— Габсбурги всегда сильно досаждали нашему роду. Многих из моей родни сгубили по их приказам. И потому я хочу отмщения. Мне кажется, что сейчас самое время для этого, — проговорил старик Томаш.
Все прочие бароны хоть и промолчали, но кое-кто из них все-таки закивал одобрительно.
— Мы навсегда себя опозорим, если пойдем на такое, — сказал эрцгерцог Фердинанд.
— Я знаю, что вы тоже их крови, — тихо проворчал Томаш. И добавил громче:
— Но, мое желание мстить, разумеется, не распространяется на вас, эрцгерцог. Вы все же дальняя родня этих преступников. А потому не имеете к ним прямого отношения. Что же касается правящих Габсбургов и их наследников, то я бы взял грех на душу и своими руками передушил их детей, лишь бы они не получили вновь корону Австрии.
— Прошу вас оставить подобные мысли. Вы толкаете всех нас на ужасное преступление. От детей Габсбургов нет никакой опасности, во всяком случае, пока они не претендуют на власть, — возразил граф Йозеф.
— Но, они станут претендовать. Обязательно станут. И я даже уверен, что над еще незахороненным телом Франца уже началась грызня претендентов на престол, — гнул свое старый барон Томаш Моймирович.
В рыцарском зале снова повисло напряжение. На длинном столе между картами и документами, подготовленными к этой встрече, стояли разные вкусные угощения: выпечка, сладости, фрукты из оранжереи и вино, но никто не притрагивался к ним. Каждый из собравшихся чувствовал, что на кону стоит не только их будущее, но и судьба всей страны.
— Мы не можем позволить себе быть слепыми перед угрозой. Ведь дети наших врагов быстро растут! — не унимался старый барон.
— Мы не можем позволить себе стать чудовищами, как те, против кого мы боремся! Мы должны действовать более терпеливо, не давая волю эмоциям, — продолжал свою линию граф Йозеф, и его надтреснутый командирский голос напомнил глухой удар молотка.
— Терпеливо, вы говорите? — усмехнулся барон Томаш, и его лысая голова блестела от пота. Он посмотрел прямо в глаза графу, проговорив:
— Излишняя терпеливость — это как раз то, что привело нас к этому моменту! Мы все слишком долго терпели, хотя прекрасно знаем, что Габсбурги, даже в своей юности, уже плетут интриги. Их кровь — это яд, и единственный способ избавиться от него — это выжечь корень!
— Если мы станем убивать детей, чтобы только освободиться от страха, что они когда-либо могут вернуться к власти, то разве обычные люди пойдут за нами? Да весь народ только отвернется от нас, узнав такое! Я уже не говорю о том, что подобное убийство лишь приведет к новому циклу ненависти и кровной мести. Мы должны найти другой путь! — вмешался эрцгерцог Фердинанд, и его голос был полон усталости. Барон Томаш, чрезмерно жаждущий крови, уже утомил его.
— Какой еще другой путь? Вы хотите, чтобы мы молча ждали, пока наследники Габсбургов вырастут и станут сильнее? Но я не желаю ждать, пока они станут нашими врагами! Потому нужно устранять их сейчас, одного за другим, пока не истребим их всех! — голос Томаша стал еще более резким, как скрип ножа по камню.
В зале повисла тишина, прерываемая лишь треском дров в огромных каминах. Некоторые бароны начали перешептываться, их взгляды метались между Томашем, графом и герцогом. Наконец, решил высказаться виконт Леопольд Моравский. Толстяк поднялся с места, и его голос дрожал от волнения:
— Я согласен с эрцгерцогом и с графом. Если мы убьем детей Габсбургов, то что скажут о нас люди? Мы сами станем зверями в глазах нашего народа! Мы же, напротив, должны стать примером для людей, а не подобием тех, кого мы хотим свергнуть!
Но, упрямый Томаш парировал с презрением в голосе:
— Тогда, виконт, мы станем примером слабости! И если кто-то считает, что мы можем одержать победу, проявляя излишнее милосердие к врагам, тот глубоко заблуждается…
Перебив лысого барона и зло посмотрев на него, граф снова перехватил нить обсуждения:
— Я не говорю об излишнем милосердии, а лишь о милосердии разумном. И мне кажется, что мы собрались здесь вовсе не для обсуждения чьей-то мести. Я предлагаю оставить в покое детей и подумать лучше о том, какие мы можем заключить альянсы. Нам нужно обратиться к другим владетельным особам, к тем, кто также страдает от гнета Габсбургов. Мы должны постараться убедить их объединить наши силы против общего врага.
— Объединить силы, вы говорите? Но с кем? С теми, кто лишь ждет момента, чтобы вонзить нож в спину любому из нас? Мы должны быть готовы к тому, что нас могут предать в любой момент! — усмехнулся старый Томаш.
— И именно поэтому, — вмешался эрцгерцог, — нам нужно действовать обдуманно. Мы не можем позволить страху и ненависти управлять нашими действиями. Мы должны быть умными стратегами, а не просто мстителями, которыми движет кровная месть.
Собравшиеся начали перешептываться, и звуки их голосов становились все громче по мере того, как спор развивался. Каждый из этих аристократов понимал, что решения, которые они примут, определят не только их собственные судьбы, но и судьбу всей Великой Моравии. Возродится эта страна, или нет, зависело сейчас от них. Собрание в рыцарском зале старого замка все больше напоминало мне поединок страстей и амбиций, чем место для принятия мудрых решений.
Лица баронов отражали не только свет пламени, но и тени ненависти и жажды власти. И, глядя на них, я отчетливо понимал, что каждый из собравшихся здесь аристократов, несмотря на титулы и родословные, был всего лишь человеком, ведомым своими страхами и желаниями. Граф Йозеф, стиснув зубы, смотрел на своих соратников, осознавая, что их страсти могут привести к катастрофе раскола. А он знал, что, если допустить подобное, тогда в вихре взаимной ненависти потеряется не только мораль, но и само духовное основание братства Свидетелей Великой Моравии.
— Господа! — произнес он, стараясь перекрыть общий гул, — мы можем ненавидеть и желать мести, но это лишь приведет к новым страданиям. Каждый из нас, даже тот, кто мечтает об исполнении обета кровника, должен помнить: мы не только аристократы, но и люди, судьба которых тесно связана с судьбой нашего народа. Если мы сейчас поддадимся безумию споров, то сами станем теми, кого так ненавидим. Мы сами сделаемся похожими на наших врагов, поскольку покажем себя не менее склочными. И я надеюсь, что все вы это понимаете.
Глава 13
Слова графа Йозефа, хотя и произнесенные достаточно холодным тоном, не смогли охладить пыл старого барона Томаша, который, как будто не слыша графа, продолжал:
— Я не могу забыть о тех своих родственниках, кто пострадал от рук проклятых Габсбургов! Мой род, как и многие другие, потерял все за время их правления. И как только вы можете говорить о милосердии к ним, когда они причинили моим родным столько боли? Я обязан отомстить, иначе не буду достойным имени своих предков!
— Я понимаю ваши чувства, барон. Габсбурги обидели многих. Если бы было по-другому, мы сейчас не собрались бы в этом зале. И все-таки я призываю всех нас быть сдержаннее и мудрее. Давайте сейчас сосредоточимся на том, как вернуть себе власть, возродив Великую Моравию, а не на том, как уничтожить тех несчастных детей, которые, возможно, никогда не станут для нас угрозой. Мы должны объединить наши силы против настоящих врагов, а не против друг друга. И поверьте, господа, я приму все необходимые меры, чтобы никто не смог унаследовать пустой трон Австрии, но я считаю, что на том опасном пути, на который мы все сейчас ступили, нам понадобится не только мужество, но и единство, — проговорил граф, сурово взглянув на собравшихся.
Тихий шепот согласия начал раздаваться в зале. Даже непримиримый барон Томаш, полный ярости и жажды мести, не мог не почувствовать, что в словах графа есть доля правды. И потому он на этот раз промолчал. Выждав, когда все затихли, граф перевел разговор на другую тему:
— Предатель Франц мертв, но, мы не можем прямо сейчас попытаться взять власть в стране, потому что есть еще и французы. И не следует забывать, что нам предстоит, для начала, справиться, хотя бы, с маршалом Мюратом, с этим выскочкой из простолюдинов, который пришел завоевывать нашу землю и угрожает нам, укрепившись в нашем же моравском городе Вестине.
— Смерть французам! Смерть Мюрату! Смерть Наполеону! — дружно заголосили бароны. Их голоса сливались в единый хор, но в каждом звучала своя нотка: кто-то искал воинской славы, кто-то — мести, а кто-то просто желал, чтобы их имена не стерлись из памяти потомков, оставшись в истории.
Граф, почувствовав, как единство в зале начинает нарастать, продолжил свою речь, стараясь удержать внимание собравшихся. Он знал, что перед ним сидят амбициозные мужчины, каждый из которых мечтал о еще большей власти, но также и понимал, что без единства они не смогут достичь своей цели.
— Мы должны помнить, что каждый из нас — это не просто воин, а военачальник. И потому вы все, в той или иной степени, разбираетесь в вопросах тактики и стратегии, — произнес он, указывая на старую карту, разложенную на столе, — Вестин — это для нас не просто город, занятый врагом. Это ключ к нашей долине, в которой стоит Здешов, и где мы сейчас находимся. И враг может легко запереть нас здесь. Но, если мы сможем вырваться отсюда и вернуть город под свой контроль, то сможем не только остановить Мюрата, но и вернуть доверие народа, которое мы потеряли из-за череды досадных поражений нашей армии.
Непримиримый барон Томаш не удержался и вставил свою реплику. Его громкий голос, как раскат грома, разнесся по залу:
— И что вы предлагаете нам, граф? Ударить пехотой против конницы? Французы только этого и ждут. Уверяю вас, что этот хитрый Мюрат готов к бою с нами.
— Я не предлагаю такое. Атаковать Вестин одной только пехотой мы не будем. Мы не можем позволить себе повторение ошибок на поле боя. Мы должны действовать с расчетом. Сила без разума — это лишь хаос. И именно поэтому я предлагаю прежде, чем ударить, дождаться объединения наших сил с теми сильными фигурами, кто также страдает от французского гнета и о