Масло в огонь разгорающихся страстей подлило объявление, сделанное графом Йозефом, о том, что император Франц Габсбург-Лотарингский мертв. Реагируя на эту новость, толпа загудела с новой силой. А граф продолжал:
— Учитывая хаос, создавшийся в Австрии по причине смерти императора, желавшего заключить позорный мир с Наполеоном, и по причине невозможности для властей, порожденных Габсбургами, организовать сопротивление французам, которые в этот самый момент, пока я говорю с вами, продолжают грабить наши земли, мы, Свидетели Великой Моравии, с этого момента объявляем о возрождении нашей древней страны и ее независимости от Австрийской империи! А вся власть с этой минуты переходит к нашему военному командованию! И в своей деятельности мы собираемся опираться на всех людей, сочувствующих нашему делу, в первую очередь, на ветеранов сражений, мечтающих отомстить французам за те недавние позорные поражения, виновниками которых стали бездарные генералы, нанятые Габсбургами и подкупленные французами! Я назову сейчас главных предателей: это Мак, Вейротер и покойный император Франц! Потому я объявляю о создании всенародной организации «Союз Аустерлица», цель которой отомстить супостатам за поражения при Ульме и при Аустерлице, и переучредить наше государство уже не как Австрию под властью Габсбургов, а как Великую Моравию под властью народа!
Толпа загудела еще больше. И тут застучали барабаны, запели флейты и медные трубы, — это военный оркестр заиграл бодрую мелодию, а гвардейцы из гарнизона замка, одетые в парадную форму, торжественно вынесли под музыку большое синее знамя, на котором был вышит огромный орел с расправленными крыльями и с золотой короной на голове. Причем, тело и крылья этого орла имели вид шахматного поля с красными и белыми клетками. Гвардейцы подняли знамя вверх на флагштоке перед ратушей, и оно расправилось под зимним холодным ветром, явив себя во всей красе.
Люди, собравшиеся на площади, под звуки барабанного боя и военной музыки замолчали, уставившись на флаг. Вся толпа обратила взоры на синее полотнище, которой гордо реяло на ветру. А граф Йозеф, возвышаясь над толпой с балкона ратуши, провозгласил:
— Перед вами наше древнее знамя. Мой далекий предок маркграф Йошт Моравский сражался под этим знаменем еще в 1405 году. И сегодня, через четыре века, мы поднимаем этот забытый флаг снова. Отныне он будет утвержден символом Великой Моравии!
Толпа вновь одобрительно загудела, а граф продолжал:
— Мы, Свидетели Великой Моравии, не будем больше терпеть унижений и оскорблений! Мы вспомним о наших предках, о тех, кто сражался за нашу свободу! Мы не позволим, чтобы наши дети выросли в страхе и под гнетом иноземцев! Мы будем сражаться против французов до победы или до смерти! И мы не пощадим предателей!
Народ снова закричал, выражая свой гнев в адрес врагов. Ремесленники и лавочники, каменщики и столяры, кузнецы и бондари, отставники-ветераны, старики, женщины и даже дети, собравшиеся на городской площади, — все они были едины в решительном стремлении отстоять свободу своей земли. Каждый из них чувствовал, как в груди разгорается пламя, и это пламя требовало действий.
— Мы должны объединиться прямо сейчас! — продолжал граф, поднимая руку, как будто призывая небеса к помощи, — пусть каждый из нас станет частью «Союза Аустерлица»! С этого момента мы все, невзирая на сословные различия, будем бороться не только за родную землю, но и за наше будущее, чтобы возродить величие нашей страны!
Горожане на площади снова загудели одобрительно.
И в этот момент слово взял немолодой барон Томаш Моймирович. Он выглядел так, как должен выглядеть ветеран: седой и лысоватый, лицо было изрезано морщинами, но в глазах светился огонь, который не потух даже после многих лет неудовлетворенной жажды мести. Его голос, хоть и дрожал от напряжения, но звучал мощно:
— Мы не только хотим возродить древнюю страну, мы жаждем справедливости! Мы хотим, чтобы наши дети знали, что такое гордость за свой край! Мы должны покарать не только Наполеона, но и Габсбургов, чтобы вернуть себе то место в Европе, которое наша страна заслуживает! Так давайте же сделаем это вместе, вспомнив свои корни и возродив древнее братство славян, даже если мы все давно уже перемешались с немцами! Но память о предках живет в нас. Мы — потомки тех, кто первыми пришли когда-то на эту землю и сражались за нее! Мы не позволим ей быть поглощенной тьмой, мы — свет, который пробьется сквозь любые преграды! Мы сплотимся в «Союз Аустерлица» и будем сражаться, а каждый из нас пусть станет щитом для своего соседа! Мы не одни, нас поддерживает Россия! С нами здесь князь Андрей, адъютант Кутузова, а с ним — русская гвардия! И вместе мы сможем сокрушить врагов! Время пришло! Время Великой Моравии!
Слова барона-ветерана подхватила толпа, и вскоре вся площадь, наполнилась громом одобрения. Люди из разных сословий, стоящие на площади, начали обнимать друг друга и объединяться, как будто в этот момент они сделались одной семьей. Наплевав на все сословные предрассудки, они прямо на моих глазах делались новой единой нацией. А все взгляды по-прежнему были прикованы к флагу, ставшему новым национальным символом. Синее полотнище с золотым орлом в клетчатой броне, расправившим крылья, стало знаком новой надежды. Оно развивалось на ветру, словно призыв к действию. И горожане, глядя на старинный флаг, вновь сделавшийся символом новой борьбы против захватчиков, чувствовали, как их сердца бьются в унисон, наполняясь энергией, которая, казалось, могла сдвинуть горы. И боевой дух этих людей было уже не сломить.
Стоя на балконе ратуши рядом с главными мятежниками, я чувствовал небывалый душевный подъем и накал страстей. Прямо у меня на глазах рождалось новое государство. И я понимал, что каждый человек, стоящий на главной площади Здешова в этот момент, чувствовал, что становится частью чего-то большего, чем просто восстание местных мятежных баронов и смена власти в одном небольшом городке. Это было настоящее возрождение древней страны. На моих глазах создавалась новая история, неведомая никогда раньше даже мне, человеку, чье сознание переместилось сюда из двадцать первого века. И я не был сторонним наблюдателем, а участвовал в этих судьбоносных событиях непосредственно.
Как только гомон голосов многотысячной толпы немного затих, речи главных мятежников отзвучали, а военный оркестр отыграл свою программу, издалека послышались новые грозные звуки, похожие на громовые раскаты. И их трудно было не узнать тем, кто прошел сквозь огонь сражений. Со стороны входа в долину разносился грохот артиллерийских орудий. Маршал Мюрат двинул свои войска в атаку. И битва за Здешовскую долину началась.
Глава 21
Едва услышав залпы, возвестившие о начале сражения за Здешовскую долину, предводители мятежников засуетились. И главнокомандующий граф Йозеф, обратившись уже не к народу, а к своим заместителям, произнес, успокаивая их:
— Не волнуйтесь, господа. Наши войска уже развернуты. Мы времени зря не теряли. Еще ночью эрцгерцог Фердинанд выехал на передовые позиции, чтобы командовать непосредственно на поле боя. А я на рассвете получил сообщения с почтовыми голубями от своих верных людей в Вестине, что маршалу Мюрату для усиления из Ольмюца были направлены всего лишь два потрепанных пехотных полка. Их Мюрат как раз и бросил сейчас вперед, боясь использовать свою кавалерию в узком пространстве входа в долину. Потому я не сомневаюсь, что наш молодой эрцгерцог удержит рубежи. Тем более, что мы выделили ему из городского арсенала двадцать четыре шестифунтовых орудия.
— И тем не менее, граф, я считаю, что мы обязаны немедленно выехать к месту сражения с инспекцией. К тому же, нам необходимо подготовить заслоны и резервы на тот случай, если французы все-таки прорвутся. И не забывайте о том, что нужно проконтролировать эвакуацию крестьян и запись их в отряды ополчения. Если даже они и не умеют воевать, то строить оборонительные сооружения и относить раненых в лазареты вполне способны, — сказал барон Томаш.
Граф кивнул и проговорил:
— Я, пожалуй, соглашусь с вашими доводами, барон. И даже спорить не стану на этот раз. Лишь попрошу взять с собой нашего советника князя Андрея, чтобы, разумеется, прислушиваться к его советам по организации обороны. Что же касается эвакуации крестьян и формирования нового полка ополченцев, то я поручу эту работу своему племяннику Вильгельму, а Леонард Моравский подскажет ему, если возникнут вопросы. Сам он сейчас занят подготовкой обороны города.
Барон Томаш повернулся ко мне, спросив:
— Надеюсь, князь, вы составите мне компанию в поездке к войскам?
— Разумеется, — ответил я.
Тусклое декабрьское солнце только начинало подниматься над горами, окрашивая зимние облака в золотистые оттенки, когда барон Томаш, его свита и я выехали через ворота в стене из лагеря на окраине Нижнего города. Пушки вдали продолжали громыхать. И ветер, налетающий время от времени холодными порывами и чувствовавшийся сквозь шинель, приносил с собой запахи порохового дыма тем чаще, чем ближе мы подъезжали ко входу в долину, который представлял собой «бутылочное горло», где с обеих сторон к дороге близко подступали отроги гор, опоясывающих Здешов высокими природными стенами в форме исполинской подковы. И ее концы размыкались только в этом самом месте, обращенном к соседнему городку Вестину.
— Князь, мне кажется, что нам не следует не только недооценивать французов Мюрата, но и переоценивать их, — произнес барон Томаш, когда наши кони поравнялись, и его низкий голос был спокойным, а глаза блестели решимостью, — нам необходимо учитывать не только силы противника, но и его мораль против морали наших войск. Французы сейчас не понимают, за что сражаются. После Ульма и Аустерлица они и без того считают, что уже победили нас. Их цели достигнуты, а значит, далее воевать в этих землях особого смысла для них не имеет. И, мне кажется, что, если мы сможем причинить им значительные потери, то они побегут. А вы как думаете?