последовал за ними, чувствуя себя таким голым и уязвимым, как будто их могли обнаружить на любом повороте. Все ли слуги спустились вниз? Промолчат ли они? От всего этого у него заболел живот.

Лестница, ведущая на первый этаж, заканчивалась в длинном коридоре, в котором уже горел разожженный слугами свет. Болтовня эхом разнеслась по дому, когда прислуга убирала и открывала мебель, подготавливая дом к заселению. Граф не обратила внимания на этот шум и жестом позвала всех следовать за ней в темную кладовую.

Оказавшись в комнате, Джанель схватила со стены фонарь и протянула его брату Коуну:

– Зажги его! – Она подошла к толстой железной решетке в полу, закрытой на цепь.

– Что ты… – начала было Нинавис.

Джанель голыми руками разорвала металлическую цепь.

– Следуйте за мной. – Она подняла решетку и отложила ее в сторону.

Пока граф помогала Нинавис спуститься, брат Коун зажег фонарь, удерживая его над люком. Затем Джанель помогла и брату Коуну.

– Что за…

Семья маракорцев приподнялась со своих спальных мест, испуганно моргая при виде незваных гостей. Судя по тому, что ящики были сдвинуты в сторону, образуя мини-форт, казалось очевидным, что они потревожили незаконных захватчиков, воспользовавшихся тем, что подвалы на первом этаже редко использовались или посещались.

В течение нескольких ударов сердца никто не произнес ни слова.

– Извините нас, – объявила граф Джанель. – Я приношу извинения за то, что помешала вам, и рекомендую вам всем уйти. Наши преследователи в конце концов будут искать и здесь, – и она направилась к выходу, перешагнув через старика.

– Извините, – сказал брат Коун семье. – Если я могу для вас что-нибудь сделать…[274]

Нинавис схватила его за руку и потащила за собой.

Подвал выходил на первый этаж Атрина. Граф сняла засов с двери и открыла ее, явив взору усыпанные мусором улицы города. По запаху брат Коун предположил, что беженцы сливали на них сточные воды.

Граф Джанель повернулась к Нинавис:

– Что ты делаешь на службе у Ковингласса? Говори, – с каменным лицом прошептала она.

Брат Коун знал графа уже достаточно хорошо, чтобы понять, что она в ярости.

Нинавис закатила глаза:

– Я тоже рада тебя видеть.

Ноздри Джанель раздулись.

– Нина, пожалуйста! – взмолился брат Коун.

Главарь бандитов пожала плечами:

– Это была идея барона. В смысле, Кэлазана. Мы решили, что, поскольку вы все шли пешком, поход в Атрин займет у вас некоторое время. Тем временем, как только армия уладила все дела в Мерейне, их Привратник открыл этот камень для всех, кто хотел уйти. Я попросила разрешения поехать в Толамер. Решила, что смогу найти работу в замке, присматривать за сэром Оретом и, если когда-нибудь увижу тебя, предупредить, как у него продвигается вся эта история с Осуждением.

– Помет Хорсала! – пробормотала Джанель, ущипнув себя за переносицу. – Мне не нужна твоя помощь!

Учитывая их последний разговор о защите, брат Коун понял, почему она так сказала, хотя – с его точки зрения – она солгала. Графу Джанель действительно нужна была помощь. Ей нужна была настолько большая помощь, которую она только могла получить.

Нинавис приподняла бровь:

– Я не придерживаюсь ваших обычаев идорры, граф. Я помогаю тем, кто мне безумно нравится, и я не жду никаких рукопожатий или клятв в ответ.

– Я просто имела в виду… – выдохнула Джанель. – Ты не должна была этого делать. Кэлазану не нужно было этого делать.

– Прошу прощения, но мы – будь все это проклято – знаем, что делаем. Кэлазан должен тебе тудадже, и не пытайся это отрицать. Он стал бароном благодаря тебе. Думаешь, он просто так это забудет?

– А ты? Ты же только что сказала, что не веришь в идорру или тудадже? Зачем ты это делаешь?

– Потому что…

Брат Коун прочистил горло:

– Мне неприятно вас прерывать, но как мы собираемся найти Дорну и сэра Барамона? Если мы этого не сделаем, есть очень большая вероятность, что, когда они вернутся, они столкнутся с Ковинглассом. Или, еще хуже, с сэром Оретом или Релосом Варом.

Нинавис вздрогнула:

– Релос Вар? Он здесь?

– Да, – сказала Джанель, – и он такой же злодей, каким я видела его в последний раз.

Брат Коун повернулся к ней:

– Он действительно что-то предлагал вашему дедушке?

– Нет, – отрезала Джанель. – Я никогда не встречала этого человека до Мерейны и не видела, чтобы его имя упоминалось в бумагах моего дедушки. Он солгал Орету, вливая ему мед в уши, а поскольку Орет дважды проклятый дурак, ему и в голову не пришло искать яд. – Она хлопнула себя ладонями по бедрам. – И вот в тот момент, когда я узнаю, что Орет находится там, где я хочу – на грани разорения, будучи неспособным продолжить свои планы! – появляется Релос Вар. С подарками и лекарством от всех проблем Орета. Я была неправа. Орет в сговоре с Йором. По крайней мере, теперь, будь он проклят и в Аду!

Брат Коун не был уверен, кому именно она желает отправиться в путешествие к демонам. Вероятно, и тому, и другому.

– Но зачем ему сближаться с Оретом? – спросил брат Коун. – Какую выгоду Релос Вар надеется извлечь из такого партнерства? Может, хочет отомстить?

– Дело не в мести, – сказала Джанель. – Мы стоили Релосу Вару незащищенного Привратного Камня в Мерейне. Он заменяет его на лучший. На мой. – Она сделала паузу. – Хотя, может быть, это небольшая месть.

– Мы можем поговорить об этом позже, – нервно обронила Нинавис. – Пошли. Здесь небезопасно оставаться, не говоря уже о том, какую болезнь можно подхватить, вдыхая эти пары.

Граф кивнула и, с отвращением окинув взглядом грязные улицы, взяла фонарь у брата Коуна.

– Если я правильно помню, в конце улицы есть лестница.

– Вот, – сказала Нинавис, вытаскивая из фартука кованый железный ключ. – Ключ от апартаментов Барсины, расположенных здесь. Кэлазан сказал, что ты можешь ими воспользоваться. Если после того, как я уехала, ситуация не изменится, он пробудет в Атрине достаточно долго, чтобы принести клятву верности, но не останется для Испытаний. В Барсине слишком много работы.

– Подожди, ты не пойдешь с нами? – Джанель даже не подумала взять ключ.

Нинавис покачала головой в ответ:

– Если я не останусь там, я не смогу шпионить для тебя.

– Я не просила для меня шпионить! – запротестовала Джанель. А затем добавила: – Кроме того, я не знаю дороги к Дому Барсины. Кэлазан рассказал, как туда добраться?

Нинавис стиснула зубы:

– Несносная девчонка!

Граф ухмыльнулась – и в этот редкий момент она действительно выглядела на свой возраст.

– Но ведь за это ты меня и любишь!

– О, во имя благословения солнца, вы двое! – Брат Коун вздохнул и покачал головой: – Мы можем, пожалуйста, обсудить это в другом месте?

Нахмурившись, Нинавис спрятала ключ обратно в карман.

– Ладно. Идите за мной. И смотрите под ноги.

20: И снова бандиты

Провинция Джорат, Куурская империя.

Через три дня после того, как Турвишар Де Лор совершил преступления против исторической точности

– Оглядываясь назад, я думаю, что Релос Вар сказал правду. Возможно, он действительно обращался к моему дедушке, – призналась Джанель. – В некотором смысле, Орет вмешался в планы Релоса Вара, и мне кажется, что в этом есть странная ирония.

Дорна моргнула:

– Твой дедушка никогда бы не взял металл у посторонних.

– О, я знаю, – согласилась Джанель. – Но я бы взяла.

– Джанель!

– Нет, Дорна. Я бы непременно так и поступила! Кантон нуждался в помощи. Если бы Релос Вар или его люди прибыли бы в Толамер, предложив помощь в обмен на «незначительные услуги», я бы приняла их предложения. За исключением того, что Орет предпринял попытку конфисковать мои земли и замок, едва услышав, что мой дедушка скончался, и прежде чем кто-то успел отреагировать.

– Но почему это должно волновать Релоса Вара? – спросил Кирин.

– Между Йором и Джоратом не так уж много перевалов, – объяснила Джанель, – но один из них находится в Толамере. Действительно, помимо самого Привратного Камня у нас есть горный перевал и морской путь. И с тех пор как я выгнала Ковингласса, в штате не было Привратника, который мог бы предупредить кого-либо о несанкционированном использовании Привратного Камня. Точно так же, как никто в Мерейне не предупредил бы об этом Дом Де Арамарин или имперскую армию. Когда ты хочешь куда-нибудь вторгнуться, разве ты не хотел бы, чтобы для ваших сил было открыто как можно больше подходов?

– Это не единственная причина, по которой Релос Вар выбрал Толамер, – сказал Коун. – Герцог Каэн хотел бы получить ваш кантон для этого, но я сомневаюсь, что для Релоса Вара это была единственная причина.

– Это правда, – согласилась Джанель. Она встретилась взглядом с Кирином. – Ты ведь сам рассказывал о том, что Ксалторат разыскивала меня. Релос Вар охотился на «добровольцев» – людей, которые согласились помочь Восьмерым. Он искал меня. – Она улыбнулась: – Я должна поблагодарить Таджу, что ты оказался на том аукционе в Кишна-Фарриге. Благодаря этому у Релоса Вара не было времени разобраться со мной в Барсине.

– Хм. О таком неожиданном благословении я не подумал, – согласился Кирин.

– В любом случае я должна закончить следующую часть, – продолжила Джанель. – Я ее совсем не люблю.

Рассказ Джанель.

Атрин, Знамя Барсина, Джорат, Куур

Мне никогда не было комфортно в городах.

Я признаю, это связано с тем, что я их мало знаю: Толамер – сельский кантон. Турниры были самым близким эквивалентом города, который я когда-либо знала. Город, каким его видит Западный Куур – то есть большая группа постоянно живущих там людей, – лежал за пределами моего понимания или представлений о комфорте.

Тем не менее оказалось, что города в одном очень важном отношении похожи на леса: и там, и там есть бандиты.

Всего несколько минут – и мы на них наткнулись.

– Итак, отлично, – сказал их главный, выходя из переулка. – Прекрасный вечер для прогулки, не так ли?

Этот человек спрятался в засаде, и его намерения могли быть какими угодно, но только не приятными. На нем была лоскутная маска и темно-серый плащ поверх потертой, изношенной кожаной одежды. Я не могла сказать, был ли он джоратцем, маракорцем или кем-то более экзотическим. Я достаточно легко узнала лишь его заряженный арбалет.

А также арбалеты его друзей.

Я вздохнула и шагнула вперед:

– Вечер действительно прекрасен, но нам не нужны проблемы, так что проваливайте.

Шансы на то, что он примет мое предложение, были весьма невелики. Так и случилось.

– Это не твое дело, девчонка! – фыркнул мужчина. – А за то, чтобы пройти этой дорогой, нужно заплатить пошлину. Так что вы должны нам по пять тронов за каждого – и можете идти своей дорогой.

Он был маракорцем. Джоратец не назвал бы меня девчонкой. Я оглянулась на брата Коуна и Нинавис, оба они были безоружны.

Ну или, по крайней мере, брат Коун, – я прекрасно помнила, как пиналась Нинавис. У меня, конечно, был меч, но орудовать им в столь узких переулках было неудобно. На мне не было ни доспехов, ни другой защиты. Арасгон не пасся поблизости, чтобы броситься в стремительную атаку с фланга. Они превосходили нас числом, и на их стороне была возможность стрелять издали.

И самое главное, у нас не было металла, чтобы заплатить им.

– Это невозможно, – сказала я, – но поскольку то, о чем вы просите, является незаконным – почему бы нам не посчитать, что мы в расчете, и не разойтись?

Бандит усмехнулся:

– О, вот как ты заговорила, мелкая дрянь. Но мне нравится, как ты выглядишь, так что я заключу с тобой сделку. Ты оставляешь у нас свой модный меч, и если ты хочешь его вернуть, то ты просто вернешься с нашим металлом. – Он нацелил арбалет мне в голову. – Впрочем, у тебя нет выбора.

Я сжала зубы. Его требования сами по себе были ужасными, но то, что он требовал мой меч, было ужасно само по себе. Моя семья владела этим мечом пятьсот лет, с момента основания Джората.

Нинавис, должно быть, увидела выражение моего лица. Она встала рядом со мной:

– Ты что, идиот? Ты же знаешь, что по закону такие, как мы, не могут владеть мечами. Зайдешь в любой магазин в городе, и они узнают, что ты его похитил.

– Вот почему это выкуп, а не кража. Я расплавлю эту пакость, прежде чем… – Мужчина наклонил голову и, уставившись на Нинавис, поднял бровь: – Подожди минутку. «Такие, как мы», говоришь? Из какого ты клана, женщина?

– Это не имеет значения.

– О, а я говорю, что имеет.

Она окинула мужчин критическим взглядом:

– Кто вы такие, ребята? Леумиты? – Она усмехнулась. – Проваливайте отсюда. Вам совершенно не нужны проблемы, которые могу причинить я, не говоря уже о ней. Уж она-то и вовсе заставит тебя кричать о твоей старой богине-королеве. – Сняв фартук, Нинавис принялась его скручивать.

И, по-моему, она совсем не нервничала.

– Посмотри на ее лицо. – Один из бандитов ткнул пальцем в родимое пятно Нинавис. – Держу пари, она Дираксон.

Я изо всех сил сохраняла невозмутимое выражение лица. Дираксон. Леумиты. Эти имена ничего для меня не значили. Может, это районы Маракора, откуда они происходили? Так же, как я происходила из Толамера, кантона Ставиры?

А вот бандиты, казалось, были более знакомы с клановым именем Нинавис. Арбалеты дрогнули. Один из бандитов и вовсе вскинул арбалет и в страхе прижал его к груди.

– Дираксон. Но… – Он сделал шаг назад.

Их лидер оказался более невосприимчив к запугиванию.

– Я мог бы назвать себя главнокомандующим Куура, и это было бы точно так же. А теперь снимите ценные вещи и бросьте их на землю.

– А как насчет предложения просто взять меч? – спросила я, вынимая оружие из ножен и держа его клинком вниз.

– Это было до того, как я узнал, что эта сучка – Дираксон. – Он, по-прежнему держа арбалет направленным на меня, указал подбородком на Нинавис. – Считай, тебе повезло, что ей до сих пор не перерезали горло. Большинство добрых людей сочли бы своим долгом убить любого Дираксона, которого встретили на пути после того, как они вызвали Адский Марш.

После того, как они… Мои мышцы напряглись. Я глянула на Нинавис, ожидая объяснений, но она не обратила на меня никакого внимания. Пусть она и не отрицала его обвинений, но лишь потому, что она не слушала.

Нинавис готовилась к бою.

– Не делай этого, – сказала я, не совсем уверенная, обращаюсь ли я к мужчине или к Нинавис. Я опустила руку – все еще не убирая меч. Пусть против арбалетов он и был почти бесполезен, но, по крайней мере, сейчас он был не в ножнах.

– Знаешь что? Не бери в голову. Я передумал, – сказал он и поднял руку, чтобы отдать приказ, который, я была в этом уверена, совершенно мне не понравится.

– Не делай этого, – повторила я, но он тоже не обратил на это никакого внимания. – Все не обязательно должно быть так.

Никто не обращал на меня ни малейшего внимания; все глаза были прикованы к Нинавис.

– Я граф! Причини вред мне или моим людям, и герцог вечно будет охотиться на тебя!

Бандит усмехнулся:

– Герцог пусть идет на мороз!

– Брат Коун, спрячься.

– Граф, пожалуйста…

– К демонам тебя, – сплюнул главарь банды и нажал на спусковой крючок.

Я повернулась. Перья болта свистнули, и он промчался, разорвав тунику и плащ, и проделал рваную рану на моей левой руке. А потом помчался дальше, ударившись о грязную белую мраморную стену.

Я зашипела от боли.

– Проклятье! – выругалась Нинавис и, с размаха ударив свернутым фартуком по одному направленному на нее арбалету, одновременно несколько раз быстро ударила ногой в голову другого бандита, который тут же рухнул на землю.

Остальные, впрочем, были готовы в любой миг обрушить на нас шквальный огонь – и все они считали Нинавис большей угрозой.

Мне нужно было изменить их мнение.

Я бросилась на главаря бандитской шайки. У него была время уйма времени обдумать все ошибки в своей жизни до того, как мой кулак, усиленный рукоятью моего фамильного меча, проломил ему череп. На стену брызнула струя крови, – но мне было не до этого. Я лишь подхватила труп за тунику и выставила его щитом перед собой, прикрывая им Нинавис от еще двух выстрелов. Развернулась и швырнула труп в следующего бандита и уже через миг распорола его мечом от паха до живота. Кто-то предостерегающе окликнул меня по имени.

Я повернулась и на мгновение…

Ох, всего лишь на мгновение.

Я не узнала Нинавис. Я не увидела в ней друга. Она уставилась на меня широко распахнутыми глазами – должно быть, она поняла, что я была на волосок от того, чтобы направить свой меч против нее.

И те же бандиты, что пытались убить ее, спасли ей жизнь.

Арбалетный болт попал мне в спину.

По моему позвоночнику прокатилась горячая волна пламени. Закричав от боли и ярости, я, забыв о Нинавис, развернулась к нападавшему.

Я не стала возиться с мечом.

Я когтями вырвала ему трахею и, отшвырнув ее, шагнула к следующей жертве и разодрала ему брюхо – кишки вывалились на землю дымящейся кучей. К запаху пролитой крови и мокрого металла присоединилась вонь фекалий – более резкая, чем запах сточных вод на дороге.

Не знаю, что происходило с Нинавис или братом Коуном. Я их в тот момент не видела, за что буду вечно благодарна. Двое оставшихся мужчин попятились назад, вскинув руки над головой. Думаю, они молили о пощаде, но у меня не было ушей для человеческих слов.

Их я убила тоже.

И для всех вас лучше, если я не буду вдаваться в подроб-ности[275].

Не знаю, сколько я там простояла, прежде чем ко мне начали вновь возвращаться чувства. В какой-то момент я поняла, что стою в окружении полудюжины трупов маракорцев – и на людей их тела походили не больше, чем забитый скот. Меня покрывала кровь – возможно, и моя собственная.

И я не знала, живы ли Нинавис и брат Коун.

– Нина? Коун?

Я услышала в стороне какой-то шепот. Брат Коун встал из-за сломанной, перевернутой телеги, Нинавис судорожно пыталась затащить его обратно. Жрец в ужасе оглядывал происходящее. Пожалуй, мне не стоило ему завидовать, что его вырвало, но иногда я забываю, что он не падает в обморок при виде крови.

Я хотела что-то сказать, но у меня в глазах начало темнеть.

– Надо сказать, я рада, что в первый раз, когда мы встретились, ты не стала мне показывать, как владеешь мечом, – усмехнулась Нинавис, но ее шутка ушла впустую. – Джанель? Джанель!

Земля поплыла у меня под ногами, и я рухнула в бездну.

21: Тяжелое исцеление

Провинция Джорат, империя Куур.

Через три дня после того, как Кирин Де Мон, Хамаррат и Звезда уехали из столицы в поисках Привратного Камня

Кирин нахмурился.

– А я ведь сказала, что не люблю эту часть истории, – сказала Джанель.

– Да нет, просто я вдруг представил, как ты убиваешь демона, используя чью-то оторванную руку. – Кирин окинул ее изучающим взглядом. – Но ты такого не рассказывала. Кстати, напомни мне держаться подальше от тебя в бою.

– Больше я практически никогда не теряла контроль.

Кирин покачал головой:

– Видишь ли, вот это «почти никогда» малость приводит меня в замешательство.

– Добро пожаловать на нашу вечеринку, – хмыкнула Нинавис. – По крайней мере, пиво здесь бесплатное.

Джанель прочистила горло и на секунду отвела взгляд.

– То, что ты описал, – это твои воспоминания о Загробном Мире, когда мы встречались в прошлый раз.

– Хм. – Кирин не был уверен, как относиться к мысли, что он может помнить загробную жизнь или, косвенно, свою прошлую жизнь. Как минимум это тревожило.

Дорна, протянув руку, хлопнула Коуна по плечу:

– Продолжай, жрец. Меня там тогда не было. Расскажи, что произошло дальше.

Рассказ брата Коуна.

Апартаменты Барсины, Атрин, Джорат, Куур

Пока Нинавис и брат Коун несли графа Джанель прочь от засады, Коун размышлял о том, какая же она легкая. Бодрствуя, она занимала так много места в комнате, что было очень легко забыть, каков ее истинный размер.

Уже поднявшись на несколько пролетов и пройдя мимо нескольких зданий от места засады, они услышали шум и крики позади.

Нинавис оглянулась через плечо:

– Похоже, кто-то только что нашел тела.

– Останавливаемся.

– Мы не можем, – нервно ответила Нинавис. – За нами скоро погонятся.

Но брат Коун все равно остановился, а вместе с ним и Джанель. Нинавис зло заговорила на незнакомом Коуну языке. Жрец предположил, что Нинавис подробно описывает его родословную.

– Что ты делаешь?

– Я ничего не вижу, – ответил брат Коун. – Мы оставили фонарь позади. Я боюсь, что мы споткнемся о какую-нибудь скамью и упадем с двадцати футов. А вы не боитесь?

– И где нам взять свет?

Брат Коун вызвал маленький, светящийся желтым шарик. На расстоянии это походило на свечу – достаточно яркую, чтобы осветить им дорогу.

Она покачала головой:

– Это демонски рискованно. Если люди заметят, они не остановятся, чтобы сначала убедиться, что ты – Кровь Джораса. – Она воспользовалась остановкой, для того чтобы передвинуть на поясе ножны с гигантским мечом семьи Теранон[276]. В конце концов, она перекинула пояс вместе с ножнами через плечо. – Пойдем. – На ее бледном лице светилось мрачное выражение. Когда закончилась битва, ее начала бить дрожь.

Она наклонилась, чтобы поднять Джанель за плечи, а брат Коун взял ее за ноги. Оба они старательно не обращали внимания на покрывавшую их кровь – в основном кровь Джанель.

Апартаменты оказались рядом, хотя без Нинавис брат Коун их бы и не заметил. Для жреца все эти коридоры без окон выглядели одинаково. Но когда они добрались до нужного, Нинавис скомандовала отпустить раненую, достала из кармана железный ключ и, отперев ворота на крыше, впустила всех внутрь. Вместе они перенесли графа Толамера в апартаменты, отведенные для барона Барсины.

Брату Коуну не было дела до украшений или мебели: он искал то, что ему было нужно. Вон тот стол. Да.

– Помогите мне уложить ее на него. На живот.

– Тебе нужна горячая вода? Я могу развести огонь…

– Давайте. У нас не так много времени. – Брат Коун сделал жест, и маленький волшебный огонек свечи превратился в дюжину свечей, достаточных, чтобы осветить комнату.

Нинавис разинула рот.

– Разожгите огонь! – рявкнул брат Коун. – Вскипятите воду. Кто знает, какая отрава на их арбалетных болтах?!

– Леумиты не используют яд.

Брат Коун облегченно выдохнул:

– Но им нравится обмакивать наконечники стрел в навоз.

Внутри него что-то сжалось. Он склонил голову.

– Селанол, даруй мне свет! – Брат Коун попытался достичь Озарения.

Нинавис уставилась на него.

Он выпрямился и вытащил из-за пояса маленький нож.

– Ну? Помогите мне или найдите Дорну, чтобы она мне помогла, потому что у меня нет времени, чтобы смотреть, как вы преодолеваете свои суеверия.

Нинавис покраснела, дернула челюстью, а затем, повернувшись, бросилась к очагу и принялась укладывать поленья из дровяного ящика в камин.

Брат Коун начал срезать одежду Джанель, освобождая рану. На западе, где большинство женщин носили расиги, которое оставляло живот открытым, это было бы проще. Увы, там очень многое было бы проще. Джоратцы предпочитали полные туники, а те, кто еще и туго шнуровал грудь, дополняли их на груди усиленным камышом лифом. Из-за этого ткань было очень трудно резать. Окончательно расстроившись, Коун разрезал завязки лифа и разорвал одежду.

При виде открывшейся раны брат Коун недовольно поморщился.

Пока они бежали, Нинавис отломила древко болта, чтобы не открылась рана, но теперь у него не оставалось выбора. Стоит ему только выдернуть оставшуюся часть болта, свернувшаяся черная кровь хлынет наружу, и кровотечение возобновится.

Нинавис чем-то загрохотала. Чем-то металлическим. Кухонной кастрюлей. Он поднял глаза.

– Так это тоже было из-за проклятия? – спросила она.

Брат Коун стиснул зубы:

– Я пытаюсь сосредоточиться!

– Ведь в ее случае это не было просто использованием магии, нет так ли?..

Брат Коун хлопнул ладонью по столу:

– У меня нет на это времени! У нее нет на это времени. Замолчите!

Ответа он не стал дожидаться. Он вновь сосредоточился на Джанель и еще раз попытался изменить свое видение. Он мог это сделать. Он должен был это сделать.

На этот раз Нинавис не перебивала.

Аура графа Джанель оказалась непохожей ни на одну из тех, что раньше видел Коун. Она извивалась и расплывалась, сворачиваясь сама по себе, как дым, поднимаемый кружащимися зефирами.

Аура, казалось, насмехалась над его попытками вернуть ее телу здоровье.

Брат Коун попробовал еще раз.

И снова потерпел неудачу.

Он не мог исцелить ее. Паника скрутила ему сердце.

Джанель уж побледнела от потери крови и шока. Если брат Коун не сможет найти способ исцелить ее…

Если он ничего не сделает, она умрет. Стрела не задела ее позвоночник, но попала ей в печень. Если она не умрет от сепсиса и инфекции, одного этого достаточно, чтобы убить ее.

Брат Коун порылся в мантии и вытащил маленькую металлическую коробочку.

– Что это? – спросила Нинавис. Должно быть, все это время она наблюдала за ним.

– Отчаяние, – выдохнул он. Жрец открыл шкатулку. Внутри находилось гнездо, сплетенное из маленьких веточек и пуха, а в середине лежало идеальное голубое яйцо малиновки.

Ну, точнее, это было похоже на яйцо малиновки.

На самом деле оно было сделано из тонкой глины, раскрашенной, чтобы выглядеть как настоящая вещь – такая же красивая и хрупкая.

Брат Коун с силой швырнул его о каменный пол – и оно разлетелось на множество осколков.

– Отец Зайхера, мне нужна ваша помощь!

Секунда растянулась в вечность. Тысяча забот породила еще тысячи.

Неужели магия не сработала? Или что-то случилось с отцом Зайхерой? А может, он слишком занят?

Соседняя стена засветилась. Свечение сгустилось, начало перетекать в фигуры, соединенные во фракталы, кружащие друг вокруг друга, а центр пятна снова погрузился в ничто.

– Что за… – начала было Нинавис.

Брат Коун вспомнил, как дышать.

– Слава Селанолу!

Он знал отца Зайхеру с детства.

Отец Зайхера – высокий, худой и мудрый.

Человек, который, когда у Коуна впервые проявился магический дар, предложил его родителям другой вариант, вместо Дома Де Лор.

Его белые завитые облаком волосы спутались в толстые пряди, удерживаемые сзади бамбуковыми заколками, а одет он был в такую же мантию, как у Коуна. Отец Зайхера больше походил на простого монаха, чем на главу целой религии.

Зайхера одним взглядом оценил ситуацию и, отмахнувшись от Нинавис, бросился к брату Коуну:

– Как давно это случилось?

– Около получаса, наверно. Она потеряла так много крови, и все же она сопротивляется моим усилиям исцелить ее.

– Я нисколько не удивлен. – Отец Зайхера снял аголе с плеч и отложил его в сторону. – Давай начнем.

Всего одна простая вещь напомнила брату Коуну, что джоратцы жили в городе, который они не строили: в Атрине имелся рабочий водопровод.

Даже по стандартам Западного Куура, ванные комнаты в Атрине поражали воображение: прекрасная плитка на стенах, эффективная очистка сточных вод, углубленные бассейны для купаний – с подогревом, разумеется.

Он задавался вопросом, принимали ли джоратцы все это как должное. Задумались ли они вообще об этом? Останавливались ли когда-нибудь горожане, чтобы подивиться колдовству, которое приносило свежую воду в их апартаменты, а также уносило отходы? Поддерживала ли канализационную систему какая-то забытая ветвь Дома Де Эвелин – или магия Атрина Кандора в этом городе была настолько велика, что все это продолжало функционировать спустя столетия? Сбрасывались ли сточные воды в озеро Джорат или реку Зайбур или кто-то занимался этим бурливым бизнесом, продавая удобрения Королевским домам?

И пока Коун мыл руки, его мысли занимали эти тривиальные вопросы.

– С ней все будет в порядке, дорогой мальчик. Я вижу по твоему лицу, что ты все еще беспокоишься о ней. – Отец Зай-хера вошел в дверь за спиной Коуна и подал жрецу чашку горячего чая – вода, вскипяченная Нинавис, послужила иной цели.

– Я беспокоюсь за нее. Дело не только в ее ране. – Коун принял из рук своего главы чашку казиварского фарфора с голубой глазурью и невольно задумался, находилась ли чашка в этом доме или Зайхера принес ее с собой. Так. Надо сосредоточиться. – Я не думаю… – Брат Коун запнулся и начал снова: – Я не думаю, что я тот человек, который может ей помочь, отец. Я знаю, как много она для вас значит. Я думаю, что посылать меня к ней было ошибкой.

Отец Зайхера уставился на брата Коуна, а тот, в свою очередь, попытался не съежиться под его пристальным взглядом. Зайхера умел смотреть с тем родительским разочарованием, которое было способно вызвать слезы на глазах у любого ребенка. Видеть недовольство в глазах главы Вишаев было больнее, чем чувствовать прикосновение лезвия кинжала.

– Расскажи мне, что случилось. Думаю, дело ведь не только в ране, нанесенной разбойниками.

Брат Коун жестом пригласил отца Зайхеру следовать за ним – это был не тот разговор, который стоило продолжать в ванной. Они спустились вниз, в небольшую гостиную, где стояли удобные кресла и столы, за которыми можно было выпить чаю.

Нинавис отправилась на поиски кобылы Дорны и сэра Барамона. Больше в апартаментах никого не оставалось, кроме спящей Джанель, которая проспит мертвым сном всю ночь.

– Я последовал вашим советам, – присев, начал брат Коун, – я избегал обсуждать источник ее способностей. С тех пор как я впервые встретил ее, она поддерживала свою силу благодаря проклятию Ксалторат. Но в последние недели… – Брат Коун сделал паузу, чтобы отхлебнуть чаю. – Становится трудно игнорировать способности, которые нельзя описать таким образом.

Отец Зайхера выглядел удивленным:

– У нее развился второй дар?

Никто из них не собирался называть ее колдуньей. Колдуны – это не просто люди, которые забыли заплатить за лицензию.

– При всем уважении, отец, я полагаю, что у нее развился третий. Вы долго утверждали, что ее сила – это ее собственные способности, защитный механизм, возникший после травмы, которую она пережила в Лонеже. Я верю, что проклятие, которое каждую ночь отправляет ее в Загробную Жизнь, также является ее даром… И я думаю, что она начинает проявлять признаки третьей способности, связанной с огнем.

Отец Зайхера усмехнулся:

– Впечатляет. Но это такой позор, ее дед никогда бы не позволил мне тренировать ее.

– Конечно, не позволил. Она не Кровь Джораса, – брат Коун бросил на старшего жреца укоризненный взгляд. – Вы никогда не рассказывали мне об этой концепции.

– Хм-м? Ах да. Я совсем забыл о ней.

– Ну, а я никогда не забуду этот ярлык. Интересно, смогу ли я найти кого-нибудь, кто вышьет его мне на мантии. Может быть, Дорна… – Брат Коун вздохнул и потянулся. – Это еще не все. И даже не половина. – И, не дожидаясь ответа, он продолжил: – Мы были в Мерейне, когда на город напали. Это была изощренная атака, организованная настоящими колдунами, которые уничтожили почти весь город и всех, кто собрался на турнир. Там были тысячи погибших.

Отец Зайхера, казалось, не удивился услышанному. Брат Коун предположил, что этого и следовало ожидать. Отец Зай-хера знал очень многих людей и ведал очень многое.

– Среди тех, кто виновен в нападении, была долтарка по имени Сенера. Она выпустила магический дым, который удушил всех жертв – они умерли именно от этого. Однако я также видел, что она сделала для того, чтобы самой не быть охваченной этим дымом. – Брат Коун протянул руку и провел в воздухе линию, вычерчивая символ. Пока что он просто светился – Коун предположил, что это потому, что воздух вокруг был прозрачным и чистым. Демонстрация была бы более очевидной, если бы он нарисовал знак рядом с дымом.

На лице отца Зайхеры быстро сменилось несколько выражений – в том числе и гнев, но в конце концов на лице появилось грустное беспокойство. Он долго и пристально смотрел на руну, а затем вздохнул и откинулся на спинку стула.

Брат Коун знал отца Зайхеру всю свою жизнь. Он знал, как читать его настроения.

– Вы ведь знаете, что это?

– Это символ… – начал было старший жрец, а затем покачал головой: – Нет, прошу прощения. Это определение звучит как игрушка, которую можно нарисовать на удачу в детской комнате. А то, что ты только что нарисовал, является символическим и эквивалентным представлением тенье, истинной сущности объекта. Скажи мне, эта женщина, Сенера, держала ли она при себе маленький камень? Ожерелье или другие украшения? Может быть, что-то такого размера? Какой-нибудь кристалл? – Он показал большим и указательным пальцами нечто в несколько дюймов длиной.

– Нет, ничего подобного… – Брат Коун замолчал. – Нет. Нет, подождите. Не украшения, нет, но у нее был чернильный камень. Небольшой такой. И когда она нанесла себе рану, то вытащила его из-за корсажа. Она использовала свою кровь, чтобы нарисовать этот знак на лбу. Я думал, это ритуальная магия. – Он нахмурился: – Ну, я до сих пор так думаю. Эта кисть, вероятно, была сделана из волос, вырванных у всех ее йорских солдат. Симпатическая магия позволила сделать так, чтобы ее «знак» появлялся на лбу каждого одновременно.

– Да, – согласился отец Зайхера. – Ты проницателен. И еще более ты проницателен, потому что заметил сам символ и смог использовать его в своих интересах[277]. Я горжусь тобой.

Брат Коун покраснел:

– Отец, я… благодарю вас, но этот символ… вот что меня беспокоит. Какова его природа? Откуда это все берется? Я не вкладывал никакого тенье в его создание. Он не должен обладать силой, но каждый раз, когда рисуется этот символ, его магический эффект один и тот же.

Долгое время отец Зайхера ничего не отвечал, лишь потягивал чай, обдумывая свой ответ. Но наконец он заговорил:

– Эта женщина, Сенера. Если это ее настоящее имя[278], – кивнул он брату Коуну. – Камень, который она использовала, не просто какой-то там речной камень. Это самый опасный из всех Краеугольных Камней, и называется он Имя Всего Сущего.

Брат Коун почувствовал, как по его телу пробежала дрожь. Жрец знал о Краеугольных Камнях очень немного. Отец Зай-хера редко говорил о них, но брат Коун помнил достаточно, чтобы знать, что это были восемь артефактов с различными и весьма значительными магическими свойствами.

– Вы однажды сказали мне, что Краеугольные Камни – это боги, заключенные в камне, – прошептал брат Коун.

Зайхера раздраженно махнул рукой:

– Я был слишком поэтичен. Это описание придает камням ту разумность, которой у них нет и которую они совсем не заслуживают. Краеугольные Камни – это восемь драгоценных камней, связанных с универсальными концепциями. Они содержат божественную силу, но не волю и разум божественного существа. Такое направление должно быть предоставлено другим. Тем, кто ими обладает. – Его улыбка стала сардонической. – Даже если это беглая рабыня из Долтара.

– На что… – У брата Коуна пересохло в горле. – На что способен камень под названием Имя Всего Сущего? Каковы его силы?

Зайхера пожал плечами:

– Кто может сказать уверенно? Он предоставляет информацию. Его сила неуловима. Его сферой является знание. Похоже, камень можно использовать для ответов на вопросы. Даже, возможно, эзотерические вопросы, такие как «какой знак тенье может сделать воздух чистым и прозрачным».

– Любые вопросы? – Брат Коун почувствовал, как панически затрепетало сердце в груди. – Мог ли его владелец предсказывать будущее или исследовать слабые места своих врагов? И как бы тогда поступил любой, имея такие ответы под рукой?

– Не могу сказать. – Отец Зайхера отставил чай в сторону. – Но ты должен распутать эту загадку.

– Но я…

Зайхера поднял два пальца:

– Ты нужен ей, сын мой[279]. Ей нужен кто-то, кто осветит ей путь, потому что вокруг нее тьма. Ксалторат оказала на нее ужасное влияние, и ты видел, во что она превращается, когда теряет над собой контроль.

– Она должна быть обучена! Я никогда не знал никого, у кого был бы такой огромный потенциал. Три дара, отец! Она хранит все это время свои силы и даже не осознает, что делает это.

– Обучена кем? – спросил отец Зайхера. – Она женщина. Империя не предоставляет женщинам лицензий на использование или изучение магии. Женщина, которая обладает хотя бы одним даром, каким бы большим потенциалом она ни обладала, является колдуньей. А колдовство – это преступление, за которое империя карает смертью, а не рабством.

– Но вы ведь знаете, что законы Куура отвратительны. Тем более что я не уверен, что здесь они будут применимы из-за джоратского отношения к полу. Например, закон Джората ясно дает понять, что только мужчины могут носить благородный титул, да?

Отец Зайхера нахмурил брови:

– Да.

– Нет! – Коун даже палец поднял, чтоб заострить на этом внимание. – Только жеребцы могут носить благородный титул. Но остальная часть империи предполагает, что это означает мужчин. Например: как перевести с гуаремского корень слова идорра?

– Ну… мужчина… – Отец Зайхера замолчал. – Мужчина, но это не совсем правильный перевод идорры.

– Нет, совсем неправильный. Идорра – это гендерно-нейтральное понятие. Но поскольку мы, западные куурцы, не можем представить себе власть или лидерство, привязанные к чему-либо, кроме мужественности, мы предполагаем, что это слово должно означать мужчина. Но это совсем не так.

– Но тогда это просто неправильный перевод. Джоратцы явно понимают разницу между мужчиной и женщиной.

– Неужто? Они знают разницу между жеребцами и кобылами. Но если вы им скажете, что только мужчина может унаследовать аристократический титул в Кууре, они кивнут и согласятся, что здесь они тоже так поступают. А если бы вы указали, что титул унаследовал кто-то вроде Джанель, они все равно согласились бы, что так и есть. Потому что они не понимают, в чем тут противоречие.

Отец Зайхера выглядел смущенным.

– Но она женщина?..

– Физически, – согласился брат Коун. – Но вы помните, как вы впервые рассказали мне о ней? Как вы сказали, что все эти сообщения о том, что у графа Толамера есть внук, – ложные? Вы предположили, что люди видели ее одетой в мальчишескую одежду и потому делали неправильные выводы. Я не думаю, что так и было, потому что на самом деле джоратцы видят происходящее не так, как вы или я. Она не кобыла, она жеребец. Для джоратцев граф Джанель – и обратите внимание, граф, а не графиня – мужчина по всем стандартам, которые мы использовали бы на западе. За исключением одного: она женщина.

– Но она была помолвлена с этим мальчишкой…

– Для двух жеребцов нет ничего позорного в том, чтоб жениться, – и обратите внимание, как эта маркировка не будет иметь ничего общего с биологическим полом. И у них их вообще три.

– Три чего?

– Три гендера. Так же существует мерин. И это название не имеет никакого отношения к тому, любите ли вы секс или даже способны ли вы на секс. Мерин – это универсальный термин для всех тех, кто не совсем вписывается в определения жеребца и кобылы или кто не хочет вписываться в эти определения. В любом случае нет причин, по которым два жеребца не могут быть парой. Но, я так понимаю, сэр Орет решил, что она должна быть кобылой, и попытался форсировать этот вопрос. Она не согласилась. – Он сделал паузу. – Весьма жестко…

– Хм. – Отец Зайхера покачал головой. – Ну разумеется, не может быть никаких сомнений, что это совсем чуждая нам земля. Но даже если они подумают, что она мужчина – или жеребец, – ее все равно сожгут как колдунью.

– Они сожгут любого с этой стороны гор как колдунью. С магическими способностями или нет. Только нам, немногим счастливчикам с запада, дают такую вольность. – Брат Коун вздохнул: – И еще я должен упомянуть пророчество.

Глаза отца Зайхеры смотрели на него, яркие, как драгоценные камни.

– Об этом вы тоже знали, – догадался брат Коун.

– Всегда трудно понять, к чему приведут пророчества, – согласился отец Зайхера. – Полагаю, если бы у меня, например, был этот Краеугольный Камень, Имя Всего Сущего, то у меня было бы преимущество[280]. Тем не менее я уже давно знаю, что Джанель замешана во всем этом. Иначе с чего бы демонам выделять ее среди остальных людей? Продолжай заниматься тем же, чем занимался, не высовывайся, отчитывайся обо всем, старайся помочь Джанель, не подвергая себя риску. Помните, что мертвый врач не вылечит пациента. Что касается графа Джанель… – Он снова взялся за свой чай.

– Да?

Отец Зайхера улыбнулся:

– Если тебя прокляли демоны, то этим ты не нарушаешь никаких законов, сын мой, и неважно, какого ты пола. Поэтому я и говорю, что любые силы, которые она может проявить, связаны с проклятием. И ты тоже так скажешь. Мы ведь поняли друг друга?

Брат Коун кивнул:

– Да. Конечно, отец. Я прекрасно все понял.

22: Цена идорры

Провинция Джорат, империя Куур.

Через три дня после того, как в столице начались пожары

Джанель изучала Коуна всего мгновение.

– Значит, ты всегда это знал.

Коун зашевелился под ее пристальным взглядом, окинул взором других людей в таверне и уставился на собственные руки.

– Что именно?

– Каков источник моей силы.

– Я не знал этого наверняка, – поежившись, признался он, – но мы это подозревали. Травма часто вызывает появление дара, и, ну, ваш талант проявился сразу же после довольно ужасающего количества травм, не так ли?

Кобыла Дорна покачала головой, цокая языком:

– Мой бедный жеребенок.

– Ты по-прежнему общаешься с этим отцом Зайхерой? – нахмурился Кирин.

Джанель и Коун переглянулись.

– Я полагаю, мы могли бы с ним связаться, если бы захотели, но зачем? – спросила Джанель.

– Послушайте, я понимаю, что вам обоим очень нравится этот мужчина, но что-то во всей этой истории меня беспокоит, хотя, конечно, палец на кон я не поставлю. – Кирин вдруг щелкнул пальцами: – Подожди. Я все понял. Коун, ты никогда не говорил отцу Зайхере, что Сенера была сбежавшей рабыней-долтаркой[281].

Брат Коун моргнул:

– Я… Что?

– Ты никогда не говорил отцу Зайхере, что она была рабыней, сбежавшей или что-то в этом роде. Так почему же он назвал ее так?

– О, – брат Коун сдвинул брови. – Я этого совсем не заметил.

– И он не ошибся, – медленно произнесла Джанель. – Но до недавнего времени мы не знали этого о Сенере. Коун, ты уверен, что он сказал именно это?

Коун поморщился:

– Уверен.

– Ну и что это значит? – пожала плечами кобыла Дорна. – Может быть, он просто это предположил. Я слышала, что большинство долтарцев оказываются в Кууре именно так, верно?

Кирин пожал плечами и откинулся на спинку стула.

– Я не знаю. Это все показалось мне странным, но, возможно, Дорна права, и он просто предположил, что она могла быть рабыней.

– Нет. – Коун на секунду прикрыл глаза. – Нет, он совершил ошибку – или он проверял меня. В любом случае я должен был это заметить.

Джанель странно посмотрела на Коуна:

– О чем ты говоришь?

– Мы еще не добрались до этой части истории, – сказал брат Коун, – но теперь ваша очередь рассказывать.

Рассказ Джанель.

Апартаменты Барсины, Атрин, Джорат, Куур

Я часто думаю, не было бы лучше, если бы я не могла вспомнить, что произошло той ночью. Была бы я чище, счастливее, если бы я проснулась на следующее утро, будучи невинной в своем неведении, не уверенной в том, что я сделала? Могла ли я притвориться, что не совершила ничего дурного, или я бы погрязла в сомнениях? Что было бы хуже – проснуться в надежде, что я никого не убила, или открыть глаза с абсолютной уверенностью зная, что мои руки в крови?

Неважно. Я знала. Я вспомнила. Я сбросила покрывало и потянулась за халатом.

– Ах, жеребенок! – накинулась на меня Дорна, стоило мне пошевелиться. – Тебе не следует вставать с постели. – Дорна сидела за маленьким столиком у камина, штопая прорехи на моей окровавленной тунике. Она и сама была готова признать, что ужасно готовит, но при этом она потрясающе управлялась с иголкой и ниткой; к тому времени, когда Дорна закончит, я вряд ли смогу найти, где на ткани была дыра. Тем более что она покрасит все в новый цвет, чтобы скрыть пятна.

– Я в порядке, Дорна. – И это было чистой правдой: я совершенно не ощущала никакой боли, а когда прикоснулась к пояснице, даже не почувствовала, что была ранена.

Я взяла корсет со стола, рядом с которым сидела Дорна.

– Кто исцелил меня? Коун? – Я просунула палец в дыру в корсете. Его еще можно было починить. А ведь совсем недавно я просто бы выбросила эту одежду и приказала слуге подобрать мне новую.

Теперь же придется довольствоваться этим.

Дорна ничего не ответила. Она была так занята шитьем, что, глядя на нее, я невольно задавалась вопросом, что же случилось со мной, пока я была без сознания.

– Дорна? Это Коун исцелил мои раны?

Дорна отложила пяльцы в сторону, сделав вид, что не услышала моего вопроса:

– Как ты себя чувствуешь? До этого у тебя еще ни разу не было таких серьезных ран…

Я положила корсет обратно на стол.

– Где мы находимся? Это те самые апартаменты Барсины?

– Да, жеребенок, – улыбнувшись, сказала она. – Мы даже находимся здесь на законных основаниях. Кэлазан разрешил нам.

– Я знаю. Ты нашла Арасгона и Талараса?

Дорна пристально посмотрела на меня и только собралась что-то сказать, но затем сжала губы:

– Жеребенок…

– А что с драгоценностями моей матери? Ты их продала?

Дорна вздохнула:

– Нет. Арот всегда был хитрым ублюдком. За ломбардами тоже следят. Но я хорошо разбираюсь в его уловках. – Она заметила выражение моего лица. – Мы что-нибудь придумаем. У меня есть немного накопленного металла, так что пока не придется выворачивать карманы. С огнекровками тоже все в порядке: они резвятся на Лугу и гарцуют со старыми друзьями. Ну и флиртуют с кобылами, как бесстыдные жеребцы. Впрочем, это ж они и есть. – Старуха встала. – Нинавис рассказала мне, что произошло. Не будь к себе строга. Они были плохими людьми.

– Они были отчаянными людьми, – поправила ее я. – И больше мы ничего не знаем об их характерах[282].

– Они бы убили тебя.

– Я не знаю, так ли это. И ты тоже. И если только в следующий раз я не встречу их души в Загробном Мире, их истинные намерения останутся мне неизвестными. – Я потерла кончики пальцев друг о друга. Дорна или кто-то еще, наверное, Коун, должно быть, помыли мне руки, пока я спала. Впрочем, справились они с этим не особо хорошо: под ногтями осталась липкая корка крови. – Все, что я знаю наверняка, – это то, что я уничтожила их[283].

Дорне нечего было мне ответить на это – либо потому, что она в конце концов согласилась со мной, либо потому, что она решила, что спорить со мной бесполезно.

– Давай я принесу тебе завтрак.

– Нет, давай все-таки вернемся к моему первоначальному вопросу. Неужели… Коун… исцелил… мои… раны? – спросила я.

Раз уж Дорна не захотела мне ответить, то ее молчание превратило праздный вопрос в важный.

– Ой, я думаю, да, но с помощью Зайхеры…

Зайхера? Я распахнула глаза от удивления.

– Тебе нужно отдохнуть! – крикнула она мне вслед, но я уже выскочила в главную комнату.

Большинство апартаментов в Атрине похожи друг на друга. Этажи не столь уж разнообразны в планировке, но поскольку барон занимает более низкое положение, чем граф, то апартаменты Барсины меньше, чем апартаменты Толамера, хотя все остальное одинаково: точно так же расположен камин, те же самые декоративные карнизы, такой же резной потолок и главный зал. Сотни живших здесь поколений отполировали оштукатуренные стены до такой мягкой гладкости, что их легко можно было принять за мраморные.

Кастрюля, стоявшая на очаге, пахла чем-то более острым, чем обычная джоратская овсянка, готовящаяся на завтрак. Большой и хорошо заметный алтарь Восьми занимал почетное место в главном зале, но сами апартаменты украшало всего несколько картин или гобеленов. Здесь не было ни скульптур, ни книг, и это вполне соответствовало тому, что я помнила об отце Тамина – мрачном человеке, который считал, что все, от искусства до поэзии, может стать потенциальным началом для демонического разложения.

Сэр Барамон, брат Коун и Нинавис сидели в главном зале, разговаривая с еще одним человеком, который с искренним энтузиазмом наклонился к ним, совершенно забыв про приправленную специями кашу, остывающую на столе рядом с его локтем. Белая борода и заплетенные в косу волосы цвета облака ярко выделялись на фоне смуглой кожи куурца с мудрыми глазами и веселой улыбкой.

Без него я никогда бы не дожила до совершеннолетия. Отец Зайхера спас меня тысячами способов. Он дал мне возможность игнорировать вопли, звучавшие у меня в голове, позволил поверить, что я могу быть не только дщерью Ксалторат.

– Вы уже видели ее в таком состоянии? Это просто ужасно… – Сэр Барамон толкнул Нинавис сапогом, и она оборвала речь на полуслове. Стоило людям понять, что я вошла, и в комнате повисло неловкое молчание.

Впрочем, был человек, который не собирался молчать.

– Моя дорогая Джанель! – Старый жрец Вишаи поднялся на ноги и с распростертыми объятьями направился ко мне. – Мое дорогое дитя, мы так давно не виделись! Мне так жаль слышать о твоем дедушке. Его свет сиял до самых дальних уголков наших душ.

– Отец Зайхера. – Я изо всех сил старалась говорить спокойно, и хотя мне безумно хотелось броситься ему в объятия и, разрыдавшись, спрятать лицо у него на груди, просто положила руку ему на затылок, а затем прижалась лбом к его лбу. Он ответил на мое приветствие, хотя, вероятно, он в последний раз здоровался по-джоратски много лет назад, когда мы встречались. – Я думала, вы сейчас по ту сторону Драконьих Башен.

Брат Коун встал:

– Так и было, граф. Я отправил для него сообщение. – Он замолчал на мгновение, и тень пробежала по его лицу. – Я подумал, так будет лучше.

Я отступила на шаг от главы веры Вишаи и опустила руки.

– Я понимаю. Спасибо тебе, брат Коун. – Я смотрела на них и чувствовала, как разбивается мое сердце. Брат Коун выглядел встревоженным, сэр Барамон – пристыженным, а Нинавис…

Нинавис вообще не смотрела на меня[284].

– Мне нужно, чтобы вы освободили комнату, – сказала я. – Нам с отцом Зайхерой надо кое-что обсудить наедине.

Повисло молчание, а затем все неохотно направились к выходу.

– Нинавис?

Она оглянулась, остановившись в дверях.

– Мы закончим, и я с тобой поговорю.

Нинавис открыла рот, собираясь что-то сказать, но затем нахмурилась и, утвердительно кивнув, последовала за остальными.

Я проводила ее взглядом, а затем вновь посмотрела на отца Зайхеру:

– Ваше Сияние, вы знаете, я обязана вам всем, но вам не следовало сюда приходить.

Старик улыбнулся:

– Присядь со мной. Расскажи, как все было.

– Зачем? Разве я должна поверить тому, что брат Коун до сих пор не полностью отчитался перед вами?

Он зацокал себе под нос и похлопал по подушке стула напротив:

– Не будь столь строга к нему, дитя. Брат Коун позвал меня, потому что он узнал то, что я знал уже некоторое время: тебя нелегко вылечить. Ты борешься с этим. Ты сражаешься с этим так, как колдун сражается с проклятием своего соперника[285]. – Его добрый взгляд стал суровым: – А теперь сядь.

В его голосе прозвучало что-то такое древнее, что-то похожее на тон, которым все родители воспитывают детей, что я невольно подчинилась его приказу и села у огня напротив него.

– Что он вам рассказал?

– Немного о злом колдуне и злой колдунье, а также о том, что тебе нужно найти способ увидеться с герцогом. А еще об этих бесконечных проблемах с семьей Малкоссиан. – Он наклонился вперед: – Ничего такого, что ты не можешь решить, моя дорогая. Я абсолютно верю в тебя.

Я глубоко вздохнула, вновь борясь с искушением упасть в его объятия, подобно маленькой девочке, находящей утешение в жреце, который всегда был рядом. Ну, или, по крайней мере, в жреце, который был рядом со мной с тех пор, как мне исполнилось восемь.

Вместо этого я сказала:

– Прошлой ночью я убила шесть человек. Это Коун тоже рассказал?

– Убийство, – ответил отец Зайхера, – требует преднамеренности. И если я правильно понимаю требования закона, ты имела полное право защищаться от этих людей или даже лишить их жизни за нанесенное оскорбление. – Я начала было спорить, но он вскинул руку: – Они не принадлежали к твоему табуну. Они не были саэленами. Это были опасные люди, совершавшие незаконные действия. Но проблема ведь не в этом, верно?

Я вздохнула и уставилась на свои черные пальцы:

– Нет, настоящая проблема в том, что я потеряла контроль.

– Возможно, так и может показаться. Но было ли это одержимостью? Ксалторат вернулась?

– Нет, я… – Отвернувшись, я уставилась на танцующее пламя. – Я внезапно стала столь злобной. Яростной. Это чувство просто вспыхнуло во мне, как огонь, который я могла погасить только кровью. Боюсь… боюсь, что становлюсь тем, кого ненавижу.

– Хм…

Я, заморгав, оглянулась на него:

– Хм? И это все, что вы можете сказать? Хм?

Он пожал плечами и, откинувшись на спинку стула, принялся за кашу.

– Просто восхитительно. Это Дорна приготовила?

– Вы сами сказали, что это восхитительно, так что нет.

– Тебе повезло, что она рядом с тобой, дитя мое. Это ведь не рис, не так ли?

– Понятия не имею. Может, ячмень? Вы меняете тему.

Вместо ответа он усмехнулся и продолжил есть. И лишь когда я уже почти была готова закричать на него, он отставил миску на соседний стол.

– Мне кажется, молодежь так… любит драмы!

– Драмы?! – Я вытаращила глаза. – Я убила…

– Да, да, да. Ты молодая девушка, оказавшаяся в трудной ситуации, вынужденная делать трудный выбор, когда испытываешь чрезвычайное давление на свои плечи и имеешь в собственном распоряжении еще более необычное оружие – саму себя. Нужен ли демон, чтобы объяснить, почему ты могла потерять контроль? Даже если испытания, свалившиеся на тебя, и дали тебе огромный опыт, несоизмеримый с твоим возрастом, – ты всего лишь подросток. Так что это никакая не тайна, что у тебя могут быть трудные времена. – Он сложил руки на коленях. – Меня гораздо больше беспокоит это дело с бароном Барсины. О чем ты только думала?

Я разинула рот. Этого не было в списке вещей, за которые, я думала, он будет меня ругать.

– Не понимаю, о чем вы.

Старый жрец вздохнул:

– Я не принадлежу к вашему народу, но знаю достаточно о джоратских обычаях, для того чтобы понять последствия.

Я прищурилась:

– Какие последствия? Я остановила Адский Марш, отец Зайхера. Помните, что было во время предыдущего, когда я была ребенком? Они создавали принца демонов из душ, принесенных в жертву Касмодею. Они собирались вскрыть Джорат, как гнилую сливу.

– Да, и ты Осудила барона и назначила своего человека в качестве нового правителя…

– Я никого не Осуждала, и Кэлазан – не мой человек…

Отец Зайхера только отмахнулся:

– Я знаю, как работают идорра и тудадже, моя дорогая. Кэлазан – твой человек. Ты правишь Толамером…

– Орет бы не согласился с этим…

– Пока сэр Орет не найдет способ лишить тебя титула, ты граф Толамера. И что произойдет, моя милая девочка, когда ты войдешь во дворец герцога, объяснишь ему, какова существует опасность, а он… отвергнет угрозу?

– Он этого не сделает! – запротестовала я.

– О, сделает! Потому что, если не считать последний Адский Марш, Джорат уже почти сто лет не знает войны. Ваш юный герцог Ксун даже представить себе не может, как быстро это все может измениться. Он подумает, что, выехав предупредить Джорат, ты на самом деле пытаешься соответствовать своему прозвищу, Джанель Данорак. Он решит, что ты переутомлена, расстроена смертью своего дедушки, ищешь причину своей вражды с Оретом Малкоссианом. Он отмахнется от твоих опасений, как от слов простой молодой девушки, которая думает, что она жеребец, в то время как она должна была принять свое место кобылы. И что ты тогда будешь делать?

Я застыла в ужасе, когда его слова проникли мне в душу. Нет, нет, этого не может быть!..

Я содрогнулась.

– Мне нужно остановить Релоса Вара. Я должна остановить Релоса Вара! Города на перевале Тига больше нет, отец! Холодные Воды пропали! Сколько еще городов исчезнет так, как исчезла Мерейна? Сколько людей еще погибнет?[286]

Он наклонился вперед, упершись локтями в колени:

– А задумывалась ли ты когда-нибудь о том, что это будет означать для остальных, если ты будешь спасать эти города, знамена и кантоны? Если ты спасешь их после того, как их правители отвергнут угрозу? Как герцог Ксун отреагирует на то, что его люди будут должны тебе больше тудадже, чем ему?

Кровь отхлынула от моего лица, когда я, наконец, поняла, что он имел в виду. В своем стремлении поступить правильно, остановить этих демонов и безумцев, я забыла самое фундаментальное правило в политике Джората.

То, что вы защищаете, – это то, чем вы управляете.

– Я могу… – Я сглотнула комок в горле. – Я могу сделать это во имя герцога. А он возьмет на себя ответственность за ту защиту, которую я предложу.

Он кивнул:

– Похвальный план, если предположить, что герцог Ксун достаточно умен, чтобы признать твою лояльность. Но так ли это? – Он обнял меня за плечи. – Я всегда знал, какая ты особенная, Джанель. Однажды ты уже провела армию через весь Джорат…

Я протестующе захныкала:

– Я этого не делала. Ксалторат…

– Она выбрала тебя не случайно[287]. Орет совершает ту же ошибку, что и его отец Арот, и эту же ошибку совершит герцог Ксун – они видят в тебе низшего, того, над кем они владеют идоррой. Они видят в тебе невесту, вассала, просителя… Кого-то покорного. И это неправда. Запомни мои слова, дочь моя, – прежде чем все кончится, ты вновь поведешь армию через весь Джорат. Твоя идорра покроет всю империю, и Куур склонится пред тобой.

Его слова поразили меня, подобно ударам. Я уставилась на него, во рту пересохло, а горло сжалось.

– Я всегда ценила ваш совет. Вы помогли мне, когда остальные не смогли. Но это… Вы ошибаетесь, отец. Вы ошибаетесь. – Я замолчала, чтобы собраться с мыслями. – Это ведь проверка, да? Подобно тем играм, в которые вы играли со мной раньше, чтобы убедиться, что я избежала порчи Ксалторат. Вы пытаетесь убедиться, что я не потеряю себя из-за гордости и амбиций.

Он улыбнулся:

– Ты так легко видишь меня насквозь.

– Я знаю, я – своевольна, – сказала я, – но я не торра. Я знаю свое место. Когда придет мое время подчиниться идорре герцога Ксуна, я это сделаю.

Отец Зайхера обнял меня за плечи. Но стоило ему заговорить, и на лестнице раздались шаги. В комнату ворвалась Нинавис:

– Джанель! Ты ведь сказала, что та колдунья в Мерейне была белокожей долтаркой? – Она не выглядела напуганной, но ее настойчивость было невозможно игнорировать.

– Да. А что случилось?

– Ну, мне не хотелось бы вас прерывать, но она здесь[288].

Поскольку император Кандор построил Атрин как скотобойню, а не как столицу, на многих крышах были расположены башни. Башни, где можно было сидеть и наблюдать за несколькими извилистыми, петляющими улицами одновременно, или, например, поднять тревогу, или организовать оборону.

Сэр Барамон как раз сидел в одной из таких башен, когда увидел, как женщина с кожей цвета снега[289] ведет к нам вооруженных солдат, и потому послал Нинавис найти меня.

– Я ведь не ошибся? – Сэр Барамон прищурил глаза, разглядывая фигуры. Солдаты остановились в тупике, споря о том, в каком направлении идти.

– Нет, – сказала я. – Не ошибся. Это Сенера. – Я узнала ее даже на таком расстоянии; то, как она стояла, как покачивала бедрами, произвело на меня столь же неизгладимое впечатление, как и цвет ее кожи. Я почувствовала охватившую меня дрожь ужаса. Эта колдунья уничтожила целый город, используя магию.

Теперь она прибыла в Атрин. И направлялась в апартаменты Барсины.

Не нужно было быть великим гением, чтобы понять зачем. Только тот, кто знал, что барон Тамин мертв или Осужден, мог надумать поселиться в его пустых апартаментах. Только тот, кто пережил нападение на Мерейну. Так что либо у Сенеры возникла та же идея, что и у нас, и она искала место, где могли бы спрятаться она и ее люди…

… либо она искала нас[290].

– Вон, – Нинавис потянула меня за руку, – небесные пути. – Она указала на крыши. Я увидела, как все больше мужчин переходили дорогу, направляясь к нам.

Может быть, это было просто совпадение. В конце концов, по небесным путям в Атрине путешествовало больше людей, чем по улицам лабиринта.

Но и не заметить, что подобное путешествие отрезало нам пути к отступлению, было нельзя.

И вели себя эти люди, шедшие по небесным путям, как солдаты.

– Они здесь из-за нас, – пробормотала я. – Наверняка. Быстро собирай наши вещи.

– Может быть, я могу помочь? – предложил отец Зайхера.

Сэр Барамон нахмурился, глядя на него:

– Хотя это, конечно, хорошее предложение, жрец, но я не уверен, что ты можешь помочь…

Отец Зайхера не обиделся на этот отказ – глаза его все так же светились теплым весельем:

– Куда бы вы хотели направиться? Я предполагаю, куда-нибудь в пределах Атрина?

Я заморгала, уставившись на него, а брат Коун испуганно пролепетал:

– Но, отец! Это же Джорат. Вы уверены, что такая демонстрация разумна?

– Не волнуйся. Меня никто не будет преследовать за то, что я колдун. Эта глупая сказка бога-короля о Джорасе и его потомках все-таки дает некоторые преимущества. Но не вздумай рассказать об этом Дому Де Арамарин. Я ни разу не платил им взносов[291].

Отец Зайхера поправил аголе и поднял руки, став в позу танцора перед выступлением. Он что-то прошептал, тихо, нежно и бархатисто, голосом, способным увлечь в объятия дремы тысячи беспокойных младенцев. Энергетические нити выплывали из его пальцев, фрактальные формы сливались в воздухе в математические мотки. Во всем этом был какой-то порядок, закономерность. Это притягивало меня, словно я могла понять его значение. Энергетический круг посветлел, а затем остыл, оставив в центре зеркальный блеск.

Зеркальный блеск, который не отражал крыши позади нас.

– Колдовство, – пробормотал сэр Барамон.

– Кровь Джораса, ты, болван. Он не может быть колдуном, как на это ни посмотри. – Кобыла Дорна поднялась по ступенькам с несколькими сумками, перекинутыми через плечо. – А теперь хватай наши вещи и пошли. Ты ведь знаешь поговорку про коня и подарок? Она сейчас как раз применима, так что хватит ныть.

Сэр Барамон запротестовал.

– Следуй за мной, – приказала я ему, нырнув обратно в дом. Мне совершенно не было нужно, чтобы джоратское отношение сэра Барамона к магии вступило в противоречие с нашей потребностью в отступлении. Я взвесила свой дорожный саквояж и позволила ему забрать его собственные сумки, размышляя о том, что я должна быть рада, что с самого Толамера обычно держала свои вещи собранными, как будто мы всегда готовы к дороге. Я понятия не имела, какие безделушки из барсинских апартаментов случайно соскользнули в карманы Дорны, но, как только у меня выдастся такая возможность, я обязательно пошлю Кэлазану свои извинения и замену.

Вернувшись на крышу с дорожными запасами, я увидела, что солдаты притаились на расстоянии всего нескольких крыш отсюда. Я даже могла разглядеть их светлокожие лица и почти была уверена, что под гримом и масками прячутся йорцы.

В нижнюю дверь громко постучали.

– Вперед! – рявкнула я, отдала солдатам честь и прошла через Врата.

23: Луг

Провинция Джорат, империя Куур.

Через три дня после того, как мимик Коготь сбежала из плена

– Итак, давайте проверим, правильно ли я понял, – сказал Кирин, – ты хочешь сказать, что в Джорате героические поступки рассматриваются как акт… завоевания?

– Необязательно, – сказала Джанель. – Если в Толамере вдруг появятся кентавры, и я отобью их нападение, то я выполню свой долг графа. И поступлю – и героически, и приемлемо. Это обязанность жеребца – защищать табун от угроз. Если я не могу этого сделать, какая от меня польза?

– А если ты не сможешь, но появится кто-то другой, кто сможет… Что тогда? Неужели люди ждут, что тогда ты уйдешь с поста и позволишь этому новичку взять верх? – Кирин не мог поверить, что кто-то может быть таким наивным. Люди, у которых была власть, не могли так просто отказаться от нее. Сила предусматривает совсем иное.

Кирин вспомнил слова отца Зайхеры. Этот человек понимал, в чем заключается сила. Он понимал, что потребность Джанель спасти свою родину неизбежно приведет ее к конфликту. Она столкнулась бы с людьми, которые восприняли бы ее помощь только как угрозу их собственной власти. И к чему это могло привести?..

К свержению герцога Ксуна? Джанель сказала, что он хочет ее смерти. К восстанию против всей империи? Вполне возможно, что да. На фундаментальном уровне Куурская империя не могла позволить женщине – к тому же колдунье – обладать подлинной властью. Они бы раздавили ее за одно только это. Кирин подумал о пророчествах, описывающих, как Адский Воин разрушит Куур и перекроит его. А заодно напомнил себе, что Адский Воин – это не один человек, а четверо.

А это означало, что, когда армии пройдут через Куур, ему не придется быть их командиром. Эта честь может принадлежать Джанель.

– Так должно быть, – сказала Джанель, опустив голову. – Но, кажется, наши правители забыли, почему они вообще обладают властью.

Нинавис приподняла одно плечо и улыбнулась:

– Эх! Значит, нам просто придется им напомнить. Теперь твоя очередь рассказывать, Коун?

Брат Коун кивнул.

Рассказ брата Коуна.

Атрин, Джорат, Куур

Мало кто во всей империи достаточно силен в магическом искусстве, чтобы открыть Врата самостоятельно. Брат Коун не обладал такими способностями: его навыки всегда были направлены на исцеление. На самом деле даже большинство Привратников, обязанных Дому Де Арамарин, не могли открыть Врата без посторонней помощи. Вот почему им нужны были Привратные Камни.

Дом Де Арамарин тщательно охранял свою монополию. Поэтому они были бы в ужасе, если бы когда-нибудь узнали о ком-то достаточно сильном, чтобы открыть Врата в одиночку, и при этом не подчиняющемся приказам их гильдии. Хуже того, он возглавлял маргинальную религию, которую многие считали немногим лучше культа.

Наблюдение за тем, как отец Зайхера прикасается к чему-то божественному, всегда наполняло Коуна радостью: благодаря Зайхере заклинание казалось таким же простым, как написание молитвы кистью и чернилами. Его движения формировали универсальное тенье с таким мастерством, что брат Коун невольно этому завидовал[292].

Отец Зайхера благословил их одним лишь своим присутствием. Коун знал, что теперь все будет в порядке.

– Отец Зайх… – Они уже проходили через портал, когда брат Коун увидел, что старый жрец, тепло улыбнувшись своему ученику, вскинул правую руку и сделал вращательное движение пальцами.

– Нет, подождите… – В этот момент брат Коун понял, что Зайхера не планировал последовать за ними. – Отец!

Врата исчезли.

Граф Джанель поставила на землю большой дорожный саквояж со своими вещами и накинула капюшон плаща на голову, скрывая лицо.

– Он ведь не остался там? Сенера…

– О нет, – успокоил ее брат Коун. – Я уверен, он только что вернулся в Эамитон. В конце концов, он занятой человек и оставался здесь лишь для того, чтобы залечить ваши раны[293].

Она приложила руку к спине, туда, где ее пронзил арбалетный болт.

– Да, конечно. Я уверена, что отец Зайхера вполне способен позаботиться о своей защите. Так же, как должны и мы. Это уже второе убежище, из которого мы были вынуждены скрыться.

– Честно говоря, жеребенок, они были не особо укромными, не так ли? – прищурившись, кобыла Дорна оглянулась по сторонам. – Так что давайте посмотрим, сможем ли мы добиться большего успеха в самом центре табуна.

Брат Коун задумчиво пожевал нижнюю губу. У жреца еще не было возможности рассказать Джанель об Имени Всего Сущего и не было шансов сказать ей, что Сенера вполне может выследить их – независимо от того, где они залегли на дно.

Ей нужно было только спросить об этом Краеугольный Камень[294].

Но последнее замечание Дорны попало точно в цель, и брат Коун понял, что на самом деле она говорила совсем не метафорически. Он был так поглощен тем, что отец Зайхера не отправился с ними, что не обратил внимания, что творилось вокруг.

Их окружали, по меньшей мере, сотни лошадей. Лошади ржали, переступали с ноги на ногу, шумно всхрапывали. Запах травы и мускуса, царивший в воздухе, смешивался с более ароматным, но все еще пахнущим травой запахом конского помета. Лошади бродили по огромному, похожему на парк пространству, которое подобно гигантской стене окружало здания Атрина. Сверкающие вершины дворца герцога и остроконечные башни храма Хореда образовали ось, направленную в небо.

Это был тот самый Луг, который они видели во время своей первой, тщетной попытки встретиться с герцогом. Этот океан зелени, способный вместить в себя большую часть огромного города, был единственным местом внутри Атрина, достаточно большим, чтобы вместить всех лошадей, прибывших на Великий Турнир. Красочные азоки и развевающиеся флаги, скачущие лошади и тренирующиеся рыцари потрясали до глубины души. Спрятаться здесь казалось невозможным, если, конечно, не считать, что на Лугу было так много людей и так много лошадей, что попытка найти конкретного человека могла стать настоящим упражнением в разочаровании.

Где-то здесь, на Лугу, огнекровки – Арасгон и Таларас – общались с родными и узнавали важные новости и сплетни. Где-то здесь паслись лошади, которых они привели с собой с перевала Тига. Ну и заодно и их собственные лошади, приведенные Арасгоном из самой Барсины. Брат Коун с нетерпением ждал новой встречи с Облаком. Он полюбил милого серого малыша, пусть даже этот мерин из всех аллюров обычно выбирал шаг.

А может быть, именно по этой причине.

– Сэр Барамон, – сказала Джанель, – помоги мне с моим багажом. Кстати, а где тренировочный лагерь капитана Митроса? – Она коснулась полы красного плаща на своих плечах. – Кажется, мне есть что вернуть.

– О, умная мысль, жеребенок. Нам бы пригодилась какая-нибудь наемная служба. Наемные рыцари часто приходят и уходят. На них никто не обращает внимания. – Дорна, ухмыльнулась, уперев руки в бока. – Кроме того, капитан – мой старый друг.

– Маркрив Ставиры тоже твой «старый друг», – хмыкнул сэр Барамон. – Заметьте, что все старые друзья Дорны, похоже, не желают иметь с ней ничего общего.

Дорна фыркнула:

– Маркрив просто до сих пор переживает по поводу своей жены, вот и все.

Сэр Барамон, закатив глаза, поднял сумку.

– В самом деле? И это все? – И, не дожидаясь ответа, снова повернулся к графу: – Нам действительно нужно найти вам другую одежду. Красные Копья обидятся, что вы носите его, пусть даже если вы собираетесь его вернуть.

Джанель поколебалась, но затем все-таки кивнула. Она носила красный плащ с самой Мерейны, хотя брат Коун не был уверен почему.

Наклонив голову, она сняла его, перекинув через руку. Дорна протянула ей простую коричневую накидку – брат Коун не стал спрашивать, где она ее взяла, – и Джанель накинула ее вместо красного плаща.

– Сюда. – Сэр Барамон мотнул головой в сторону Храма Хореда. Направились они, правда, не в сам Храм, а к огороженной веревками зоне в тени Храма, позади которой стояли красные азоки, украшенные яркими вымпелами и хрустящими лентами. На еще одной огороженной веревками площадке размером с турнирный боевой двор тренировались рыцари, а вокруг находились другие тренировочные площадки, назначение которых было неясным, хотя у всех было кое-что общее: все они служили для верховых соревнований. Среди тренирующихся были и мужчины, и женщины, и почти все они носили либо разнообразные красные плащи, либо как минимум красную повязку на руке. Лишь один человек не был одет в красное: рыцарь на спине лошади, готовящийся стать Черным Рыцарем и одетый соответствующе.

Для того чтобы войти внутрь, путешественникам пришлось бы либо поднырнуть под веревку, либо иметь дело с охранниками у единственного входа.

– Я пришла поговорить с капитаном… – Джанель и договорить не успела, как охранник выхватил плащ у нее из рук.

– Спасибо, что вернули плащ. На тренировочном дворе могут находиться только Красные Копья – и никаких исключений. Хорошего вам дня[295].

И он вернулся к разговору с другими стражниками, явно ожидая, что граф и ее свита двинутся дальше.

Граф уставилась на него, разинув рот.

Брат Коун понял, что Джанель сейчас не походила ни на аристократку, ни даже на жеребца. Ее испачканная и залатанная одежда, в сочетании с непричесанным лаэвосом и полным отсутствием украшений, не оставляла сомнений в ее гендерной принадлежности. Разве кто-то, посмотрев на нее, не подумает, что она кобыла?

– Эй, ты! Да ты хоть представляешь, кто перед тобой? – возмутилась Дорна, но Джанель положила руку ей на плечо, и старуха замолчала.

– Я прибыла на отбор, – сказала Джанель.

– Отбор закончился две недели назад, – ответил охранник. – У нас достаточно людей, спасибо.

Нинавис усмехнулась и, сняв с плеча лук, натянула его. Охранники ничего не заметили.

– Мне просто нужно поговорить с капитаном Митросом.

Охранник ухмыльнулся:

– Забавно, что об этом говорят все хорошенькие кобылы.

Джанель шумно втянула воздух.

Брат Коун поморщился и протянул к ней руку, пытаясь ее успокоить, прежде чем она понаделает глупостей.

– Граф…

Охранник махнул рукой:

– Давай убирайся. Поздороваться с поклонницами он вый-дет позже. А сейчас он занят.

Нинавис вложила стрелу в лук и выстрелила.

Проклятая стрела летела так быстро, что брат Коун увидел лишь какое-то расплывчатое пятно, но ему показалось, что стрела прошла прямо перед лицом охранника, прошила вороньи перья, украшавшие шлем Черного Рыцаря, а затем, все еще дрожа, вонзилась в главную мишень для стрельбы из лука на дальней стороне комплекса.

Позже брат Коун обнаружил, что это было идеальное попадание в яблочко.

А потом начался настоящий ад.

Граф Джанель и сэр Барамон замерли, повернулись и одарили Нинавис недоверчивым взглядом. Нинавис, глядя на них, пожала плечами, а сама опустила лук и одарила охранника самодовольной улыбкой:

– Хорошо работаешь.

Судя по лицу Джанель, она изо всех сил пыталась не расхохотаться.

– Ты с ума сошла?! Да я тебя…

Но галопом подъехавший всадник помешал ему осуществить угрозы.

Это прибыл Черный Рыцарь. В отличие от сэра Барамона во время турнира в Мерейне, этот Черный Рыцарь не валял дурака. Его богатые доспехи были украшены изображениями воронов и кричащих демонов, а на плечах у него был черный плащ из перьев. И такие же перья образовывали напоминающий лошадиную гриву гребень на шлеме – эдакая версия лаэвоса из перьев. И пусть его черный конь не был огнекровкой, но все равно он выглядел весьма впечатляюще.

А затем мужчина снял шлем, и брат Коун увидел, что чернота спустилась к самой его коже. Глаза у него были светло-зеленые, но кожа и волосы казались чернее вороньих перьев.

Брат Коун так привык видеть джоратскую разноцветную кожу, что на мгновение не понял, что же видит. И лишь потом он заметил, что черты лица этого человека были не куурскими. Причем это относилось ко всем куурцам, с любой стороны Драконьих Башен.

Это был ванэ. Ванэ из Манола, если быть точнее, и одна только мысль об этом так поразила Коуна, что он только и мог пораженно смотреть на него.

Что ванэ из Манола мог делать в Джорате?[296]

– Кто выпустил стрелу? – Соскочив с лошади, ванэ направился к ним.

– Капитан, мне очень жаль. Я не думал, что кто-нибудь окажется достаточно глупым, для того чтобы…

Но капитан Митрос не обратил на него никакого внимания. Его взгляд прошелся по группе путешественников, задержался на лице Джанель на секунду дольше, чем на остальных, и замер на лучнице с родимым пятном на лице.

Нинавис помахала ему пальцами.

Он усмехнулся, широкая полоса белых зубов нарушила эбеновую темноту его лица.

– А верхом ты так же стреляешь?

Как оказалось, да.

Весь лагерь прекратил тренировки, чтобы посмотреть на это. Капитан Красных Копий Митрос установил ряд мишеней вдоль извилистой тропы, так что Нинавис должна была целиться и стрелять, одновременно управляя лошадью.

Впрочем, намного важнее было то, что капитан Митрос впустил всех путешественников внутрь огороженной веревками зоны.

– Внимание, приготовься, вперед! – Митрос махнул рукой, и Нинавис пустила лошадь в галоп.

Брат Коун не видел, чтобы это показывалось на турнире в Мерейне, но ему показалось, что это могло бы быть включено в число игр. Пусть Нинавис и не была коренной джораткой, но по тому, как легко она управляла лошадью, этого нельзя было сказать. Вытаскивая стрелы одну за другой из колчана, она принялась стрелять – и, кажется, все попадания в яблочко дались ей легко.

Доехав до конца дорожки, она замедлила ход, развернула лошадь и рысью вернулась обратно.

Воздух наполнился аплодисментами. Металл легко переходил из одних рук в другие, и это еще раз доказывало, что джоратцы готовы воспользоваться любым предлогом, чтобы сделать ставку, пусть даже и на кого-то неизвестного[297].

Митрос рассмеялся, а затем поклонился спешившейся Нинавис:

– Я не видел такой стрельбы с тех пор, как в последний раз был дома. Выходи за меня замуж, красавица. Наши дети спасут мир.

Нинавис, удивленно моргая, уставилась на него, и была она настолько озадаченной, что даже не заметила, как кто-то из Красных Копий забрал коня. Нахмурившись, женщина ослабила тетиву лука.

– На мой вкус, ты немного молод[298]. Как бы то ни было, с тобой хочет поговорить граф. – Она кивнула в сторону Джанель. – Так что, если ты так хочешь, чтобы я сражалась под твоим знаменем на турнире, ты тоже захочешь поговорить с ней.

Мужчина, ухмыляясь все шире, казалось, не был слишком уж сильно озадачен ее отказом. Он по-прежнему не сводил с нее взгляда, не обращая внимания на остальных, и даже на Джанель.

– Но где ты научилась так стрелять?

Нинавис прищурила глаза:

– Мой муж служил в армии.

Выражение его лица стало задумчивым.

– Лучники Куура, должно быть, улучшили свои навыки с тех пор, как я в последний раз посещал их тренировочные лагеря.

Джанель подошла к Нинавис:

– Не могу представить, чтобы куурские тренировочные лагеря позволили посещать ванэ из Манола.

Брат Коун заморгал. Он готов был поклясться, что граф понятия не имела, как выглядят ванэ из Манола. Впрочем, упрекнул он себя, отец Зайхера три года лечил ее. Конечно, она не была невежественной.

Капитан Митрос впервые обратил на нее внимание:

– Ты предполагаешь, что я когда-нибудь спрашивал разрешения…

Граф Джанель скрестила руки на груди и нахмурилась, глядя на него.

– Митрос, ты, старая похотливая задница, прекрати дразнить детей и иди сюда! Ты все еще должен мне сотню тронов за последнюю карточную игру, и я собираюсь выцарапать их из твоих блестящих черных волос. – Дорна поморщилась и ухмыльнулась: – Плюс, нам нужно поговорить где-нибудь наедине.

Митрос удивленно наклонил голову и уставился на Дорну, затем его глаза расширились:

– Когда ты стала женщиной?

Дорна закатила глаза:

– Много лет назад, ты, невежественный болван. Я же говорила тебе, что собираюсь посетить фестиваль Поворота.

Митрос рванулся к Дорне и, подхватив ее, одновременно обнял и развернул:

– Я тебя не узнал! Что случилось?

– Отпусти меня, придурок, пока я не пнула тебя так, что ты никогда уже не сядешь на лошадь! Что случилось? Я же только что сказала тебе…

– Я не это имел в виду. Ты такая старая!

– О, ты еще больший дурак, – сказала Дорна. – Прошло тридцать лет. Люди стареют!

Митрос сделал шаг назад, выглядя смущенным.

– Так много? Как течет время. – Он улыбнулся ей, нежно и грустно. И, судя по улыбке, отношения у них были далеко не дружескими.

Но все то время, что брат Коун знал Дорну, она постоянно утверждала, что предпочитает бегать за кобылами, и только за кобылами. Если только не…

Брат Коун наклонился к графу:

– Э-э… я правильно расслышал?

Джанель отвлеклась и посмотрела на него:

– Что именно?

– Дорна когда-то была мужчиной? Как это возможно?

Джанель удивленно моргнула:

– Праздник поворачивающихся листьев. Его проводят каждый год в Нивулмире, и Галава исполняет молитвы просителей. Именно по этой причине Дорны не было в кантоне Лонеж. – Она на миг замолчала. – У вас на западе вы делаете это иначе?

Брат Коун моргнул:

– Нет! Нет, мы вообще этого не делаем! Никогда!

Джанель нахмурилась:

– В самом деле? Это странно.

Сэр Барамон откашлялся и отвесил ванэ из Манола полупоклон:

– Сэр Барамон, капитан. Мы познакомились здесь, в Атрине, на турнире, четыре года назад.

– Ах да! Рад снова тебя видеть. А где ваш очаровательный… – Он замолчал, крепко сжав плечо Барамона. – Мне очень жаль. Это произошло недавно?

Сэр Барамон кивнул:

– Да, но все равно спасибо.

– Разумеется. Потеря тех, кого мы любим, всегда причиняет боль. – Они обменялись взглядами, и капитан Митрос крепко сжал руку мужчины, прежде чем отпустить. – Так, ладно, все до единого. Возвращайтесь к тренировкам! – рявкнул он, махнув рукой лучникам, а затем жестом пригласил всю группу следовать за ним. – Ладно, вы все. Вы меня убедили. Нам действительно нужно поговорить где-то в более уединенном месте. – И он направился к Храму такими широкими шагами, что все были вынуждены перейти на рысь, чтоб поспеть за ним.

– Ты планируешь разговаривать с нами в Храме одного из Восьми? – В голосе Джанель послышалось возмущение.

Честно говоря, брат Коун и сам был немного шокирован, но Митрос только фыркнул.

– Это не просто Храм одного из Восьми, это Храм Хореда, – одарил он улыбкой Джанель. – Не волнуйся. У меня есть разрешение находиться там столько, сколько мне нравится.

Брат Коун, сам не зная почему, почувствовал озноб.

Но тем не менее все пошли за этим мужчиной в Храм бога Разрушения.

24: Черный Рыцарь

Провинция Джорат, Куурская империя.

Через три дня после того, как стоимость недвижимости в портовом районе столицы резко упала

– Митрос… – задумчиво протянул Кирин. – Хм. – А затем ухмыльнулся, глядя на Нинавис: – Ты приняла его предложение?

– Нет! – возмутилась Нинавис. – Не будь таким смешным. Я не племенная кобыла, которая будет выталкивать одного за другим детей из своего тела ради какого-то нестареющего ванэ, которому нравится жить в трущобах со смертными. Мне? Выйти за него замуж? Да я никогда этого больше не сделаю! – Она оперлась локтем о стойку и ухмыльнулась: – Я имею в виду, конечно, я занималась с ним сексом. Я же не дура.

Кирин подавил смешок.

– О нет, я никогда так и не думал.

Нинавис поджала губы, на мгновение ее взгляд стал отсутствующим.

– О, кстати, рекомендую. Найди себе ванэ. Когда тебе пара тысяч лет, ты много чего умеешь.

– Если бы только он был женщиной, – сказала Дорна.

Джанель засмеялась – причем так сильно, что даже опустила голову на стол.

– И вовсе это не смешно, – запротестовала Нинавис.

Джанель, по-прежнему ухмыляясь, подняла голову:

– О, Нина, ты даже не представляешь, насколько это смешно!

Рассказ Джанель.

Луг, Знамя Барсина, Джорат, Куур

Мне было очень трудно сохранять невозмутимое выражение лица. Я не восприняла всерьез хвастовство Дорны, что она знает капитана Митроса, который, должно быть, знал мою мать Френу, которая начинала участвовать в турнирах под руководством Дорны. Тем более что мои родители познакомились во время турнира.

Капитан Митрос порождал другую проблему. Его сходство с зеленоглазым сыном Смерти Тераэтом было слишком велико для того, чтобы быть просто совпадением. Они явно не были одним и тем же человеком, но сходство определенно было… В отличие от Тераэта, Митрос предпочитал широкие ухмылки и игривые подмигивания. И все же, когда он взмахивал рукой или клал ладонь на рукоять меча, эти жесты просто сияли сходством со смертоносной элегантностью Тераэта. И было еще что-то знакомое, как будто Митрос напомнил мне кого-то еще, кроме Тераэта.

Но поскольку я знала, кроме Митроса, всего одного ванэ из Манола, мне показалось это очень неприятным.

– Ад и лед! Не снимай капюшон. – Дорна надвинула капюшон сменного плаща мне на глаза.

Я заморгала, глядя на нее, но голову все же опустила. Не успела я это сделать, как увидела что-то красное с золотом и заметила краем глаза почетный караул, одетый в цвета марша Ставиры.

Цвета маркрива Ставиры. Цвета моего сеньора Арота Малкоссиана.

Каждый житель Атрина в какой-то момент заглядывал в Храм Хореда, чтобы воздать почести и помолиться о благосклонности на турнире. Храм всегда был полон эхом голосов молящихся.

Я знаю, что в других провинциях поклоняются иным богам игр и спорта, но все они когда-то были богами-королями Маракора. Любой джоратец скорее согласится облить себе ноги горячим свинцом, чем окажет им такую честь. Кто-нибудь мог бы сказать, что Таджа – Богиня Удачи – больше подходила бы для соревнований. Но мы, в Джорате, не верим, что турниры выигрываются по счастливой случайности. Так что именно на Хореда принято смотреть как на покровителя вызовов, конфликтов и состязаний.

Кроме того, Хоред был богом-покровителем императора Кандора. Так что теперь он и наш покровитель.

Храм Хореда всегда был исполнен ужаса. Исполнен благоговения. По периметру стояли на страже статуи лошадей, а по алтарю с изображением поля боя спускалась или поднималась резьба из красного мрамора, изображающая кружащих ворон. Благовония, пахнущие кровью и корицей, наполняли собор туманом. Свет, красный и фиолетовый, просачивался сквозь витражные окна наверху[299].

И Арот Малкоссиан, маркрив из Ставиры, молился у главного алтаря.

Дорна потянула меня за локоть:

– Не останавливайся. И не пялься.

Я заставила себя пойти дальше и тихонько пробормотала себе под нос молитву Восьми, с трудом подавив панику при одной мысли о том, что брат Коун носил характерные одежды жреца Вишаи. Я напомнила себе, что Арот никогда не встречался с Коуном. Маркрив, вероятно, даже понятия не имел, как выглядит жрец Вишаи.

Независимо от того, куда человек направлялся внутри Храма, он должен был сперва остановиться у алтаря. Ни одно правило не гласило, что я должна остановиться прямо рядом с Аротом. Поэтому я нашла подушечку, лежавшую как можно дальше от него, и опустилась на колени, произнося ритуальные молитвы. Дорна выбрала место через несколько подушек от меня, а остальные расселись и того дальше, чтобы не привлекать к себе внимания. Коун, как я заметила, тоже сел довольно далеко, как бы показывая, что он не со мной, на случай если его присутствие могло меня выдать. Пока я молилась, Арот встал из первого ряда, собрал своих солдат и повернулся, чтобы уйти.

Я вздохнула с облегчением.

Но уже через несколько секунд Дорна издала тихий, сдавленный звук, поскольку Арот Малкоссиан сел на подушку слева от меня.

Казалось, воздух в соборе стал настолько густым и тяжелым, что я не могла ни дышать, ни пошевелиться. Я чувствовала, как горит моя кожа, и для того, чтобы понять, что нас окружили вооруженные – даже здесь, в Храме, – люди Арота, мне не нужно было оглядываться по сторонам.

Я не смотрела на него. Он не смотрел на меня. Мы не обменялись никакими формальными приветствиями.

– Я не был уверен, что ты появишься на турнире.

– Это мой долг.

– Учитывая обстоятельства, связанные с твоим отъездом из Толамера, твое чувство долга поставлено под большое сомнение.

– Весьма странная ситуация, – согласилась я, изо всех сил стараясь не скрипеть зубами, – быть правителем кантона и при этом не владеть в нем ни землей, ни даже родовым замком.

– Прими мои соболезнования в связи с кончиной твоего дедушки, – пробормотал он. – Он был хорошим человеком.

– Хотя и слишком доверчивым, – согласилась я.

– Он знал свое место. – Его упрек был безошибочен. Очевидно, что я своего места не знала. С другой стороны, Арот всегда знал, что мое «место» – в браке с его сыном Оретом.

Я бы предпочла нажраться навоза.

Мои кулаки сжались сами собой.

– Возможно, потому, что ты никогда не пытался заставить его вступить в нежеланный брак.

– Наглость неприлична.

– Так же как и обращение внимания на долги кого-то, кто находится под вашей идоррой.

– Орет бы выплатил эти долги и вернул их тебе в качестве свадебного подарка.

– Это должно было быть утешением или угрозой?

Он шумно вдохнул воздух и выдохнул, прорычав:

– Так я защищал тебя, даже если ты этого не понимаешь!

Я с трудом сдержалась, чтобы не сказать что-нибудь опрометчивое. О, я хотела сказать ему очень многое! Я хотела спросить, как ему удалось породить такое мерзкое существо, как Орет, – ведь его старший сын, Илвар, отличался от Орета так же сильно, как ночь от дня. Я хотела знать, почему Арот предал доверие моего дедушки.

Но я не спросила. Я и так уже зашла намного дальше, чем это позволяли приличия. Еще слово – и он был бы вправе и вовсе посадить меня на привязь.

Я склонила голову, глядя на него настолько пристально, насколько я могла это делать, не отворачиваясь от алтаря:

– Орет считает, что его право командовать мной – естественный порядок. Он думает, что он жеребец, а я должна быть кобылой. Но это не так, и я никогда ею не буду.

Он пристально посмотрел мимо меня – туда, где сидела Дорна, не двигаясь и едва дыша.

– Тогда тебе следовало пойти на Фестиваль Поворачивающихся листьев.

Меня затопил гнев: гнев на Орета, гнев на его отца, гнев на моего собственного дедушку за то, что он поставил меня в такую ситуацию. Предложение маркрива обожгло огнем. Не потому, что я плохо относилась к тем, кто провел свой год в услужении богини природы Галавы в обмен на ее дар. Если Дорна жила счастливее, будучи не того пола, что был у нее при рождении, а как женщина, то кто мог усомниться в этом? Если маркрив решил стать мужчиной, это тоже было его правом.

Но я хотела остаться женщиной.

В то время как маркрив, казалось, думал, что я могу быть жеребцом только в том случае, если мой пол и гендер будут совпадать. Внезапно я поняла, откуда у Орета взялось это мерзкое мнение.

Подушка под моими ногами начала нагреваться.

Нет… Нет! Не здесь. Не сейчас.

Я вдохнула и попыталась успокоиться. Я взмолилась Хореду, нараспев повторяя себе под нос Литанию Вызова.

Я вдохнула и закрыла глаза, чувствуя, как внутри меня нарастает глубокая горечь.

– Как мало вы знаете своего сына, если думаете, что смена моего пола изменит его потребность контролировать меня.

– Орет очень любит тебя.

– И Орет думает, что лишь его выбор имеет значение.

Я услышала, как Арот встал.

– Но это не оправдывает твою неспособность исполнить твои обязательства… Прошу прощения?

Я открыла глаза и посмотрела вверх.

Там стоял Митрос, протягивая Дорне руку и помогая ей встать.

– Приношу свои извинения, что потерял вас. Позвольте, я покажу вам дорогу. – Увидев, что Дорна успокоилась, он протянул мне руку.

Арот Малкоссиан прищурил глаза:

– Не думаю, что ты знаешь, кого ты…

Митрос встретился с ним взглядом.

С лица маркрива разом сбежала краска.

– Я… – оборвал он речь на полуслове и заморгал.

Митрос шагнул к маркриву. Сейчас капитан наемников казался намного больше, чем снаружи, казалось, он занимает огромное количество места. И пусть мужчин разделяло несколько футов, но Арот отступил назад, словно Митрос стоял слишком близко.

Никто не смотрел на происходящее, кроме моих людей и людей Арота. Остальные были заняты курением благовоний, чтением молитв или тем, что оставляли цветочные венки на шеях священных лошадей.

Солдат положил руку на меч. Маркрив покачал головой, и мужчина опустил руку.

Арот уже не обращал на меня никакого внимания. Вся его энергия сосредоточилась на Митросе. Я понятия не имела, о чем думал или что чувствовал маркрив, но глаза его были широко раскрыты и полны страха.

Митрос поднял руку. Арот вздрогнул, но не пошевелился, и Митрос опустил ладонь на затылок Арота, коснувшись лбом его лба. Митрос каким-то образом смог превратить традиционное приветствие в нечто агрессивное. Состязательное.

Приветствие, которое всегда было приветствием равных, теперь стало актом доминирования. Арот издал звук, но я не могла сказать, какие эмоции он испытывал.

– Иди, – приказал Митрос, отпуская Арота. Маркрив Ставиры отступил на несколько шагов и, споткнувшись о кающегося грешника, возносящего молитву, принялся поспешно извиняться. Затем на миг обернулся и, жестом приказав солдатам следовать за ним, направился прочь.

Арот на меня даже не оглянулся.

Митрос, улыбаясь, повернулся ко мне:

– Прости меня за это.

– Хоред?! – Это имя вырвалось прежде, чем я смогла остановить себя, и в нем одновременно звучали и вопрос, и молитва, и утверждение. На прошлой неделе я уже встречалась с богиней – и встреча с еще одним богом уже не казалась чем-то невозможным. Но я выросла на тысяче историй о богах, и ни в одной из них Хоред не изображался чернокожим ванэ из Манола.

Но ведь никто и не говорил, что он не может быть им.

Улыбка немного сползла с его лица, но затем вернулась и засияла еще ярче:

– Пожалуйста, зови меня Митрос. Пошли. Нам сюда.

Митрос повел нас в заднюю комнату, в которую вела вниз, под Храм, длинная лестница. По этому же проходу шли и жрецы Хореда, но они не обращали на нас никакого внимания. Некоторые кивали или махали руками Митросу, когда он проходил мимо.

Когда мы вышли из-под главного свода собора, сэр Барамон повернулся ко мне:

– Это был Арот Малкоссиан? Что случилось? С тобой все в порядке?

– Я в порядке. Он пришел помолиться.

– Но что…

Я покачала головой:

– Поговорим позже.

Группа погрузилась в молчание. Нинавис бросила на меня несколько странных взглядов. Она видела, что что-то случилось, но находилась недостаточно близко, чтобы услышать, о чем разговаривали. У Коуна был вид ребенка, изо всех сил игнорирующего спор родителей.

А Митрос вообще не счел нужным давать никаких объяснений.

Он просто повел нас через длинный подземный комплекс, используемый для проживания и медитаций храмовых жрецов, которые, как и остальные, не обращали на нас никакого внимания.

К тому времени, когда мы добрались до второй лестницы, я чувствовала себя полной дурой. Как я могла позволить своему сверхактивному воображению взять над собой верх? Я стала свидетелем впечатляющей демонстрации идорры, но лишь потому, что раса Митроса была бессмертной. Для устрашения Арота не требовался бог, достаточно просто мужчины, которому тысяча лет.

К тому же жрецы не относились к Митросу с каким-то особым почтением. Глядя на него, они чуть ли не закатывали глаза, словно он был старым дядей, смущающим всех, рассказывая непристойные шутки за ужином. Он был членом семьи, его присутствие воспринимали как должное.

А вовсе не так, как могли бы относиться к одному из Восьми.

Вторая лестница выводила в помещение настолько большое, что стены скрывались в темноте. Воздух был холодным и влажным. Вдалеке я услышала шум текущей воды. Для эставы это было бы вполне нормально, но Атрин был построен куурским императором, который не стал бы устраивать эставы или дома в подвалах. Вдобавок, насколько я знала, в Атрине не было подвалов. Ни одного. А лестница и вовсе не была рассчитана на лошадей; даже огнекровка заартачилась, если бы ей пришлось спускаться по ней.

Пол бы составлен из старых массивных каменных блоков, плотно подогнанных друг к другу. Помещение освещали пылающие фонарики – их огонь был белее, чем огонь свечей или масляных фонарей. А все пространство заполняли диваны и столы, отчего казалось, что мы находимся в таверне Красных Копий, судя по повязкам присутствующих здесь. Люди приветливо махали Митросу и с интересом разглядывали нас, возвращаясь к более важным занятиям: еде, выпивке, азартным играм.

– Большинство людей думают, что все это немного угнетает – даже людей, которые предпочитают строить свои дома под землей, – объяснил Митрос. – Поэтому жрецы разрешили нам использовать это место. Думаю, здесь можно поговорить наедине. И что ты предпочитаешь? Продолжить притворяться, что я заинтересован лишь в найме твоей лучницы, – он указал на Нинавис, – или, может, ты хочешь объяснить, в чем дело? – Он сделал паузу и улыбнулся Нинавис: – Должен добавить, что предложение руки и сердца вполне искренне.

Нинавис закатила глаза.

– Нам нужно поговорить наедине. – Я прочистила горло и огляделась по сторонам. – По крайней мере, настолько конфиденциально, насколько это возможно.

– Эй, помогите моим друзьям хорошо провести время! – Митрос указал на мужчин и женщин, сидевших за стойкой в баре. – Только не выигрывайте у них слишком много металла в кости.

– Кости? – оживилась Дорна. – О, да ни за что на свете! Я ужасно играю в кости!

– Проклятье! – пробормотал Митрос. – Она собирается отобрать у них каждый трон, шанс и чашу, какие только возможно. – Он указал на еще одну лестницу, ведущую вниз, в темноту: – Так мы идем?

На лицах моих спутников отразилось ошеломление – я не рассказала им о своем разговоре с Таэной. Они все думали, что я хотела поговорить с Митросом о Нинавис, найти для нас новое место для проживания – а раз так, я вполне могла поговорить об этом публично.

Я сделала вид, что не замечаю вопросительного выражения их лиц, и последовала за Митросом вниз по лестнице.

Темнота длилась недолго; через несколько мгновений он призвал магические огни, чтобы они осветили наш путь. Лестница вывела нас на крыльцо, обнесенное резными каменными перилами. Журчание воды теперь стало громче, воздух наполнился мелким холодным туманом. В помещении было вполне уютно; кто-то разложил бамбуковые циновки, расставил стулья и подвесил светильники. На резном деревянном столе лежала доска для зайбура, с расставленными по бокам фигурами[300].

– Мы далеко от водопада?

Он указал в темноту:

– Одна миля вверх. Если сесть поближе, то мы просто не услышим друг друга. Не хочешь чего-нибудь выпить?

– Нет, я… – Я огляделась. Я не видела никаких напитков, которые можно было бы предложить, но от вопроса все же удержалась. Возможно, он и не был богом, но как минимум был колдуном.

Я вдруг поняла, что в наших легендах нет ничего, что могло бы описать магию ванэ. Ярлык «Кровь Джораса» тут был неприменим, но вряд ли их можно было назвать запятнанными кровью маракорцами.

– Я здесь, потому что мне порекомендовал вас наш общий друг.

Он сел за доску зайбура и взял два начальных камня, один деревянный, другой металлический, держа по камню в руке.

– Нас никто не слышит, так что можешь прямо говорить, что ты думаешь. Тебя послала ко мне Таэна, потому что она хочет кое-что сделать, но не знает, как это сделать самой, и хочет, чтобы эту проблему решил я. Ты умеешь играть? – Он заложил руки за спину.

– Меня научил дедушка, – призналась я и, когда он вытянул сжатые в кулаки руки, коснулась левой. – Что касается Таэны, я не могу говорить о мотивах богов.

Он раскрыл ладони. Получалось, что я выбрала деревянный жетон, а значит, он ходил первым. Ему повезло.

– Я знаю ее уже давно. – Судя по его тону, поклонником Таэны он не был.

– Тераэт – твой сын? – Вопрос вылетел у меня изо рта, прежде чем я успела замолчать.

Он заморгал, глядя на меня с открытым ртом и явно передумав произносить то, что собирался.

– Ты знакома с Тераэтом?

Он повернул доску поперек, так, чтобы мы могли играть вдоль длинного края.

Я просмотрела игровые фигуры. Разные наборы состояли из разных фигур. В этот набор, естественно, входил Хорсал, и любой мог бы предположить, что джоратский жеребец выберет именно его. Поэтому после минутного колебания я выбрала королеву-колдунью Сулесс.

– Он, должно быть, твой родственник. Не хочу обидеть тем, что говорю, что ты на него похож. Он кто? Сын? Брат?

Он улыбнулся и сделал свой выбор, совершенно над ним не задумываясь: это был бог-король Немесан, хорошо подходящий для начала, с сильным нападением.

– Технически он мой внук.

– Технически? Он либо твой родственник, либо нет.

Он удивленно рассмеялся:

– Полагаю, что все-таки да. Пожалуйста, пойми меня правильно. Я не стыжусь Тераэта. Как раз наоборот. В прошлой жизни я очень ему благоволил.

Я почувствовала, как моей спины ледяными пальцами коснулся холодок.

– Ты знаешь о своей прошлой жизни? Как? Я думала, что люди теряют все воспоминания о предыдущих жизнях, когда возрождаются. – Я выбрала фигуру дракона, на миг задержавшись перед этим.

Я насчитала в общей сложности восемь фигур драконов. Как я раньше этого не замечала? Я невольно задалась вопросом, были ли у них имена и было ли одно из этих имен Эйан’аррик.

– Это не я возродился, а он. – Он указал на меня: – Точно так же, как возродилась ты, будучи когда-то частью жизни Тераэта. – Увидев выражение моего лица, он жестоко ухмыльнулся, отчего его лицо разом утратило всю привлекательность. – Ну же. Разве ты никогда не встречала никого, с кем бы у тебя была какая-то связь, даже если это не имело никакого смысла, даже если ты не могла понять почему? Кто-то, к кому ты сразу же прониклась недоверием или про кого знала, что он бросится за тобой в огонь? Или ты за ним? Не так уж трудно поверить, что души, связанные в одной жизни, ищут друг друга в следующей. – Он пожал плечами: – Или в то, что Восемь могут отслеживать определенные души из одной жизни в другую.

Я прочистила горло и отвернулась. Я чувствовала такую непосредственную связь с Тераэтом.

И такую же, хоть и не столь позитивную, с Релосом Варом.

– Так в чем же Таэна не может разобраться сама?

– Мне нужно украсть копье по имени Хоревал.

Он уставился на меня так, как будто я только что сказала ему, что лед горячий.

– Зачем?

– Таэна думает, что копье способно убить Эйан’аррик. – Слова сорвались у меня с губ, подобно признанию. – Релос Вар посылал драконицу в Джорат, заставляя ее атаковать города. И хотя я знаю, что не могу напасть на Релоса Вара напрямую, я могу напасть на его союзников, разрушить его поддержку. Без Эйан’аррик ему будет труднее… – Я запнулась. – Делать то, что он делает[301]. Таэна сказала, что ты можешь мне помочь.

– Таэна солгала.

Я запнулась, опрокинув фигуру.

– Что?

Ванэ из Манола вздохнул:

– Ты хочешь, чтобы я помог тебе проникнуть во дворец герцога Каэна, да?

Я моргнула. Я ведь не сказала, у кого копье.

– Таэна сказала, что ты знаешь, как это сделать.

– Технически это верно. Но если она утверждала, что я помогу тебе, она солгала. Я не буду тебе помогать.

– Что? Но…

– Для тебя это буквально будет стратегическим самоубийством. Возможно, женщина, которая контролирует силы самой смерти, не понимает, что на самом деле это значит. – Он начал расставлять свои фигуры на доске.

Я прищурилась, глядя на него:

– Тераэт уже говорил с тобой об этом?

– А он сказал тебе не делать этого? Мне уже нравится это воплощение. Ты могла бы уже разместить свои фигуры на доске.

– Что? Проклятье!.. – Я покраснела, когда поняла, что вместо того, чтобы играть, была слишком занята спором с ним. Я поспешила, стараясь не отставать.

Митрос криво усмехнулся:

– Ты молода и одарена, и ты настоящая дочь своей матери, но не совершай ту же ошибку, которую совершает Таэна. Ту же ошибку, которую она продолжает совершать до сих пор: не стоит недооценивать Релоса Вара.

– Я и не совершаю! Я знаю, что он опасен!

– О? Ты знаешь, что он опасен. Хорошее начало. – Он первым передвинул свою фигуру, немедленно прижав мою фигуру к адаманту. – Чтобы проникнуть во дворец герцога Каэна, тебе понадобится одобрение Релоса Вара. Ему придется поверить, что он завербовал тебя – что ты перешла на другую сторону. Но он никогда не примет твое отступничество за чистую монету. Если бы он так поступил, он бы был круглым дураком, а мы с тобой уже установили, что Релос Вар не дурак. Так что же мешает ему просто создать тебе гаэш?

Я замерла как вкопанная.

И снова почувствовала озноб.

– Он закует твою душу в цепи, – сказал Митрос. – Почему нет? Нет ни одной причины, по которой он бы поверил в твою преданность. Но он может сделать так, что ты не сможешь ослушаться его. Для того чтобы убедить Релоса Вара, что ему не нужно создавать твой гаэш, тебе потребуется по-настоящему подлая демонстрация преданности. Настолько ужасная, что ты потом не сможешь жить в ладу с собой. Меньшего он не примет. Может быть, те, кто служит ему, и не начинают как монстры, но заканчивают они именно так[302].

Я боролась с паникой и желанием наброситься на него в ответ, закричать, что он ошибается, что я смогу заставить Релоса Вара не создавать мне гаэш.

Но что, если он не ошибся?[303] Это было бы настоящей глупостью, вмешаться в эту ситуацию без учета, что Митрос мог быть прав[304].

– Возможно, ты прав, – сказала я и захватила одну фигурку, но эта победа была слишком мала и незначительна.

– Тогда я не могу тебе помочь, и ты не должна желать моей помощи. – Он откинулся на спинку стула. – Теперь, если ты хочешь присоединиться к Красным Копьям, я буду рад видеть тебя среди них. О, и эту маракорку тоже. Она стреляет достаточно хорошо, чтобы быть Дираксоном.

Я прочистила горло и пропустила его комментарий мимо ушей.

– Я сказала, что ты, возможно, прав. Но я знаю, что Релос Вар не верит в те же правила, что и мы, джоратцы. Он использует их против нас. Ты думаешь, я должна оставить его в покое, но я не думаю, что он оставит меня в покое. Он уже завербовал кого-то на свою сторону, лишь потому, что они враждебны мне. Я привлекла его внимание.

Его губы сжались.

– Прискорбно.

– Таэна думает, что он не причинит мне вреда.

– Это не Таэна умрет или получит гаэш, если ошибется. И, как я уже говорил, он бы завербовал тебя, если бы считал твою преданность искренней…

– Тогда это может сработать…

– Не стоит недооценивать его способность распознавать правду[305]. Ему трудно соврать, и как только он тебя поймает, он вывернет тебя так, что тебя невозможно будет узнать.

Я сглотнула и отвела взгляд:

– Я видела, что он сделал с Тамином.

– И Тамин не лгал ему.

– Релос Вар высокомерен. – Я повернулась обратно: – Достаточно высокомерен, чтобы думать, что он может развратить меня. Он думает, что он умнее всех остальных.

– Он умнее всех остальных[306].

– Отлично. Даже если это правда, рано или поздно наши сильные стороны всегда становятся нашими слабостями. Это может быть использовано против него. Я знаю, насколько это опасно, но я отказываюсь отступать только потому, что это трудно.

Он начал было что-то говорить, но внезапно замолчал.

– Пожалуйста. Мне нужна твоя помощь.

– Выбери иную милость[307].

Встав, я принялась расхаживать по комнате, чувствуя, как отчаяние тяжелым грузом давит мне на грудь. Я предполагала, что этот мужчина будет служить Таэне или какому-нибудь другому из Восьми, что он будет сговорчивым.

Он был каким угодно, но только не сговорчивым.

И все же он обещал мне дать любое благо. Было бы глупо этого не использовать.

Я снова повернулась к нему:

– Ты можешь провести меня на турнир? Я хотела бы, по крайней мере, предупредить герцога. Кто-то ведь должен это сделать.

Он скорчил гримасу:

– Все устроено немного не так.

– Ты можешь добиться, чтобы меня пустили, или нет? – Я почувствовала, как мое самообладание начало сдавать.

Митрос вздохнул:

– О, я могу незаметно провести тебя на турнир. Я просто немного беспокоюсь, как ты оттуда выберешься.

Я вздернула подбородок:

– А это уже моя проблема.

25: Маракорские трущобы

Провинция Джорат, Куурская иимперия.

Через три дня после того, как Корона и Скипетр не смогли защитить не то что одного, а целых двух императоров

Нинавис повернулась к Джанель:

– Так я спала с Хоредом или нет?

Джанель вскинула руки:

– Ты же не хочешь, чтобы я испортила сюрприз?

– О боги, – прорычала Нинавис. – Ты действительно демон!

Дорна фыркнула:

– Держу пари, ты это и Хореду сказала.

Нинавис замахнулась на нее, и старуха резко пригнулась.

Кирин налил стакан ариса и протянул его Нинавис.

– Спасибо. – Нинавис глянула на брата Коуна и театрально прошептала: – Спаси меня.

Брат Коун улыбнулся и взял свой дневник. Но стоило ему заглянуть внутрь, и улыбка пропала с его лица, а сам он отложил дневник в сторону.

– Я немного пропущу, если вы не возражаете. Я имею в виду, все интересное началось на турнире.

– О нет, – сказала Джанель. – Я ведь не знаю, что с тобой происходило, пока мы тренировались.

Жрец откашлялся и вновь открыл книгу:

– Ну что ж…

Рассказ брата Коуна.

Маракорские трущобы, Атрин, Джорат, Куур

Граф Джанель, сэр Барамон и Нинавис провели следующие две недели, учась притворяться Красными Копьями и готовясь к участию в турнирах. И это было достаточно просто. Нинавис обладала неоспоримым талантом к стрельбе из лука – неважно, находилась ли она при этом верхом или нет. Сэр Барамон, хотя и был слишком стар для того, чтобы преуспеть в самом турнире, оказался отличным тренером. Дорна тоже могла дать много советов. Вдобавок она умудрилась участвовать в любой азартной игре, которую только можно было найти где-то в лагерях, и уйти с нее с кругленькой суммой.

А вот таланты брата Коуна оказались не нужны.

Жрец начал посещать маракорские трущобы. Пусть между джоратцами и маракорцами и произошло некоторое социальное смешение, но его было явно недостаточно, чтобы смягчить отношения между двумя группами. Джоратцы считали своих южных соседей вторгшимся табуном. Они также были убеждены, что каждый маракорец тайно практикует колдовство, крадет детей и вызывает демонов, а потому относились к ним соответственно.

Но если бы маракорцы объединились для взаимной защиты… К сожалению, маракорцы даже не считали себя маракорцами, не говоря уже о том, чтобы объединиться.

Большинство из них жили в лачугах, построенных на мосту с помощью материалов, которые они привезли с собой или купили у какого-нибудь предприимчивого торговца, привезшего их на повозках и обменявшего на семейные реликвии. Большинство маракорцев не говорили, почему они покинули Маракор. А когда их об этом спрашивали, лишь проклинали Королевские Дома и плевали в сторону.

Никто не говорил о возвращении домой.

– Как ты сломал руку? – спросил брат Коун у темнокожего подростка с каштановыми волосами, накладывая ему повязку с травами.

Мальчик ничего не сказал. Просто уставился на брата Коуна.

– Во всем виноваты проклятые ублюдки Агари, – выплюнула его мать. – Его отец ушел из дома с моими братьями. Они все исправят.

Брат Коун заколебался:

– Ты имеешь в виду, что им тоже переломают кости?

Ровный взгляд, который она бросила на жреца, наводил на мысль, что он был слишком наивен, но она просто сказала:

– Спасибо. В наши дни нам трудно найти помощь. Слишком много людей утверждают, что могут вылечить что угодно, а сами торгуют травой и речной водой.

– Да, это действительно проблема.

– Их забирают демоны. Это неправильно. Как бы то ни было, я… – Она что-то услышала и замолчала.

Горшок с горящим маслом влетел в открытое окно. Дерево вспыхнуло. Мать закричала. Брат Коун схватил мальчика за здоровую руку и потащил его наружу, но в этот момент в деревянную притолоку вонзились две стрелы.

Они не могли выйти через дверь. К счастью (если так можно сказать), лачуга была скорее каким-то холмом из обломков, а не домом. Мать (брат Коун так и не узнал ее имени) пробила дыру в досках, и все они вылезли наружу. Мать и сын бросились бежать.

Брат Коун бросился за ними.

Бросился.

Он услышал позади себя шарканье ботинок. В затылке взорвалась острая боль.

Больше он ничего не помнил.

Брат Коун услышал голоса и крики.

Он закрыл глаза и притворился, что по-прежнему без сознания.

На самом деле это был один голос.

– Ты что, сошел с ума? – возмутился первый голос. – Ты не можешь просто так убить жреца! Ты хоть представляешь, что сделают люди герцога, когда узнают?

Второй голос хмыкнул:

– Ой, хватит возмущаться. Он не умер, слегка пострадал. Просто скажем ему, чтобы не вмешивался в наши дела, и пусть проваливает.

– Нет, ты просто идиот. У нас сейчас нет выбора. Придется…

Коун услышал хрип, за которым последовали еще два. Затем раздался звук, будто кто-то уронил большую книгу.

А затем еще один глухой удар.

Брат Коун попытался достичь Озарения. Если бы у него получилось, то он смог бы видеть, не открывая глаз, не показывая, что очнулся. Ему требовалось сконцентрироваться. Ему нужно было…

Чья-то рука похлопала брата Коуна по плечу.

– Давай, жрец, – сказала Нинавис. – Пойдем.

Брат Коун открыл глаза. Над ним склонилась Нинавис. Волосы и лицо были обернуты тканью – подобно той маске, что она носила в первый день, при их встрече. Висящая масляная лампа отбрасывала тени на стены грубо сбитой хижины, а через окно струился свет Трех Сестер. Двое крепких на вид мужчин лежали на земле, держась за головы и интимные места, и стонали.

Брат Коун взялся за протянутую руку и позволил поднять себя на ноги.

– Как ты нашла…

– Позже, святой человек. Это небезопасно. – Она вытолкнула его за входную дверь, за которой жрец увидел еще нескольких человек, двух мужчин и женщину, которые также стонали. Нинавис и брат Коун вернулись на главную улицу, освещенную небесным светом и случайными фонарями, расположенными близко к окнам.

Нинавис уверенно вела его вперед. Она не была вооружена; лук и стрелы она оставила. Конечно, ей такое оружие и не нужно было.

– Я не понимаю, почему эти люди…

– Классическая афера, жрец, – сказал Нинавис. – Они приходят продавать исцеляющие заклинания маракорцам, потому что никто из этих бедных ублюдков не может позволить себе заплатить ту цену, которую требуют Синие Дома Де Монов. А это значит, вы снижаете их прибыль.

– Они действительно были лекарями? – Брат Коун оглянулся, но Нинавис потянула его за рукав, чтобы он не отвлекался.

– Не будь таким глупцом! – Она вздохнула и повела его по глухому переулку. Кто-то сложил несколько коробок и сбил их с помощью досок вместе, чтобы они выглядели как мусор. Вместо этого они заменяли лестницу, и Нинавис показала, куда можно ступать, а чего следовало избегать. Наконец они выбрались на обшарпанную крышу лачуги. Брат Коун замер, поняв, как близко они стоят к краю моста, у того самого бесконечного обрыва, где вода срывается с Демонского Водопада.

– Теперь осторожнее. – Она взяла его за руку.

– Куда мы идем?

– Просто посидим здесь немного. – Она поудобнее устроилась на крыше, прислонившись к тому, что вполне могло быть импровизированной трубой.

Стоило ей это произнести, и брат Коун услышал внизу шум. По улицам начала растекаться большая толпа с факелами. Люди переговаривались между собой, и среди их речей было слышно: целитель и он не мог уйти далеко.

Они искали именно его.

– Ты хотел бы узнать секрет Дираксона? – мягко спросила Нинавис.

Коун удивленно моргнул:

– Я… Что?

Она, должно быть, восприняла это как «да», потому что продолжила говорить, и ее голос был таким тихим, что, если бы Коун находился на фут дальше от нее, он бы ничего не услышал:

– Секрет Дираксона в том, что нас не существует. На самом деле. Мы – клан, состоящий из отверженных и изгоев всех остальных кланов. Дираксоны принимают людей, которые больше никому не нужны. Младенцев с волчьей пастью или зловещими родимыми пятнами, со слишком большим или слишком маленьким количеством пальцев, кривыми ногами или изогнутыми позвоночниками. Маракорцы знают, что, если они не хотят оставить ребенка у себя, они могут бросить его на краю болота Кульма, и этот ребенок просто… исчезнет. Его примут Дираксоны, призраки Кульмы, которые воспитывают своих подкидышей на постоянной диете тьмы, смерти и мести.

– Ох. – Коун почувствовал смесь печали и отвращения. Печаль по брошенным детям; отвращение к людям, которые оставили их умирать. – И затем вас обучают быть убийцами.

– Да. Теми, кого ненавидят, боятся, и теми, кто всегда, всегда пользуется очень большим спросом. – Взгляд Нинавис был устремлен куда-то вдаль. – Я ушла до Лонежского Адского Марша. Я покончила с убийствами. Потеряла к этому вкус. К сожалению, – она махнула рукой в сторону трущоб, – эти люди так и не поняли того же, что и я, – что остальной мир хочет, чтобы мы враждовали и дрались. А Адский Марш лишь усугубил эту ситуацию.

– Я тоже не понимаю. Адский Марш закончился много лет назад.

– Адский Марш был просто предлогом, чтобы напасть на нас. – Она пожала плечами: – Прекрасной возможностью. В конце концов, это ведь мы все начали. Так что Дом Де Арамарин открыл Врата, и тогда Дом Де Эринва пронесся по целым городам. Они хватали всех, кого могли найти, заковывали в кандалы Мурада – делали их рабами, независимо от того, совершали эти люди преступления или нет. Снабжать плантации Дома Де Нофра рабами намного дешевле, чем платить фермерам за их работу. Прибыль в изобилии, и никаких признаков того, что она прекратится. Держу пари, что через двадцать лет любой маракорец, рожденный от родителей-рабов, будет рабом с самого начала.

– Рабство не передается по наследству. – От одной мысли об этом брат Коун почувствовал, как к горлу подкатывает комок…

– Ты просто очарователен! Этот вопрос не так уж трудно форсировать. Есть много способов сделать это. Тем более что это выгодно Королевским Домам. Дом Де Эринва продает рабов. Дом Де Нофра управляет фермами и собирает урожай. Это приносит запасы для Дома Де Кард и позволяет превратить их в полезные товары на продажу. А поскольку Дом Де Арамарин специализируется на транспорте, они получают металл за каждую партию товара, проходящую через их Врата. Поэтому кланы, бежавшие после Адского Марша, слышат, что их ждет, если они вернутся. Они идут дальше на север, пока не окажутся в Джорате, но Джорат не хочет иметь с ними ничего общего. А потом до них доходит этот слух. Ну, ты слышал: на вершине Демонского Водопада есть целый город, который пустует большую часть года. Поэтому они тащат сюда свои задницы и выясняют, что здесь не так уж пусто, как они думали. А джоратцам не нравятся маракорцы, не так ли? Вторжение всех этих беженцев, которые начинают драться друг с другом, как только оседают здесь, просто лишний раз убеждает прекрасных граждан Атрина, что все их предрассудки оправданны.

Брат Коун затаил дыхание, увидев, как по переулку, где они нашли убежище, проходят люди, несущие факелы и дубинки, но без клинков.

Нинавис положила руку ему на плечо и крепко сжала.

Люди огляделись по сторонам, и брат Коун понял, что свет факелов ослепил их. Если брат Коун и Нинавис не двинутся с места, их никто не заметит.

Если, конечно, никто не найдет лестницу…

Мужчина заметил ее и начал подниматься, но стоило ему ступить на нее, как Коун услышал крики и стук копыт. Люди рванулись на главные улицы, толпа рассеялась, а мимо пронеслись солдаты, одетые в цвета герцога.

– Я видела, как ты был расстроен, – прошептала Нинавис, наблюдая за уходящими, – когда увидел, как люди герцога убили того человека на мосту. Я не знаю, может, он это и заслужил, но знаю, что мои люди заслуживают лучшего, чем быть загнанными, как собаки. Мне не нужно было притворяться джоратцем, чтобы со мной обращались правильно. Не думаю, что Джанель действительно понимает это. В отличие от тебя. По крайней мере, ты пытаешься.

– Должно быть что-то, что мы можем сделать. Мы должны их как-то убедить прекратить сражаться друг с другом.

– Да, я задавалась этим вопросом, – задумчиво произнесла Нинавис. – Раньше я думала, что это невозможно. Что мы, маракорцы, никогда не откажемся от нашей вражды, но больше я в этом не уверена. Символы могут быть такими мощными. Все кланы всегда знали это, но у всех нас были свои собственные символы, свои собственные боги-короли, которым мы могли поклоняться и использовать, чтобы чувствовать себя особенными. Мы стекались к ним. Проклятье! Ведь джоратцы, по сути, просто еще один клан бога-короля бассейна Зайбура. Что нам действительно нужно, так это символ, вокруг которого мы можем сплотиться. Стать чем-то большим, чем джоратцы, Дираксоны, Агари или кто-то еще.

– Но что?

Нинавис пожала плечами и ухмыльнулась:

– Пока не уверена. Если ты что-нибудь придумаешь, дай мне знать. – Она вскочила на ноги. – Пошли. Толпа уже должна быть на улицах. Давай отведем тебя обратно на пастбище.

26: Великий турнир вызовов

Провинция Джорат, империя Куур.

Через три дня после того, как Тераэту не удалось убить мимика

Джанель посмотрела Нинавис в глаза:

– Знаешь, я действительно пытаюсь понять.

Женщина пожала плечами:

– Да, я знаю. Но в то время…

– Я понятия не имел, что Королевские Дома делали в Маракоре, – сказал Кирин.

– А зачем тебе это надо было? – Нинавис взяла воду вместо спиртного. – Королевские Дома ведь не будут ходить вокруг тебя и говорить: «Эй, ты в курсе, что мы, как проклятые, пытаемся поработить целую провинцию? Мы получим столько прибыли! У нас все прекрасно складывается!»

Дорна усмехнулась:

– Но, по крайней мере, так оно и было.

Джанель кивнула:

– Так и есть. Жаль, что с плантаций продолжают пропадать люди. Какое несчастье!

Кирин замер, уставившись на женщин:

– Подождите. Что вы… О чем вы говорите?

– Все зависит от обстоятельств, – сказала Нинавис. – Насколько ты предан Дому Де Мон?

– Совсем не предан, – сказал Кирин. – Уж поверь мне, особой любви там нет. – Он нахмурился и замолчал. – Хотя мне приходит в голову, что я должен проверить, не являюсь ли я лордом-наследником или, может, Гален… – Кирин пожал плечами: – Впрочем, это не имеет значения. Я не вернусь.

– Хорошо. Итак, на самом деле мы… – Нина замолчала, стоило Джанель коснуться ее руки:

– Не так быстро. Я думаю, что наш новый друг должен сначала услышать о моей встрече с герцогом Ксуном. – Джанель одарила Кирина улыбкой, которая казалась извиняющейся, но в то же время ничего не обещала.

Кирин откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди:

– Прошу!

Рассказ Джанель.

Луг, Атрин, Джорат, Куур

– Ты нашел брата Коуна? – положив руку на талию и борясь с тошнотой, спросила я у вошедшей в палатку Нинавис. – Пожалуйста, скажи мне, что с ним все в порядке.

Нинавис, склонив голову набок и разглядывая меня, плюхнулась в кресло. Дорна в это время продолжала возиться с плащом и головным убором из перьев.

– С ним все в порядке. Попал в переделку с шарлатанами, которым не нравилось, что из-за него они теряют прибыль. Значит, Митрос позволит тебе занять его место в качестве Черного Рыцаря?

– Это самый простой способ получить доступ во дворец. Дорна, этот плащ слишком тяжел. Я чувствую, что задыхаюсь.

– Дело не в плаще, жеребенок. Это нервы. – Дорна бросила на меня понимающий взгляд. – Твоя мать была такой же. Ее тошнило перед каждым выступлением.

Меня затошнило. Разумеется. В прошлый раз я была сосредоточена на битве с Дедрю. Это было намного хуже.

– Твоя мать когда-то участвовала в выступлениях? – Нинавис заинтересованно уставилась на меня.

– Да. – Я по-прежнему пыталась удержать ту скудную кашу, что смогла проглотить, в желудке. – Вот как она… – Я замолчала и прочистила горло.

– Так познакомились ее родители, Френа и Джарак, – сказала Дорна, – а я познакомилась с матерью Джанель. – Она ударила себя кулаком в грудь: – Я помогала ей тренироваться.

Нинавис посмотрела на меня:

– Получается, ты поддерживаешь семейную традицию.

Я села и сосредоточилась на своем дыхании.

– Это только на сегодня. Когда герцог покинет свою ложу, чтобы отправиться на ужин, я уже буду ждать его.

– Будь осторожна. – Из голоса Нинавис пропал всякий намек на легкомыслие.

Я резко встала, прекрасно понимая, что стоит клубящейся внутри меня энергии позволить взять верх, и мой плащ будет развеваться вокруг, подобно оперенью гигантского ворона, но в то же время меня вдруг озарило, почему в голосе Нинавис звучит беспокойство.

Я смотрела на женщину и задавалась вопросом, когда именно Нинавис стала одной из моих людей. Все обещания, данные Кэлазану, были выполнены несколько недель назад. Она не должна была ни присматривать за моими людьми, ни помогать в моих поисках, ни заботиться о моей безопасности. И она не была джораткой, а значит, ее не заставлял оставаться здесь сохраняющийся табунный инстинкт, говорящий, что ей некуда больше идти.

Она оставалась здесь, потому что хотела этого.

Я задавалась вопросом, поняла ли Нинавис, что она изменила своей верности, но была ли она у нее? Кэлазан был ее человеком, а не наоборот. Ее преданность ему была преданностью идорры, а не тудадже.

Она прищурилась, глядя на меня:

– Не смотри на меня так, будто я только что прокляла твою любимую лошадь. Я по-прежнему считаю, что, несмотря на то что Ксун – твой герцог, ты идешь в логово ягуара. Будь осторожна.

Я встряхнула головой и схватила шлем с пером со стола:

– Буду. Не волнуйся… – Но вдруг мне в голову пришла такая мысль, от которой я распахнула глаза: – Дорна, они узнают Арасгона…

Дорна махнула рукой:

– Никто не обратит на него внимания. Я выкрасила ему ноги, Митрос изменил ему глаза. Сейчас он просто статный черный жеребец. Сам он, конечно, красивее и больше по размеру, чем большинство коней, но ничего выдающегося. Вдобавок мы позаимствовали седло и снаряжение у Красных Копий. До тех пор, пока Арасгон будет держать рот на замке и не станет выкрикивать, как его зовут в лицо каждому, кто захочет послушать, никто его не узнает.

Я глубоко вздохнула и попыталась успокоиться.

– Спасибо.

Дорна подтолкнула меня к выходу из палатки:

– А теперь убирайся отсюда! Тебе нужно развлекать толпу[308].

День пролетел быстро.

Турнир начался с грандиозного зрелища: перед выходом на площадь, где проходил турнир, рыцари, участники и артисты шествовали по городу. Джоратцы заполнили все трибуны и крыши, с которых можно было увидеть соревнования. Самые предприимчивые сдавали места на небесных мостиках тем несчастным, кому не удалось найти места на трибунах.

Участники турнира носили яркие цвета, чтобы люди обратили внимание на тона их спонсоров, их Домов и организаций, оплативших им участие в представлении. Следующая неделя боев решит очень многое: деловые контракты, цены на товары, и даже установит виновность или невиновность подсудимых. Никто в Джорате не стал бы заниматься каким-либо значительным бизнесом, не установив сперва соответствующие идорру и тудадже для каждого из участников. Наиболее цивилизованным способом установления всего этого были соревнования[309].

Все смотрели, радовались и пили. На турнирной площадке и за нею одна за другой вспыхивали драки. Лучшие художники Джората изображали на лакированных рыцарских доспехах ягуаров, слонов, обезьян и попугаев. Но портились такие доспехи намного проще, чем обычные металлические, так что на соревнованиях были нередки сломанные кости.

Стоило мне взглянуть на сражающихся, и я вновь вспоминала сэра Ксиа Нилос и ее оруженосца, убитых клинком Дедрю. Или жителей Мерейны, насмерть задохнувшихся от синего дыма.

Но нет, здесь такого не могло произойти. Атрин – столица Джората. Пусть весь Джорат и относился неодобрительно к магии, каждый аристократ привел своих Привратников. Здесь присутствовали жрецы всех Восьми. Ни один колдун не смог бы повторить трюк Сенеры, иначе бы его сразу поймали[310].

Поэтому мы с Арасгоном проводили время, развлекая толпу и притворяясь шутами в черном. Наконец солнце закатилось за гору на востоке, и герцог, встав, помахал толпе на прощание, отправляясь вместе со своим двором прочь.

Я знала, что они отправятся на пир: их будет ждать восемь вечеров богатой еды, выпивки и веселья, соответствующих дневным празднествам[311].

Я подавила зависть и разочарование. Это был бы мой первый Большой Турнир после совершеннолетия. Моя первая возможность предстать перед сверстниками во всем великолепии графа Толамера и насладиться танцами и почестями.

Никто не остановил меня, когда я направилась в коридор, выбранный для засады. Когда-то в детстве я пользовалась им, чтобы подстерегать там герцога – отца нынешнего герцога, который вознаграждал за такие засады леденцами. Так что я стояла там, как скучающий рыцарь, ожидающий приказов.

Выбери герцог другой путь – и все мои планы пошли бы прахом, но прозвучавшие шаги подсказали мне, что я угадала правильно. И когда они приблизились, я стащила шлем с головы, сунула его под мышку и вышла навстречу.

Форан Ксун, герцог Джората, получил свой титул молодым – как и я, он потерял своего отца во время Лонежского Адского Марша. Его мать, Пина, просто шла следом за своим сыном, одетым в богатые коричневые одежды, лишь формально соблюдая приличия кобылы. Сам Форан был красивого цвета красного дерева, с белым лаэвосом и светлыми пятнами-«поцелуями» на руках.

Он увидел меня впереди в коридоре, и его карие глаза расширились от удивления. Его солдаты, вооруженные и закованные в броню из настоящего металла, а не из лакированной кожи или тростника, казались не менее удивленными… но гораздо менее обрадованными встрече.

– Мой герцог. – Я опустилась на колено как раз в тот миг, когда охранники выхватили оружие. – Прошу вас, выслушайте меня.

Раздался звук шагов, направляющихся ко мне.

Именно то, как он отреагировал бы на мое появление, и подсказало бы мне, настроили ли его против меня. Я напряглась и даже приготовилась бежать при необходимости.

– Подожди. Джанель Данорак? Из Толамера? Я не видел тебя уже много лет. – В его голосе звучало удивление. А затем он рассмеялся: – Нет, нет, все в порядке. Оставьте ее.

Оставить меня охранники явно не собирались, но, по крайней мере, почтительно помогли мне подняться.

– Посмотри, как она выросла, – прошептала Пина Ксун своему сыну. – Она такая милая, но нам нужно одеть ее в другие цвета. Сейчас она выглядит как Черный Рыцарь, – и она рассмеялась от этой нелепой мысли.

Я глубоко вздохнула, опустив глаза в землю:

– Мой герцог, я бы хотела поговорить с вами о знамени Барсина.

– Барсина? Барсина… Мама, почему это звучит так знакомо?

– Колдуны, мой дорогой.

– Точно! – щелкнул пальцами герцог Ксун. – Да, колдуны. Ты ведь присутствовала при этом, верно? Во имя Восьми, должно быть, это было ужасно. Пойдем с нами. Ты ведь придешь на пир сегодня вечером? Мне сказали, что повара приготовили из рисовой муки и кукурузных рылец жеребца в натуральную величину. Я так взволнован.

Я удивленно смотрела на герцога, не в силах совладать с собой. То, что он знал о произошедшей катастрофе, конечно, успокаивало меня, но он придавал гораздо большее значение вечеринке!

– Мне так жаль было слышать о твоем дедушке, – продолжил герцог, – хотя не могу сказать, что я удивлен. Он был таким старым. Не так ли, мама?

– О, совершенно верно. Но весьма преданным.

– Полагаю, да. Я всегда чувствовал себя с ним так, словно у меня застряла еда между зубами, – признался герцог. – Держу пари, в Загробном Мире он даже Таэну заставляет поправлять платье. Он был очень строг с тобой? – На меня он даже не оглянулся, так что мне потребовалась секунда, чтобы понять, что обратились ко мне.

– Э-э… мне он таким не казался, мой герцог.

– Конечно. В конце концов, ты ведь была единственной семьей, которая у него оставалась, и, вероятно, поэтому тебе все сходило с рук. Надеюсь, ты привезла с собой другой наряд? Эта броня просто фантастична для турниров, но она совсем не подойдет для праздника. Если ты не наденешь никаких украшений, люди подумают, что ты кобыла.

– Я надеялась, что смогу сначала поговорить с вами о Барсине…

– О, конечно. Я имею в виду, что, когда появляется кто-то и уничтожает во время турнира целый город… Я ведь должен быть очень внимателен, не так ли? Мы не можем допустить, чтобы это повторилось.

Я выдохнула, почувствовав, как меня покидает напряжение.

– Да, мой герцог. Я совершенно согласна.

– К счастью, я был проинформирован о ситуации и держу все под контролем. Никаких проблем не будет.

– Это замечательно, мой герцог. Это барон рассказал вам, что случилось?

– Нет, нет. У меня есть письмо от нового барона, но у меня еще не было возможности встретиться с ним лично. Нет, сюда в город добрался выживший, который все объяснил. Замечательный парень. Я думаю, что мог бы держать его при себе, даже если он не джоратец.

Коридор заканчивался двойными, богато украшенными дверями, перед которыми замерли солдаты. Они отдали честь при приближении герцога, а затем распахнули перед ним двери.

– Он не джоратец. – На какое-то мгновение я почувствовала себя озадаченно, но как только двери распахнулись, я поняла, что описать так можно было только одного человека. У меня внутри все оборвалось.

– Мой герцог, – отвесил глубокий поклон Релос Вар. – Я так счастлив видеть вас[312].

27: Охота на Белую лань

Провинция Джорат, Куурская империя.

Через три дня после того, как Дарзин Де Мон получил по заслугам

– Серьезно? – Кирин смерил Джанель долгим взглядом. – Ты остановишься на этом? Нина права, ты настоящее чудовище.

Джанель только рассмеялась и потянулась за водой.

– Но у меня так пересохло во рту. – Она отсалютовала ему стаканом. – Как бы то ни было, сейчас я, по крайней мере, могу посмеяться над этим, а в то время совершенно не находила это забавным.

– Подожди, – сказала Нинавис. – Но я думала… – Она изумленно покачала головой: – Неужели по эту сторону Драконьих Башен нет ни одного аристократа, которому этот ублюдок ничего не нашептал?

Коун покачал головой:

– Не совсем.

– Герцог Маракора? – предположил Кирин.

– Герцога Маракора не существует со времен Лонежского Адского Марша, – сказала Джанель. – И, похоже, никто из Высшего совета Куура – ну, слышали, того, который принадлежит Королевским Домам? – по какой-то причине не спешит его заменить.

Кирин покачал головой:

– Так вот что имел в виду Митрос, когда сказал, что не уверен, что ты добьешься большого успеха, предупредив герцога Ксуна. Из-за Релоса Вара.

– Может быть, – сказала Джанель. – Но есть и другое возможное объяснение.

– О?

Джанель пожала плечами:

– Герцог Ксун – дурак, у которого не хватает мудрости осознать, что, если стоять на улице во время бури, можно промокнуть?

– А, – сказал Кирин. – Значит, для него нет тудадже?

– Трудно иметь тудадже к тому, с работой которого справилась бы лучше даже лошадь. – Джанель вскинула палец: – Не огнекровка. Лошадь.

– Теперь я действительно хочу услышать, как прошла ваша встреча.

Коун прочистил горло:

– Если не считать того, что сейчас моя очередь рассказывать.

Кирин прислонился к стойке:

– Верно. Прости.

Рассказ Коуна.

Луг, Атрин, Джорат, Куур

– А вот и немного прелестного металла, – сказала кобыла Дорна, высыпая монеты из кошелька на ладонь.

Брат Коун моргнул, глядя на нее. Раньше у нее в руках был другой кошелек. А вот этот больше подходил к лифу женщины, с которой Дорна ушла ранее.

– Ты ведь не… – Брат Коун замолчал и откашлялся. – Она сделала тебе подарок?

Ухмылку Дорны лучше всего можно было описать как похотливую.

– Она оценила мой урок.

– И какой урок она оплатила?.. – Брат Коун вскинул руку: – Не берите в голову. Пожалуйста, забудьте, что я спрашивал. Я совершенно уверен, что не хочу этого знать[313].

Она захихикала.

Прежде чем вернуться к Красным Копьям, чтобы помочь им в соревнованиях, Нинавис оставила жреца на попечении Дорны. Сэр Барамон исчез, стараясь возобновить свои связи в рамках турнира, а Джанель продолжала гарцевать, изображая Черного Рыцаря. В итоге брат Коун остался наедине с Дорной, которая бродила по турниру, воспринимая его как передвижной пир: банкет воровства, выпивки и похоти, готовый утолить ее немалые аппетиты.

Брату Коуну иногда казалось, что она проделывает все эти выходки лишь для того, чтобы его шокировать.

Его внимание снова привлек низкий, одобрительный свист Дорны. Брат Коун проследил за ее взглядом: как и следовало ожидать, она глазела на женщину, проходившую по небесному мосту.

Если джоратцам нравилось сравнивать себя с лошадьми, то предметом внимания Дорны был белый жеребец. Не той окраски, которая называется серой и выглядит белой, лишь когда подрастет, а по-настоящему белой, того тона, как выглядит жеребенок, которому суждено умереть, едва родившись. У этой женщины были настолько белые кожа и волосы, что она вообще не могла бы находиться под солнечным светом – под ним она казалась прозрачной. Она одевалась по-королевски, не следуя моде джоратцев, а одеваясь так, как одеваются мужчины в столице. Она щеголяла в обтягивающей серой шелковой мише с высоким воротом и в серебристых бархатных штанах «кеф», заправленных в высокие сапоги. На ее блестящем аголе сверкали бриллианты, подобно снежинкам, падающим в зимних сумерках. Шедшие рядом с нею в качестве почетного караула солдаты казались вполне способными сделать все для того, чтобы на нее могли лишь смотреть и завидовать[314].

Затем она повернула голову, и брат Коун увидел ее лицо.

– Дорна! – Брат Коун схватил старуху за руку. – Дорна, это долтарка из Мерейны. Это Сенера!

– О? Ну, мне никто не говорил, что она все это время возила контрабандой проклятые дыни за корсажем[315]. – Дорна убрала кошелек. – В прошлый раз я ее как следует не разглядела.

– В прошлый раз она одевалась менее вызывающе.

– Она одета как жеребец, но я бы не сказала, что слишком уж вызывающе.

Брат Коун вытянул шею, чтобы посмотреть вслед кол-дунье.

– Мы должны пойти за ней.

– Дважды можешь это не говорить. – Дорна протянула свою кружку мужчине, стоявшему рядом: – Подержи, ладно? – Схватив брата Коуна за руку, она потащила его с трибун.

Брат Коун никогда бы не смог последовать за Сенерой в одиночку. Он понятия не имел, как добраться с трибун турнира до тех небесных мостов, по которым, как они видели, проходила женщина. К счастью, Дорна знала Атрин так, будто родилась здесь (что, насколько знал брат Коун, вполне могло так и быть), а значит, знала все его кратчайшие пути и закоулки небесных троп.

Сенеру в то же время оказалось легко отследить. Ее белые волосы светились вдали, как маяк. Как раз в тот момент, когда брат Коун думал, что они потеряли ее, они мельком видели ее аголе или сопровождающих солдат и снова шли по ее следу.

Брат Коун вскрикнул от неожиданности, когда Дорна внезапно оттащила его за угол. Он даже не сразу понял, в чем дело: он был так увлечен преследованием Сенеры, что перестал обращать внимание на то, куда она их привела.

К поместью маркрива Ставиры.

Коун сглотнул, увидев одетых в алое и золотое солдат Ставиры, патрулирующих территорию. Никто не выглядел настороженным. Солдаты, казалось, больше интересовались ликующими толпами и завидовали тому, что не могут присутствовать на турнире.

Но брат Коун был уверен: если возникнет такая необходимость, они немедленно проявят бдительность.

Дорна потянула брата Коуна за рукав. Сенера приблизилась к главному азоку. И, к удивлению Коуна, ее у входа ждал, чтобы поприветствовать, сам сэр Орет Малкоссиан.

Брат Коун заподозрил, что Релос Вар не терял времени даром, налаживая связи между сэром Оретом с Сенерой; они явно встречались раньше.

– Сзади нет охраны, – прошептала Дорна.

– Дорна, это небезопасно. Мы должны вернуться и рассказать графу Джанель.

– Подожди чуть-чуть.

На другом краю комплекса показался рыцарь Ставиры, вернувшийся с соревнований. Его доспехи были весьма потрепаны, гигантское искусственное птичье крыло на плече сломалось и волоклось по спине его огнекровки.

И вдруг подпруга на его седле лопнула.

Рыцарь, и без того тяжеловесный, сделал то же, что и любой при таких же обстоятельствах: он упал. Брат Коун предположил, что огнекровка начала звать на помощь, и охранники побежали к ним.

Кобыла Дорна зашевелилась.

И брат Коун, опасаясь, что привлечет внимание охранников, не осмелился протестовать, когда старуха, прячась за стогами сена и бочонками с рисовым вином, нашла в царившей вокруг суматохе место для них за главным азоком, в который вошли Сенера и сэр Орет. Собираясь подслушать, она наклонилась к палатке и махнула брату Коуну, призывая его поступить так же. Он был вынужден подчиниться, молясь про себя Селанолу, чтобы их не обнаружили.

– Я ничего не слышу, – прошептала кобыла Дорна. – Может, ты слышишь?

Брат Коун прислушался. Рыцарь, выпавший из седла (как Дорна вообще добилась этого?), судя по качеству и жару проклятий, уже не казался таким уставшим. Охранники начали возвращаться на свои посты. А из самого азока ничего не было слышно.

– Может быть, они, ну, ты знаешь… – Он покраснел.

– При этом тоже шумят, жрец, – убедительно заявила кобыла Дорна.

– Может быть, они подкрадываются к подслушивающим, – предположила Сенера из-за их спины.

Брат Коун обернулся.

За их спинами стояли Сенера и сэр Орет. Причем в руках у сэра Орета был обнаженный меч – так же, как и у полудюжины солдат, стоявших позади них. Сэр Орет уставился на кобылу Дорну с убийственным выражением лица.

Сенера улыбнулась:

– Нам нужно о многом поговорить. Не хотите ли вы оба пройти внутрь?

28: Обвинения в колдовстве

Провинция Джорат, Куурская империя.

Через три дня после того, как Таэна нашла лазейку в куурском процессе отбора императора

– Ну вот только ты не останавливайся! – сказал Кирин брату Коуну, когда тот замолчал, чтобы сделать глоток.

Коун улыбнулся:

– У меня пересохло во рту.

Джанель засмеялась и толкнула плечом Коуна.

– О да, я понимаю, такое случается, – сказал Кирин. Он повернулся к Нинавис: – И чем же ты тогда занималась?

– О, всего лишь восстанием против империи. Работали над тем, чтобы полностью снести Королевские Дома. – Нинавис улыбнулась: – Ну, знаешь, как обычно.

Кирин понял, что она не шутит.

– И насколько ты продвинулась?

– Честно? Весьма порядочно, но когда империя решит всерьез заняться нами, нас ждут трудные времена. Они не будут играть честно. – Нинавис повернулась к Джанель и хлопнула рукой по деревянной стойке. – Да ладно тебе. Я тоже хочу услышать, что произошло дальше.

– Точно. – Джанель глубоко вздохнула и, перестав улыбаться, заговорила.

Очередь Джанель.

Дворец герцога, Атрин, Джорат, Куур

Я настолько сосредоточилась на Релосе Варе, что не заметила, что в комнате находится еще один человек. У ног Релоса Вара скорчился, стоя на четвереньках и низко склонив голову, еще один мужчина, чье тело было скрыто плащом с капюшоном, так что я не могла разглядеть всех деталей.

– Как продвигается допрос? – спросил герцог, выходя вперед. Он не выказывал ни малейшего страха, ни малейшего намека на то, что осознает, что стоит перед кем-то очень опасным.

Кем-то, кого не может остановить сама Таэна.

– О, весьма успешно, – ответил Релос Вар, едва взглянув на герцога Ксуна. Его взгляд скользнул мимо него и остановился на мне: – Джанель Данорак. Мое сердце поет в твоем присутствии. Я никогда не сомневался, что ты выживешь.

– Да, разве это не замечательно? – Герцог хлопнул в ладоши. – Я встретил ее в коридоре. Она так же, как и мы, беспокоится о колдунах, Вар. Я подумал, что она могла бы оценить всю ту работу, которую ты проделал, чтобы выведать все об их ковене.

– Я уверен, что ни о чем другом она и не думает, – согласился Релос Вар, положив руку на спину мужчине, стоящему на коленях рядом с ним, и встретился со мной взглядом.

Его идорра ничуть не уменьшилась с того дня, как я встретила его в Мерейне. Я все еще испытывала искушение вздрогнуть, отвести взгляд, поклониться. И выражение его глаз…

Мне трудно это объяснить. В его глазах светилась тщательно скрываемая улыбка, словно Релос Вар поделился прекрасной шуткой, всю соль которой герцог Ксун никогда не смог бы истолковать.

В это мгновение я поняла. Релос Вар знал, что я знаю. Он понял, что я пришла сюда, чтобы указать на него. Эта улыбка подтверждала истину. Мы оба осознали нашу истинную природу: враги.

Ему это нравилось.

– Герцог, что бы он вам ни говорил…

– Джанель? Джанель, это ты? – раздался вдруг жалобный хриплый голос. Мужчина, стоявший на коленях, посмотрел на меня. Капюшон съехал с его золотого лаэвоса.

Тамин.

На его скулах красовались многочисленные кровоподтеки, потемневшие, отекшие. Под глазами виднелись синяки. У него не хватало нескольких зубов. На меня нахлынуло внезапное чувство неправильности всего происходящего.

Он мог бы себя исцелить. Он этого не сделал.

– Расскажи герцогу о колдунах, Тамин. Будь хорошим мальчиком. – Рука Релоса Вара погладила лаэвос Тамина, как будто собаку.

Тамин начал что-то говорить, по его телу побежала дрожь:

– Их был целый ковен. Они заставляли меня… они заставляли меня делать разное. Держали меня под своими чарами.

– А их предводительница? Кто она? – с мягчайшей злобой спросил Релос Вар, не отводя от меня взгляда.

Я почувствовала, как время остановилось и отяжелело, когда Тамин заговорил, даже герцог и его мать, и солдаты ловили каждое слово.

– Я никогда не знал ее имени, но ее кожа была белой. – Рука Релоса Вара сжала лаэвос Тамина. – Забрызганной черным. Белой с черными пятнами. Мне очень жаль, Джанель. Мне так жаль. Это была пожилая женщина с покрытой черными пятнами кожей. Пожалуйста, прости меня.

– Ты… – Я знала, что последует дальше. Описав Дорну, Тамин продолжил бы описывать остальных людей. Возможно, следующим будет брат Коун. Нинавис. Я.

– Это описание звучит очень знакомо. Граф, разве у тебя в услужении нет похожей женщины? – Герцог кружил вокруг нас, не отводя сосредоточенного взгляда от Тамина, так что сам пропустил происходящую перед ним битву взглядов.

– О нет, герцог, – ответила я, стараясь, чтобы мой голос звучал легко и нежно. – У моей няньки черная кожа, а не белая.

– О, точно. Теперь я вспомнил.

Рот Релоса Вара скривился. Этот ублюдок изо всех сил пытался не рассмеяться[316].

– Мой герцог, – сказала я, все еще не в силах отвести взгляд от Релоса Вара. – Я очень хочу присутствовать на празднествах сегодня вечером, но боюсь, что из-за нападения на Барсину моя официальная одежда и украшения не выдержали путешествия. Могу я положиться на вашу милость и щедрость вашего гардероба?

Я не планировала присутствовать на празднествах, сами понимаете. Я просто не знала, не сделает ли Вар чего-нибудь, что может оказаться смертельным. Я хотела убрать с дороги леди Ксун.

– О, моя бедная дорогуша! Да, я уверена, что смогу найти что-нибудь подходящее, – фыркнула леди Ксун. – И, конечно, вам всем есть что обсудить. С вашего позволения, мой дорогой?

– Ты хочешь уйти сейчас? Но сейчас будет самое захватывающее! Тамин назовет колдунов!

– О, я уверена, что ты справишься с этим без меня. – Ее плащ взметнулся крылом.

Релос Вар поднял голову. Ублюдок по-прежнему улыбался.

– Мне попросить Тамина продолжить его отчет?

Прежде чем герцог успел заговорить, ответила я:

– Он и так через многое прошел. Кроме того, я думаю, герцог хотел бы услышать мой отчет.

– О, это правда, так и есть. Клянусь богами, что-то не так? Вы двое смотрите друг на друга так, словно собираетесь обнажить мечи или тайно бежать.

Значит, он все-таки заметил.

Релос Вар прервал зрительный контакт, поскольку слова герцога заставили его рассмеяться глубоким приятным смехом.

– О нет, мой герцог. Боюсь, граф немного молода, на мой вкус. Без обид.

– И не думала обижаться, – пробормотала я. – Хотя, может быть, ваш младший брат был бы ближе мне по возрасту. Вы привезли его с собой?

О, значит, у его блестящего самообладания был свой предел. Взгляд, который он бросил на меня, был полон злобы. Тогда я предположила, что ситуация с его «братом» сложилась вовсе не так, как ему хотелось бы. Я не знала, радоваться мне этому или грустить.

Я медленно обошла Релоса Вара по кругу, заставляя его поворачиваться вслед за мной, не сводя с меня взгляда.

– Я действительно видела колдунью в Мерейне. Белокожую чужачку. Она очаровала стража, притворилась его служанкой.

– О, как вы видите, герцог, это соответствует описанию, данному бывшим бароном. – Улыбка Релоса Вара вернулась, он снова надел свои доспехи. – Но она, должно быть, работала вместе с другими. В конце концов, у колдунов всегда есть ковен.

– И, будучи их предводителем, ты прекрасно это знаешь. – Я преподнесла это обвинение как простой факт. Я не могла позволить Вару продолжать контролировать разговор. Я не могла позволить ему привести герцога ко мне и моим друзьям.

– Что? Джанель! Релос Вар – наш гость! – Судя по взгляду герцога Ксуна, он был шокирован.

– Тщательней подбирайте свои слова, – сказал Релос Вар.

– О, я подбираю. Видите ли, ваша светлость, он кажется достаточно безобидным, этот Релос Вар, со всеми этими его улыбками и мудрыми глазами. Но белая колдунья, которая задушила Мерейну, обязана Релосу Вару своим тудадже, как и Тамин, и ничего не изменилось до сих пор. Вар использует сладкие слова, чтобы исказить правду. Он мог заставить вас подумать, что мои люди или я – колдуны, но лишь для того, чтобы помешать нам раскрыть правду: он призвал тех демонов. Это он виноват во всех этих смертях.

Выражение лица Релоса Вара стало жутким.

– Я разочарован в тебе. Твои слова – отчаянное и злое обвинение женщины, которая знает, что ее вина скоро будет раскрыта.

Я громко рассмеялась, хотя ничего смешного в этом не видела. Я всегда думала, что однажды кто-нибудь может выдвинуть такое обвинение против меня. Мой дед тоже знал об этом и поэтому потребовал, чтобы я никогда не переубеждала никого по поводу случившегося Лонежского Адского Марша.

– Ты чужак. Ты нас не понимаешь. Ты не понимаешь наших обычаев. Вы слышите его, ваша светлость. Вы слышите его слова. И вы слышите мои. Вы знаете, что есть только один способ решить эту проблему.

Герцог кивнул:

– О, вполне. Как волнительно! Но… Джанель. Пожалуйста, скажи мне, ты же не колдунья? – Выражение его лица лучше подходило для того, чтобы выяснить, не пробрались ли его любимые лошади во дворец, чтобы внезапно заболеть поносом.

– Я не колдунья, ваша светлость. Клянусь, не колдунья.

Я давным-давно решила для себя, что определение колдуньи, данное братом Коуном, – как той, что вызывает демонов, – звучит более верно. А так называемое преступление, заключающееся лишь в обладании талантом к магии, не заслуживает смертного приговора.

– И теперь кто лжет? – рявкнул Релос Вар.

Герцог, казалось, не услышал слов Вара, а если и услышал, то воспринял все спокойно:

– Ну, тогда… Решено.

Я облегченно выдохнула.

– Здесь? Или на главном дворе?

– О, на главном дворе, – сказал герцог. – В конце концов, у нас турнир. Нет причин не показывать остальным.

На лице Вара появилось нерешительное выражение:

– Подождите. Что решено?

Мы с герцогом посмотрели друг на друга.

– Он чужак, мой герцог. – Я позволила проявиться в голосе ноткам сочувствия[317].

Релос Вар постарался придать своему лицу менее сердитое выражение.

– Я это и не отрицаю. Но я думаю, что имею право знать, что вы оба имеете в виду.

Герцог махнул рукой:

– О, ну что ж, вы уже обвинили друг друга в тяжких преступлениях. Есть один способ решить этот вопрос: в бою.

Я улыбнулась Релос Вару:

– Это означает, что у нас будет дуэль. И если ты откажешься, все узнают, что ты мошенник.

Он уставился на меня. Он выглядел шокированным или, по крайней мере, немного потрясенным. А затем усмехнулся:

– Моя дорогая девочка, ты должна знать, что не сможешь победить меня.

– Ты хочешь сказать, что я не смогу победить колдуна твоего калибра? – Я положила руку на пояс: рядом с оружием, но не на него. – Да, я знаю.

Он скорчил гримасу:

– Решила поиграть со мной? Думаешь, что можешь поставить меня в положение, когда мне придется использовать магию, чтобы защитить себя? Дурацкий план. Я ожидал большего[318].

– Посмотрим, – пробормотала я.

Герцог сказал:

– Мне неприятно прерывать, но традиции требуют, чтобы стороны были разделены. Релос, почему бы тебе не пойти со мной? Мы должны найти кого-то, кто будет сражаться вместо тебя.

– Я сам буду сражаться за себя.

– Что? – Герцог, казалось, опешил, но затем пожал плечами: – Ну что ж, если хочешь. Тогда мы должны найти тебе доспехи и оружие. Пойдем со мной…

Я улыбнулась. Даже когда Релос Вар позволил вывести его и Тамина из комнаты, колдун не сводил с меня взгляда. Но лишь когда он вышел, я почувствовала, как воздух вернулся в комнату, а мое сердце вспомнило, как биться.

– Что же я наделала? – пробормотала я в пустоту.

Никто мне не ответил.

29: Непродуманная дуэль

Провинция Джорат, Куурская империя.

Через три дня после того, как Кирин завалил столицу ненужными талисманами

– Ты ведь этого не сделала? – сказал Кирин.

– О, сделала, – призналась Джанель.

– Но ты с ним не сражалась? – поднял бровь Кирин. – Я имею в виду, что не шучу, когда говорю, что видел Релоса Вара лицом к лицу с богами. Не просто королями-богами. С самими Тремя Сестрами: Удачей, Смертью и Магией. Одновременно[319].

– О, она сражалась с ним, – сказала Дорна. Она посмотрела на Звезду: – Я не могу дотянуться до нее отсюда. Ты не против, дорогой?

– Без проблем, – сказал Звезда. Наклонившись, он отвесил Джанель подзатыльник.

– Эй! – Джанель впилась взглядом в Звезду. – Ты что творишь?

– И ты заслуживаешь еще тысячи, жеребенок, – сказала Дорна. – Я воспитывала тебя иначе! – Она ткнула пальцем в барную стойку. – Не затевай драку с тем, кто способен напугать богов. Слова, по которым можно жить.

– Я точно знала, что я делаю, – запротестовала Джанель. – Практически.

Коун открыл книгу:

– Я действительно ненавижу эту часть.

Рассказ Коуна.

Малкоссианские помещения Грин, Атрин, Джорат, Куур

Стражники затащили брата Коуна и кобылу Дорну в палатку, стены которой украшали огненные мотивы, вышитые красным и золотым. Со всех сторон усмехался ягуар Ставиры – он словно потешался над этим безрассудным вторжением.

Брат Коун встречался с сэром Оретом всего раз – когда тот несколько месяцев назад злобно прибыл в замок Толамер с солдатами. За время своего отсутствия сэр Орет не стал менее красивым. Джоратцы называли окрас его кожи поцелованным солнцем – золотисто-белый лаэвос и бронзово-коричневая кожа сочетались с темно-коричневыми перчатками на руках. Один глаз окружало белое пламя, отчего казалось, что он блестит чуть бледнее, чем второй.

Настроение Орета тоже особо не улучшилось. Едва оказавшись в палатке, он замахнулся мечом на Дорну.

– Нет, сэр Орет, – остановила его Сенера. Акцент выдавал, что она была родом из столицы Куура[320]. – Если здесь обнаружат трупы, это приведет к расследованию. Мы не хотим привлечь внимание. Лорд Вар был бы очень разочарован.

– Эта сука знает меня, – отрезал сэр Орет. – Если она расскажет обо всем отцу, он потребует выплаты по своим кредитам, и тогда у ваших людей не будет Привратного Камня в Толамере, которым можно было бы воспользоваться.

– Она старуха. Она не способна причинить тебе вред. – Сенера посмотрела на кобылу Дорну, затем на охранников: – Кто-нибудь выньте у нее кляп.

Брат Коун ожидал, что стоит только охраннику вытащить кляп, и изо рта кобылы Дорны посыплются ругательства. Но, возможно, Дорна не стала браниться, так как понимала, чем это грозит.

– И что теперь? – кобыла Дорна вздернула подбородок.

– О, все как обычно, – сказала Сенера. – Мы разговариваем, я задаю вопросы, ты в ответ рассказываешь мне какую-нибудь историю – правдивую или ложную, как тебе больше нравится, – чтобы убедить меня не позволить очаровательному сэру Орету перерезать тебе горло[321].

Брат Коун сглотнул:

– Здесь так не поступают, ты же знаешь. В этой провинции проникновение в чужое жилище не считается тяжким преступлением. Было бы очень странно предавать нас смерти. Никто не поверит, что мы убийцы, пойманные на месте преступления. Если сэр Орет убьет нас, это будет иметь тяжкие последствия.

Сенера повернулась и впервые посмотрела на него. Ее теплые серые глаза не носили Прикосновения богов, не были оттенка одного из божественных цветов Королевских Домов.

Она подмигнула брату Коуну.

– Жрец прав, – сказала она сэру Орету.

– Старуха – злая колдунья с нечестивым языком! – рявкнул сэр Орет.

– Да, твоя мать говорила мне именно это, – сказала кобыла Дорна.

Он снова вытащил свой меч и шагнул к ней, но на его пути встал охранник.

– Дорна! – сказал брат Коун. – Ты совсем не помогаешь!

– Прости, – пробормотала она. – Не смогла остановиться.

Сенера наблюдала за ними с выражением, граничащим с недоверием. Подойдя к столу, она налила несколько чашек чая.

– Признаю свою ошибку. Старуха может причинить вред твоим чувствам. – Она подняла чашку. – Кто-нибудь хочет чаю?

– О, я бы с удовольствием, – сказала кобыла Дорна. – Если бы ты меня развязала… – Она пошевелила руками за спиной, чтобы подчеркнуть, насколько она скована.

Сенера внимательно посмотрела на нее и протянула чашку:

– Развяжи себя сама. Мы обе знаем, что для кого-то вроде тебя эти узы с таким же успехом могут быть сделаны из сахарной нити.

– Что мы делаем? – Сэр Орет указал на переднюю часть азока. – Моя семья вернется с минуты на минуту. У нас нет времени на общение с крестьянами. На тебя достаточно приятно смотреть, Сенера, но ты никого не обманешь, заставив думать, что ты жеребец[322]. Предоставь все людям, которые знают, что делают. – Он сделал знак охранникам: – Заберите их обоих. Мы переведем их в южный амбар и позже решим, что с ними делать.

– Ты по-прежнему очарователен, как и всегда, – пробормотала Дорна.

Выражение лица Сенеры напряглось, и она на секунду закрыла глаза, а затем поставила чай на стол:

– Сэр Орет, что это за шум?

Рыцарь снова повернулся к ней:

– Что?

Брат Коун понял, что Сенера не болтает без дела. Вдалеке раздался глухой рев, как будто они вновь оказались слишком близко к Водопаду Демонов.

И шум был ликующий. Толпа на турнире просто ликовала.

Запыхавшийся гонец в красном и золотом вошел в палатку.

– Благородные господа, – судорожно глотая воздух, сказал он. – В расписание турнира добавлено еще одно соревнование. Граф Толамер будет сражаться с Релосом Варом.

– Нужно иметь совершенно пустую голову! – возмутилась кобыла Дорна.

Брат Коун знал, что Дорна не имела в виду Релоса Вара.

– Будь оно все проклято! – не выдержал сэр Орет. – Она собирается убить его[323].

Сенера уставилась на него:

– Ты здесь новенький, да?

– Джанель сильна, как десять мужчин, – сказал сэр Орет. – Твой хозяин хорошо болтает языком, но на дуэли Джанель разорвет его на части.

Сенера закатила глаза. Она выглядела растерянной, но не встревоженной.

– Тогда пошли. – Сенера жестом подозвала охранников: – Забирайте этих двоих на трибуны. Самое меньшее, что мы можем сделать, – это позволить им стать свидетелями смерти их любимого графа.

– Как можно быть такой глупой?! – пробормотала себе под нос кобыла Дорна, пока они шли, иногда подталкиваемые сзади нетерпеливым охранником. – Она сказала, что просто поговорит с проклятым герцогом, а вовсе не то, что вызовет какого-нибудь колдуна на дуэль. О чем, чтоб мне в ледяной ад попасть, она только думала?

– Не знаю, – ответил брат Коун. – А что Сенера имела в виду, говоря о веревках?

– Не обращай внимания, жрец.

– Я вдруг подумал об огнекровке, у которой лопнула подпруга, – сказал он. – И о веревках Кэлазана. И если уж на то пошло, помнишь все эти арбалеты, нацеленные на графа Джанель в Мерейне? На которых внезапно лопнули все тетивы.

– Хватит болтать! – сказал охранник, идущий позади них. Его акцент звучал вполне по-джоратски, но в голосе слышалось что-то еще.

Брат Коун вздохнул, но подчинился приказу стражника. Впрочем, это не могло помешать ему думать. Брат Коун задался вопросом, имела ли граф Джанель какое-нибудь представление о том, что кобыла Дорна также подходила под джоратское определение колдуньи. Он вспомнил обо всех людях, которые рядом со старухой вдруг теряли свои кошельки, но он никогда не видел ножа в ее руках. Он подумал о том, как хорошо она штопала дырки, делая стежки столь мелкими, что их невозможно было различить невооруженным глазом. Она, вероятно, знала лишь одно заклинание – связывающее и развязывающее, – но владела им блестяще.

– О чем она только думала? – снова пробормотала Дорна.

Сенера шла как королева. Ничто в ее поведении не наводило на мысль, что она боялась, что кто-нибудь может призвать ее к ответу за смерти в Мерейне. В то же время сэр Орет нервничал и оглядывался по сторонам, чтобы посмотреть, не наблюдает ли за ним кто-нибудь.

Он, вероятно, искал своего отца.

Сенера повела своих спутников в уединенную, расположенную выше остальных зону на трибунах, где у каждого присутствующего были свои слуги и стражники.

– У тебя есть собственная ложа? – шокированно спросила Дорна.

Сенера рассмеялась и села. К ней тут же подскочил, надеясь на объедки и внимание, маленький дол, возможно, месяцев восьми или около того, спавший до этого на бархатной подушке. Сенера потрепала собаке уши и позволила ей сесть рядом, положив голову на колени.

Брат Коун моргнул, узнав собаку. Щенок стража из Мерейны, которого Сенера забрала с собой, когда покинула город из-за вызванного ею удушливого газа.

– Я собираюсь посоветоваться с отцом, – сказал сэр Орет. – Если я найду его первым, он не станет меня искать. Надеюсь, вы знаете, что делаете. – И он ушел, жестом приказав своим солдатам следовать за ним.

– И вот перед нами очень красивый идиот, – покачав головой, сказала Сенера. – Я рада, что он нам не нужен ни для чего по-настоящему важного.

Брат Коун начал было отвечать, но в этот момент граф Джанель выехала на ринг, и толпа радостно заревела. Девушка взмахнула мечом и что-то закричала толпе.

Брат Коун понял, что она выкрикивает свои обвинения. Что Релос Вар – колдун, который приказал демонам и драконам напасть на провинцию, а белая колдунья с юга помогала ему.

Находящаяся рядом Сенера замерла, поглаживая дола.

– Последствия этого могут быть весьма обременительны. – Сенера повернулась к Дорне: – У ваших людей есть законы, защищающие от клеветы?

– Да, ты как раз смотришь на их исполнение.

Следующим выехал Релос Вар, и хотя он не щеголял на лошади, как Джанель на Арасгоне, в седле он держался достаточно уверенно для того, чтобы не опозориться.

Речь Релоса Вара была убийственной.

– Эта женщина не настоящая джоратка! – воскликнул он. – Я знаю, я здесь чужак, но, по крайней мере, я не лгу. Она заключила соглашение с демонами, будучи еще ребенком, в кантоне Лонеж. Она не сбежала от демонов. Она была их предводителем! Она повела армию демонов против всех вас! И теперь, когда мы захотели остановить ее и ее махинации, она стремится исказить правду. Разве она не посетила Мерейну незадолго до ее разрушения? Разве она не покинула свой родной кантон Толамер? Она напала на своего жениха, когда он обнаружил ее предательство. И теперь она указывает на меня, потому что я знаю, кто она такая, и у меня хватает смелости сказать это.

Толпа на миг умолкла, а потом взревела.

Они не приняли сторону Релоса Вара. Он был чужаком, а она была Джанель Данорак. И, имея сомнения, они заранее решили, что она права.

Если только Джанель не проиграет. В его словах было что-то мерзкое, и в немалой степени потому, что он адски извратил ее историю. Брату Коуну стало плохо. Если Релос Вар победит, этот бой станет доказательством, необходимым для того, чтобы предать Джанель смерти. За дуэлью последует сожжение.

Сенера улыбнулась и продолжила гладить собаку[324].

Окончив свой выезд, Релос Вар удивил всех, спешившись и оставив лошадь в стороне. После минутного раздумья граф Джанель сделала то же самое, отправив Арасгона обратно в конюшню, несмотря на энергичные возражения огнекровки.

Сражающиеся сошлись друг с другом, и каждый был вооружен мечом и щитом. Джанель воспользовалась своим фамильным мечом, который давал ей преимущество, и при том, что любому человеку понадобились бы обе руки, чтобы управляться с ним[325], Джанель держала его так, словно это был одноручный меч.

Релос Вар выглядел как библиотекарь, которого кто-то насильно загнал на гладиаторский бой.

Впрочем, его внешность совсем не соответствовала его мастерству. Релос Вар легко уворачивался от ее замахов, тесня Джанель назад. Ее сила не давала никаких преимуществ.

Если они сейчас о чем-то и говорили, этого не было заметно.

Весь стадион принялся скандировать:

– Данорак, Данорак, Данорак!

А затем что-то произошло. Брат Коун не заметил ошибки. Может быть, Джанель ее и не сделала. Она вскинула меч, Вар замахнулся на нее своим…

И меч Джанель разлетелся вдребезги, как будто был из стекла. Все вскочили с мест. Все до единого, от герцога до самого обычного ребенка, сидевшего на коленях у родителей на крышах по ту сторону Луга.

Мгновение спустя побежденная Джанель без сил упала на колени.

Она сдалась Релос Вару.

– О, проклятье, – сказала кобыла Дорна. – Твой человек выиграл достаточно честно…

Релос Вар пронзил Джанель мечом.

Время остановилось. Брат Коун, пораженный, уставился на поле. Даже с этого расстояния брат Коун увидел потрясенное выражение лица Джанель. Релос Вар выдернул меч, и Джанель упала. Под ней растекалась лужа крови, впитывающейся в землю.

Она не шевелилась.

Толпа притихла. Сенера вздохнула и встала:

– Итак, с этим закончили. Пойдем принесем тело.

30: Прогулка по лесу

Провинция Джорат, Куурская империя.

Через три дня после того, как Кирин первый раз в жизни увидел, что Нефритовые врата закрыты

Кирин указал пальцем на Джанель:

– Подожди, что? Таэна вернула тебя? Что случилось? Как?..

– Ш-ш-ш, – сказала Джанель. – Я как раз собираюсь рассказать об этом.

Рассказ Джанель.

Загробный Мир

Проблема со смертью заключается в том, что каждый раз, когда ты закрываешь глаза, ты никогда не знаешь, последний ли это раз. Если, конечно, все по-настоящему.

Была ли я мертва или просто находилась без сознания? Я не могла сказать точно. Я стояла у склона холма, расположенного в Загробном Мире, будучи облаченной в черные доспехи, лишь слегка отличающиеся от тех, что я носила всего несколько мгновений назад.

Передо мной был Разлом.

Все называли его Разломом, даже Ксалторат. Это была гигантская трещина в земле, могучий каньон, отмечающий границу, где Загробный Мир уступает место Земле Покоя. Гигантские куски камня и земли поднимались вверх непрерывным потоком, подобно водопаду, бегущему в обратном направлении.

Демоны атаковали Разлом, но они всегда атаковали его. Немногие места во всем Загробном Мире могли быть посещаемы Восемью Бессмертными с большей вероятностью. Я всегда избегала этого региона. Покажись я здесь, и на меня нападут с обеих сторон. Даже если Таэна и сказала своим людям, чтобы они оставили меня в покое, другие боги и их силы вряд ли автоматически сделали бы то же самое. Здесь всегда было правилом – сперва нападать, а потом задавать вопросы, тем более что меня здесь не знали.

Потому я отступила.

Мне всегда было интересно, как бы отреагировали люди в Мире Живых, если бы узнали правду о загробной жизни. Большинство душ так никогда и не достигали Земли Покоя. Ни в одной из известных мне религий не говорилось, что наградой за хорошо прожитую жизнь будет еще одна вечность на передовой – в загробной жизни, где ты будешь сражаться с демонами.

Но кто знает? Может быть, призрачные солдаты вызывались добровольцами. Я ведь и сама не знала, что значит по-настоящему умереть.

Хотя, учитывая, как прошла дуэль с Релосом Варом, возможно, я скоро это узнаю.

Спускаясь, я почувствовала какое-то движение среди деревьев позади меня и обернулась, готовясь сразиться с любым, кто появится.

И тот, кто появился, был богом. Хоред-Разрушитель был одет в красную броню и такой же шлем, на плечах его был плащ из перьев ворона. В руках он держал меч из красного стекла, и я знала, что он способен уничтожить все, к чему прикоснется.

Затем он вложил меч в ножны и снял шлем.

– Иди за мной, – сказал Митрос.

Позади нас продолжала бушевать битва, но никто, казалось, не был заинтересован в захвате этого района. Мы шли одни.

– Я убедила себя, что ты не можешь быть Хоредом, – сказала я. – Твои жрецы… они не знают этого?

Он не ответил на вопрос, и, пока мы шли, я чувствовала его гнев. Радость, которую я почувствовала, увидев его, поблекла.

Я ведь ослушалась его, верно? Как минимум его желаний, если не его конкретных инструкций. Я незаметно поморщилась.

Ничем хорошим это не кончится.

– Мне интересно… – начал Митрос. – О чем ты вообще думала, вызывая Релоса Вара на дуэль?

– Ты несправедлив ко мне! – запротестовала я.

– Разве? Потому что я хочу знать, какая извращенная логика могла заставить тебя решиться вызвать Релоса Вара на дуэль[326]. Пожалуйста, скажи мне, что ты не настолько глупа, чтобы думать, что он не способен владеть мечом лишь потому, что он волшебник?

Я вздернула подбородок:

– Я сыграла с ним в немезийский гамбит: это была битва, которую он не мог выиграть.

– Должен ли я указать на недостаток в задуманном тобой плане? Он победил. Без сомнений.

Я боролась с искушением скрестить руки на груди.

– Если бы я выиграла, что ж, тогда я бы доказала свою правоту. Учитывая то, что Таэна и ты сказали об этом человеке, я не думала, что такой исход вероятен. Но я могла бы обернуть проигрыш в свою пользу. У моего народа существует престиж, который можно завоевать, хорошо проиграв.

Митрос секунду смотрел на меня, пытаясь разгадать загадку. Затем он запрокинул голову и усмехнулся:

– Конечно. Ты сдалась ему. Склонив голову и подарив ему настоящую джоратскую демонстрацию тудадже.

– Единственный способ, которым он мог бы «победить», это если бы он изящно принял мою капитуляцию. Он этого не сделал, – сказала я, – что делает его торрой. Его терпят в Джорате, потому что он изображает себя мудрой, глубоко смиренной, достойной доверия кобылой, которая хочет служить, даже если он не джоратец. Теперь ему никто не поверит. Вся провинция видела, как он сразил молодого жеребца, признавшего свою идорру. И теперь будет неважно, что, победив, он доказал, что я колдунья, – у него не было права предавать меня смерти, пусть даже он и доказал свою власть надо мной. Поступая так, он говорил всем, смотрящим битву, что считает себя лучше маркрива Ставиры, лучше герцога Ксуна. Релос Вар превысил свои полномочия. Он победил. И, выиграв, он проиграл.

Бог Разрушения пристально посмотрел на меня.

Я сглотнула и ответила ему тем же. На него было легче смотреть, чем на Таэну, но это не значило, что на него было легко смотреть.

– Ты спросил, о чем я думала.

Митрос склонил голову набок:

– И я признаю – твой ответ меня удивил. Я извиняюсь. Я предполагал, что ты вообще ни о чем не думала.

Я вздернула подбородок:

– Поверь мне, я задумывалась.

– А ты подумала о цене, которую заплатишь за эту очень незначительную победу?

Цена, которую я заплачу…

– Значит, я не умерла?! – Я почувствовала, как мое сердце – или иллюзия моего сердца – заколотилось в груди. Я предполагала… Когда я увидела меч Релоса Вара, направленный на меня…

Я выжила?

– Нет, ты не умерла. А ты думала?.. – Он взял меня за подбородок. – Неужели мысль о собственной смерти так мало значит для тебя?

Я вырвалась из его хватки, и мое сердце наполнила горячая ярость:

– Мысль о смерти? Оглянись вокруг. Как ты думаешь, где я провожу свои вечера? Каждый вечер? С чего бы мне бояться детской площадки, на которой я провожу каждую ночь со времен Лонежского Адского Марша?

– Но что будет дальше…

– Просыпаюсь или нет, но в любом случае я знаю, что будет дальше! Снова сюда, на следующую ночь, сражаться в тех же битвах, в которых я всегда сражалась. Смерть – это не конец, это смена места действия.

Нахмурившись, он принялся расхаживать взад-вперед, как загнанный тигр в клетке.

– Ты думаешь, тебе нечего терять. Ты ошибаешься.

Я отвела взгляд.

– Я знаю, что мне есть что терять. Что я могу потерять. Меня лишат титула, я буду вынуждена скрываться. Я готова…

– Нет, – мягко сказал он. – Релос Вар даст тебе то, что ты хочешь.

Я не поняла его. Точнее не сразу. Я непонимающе уставилась на него:

– А что я хочу?

И тут я поняла. Он не имел в виду, что я хочу вернуть кантон или очистить свое имя или даже остановить самого Релоса Вара.

Он имел в виду, что я стремлюсь проникнуть в крепость герцога Каэна.

– Релос Вар не оставит тебя в Джорате, – сказал Митрос. – Он собирается забрать тебя обратно в Йор.

Я уже на это и не надеялась. Отмахнулась от этого, как от чего-то невозможного, еще когда Митрос впервые сказал, что Релос Вар почти наверняка убьет меня. И теперь… Я повернулась к Митросу, чувствуя, как меня пробирает дрожь от страха:

– Почему? Почему бы ему не оставить меня? Теперь я проблема герцога. Почему герцог Ксун позволил Релос Вару забрать меня? – Я столкнулась с мотивами, которые едва понимала. Неужели я ошиблась насчет Релоса Вара? Может, он хочет отомстить? Хочет заставить меня страдать за то, что я бросила ему вызов? Может, он…

Саэлен.

Релос Вар мог бы назвать меня саэленом, бездомной. Он ведь якобы лечил колдунов? Он мог бы убедить маркрива Ставиры или герцога Ксуна, что я могу быть реабилитирована, мог воззвать к желанию джоратцев сохранить табун сильным…

Пытаясь заставить Релоса Вара претендовать на идорру надо мной, я только помогла ему.

Увидев испуганное выражение моего лица. Митрос протянул руку:

– Это не то, что ты думаешь. Вар способен на многое, но он не пойдет на то, чтобы похитить и обесчестить девушку. Даже такую, которая вмешалась в его планы.

Я моргнула:

– Ты прав. Но я подумала не об этом. На самом деле… Этот вариант никогда не приходил мне в голову.

Он откашлялся, смутившись на мгновение.

– И это к лучшему, – а сам продолжил: – Но теперь надо побеспокоиться о том, что он может сделать гаэш.

К горлу подкатила тошнота.

– Да, именно.

Я никогда не видела никого с гаэшем, но Ксалторат всегда любила поговорить о технике его изготовления. О том, как правильно вытащить хотя бы частичку чьей-то души. Как связать талисманом, который можно было бы использовать для того, чтобы отдавать жертве команды. Чтобы жертва либо повиновалась… либо умерла в агонии.

У меня не было против этого иммунитета. Ни у кого не было[327].

Митрос кивнул:

– Если он не будет уверен, что ты принадлежишь ему, он убьет тебя. И гаэш уничтожит любой шанс украсть копье Хоревал у герцога Каэна. Первая команда, которую получает любая жертва гаеша, – это приказ не пытаться сбежать. Он не должен создать твой гаэш.

– И как мне его остановить?

– Никак. С другой стороны, я сам… Я собираюсь кое-что предпринять.

Теперь я сглотнула:

– Что предпринять?

– Лучше тебе не знать, – сказал Митрос. – Он попытается изменить тебя, склонить на свою сторону. У него это хорошо получается[328]. Он выведает секреты, о которых ты и сама не будешь знать, что обладаешь ими, откроет истины, о существовании которых даже не подозревала. У него тысячелетний опыт, а ты – как бы тебе ни хотелось это не признавать – всего лишь ребенок. – Митрос приподнял бровь: – Если ты хочешь победить, тебе сначала нужно потерпеть неудачу. Релос Вар попытается сломить тебя. Ты должна позволить ему добиться успеха.

31: Саэлен

Провинция Джорат, империя Куур.

Через три дня после того, как Дарзин Де Мон сделал неудачную ставку

Нинавис хлопнула рукой по стойке:

– Проклятье!

Дорна закатила глаза:

– О, прекрати ныть. Ну да, ты переспала с Богом Разрушения. Ну и что с того? По крайней мере, тебе было весело. – Она указала на женщину костлявым пальцем. – Мне кажется, по сравнению с остальными ты даже легко отделалась.

Нинавис нахмурилась:

– Верно. – Она поморщилась. – Верно.

Кирин окинул собравшихся взглядом:

– Дальше будет еще хуже?

– О да, – сказал Коун, начиная читать.

Рассказ брата Коуна.

Турнирная площадка, Луг, Атрин, Джорат, Йор

Брат Коун так крепко вцепился в деревянные перила, что загнал себе занозы под ногти. Казалось, все замедлилось. Он услышал судорожные вздохи кобылы Дорны и где-то далеко яростный вскрик Арасгона. Толпа недовольно завопила, но никто не помешал Релос Вару уйти. Никто не бросился вперед, чтобы поднять графа, чья кровь текла на землю.

Он победил, она проиграла.

Он был силен, она была слаба.

Победители были правы, проигравшие ошибались.

Он невиновен, она виновата.

Брат Коун почувствовал, как на плечи ему легли руки стражников, помешавших ему перепрыгнуть через ограждение на турнирную площадку.

– Нет! – выкрикнул брат Коун, – Я могу ей помочь!

– Терпение, жрец, – сказала Сенера. – Она не нуждается в твоей помощи.

Ее спокойный, приятный тон остановил его. Брат Коун повернулся к Сенере:

– Она умирает там, внизу, а тебе все равно?

– Мне не все равно, – откликнулась она. – И не волнуйся. Причинить боль тебе и Дорне не входит в мои планы, что бы там ни думал этот идиот Орет.

– Почему нет? Почему бы тебе относиться к нам здесь иначе, чем к тому, как это происходило в Мерейне?

Ее взгляд стал напряженным:

– Будь благодарен, что я обращаюсь с тобой иначе.

– Ах, жеребенок. Как давно ты знаешь, что ты не на той стороне?

Сенера резко обернулась, уставившись на кобылу Дорну. У старухи было мрачное выражение лица, по щекам текли слезы, но она вызывающе вскинула подбородок и встретила взгляд молодой женщины, не дрогнув.

Прошли секунды.

– Я на той стороне[329], – сказала Сенера. Она сделала знак, и стражники подняли кобылу Дорну и брата Коуна на ноги. – Нет смысла продолжать ждать здесь.

Охранники повели их обратно на плацдарм.

– Должно же быть что-то…

Кобыла Дорна покачала головой:

– Тише.

Брат Коун закрыл глаза и попытался унять бешено колотящееся сердце. Всю обратную дорогу с поля для турниров он пытался придумать, как сбежать. Но он не мог ничего придумать из-за тупой боли в голове. Неужели Джанель вызвала Релоса Вара на дуэль? Или наоборот? Неужели герцог Ксун потребовал сделать это, чтобы определить, кто виновен?

Граф Джанель была мертва.

Разве нет?

Брат Коун чуть замедлил шаг, и в тот же момент охранник подтолкнул его в спину, заставляя жреца задуматься о более насущных проблемах. Во-первых, о его собственной безопасности. Им нужно было бежать; он не мог себе представить, что они могли быть более полезными Сенере и сэру Орету живыми, а не мертвыми.

К сожалению, его собственные магические таланты всегда были слабыми. Он никогда не обладал большим талантом к разрушительным искусствам[330].

Вместо того чтобы вернуться в азок Ставиры, охранники завели их за главные трибуны, в «закулисье» турнира, не предназначенное для публики.

Конечно. Сенера сказала, что хочет забрать тело Джанель.

Охранники задали несколько вопросов. Были даны указания. Брат Коун увидел пару конюхов, несущих тело, завернутое в турнирные флаги.

Сенера залилась слезами и замахала конюхам, умоляя их подождать.

И в тот же миг брат Коун почувствовал, как охранник притянул его ближе, коснувшись острием кинжала его ребер. Послание казалось достаточно ясным: не создавай проблем. Мрачное выражение лица кобылы Дорны наводило на мысль о том, что с ней поступили так же.

Конюх остановился:

– Э-э … могу я вам чем-нибудь помочь?

– Мой граф! – взвыла Сенера.

Брат Коун не мог не заметить, что она достаточно хорошо знала каро, чтобы использовать правильные местоимения.

– Мы… э… – Конюхи переглянулись. – Мы забираем тело в Синий Дом.

Она шмыгнула носом и вытерла глаза.

– Ее жених, сэр Орет, попросил меня забрать ее. Я не могу поверить, что это произошло. – Она выпрямилась, закутываясь в достоинство, как в плащ. – Мы заберем ее.

Он надеялся, что конюхи что-нибудь заподозрят. Но вместо того чтобы подвергнуть сомнению ее неправильную просьбу, они, казалось, были рады избавиться от ответственности. Они многозначительно переглянулись, а затем жестом приказали охранникам Сенеры забрать тело. И пока одни охранники продолжали, угрожая ножами, держать кобылу Дорну и брата Коуна, другие забрали носилки.

Брат Коун едва не пропустил взглядом лучников, стоявших в стороне и замолчавших, стоило процессии пройти мимо них.

Одним из этих лучников была Нинавис. Она встретилась взглядом с братом Коуном и коротко кивнула ему, а затем продолжила негромкий разговор со своими спутниками.

Брат Коун с трудом заставил себя не сделать благодарственного знака Селанолу.

– Что ты собираешься с нами делать? – спросил брат Коун Сенеру. – Мы не представляем для тебя угрозы.

– О, давайте не будем сейчас лгать друг другу, – оглянувшись, сказала Сенера. – Но не беспокойся. Я не собираюсь причинять тебе вреда. Мы просто совершим небольшое путешествие. Куда-нибудь подальше отсюда, где мне не придется беспокоиться о том, что ты будешь разговаривать не с теми людьми.

– И почему у меня такое чувство, что я одета недостаточно тепло для этого маленького бегства? – тихо пробормотала себе под нос Дорна.

Улыбка Сенеры на мгновение стала шире[331].

Брат Коун внимательно оглядывался по сторонам, выискивая остальных: сэра Барамона, Красных Копий, Нинавис, но если они и были рядом, то прятались очень хорошо.

В то же время сама Сенера и не пыталась скрываться. Как и Джанель до этого, она прекрасно овладела искусством быть королевой в своем королевстве. Ее поза кричала об идорре[332] и требовала, чтобы все держались от нее подальше.

В основном так оно и было.

Брат Коун снова оказался на территории Ставиры, в азоке, где Сенера встречалась с сэром Оретом. Стражники усадили брата Коуна и кобылу Дорну в кресла, а другие стражники положили тело графа Джанель на большой стол.

Сенера сняла турнирный флаг, прикрывающий тело графа.

Кобыла Дорна сдавленно всхлипнула и отвернулась.

Брату Коуну хотелось поступить так же, но его профессиональная подготовка взяла верх. Джанель получила тяжелое проникающее ранение, проходящее прямо под грудиной. Будь на ее месте кто-нибудь другой, и Коун предположил бы, что рана смертельна.

Но это была Джанель. Коун знал, что, когда она «спала», ее метаболизм замедлялся до такой степени, что непосвященным она казалась мертвой. Могла ли она по-прежнему быть жива?

Полог палатки откинулся, и внутрь вошел сэр Орет. Он сделал один шаг и остановился, с непроницаемым выражением лица уставившись на тело Джанель.

Сенера нахмурилась, глядя на рыцаря-джоратца:

– Только не говори мне, что ты ее любил.

– Она мертва?

– Этот вопрос означает совсем не то, что ты думаешь, он должен означать, – ответила Сенера. – Как бы то ни было, нам нужно уходить, пока неправильные люди не задали правильные вопросы.

Сэр Орет нахмурился:

– Мой отец примет это на свой счет.

– Конечно, примет. То, что произошло сегодня, было оскорблением его чести. То, что вы не можете защитить, над тем вы теряете право управлять. Ведь здесь все именно так? – улыбнулась она сэру Орету.

Лицо сэра Орета исказилось:

– Она не должна была умереть.

– Жизнь несправедлива.

Внезапно в палатку вошел еще один, выглядевший очень измученным мужчина. Полный, хорошо одетый, он походил скорее на кирписсца, чем джоратца.

– Ковингласс, в чем дело?

– Сюда идет ваш отец, – выдохнул Ковингласс. – И с ним герцог.

– Им понадобилось мало времени. – Сенера, поджав губы, глянула на Ковингласса: – Мне нужно, чтобы ты обеспечил нам выход.

– Это невозможно! Я не могу просто… – Внезапно он задохнулся, казалось, воздух попросту застрял у него в горле. Он скривился от боли.

– Поторопись, волшебник. – Сенера протянула к нему руку, и хотя брат Коун не видел, чтобы она произносила заклинания, он знал, что здесь была замешана магия. – У нас не так много времени.

Она опустила руку, и Ковингласс, казалось, сдулся. Он с трудом устоял на ногах и, задыхаясь, кивнул.

Взгляд сэра Орета переместился на брата Коуна, а затем на кобылу Дорну, на лице застыло ненавидящее выражение.

Кобыла Дорна подмигнула ему.

– Я никогда не смогу объяснить это отцу, – сказал сэр Орет.

– Если мы уйдем сейчас, тебе не придется этого делать, – сказала Сенера, бросив на Ковингласса многозначительный и угрожающий взгляд. – Неужели ты не понимаешь, что значит «поспеши»?

– Не указывай мне, что делать, женщина, – огрызнулся Ковингласс. Возможно, он убедил себя, что заклинание, созданное Сенерой всего несколько мгновений назад, получилось у нее случайно. Или, возможно, его гордость не позволяла ему признать, что он не мог открыть ворота без Привратного Камня.

Солдаты шагнули навстречу ему.

Сэр Орет обнажил меч. Но вместо того, чтобы шагнуть к солдатам, Орет поступил иначе.

Он ударил мечом Дорну.

Старуха уставилась на него тусклыми от шока глазами, а после неопрятной кучкой соскользнула с его меча на пол. Брат Коун закричал, но никто не обратил на него внимания, и его возмущение мало на что повлияло. Он рванулся к кобыле Дорне, но стражники удержали его.

Сенера напряженно посмотрела на Орета.

– Зачем? – спросила она.

– Она знала моего отца, – выпалил он. – У нее были рычаги воздействия на него. Думаю, она могла его шантажировать, хотя я в этом не уверен. В любом случае он поверил бы в любую ложь, которую она бы ему скормила.

Брат Коун попытался сосредоточиться, попытался проскользнуть взглядом за Вуаль. Безрезультатно. Он едва удержался от рыданий. Он увидел, как свет померк во взгляде Дорны, и у него не было причин предполагать, что кобыла Дорна могла, как Джанель, инсценировать свою смерть.

Сенера с непроницаемым выражением лица глянула на тело Дорны, а затем щелкнула пальцами:

– Неграч, Молаш, вы понесете тело графа. Прагаос, забирай жреца. Ковингласс, почему Врата до сих пор не открыты?

И в тот миг, когда Ковингласс попытался открыть магический портал, быстрый щелкающий звук послышался в воздухе. Одна из стен палатки упала.

Спустя долю секунды в горло Ковинглассу вонзилась стрела.

Солдаты рассредоточились. У некоторых из них были щиты, но они не знали, кто стрелял.

У брата Коуна, знакомого с тем, как стреляла Нинавис, была идея получше, но он не видел причин обучать солдат. Когда стражник схватил его за локоть, Коун притворно споткнулся и упал, использовав свой вес, чтобы вывести из равновесия и себя, и охранника.

Стрелы вонзались в азок и охранников. Коун услышал крики и звуки борьбы.

– Хочешь сделать что-то правильно… – пробормотала Сенера.

У брата Коуна мелькнула ужасная мысль, что у Сенеры может быть еще один флакон с синим дымом.

Но нет. Она открыла собственные Врата вместо вышедшего из строя портала Ковингласса. Несколько стен азока уже рухнули к этому моменту, так что она сделала это на виду у очень многих джоратцев. Независимо от того, будут ли ее считать Кровью Джораса или нет, она только что придала правдоподобности словам Джанель.

Брат Коун встал, но один из солдат увидел это и взмахнул мечом. Мимолетный взмах, словно он собирался прихлопнуть жука, и Коун услышал, как его аголе разорвалось; лезвие меча рассекло кожу. Почувствовав мучительную боль, истекая кровью, он упал навзничь.

Другой солдат схватил его. Он почувствовал, как его вскинули на плечо.

Сенера направила своих людей через портал, включая тех, кто нес тело Джанель.

– Ну? – спросила она сэра Орета. – Ты идешь или нет?

Сэр Орет хмуро глянул на нее, но крик, раздавшийся снаружи палатки, заставил его прыгнуть через портал. Солдаты вместе с братом Коуном последовали за ним. Последней удалилась Сенера со своим щенком, закрыв за собой Врата.

К тому времени, когда маркрив, герцог и солдаты, среди которых были Нинавис и сэр Барамон, ворвались в палатку, она была пуста.

Вернее, она была пуста, если не считать трупов нескольких охранников, одного Привратника и одной старухи[333].

Часть III