В 1920-е годы некоторые писатели-фантасты, движимые желанием поскорее «разделаться» с мировым капитализмом, пытаются конструировать историю в «нужном направлении». Одной из наиболее заметных и удачных попыток в такого рода является роман В. В. Гиршгорна, И. И. Келлера и Б. С. Липатова «Бесцеремонный Роман». В основу его сюжета положена идея путешествия героя во времени и вмешательства его в ход истории с целью приближения торжества всемирной революции. Однако, как и почти всегда в романах альтернативной истории, авторы заходят в тупик, не зная, чем завершить повествование. Ведь в реальном мире ход исторических событий изменить нельзя. Поэтому вся история Романа Владычина, который помог Наполеону выиграть битву при Ватерлоо и создать сверхдержаву, объявляется плодом фантазии трех его друзей-писателей, а «реальный» изобретатель машины времени гибнет при первом же испытании своего аппарата. Книга заключает в себе элементы памфлета, шаржа. Здесь высмеиваются идеи социалистов-утопистов, слышна ирония не только по адресу идейных противников (Керенского), но и вождей мирового пролетариата (Маркса). Вероятно, поэтому роман никогда не переиздавался.
С 1960-х годов важным элементом научно-фантастического литературы становится историзм. Разгадка тайн прошлого предоставляла писателям-фантастам возможность выявления истоков культуры человечества. К историческим сюжетам обращается много авторов. Наиболее типичные образцы историко-фантастического жанра этой поры находим в творчестве Е. Л. Войскунского и И. Б. Лукодьянова. Здесь исторические отступления служат для мотивации некоторых сюжетных ходов, объяснения технических загадок (нож, свободно проходящий сквозь предметы, в «Экипаже „Меконга“») или для дополнительной характеристики главного героя («шумерские» страницы в «Уре, сыне Шама»). В то же время в романе «Очень далекий Тартесс» присутствуют явные элементы «криптоистории». Соавторы воссоздают историю расцвета и гибели древнего города, по преданию основанного выходцами из легендарной Атлантиды. Тартесситы, владевшие секретами мощного ядерного оружия, неосторожно применяют его в ходе гражданской войны, и это приводит к глобальной катастрофе. Таким образом Войскунский и Лукодьянов объясняют загадку исчезновения Тартесса в VI в. до н. э. Роман в значительной мере политизирован, что является признаком времени — эпохи «холодной войны» и гонки вооружений. Это в большей степени политическая сатира, памфлет против поджигателей войны, чем подлинно историческое полотно.
Непосредственным же создателем романа «криптоистории» можно считать А. П. Казанцева, написавшего трилогию «Клокочущая пустота» («Гиганты») о деятелях европейской культуры XVII в. — Пьере Ферма, Томмазо Кампанелле и Сирано де Бержераке. Здесь соединились элементы художественного анализа исторических событий и явлений со смелым полетом фантазии. Писатель выдвигает фантастические гипотезы, объясняющие те или иные загадочные факты в биографиях своих героев. Так, де Бержерак по происхождению является потомком «носолобых» космических пришельцев, упоминания о визитах на Землю которых сохранились в древнеегипетской (бог Тот) и латиноамериканской мифологиях. Таинственные же знания Сирано о всевозможных технических приборах, появившихся через несколько столетий после его смерти (телевизор, радиоприемник, ракеты), Казанцев объясняет непосредственными контактами героя с инопланетянами и его реальным путешествием на другую планету.
Говоря о традициях и влиянии отечественной фантастики на русский историко-фантастический роман 90-х годов XX века, нельзя пренебрегать и мощным воздействием на него переводной литературы, прежде всего, послевоенной американской фантастики. В произведениях русских писателей можно встретить следы влияния книг таких признанных мастеров жанра, как Гарри Гаррисон и Пол Андерсон. В творчестве последних немало места занимают сочинения на исторические сюжеты. Гаррисон дал яркие образцы «альтернативной истории» («Эдемская» трилогия, «Время для мятежника»), на стыке «альтернативной» и «криптоистории» написана «Фантастическая сага». Большое значение для становления русской исторической фантастики 1990-х имело и знакомство писателей с циклом Андерсона о Патруле Времен. Мотив спасения земной цивилизации от угрозы искривления русла реки Хронос становится основой для фабулы многих русских историко-фантастических романов последнего десятилетия.
Глава 2Романы «альтернативной истории»
1
Как это видно из предыдущей главы, историческая фантастика занимала определенное место в общей массе русского фантастического романа XIX и XX веков. Однако подлинный расцвет этой разновидности наступил лишь в 90-е годы XX века. Для этого было несколько причин, главная из которых — освобождение писателя от всевозможных идеологических догм и табу.
В условиях тоталитарного общества с его «единственно верной» марксистско-ленинской идеологией и «материалистическим пониманием» истории любая попытка пересмотра уроков Клио воспринималась как покушение на основы системы. Истории в «сослагательном наклонении» не было места в советской фантастике. Вспомним показательный пример с полемикой вокруг рассказа Д. Биленкина «Проба личности» (1978), в котором описывался суд группы школьников из будущего над компьютерным фантомом Ф. В. Булгарина. Когда известный литературовед В. П. Мещеряков робко попытался призвать фантаста к объективному анализу жизни и деятельности печально знаменитого русского писателя, то незамедлительно последовала реакция властей. В журнале «Коммунист» была опубликована реплика «Осторожно с историей!» (статья Мещерякова называлась «Осторожно с фантастикой»), где в резкой форме давалась отповедь всем тем, кто желал как-то по иному взглянуть на ту или иную фигуру российской истории, подкорректировать сложившиеся стереотипы. После этого почти десять лет имя Булгарина упоминалось с оглядкой на партийную цензуру и обязательно только в негативном контексте.
Годы «перестройки» и последовавшие за ними события начала 90-х годов XX века стали для многих деятелей литературы, в том числе и для фантастов, водоразделом, резко разграничившим две эпохи. Распад сверхдержавы, рецидивы «рыночной экономики» и эпохи первоначального накопления капитала, утрата идеологических ориентиров и прежних нравственных ценностей послужили поводом для переосмысления всей предыдущей истории России. «Как мы пришли к этому? Почему? Можно ли было избежать всех нынешних событий?» — такими вопросами задавались многие из авторов, начавших писать историческую фантастику.
На наш взгляд, можно назвать несколько побудительных мотивов, заставивших различных писателей-фантастов обратиться к историческому жанру. Здесь не последнюю роль играет возраст автора. Условно мы выделили бы здесь три группы.
К первой относятся писатели старшего поколения, т. е. те, которые перешагнули полувековой рубеж. Эта группа относительно немногочисленна. Самыми яркими её представителями являются Кир Булычев (И. В. Можейко) и В. Звягинцев. Профессиональный историк (как, впрочем, и многие другие авторы исторической фантастики), Булычев был свидетелем многих важных событий в истории СССР и даже отчасти был к ним причастен. Почти то же можно сказать и о Звягинцеве, по профессии военном. Принципы их подхода к истории отличаются глобальностью. Их интересуют не частные аспекты, а целостный охват всего исторического пути, пройденного Россией за последние полтора века. Побудительным мотивом для написания Булычевым и Звягинцевым их историко-фантастических произведений стал стойкий антикоммунизм, лично выстраданный писателями. Именно на нем базируются эпопеи «Река Хронос» и «Одиссей покидает Итаку».
Вторую группу составляют авторы среднего возраста, преимущественно сорокалетние (А. Валентинов, Л. Вершинин, А. Лазарчук и М. Успенский, С. Логинов, В. Рыбаков, С. Синякин, Д. Трускиновская). В их книгах отчетливо звучит неудовлетворенность результатами событий 1987–1991 годов. Большинство из названных авторов были непосредственными участниками тех процессов, последовательными сторонниками демократизации жизни советского общества, реформирования системы. Однако многие их ожидания не оправдались. Произошли смена власти и передел собственности, в ходе которых многие духовные и идейные вдохновители демократических преобразований в России были оттеснены от активной политической деятельности на периферию общественной жизни. И тогда наступило время отрезвления. Появилась возможность отстраненно разобраться во всем происходившем и происходящем. Как ни парадоксально, но во многих книгах, созданных представителями этой группы, отчетливо звучит тоска по былому, по временам империи (коммунистической или какой-либо иной). С нею ассоциируются воспоминания о днях бурной молодости, полной надежд на возможность построения социализма «с гуманным лицом».
Наконец, в третью группу входят преимущественно молодые писатели в возрасте от 25 до 40 лет, для которых история является не более чем антуражем, фоном для всевозможных приключений вымышленных и реальных героев или для рассуждений на общефилософские и морально-этические темы (А. Бессонов, Р. Злотников, С. Лукьяненко, А. Мартьянов, Г. Л. Олди, В. Свержин и др.). В их произведениях практически нет политики, размышлений авторов над сущностью и особенностями исторических процессов и т. п. Побудительные мотивы, повлиявшие на выбор романистов, в данном случае следует искать не во внешних, социальных условиях, в которых формировалось мировоззрение того или иного автора, а, прежде всего, во внутреннем мире, специфике литературных вкусов и пристрастий и т. п. Зачастую интерес молодого литератора к исторической тематике является прямым продолжением его увлечений, хобби. Так, например, Свержин интересуется геральдикой, боевыми искусствами, средневековым оружием;