Папа задавал этот вопрос разными способами уже много недель. «Ты такая молчаливая. Ничего не случилось? Может, с друзьями поссорились?»
Джоанна пару раз пробовала сформулировать про себя правдивый ответ. «Я узнала, что являюсь монстром. По линии матери все такие». Или иначе: «Парень, которого я любила, оказался охотником на монстров и убил бабушку с остальной семьей. Но я его рассоздала. Отмотала его жизнь к началу. Только поэтому Ханты снова живы, хотя сами этого не помнят. А он не помнит меня».
Опустошение и чувство потери накатили с новой силой. Джоанна ничего не могла рассказать отцу. Он бы не поверил. Да она и не хотела, чтобы он поверил. Хотела, чтобы он ощущал себя в безопасности здесь, дома, вдалеке от мира монстров. Поэтому выдавила то, что отчаянно пыталась сделать правдой:
– Я в порядке. Просто, ну, знаешь, навалилось все.
– Что – все? – уточнил папа, испытующе вглядываясь в лицо дочери.
– Обычная ерунда. – Джоанна старалась не выдать голосом своих эмоций. – Ничего особенного. В этом году каждый из моих одноклассников переживает из-за учебы, ты же знаешь.
– Дорогая…
– Пап, хватит спрашивать. У меня правда все хорошо! – Слова прозвучали раздраженно, и Джоанна замолчала, не желая спорить и не желая выдумывать новую ложь.
В повисшей тишине особенно громко дребезжали от ветра окна. Вздоха отца было почти не слышно из-за шума.
Через арочный проем кухни открытой планировки Джоанна бросила взгляд на фотографии, висевшие на стене в гостиной. Свои с отцом, детские. Мамины. На ту, где они втроем гуляли по парку, а родители держали тогда еще совсем маленькую дочь за руки. В детстве Джоанна часами рассматривала изображения, пытаясь сопоставить свои черты с мамиными, хотя всегда больше походила на папу. Казалась скорее китаянкой, чем европейкой.
– Ты очень напоминаешь мне ее, – проронил отец, проследив за взглядом дочери. – С каждым днем все больше и больше. Она бы так гордилась тобой.
В груди снова стало тесно от привычной боли. Некоторые вещи о матери просто не хотелось знать. Она умерла, когда Джоанна была еще маленькой, и это всегда было фактом, усвоенным еще до того, как она научилась писать или читать. Непреложной истиной. Незыблемой основой существования.
– Бабушка никогда не говорит о ней, – еще раз попыталась закинуть удочку Джоанна. – Вообще никогда. Тебе не кажется это странным?
Несколько мгновений отец молчал, не сводя глаз с фотографий, после чего проронил:
– Я тоже очень долго этого не понимал. Но… они не всегда ладили. И поссорились незадолго до смерти твоей мамы. Думаю, Дороти чувствовала себя виноватой и каким-то странным образом считала себя отчасти ответственной за ее гибель. – Он снял рукавицы-прихватки, подаренные женой: все предметы темного цвета в доме приобретала она. Папа предпочитал яркие оттенки. – Мне кажется, ужин – большой шаг вперед для твоей бабушки. – Его глаза за линзами очков наполнились слезами.
Джоанна поняла, что он хотел бы посетить семейное собрание. Хотел увидеться с Хантами завтра. Хотел почтить память жены в годовщину ее смерти вместе со всеми родными. И потому обреченно спросила, глубоко вздохнув и приняв неизбежное:
– Мы оба приглашены и пойдем вдвоем?
Если на ужине будет присутствовать папа, Ханты не смогут поднять тему монстров.
– Конечно, – заверил он. – Это же семейное собрание.
– Семейное собрание, – эхом повторила Джоанна. Встреча не с монстрами, а с мамиными родными. – Точно.
А после ужина они с отцом сразу направятся домой и вернутся к совершенно нормальным будням. Не смогут же Ханты затянуть ее в мир монстров против воли?
2
Утро стояло жаркое, но путь до Холланд-Хауса пролегал в колышущейся тени деревьев, которая дарила прохладу. До слуха уже доносились звуки из парка: смех детей, крики павлинов, громкие голоса экскурсоводов.
Джоанна вышла на роскошную лужайку. Еще не наступил полдень, но территорию музея уже до отказа наполняли посетители. Видимо, у всех разом возникла гениальная идея воспользоваться хорошей погодой, чтобы провести время на природе. Сотрудники в исторических костюмах указывали туристам путь к лабиринту. Дети плескались на мелководье в пруду.
Утреннее солнце отражалось в окнах Холланд-Хауса, который высился за лужайкой. Величественное здание всегда смотрелось чудесно, но в это время суток – особенно. Фасад из красного кирпича так и светился.
Внезапно Джоанна почувствовала необъяснимый приступ горя. Она вспомнила, что в прошлый раз музей выглядел совершенно иначе.
Сгоревшим дотла.
Будто ощутив толчок, она резко проснулась.
Через занавески в окно спальни проникал свет. Снаружи до сих пор шел сильный дождь, гроза не прекращалась со вчерашнего дня. Джоанна попыталась выровнять дыхание. Ее снова накрыла боль потери. В воспоминаниях Холланд-Хаус представал прежним – самой популярной достопримечательностью Лондона, привлекавшей множество туристов со всего мира.
В этой же реальности музей лежал в руинах. Люди забыли даже его название.
Джоанна протерла глаза. Сон был таким ярким, что дождливое утро казалось ненастоящим. Она бросила взгляд на часы и поняла, что еще довольно рано. На задворках сознания возникло ощущение, что позднее предстоит нечто тяжелое. Экзамен по математике? Нет, сегодня суббота.
А потом Джоанна вспомнила: ужин с Хантами. Папа считал, что бабушка собиралась поговорить с ней о чем-то. О чем? Пустой желудок завязался узлом при одной мысли о грядущей беседе. Сейчас особенно хотелось вернуться в недавний сон – в солнечный день так далеко отсюда, в музей, который существовал теперь только в сознании Джоанны.
Слишком поздно она поняла, что забрела на опасную территорию. Утренний свет уже начинал меркнуть, а шум дождя – затихать. Даже нараставшая паника ощущалась словно издалека. Перед внутренним взором возник образ Аарона, его встревоженные серые глаза. В памяти всплыли его слова: «Эй, оставайся со мной».
До сих пор полусонная Джоанна постаралась ухватиться за детали окружающей реальности, как он и учил. Сфокусировалась на физических ощущениях. На шуме дождя. На игре теней и света на стене. На выпуклости вышивки, украшавшей покрывало. Чувства возвращались одно за другим медленно, очень медленно. Прошла целая вечность, прежде чем утро вновь показалось ярким, а капли забарабанили по подоконнику в полную силу. Джоанна хрипло выдохнула от облегчения, села и обхватила колени, говоря себе: «Я здесь. Здесь и сейчас. И не хочу находиться где бы то ни было еще».
Приступы все усиливались, она это понимала. Понимала и пыталась как могла остановить их: сняла со стен спальни все старые карты и изображения древних памятников архитектуры. Бросила курс истории в школе. И избавилась от любого предмета, который мог бы вызвать желание переместиться в прошлое.
Джоанна вспомнила слова Аарона: «Ты чуть не погибла, когда попыталась прыгнуть, не накопив для этого времени».
Она знала, что следовало рассказать бабушке о проблеме еще много недель назад. И вообще не стоило избегать Хантов. Сегодня. После ужина нужно будет побеседовать обо всем.
С трудом Джоанна заставила себя вылезти из-под теплого одеяла. Холод от пола чувствовался даже через носки и позволил еще сильнее заякориться в этом времени. Она нашла и надела рабочую униформу, после чего отправилась чистить зубы.
На кухне папа, нацепив очки, сидел за ноутбуком, прижав телефон к уху. Рядом на столе высились стопки контейнеров с ананасовым печеньем, снабженные записками, сделанными аккуратным почерком. Одна из них гласила: «Ханты».
Когда дочь прошагала мимо, направляясь к выходу, отец включил беззвучный режим и крикнул вдогонку:
– Ты разве не позавтракаешь?
Попытки преодолеть очередной приступ заняли больше времени, чем она рассчитывала. Джоанна потерла ладонью лицо и отозвалась:
– Я проспала. Перекушу что-нибудь в кондитерской.
– Тебе нужно есть больше фруктов, – напутствовал папа слегка рассеянно, явно прислушиваясь к словам клиента по телефону, и пожелал на прощание: – Удачного дня!
Вечером по средам и целый день по субботам Джоанна работала в старомодной кондитерской с витриной, где был выставлен целый ассортимент сдобы, десертов и сладостей. Внутри, на крошечном пространстве между стойкой и дверью, владелец умудрился вместить сразу десять столиков. Посетителям то и дело приходилось передвигать стулья по деревянному полу, пропуская других покупателей или официантов.
Джоанна не успевала подумать о чем-то постороннем, занятая раскладыванием шариков мороженого по вафельным рожкам и нарезанием бисквитного торта на куски. Время неслось вскачь: одиннадцать, час тридцать пять, полтретьего.
К половине четвертого почти все торты закончились, и пекарня опустела, не считая их с Марджи. Джоанна стерла с грифельной доски цены и написала: «Скидка 50% на все».
– Мы не распродали меренги? – спросила подруга и взяла один из воздушных десертов с завитком по центру. – Что это вообще такое?
– Может, снеговик? – предположила Джоанна. В конце концов, на дворе стоял ноябрь. – Ну, вроде как тематическая сладость к праздникам?
– Хм. – Марджи откусила кусочек безе и с задумчивым видом посмаковала, после чего протянула остаток напарнице через прилавок. – Неплохо.
Джоанна уже взяла поднос, чтобы убрать со столов, поэтому перегнулась, чтобы попробовать угощение прямо из рук подруги. Воздушный десерт крошился и таял во рту, оставляя на языке вкус карамельного леденца. От удивления брови сами собой поползли вверх.
– Скажи, круто? – Марджи доела, что осталось. – Интересно, почему они так плохо продаются?
– Наверное, снеговикам не хватает лиц.
– И, пожалуй, рук, – развила идею подруга. – Маленьких шоколадных ручек… – Она продемонстрировала собственные, растопырив пальцы, чем вызвала смех напарницы, после чего спросила: – Ты уже начала писать сочинение по английскому языку?
– А ты разве нет? – удивилась Джоанна.