После окончания Великой Отечественной войны А.И. Прошляков был назначен на должность заместителя Главнокомандующего – начальника инженерных войск Группы Советских оккупационных войск в Германии.
Об этом периоде его деятельности наиболее ярко свидетельствует аттестация Главнокомандующего ГСОВГ Маршала Советского Союза Г.К. Жукова. В ней в частности отмечалось:
«…в послевоенный период А.И. Прошляков умело провёл реорганизацию и переход на новые штаты мирного времени инженерных войск Группы. Правильно подобрал и расставил руководящие кадры. А.И. Прошляков сочетает в себе лучшие качества советского генерала: сильную волю, решительность, требовательность, выдержку и личную скромность».
Хорошо известно, что после Победы территория Германии специальным соглашением между союзниками была разделена на четыре оккупационные зоны. Управление страной передавалось Контрольному совету в составе четырёх главнокомандующих оккупационными войсками. Решения в этом органе должны были приниматься единогласно.
Первый Белорусский фронт, май 1945 г.
Слева направо: гвардии полковник В.К. Харченко, генерал-полковник А.И. Прошляков, гвардии генерал-майор М.Ф. Иоффе
Особо оговаривалось управление большим Берлином – местом нахождения Контрольного совета. Город же был разделён на четыре сектора во главе с комендантами от союзных командований. Для согласования общих вопросов была создана межсоюзническая комендатура. Она действовала, руководствуясь указаниями Контрольного совета. Союзники торжественно провозгласили, что в целях обеспечения мира и безопасности народов они осуществят разоружение Германии и полную её демилитаризацию. И принятые тогда совместные документы отвечали этой цели.
Инженерное управление Группы Советских оккупационных войск в Германии. В центре – Герой Советского Союза, генерал-полковник инженерных войск А.И. Прошляков. Потсдам, 1945–1946 гг.
Таким образом, ликвидация немецких военно-промышленных и военных объектов специального назначения в Советской зоне оккупации Германии являлась существенным аспектом советской оккупационной политики. Важно отметить, что эта проблема касалась не только сугубо военной и военно-технической стороны дела, связанной с демилитаризацией Германии. Эта работа осуществлялась в рамках общего политического курса СССР в отношении Германии и с учётом эволюции его непростых взаимоотношений с бывшими союзниками по антигитлеровской коалиции. В ней таким образом отразились многие характерные черты и противоречия, присущие политике Советского Союза по германскому вопросу после окончания Второй мировой войны. Отметим наиболее важные из них.
Демонтаж и уничтожение подземных объектов в Восточной Германии представляли собой весьма сложную в техническом отношении и материально затратную в экономическом смысле задачу. В её решении принимали участие не только командование СВАГ и ГСОВГ, но и центральные государственные органы СССР. Справедливости ради, следует отметить, что западные партнёры СССР в своих оккупационных зонах вели себя примерно таким же образом.
А.И. Прошляков отмечал:
«Мы со всей серьёзностью и ответственностью относились к отработанным Контрольным советом документам, которые касались разоружения и демилитаризации Германии и добросовестно выполняли мероприятия, которые возлагались на советскую сторону».
Десятки ведомств, относившихся к военно-промышленному комплексу СССР, получили из «подземной Германии» многие тысячи единиц новейшего оборудования, станков, технологических линий, образцов готовой продукции. Можно предположить, что широко распространившаяся в советском военно-промышленном комплексе в послевоенный период практика размещения наиболее важных производств под землёй (в основном это касалось предприятий, где создавалось атомное оружие), в первую очередь опиралась на немецкий опыт, который был тщательно изучен и оценен.
Следует отметить, что политика СССР в части соблюдения союзных договорённостей о безусловной и полной демилитаризации Германии и уничтожении её военного и военно-промышленного потенциала в части, касающейся подземных объектов (и не только их), была не вполне последовательной. Реалии послевоенной Германии и ухудшение отношений с западными союзниками, перешедшее вскоре в стадию «холодной войны», заставили Москву и советские оккупационные власти, если не «де-юре», то «де-факто», подвергнуть ревизии многие союзнические решения по Германии. Особенно наглядно это проявилось в истории с подземными объектами военного назначения, важнейшие из которых были использованы Советской Армией по своему прямому назначению. К сожалению, из сказанного А.И. Прошляковым (а ведь он был непосредственным участником тех событий), невозможно представить и, следовательно, понять, всю сложность выполнения поставленных перед ним задач.
Уважаемый читатель, исследование данной проблемы, привело меня к следующему выводу. Разумеется, А.И. Прошляков, занимая такой высокий пост, знал многое, но, вне всякого сомнения, ему было запрещено раскрывать подробности деятельности СВАГ и, в частности, инженерных войск ГСОВГ.
При этом нельзя не отметить, что многие материалы, раскрывающие практическое содержание советской оккупационной политики в Германии (например, демонтажную тематику) до сих пор хранятся в ведомственных российских архивах в закрытом режиме и не доступны для исследователей. Счастливое исключение представляет архивный комплекс документов Советской военной администрации в Германии (СВАГ) в составе 20 фондов (более 12 тысяч дел) в Государственном архиве Российской Федерации, почти полностью рассекреченный в течение последних 15 лет. Вследствие этого в России появилась первая коллективная публикация, имеющая отношение к данной проблеме.
Разминирование Берлина
Война в Европе закончилась, но отдыха инженерные войска не получили.
«Нам пришлось без какой-либо паузы приступить к работам по разминированию Берлина и других, в нашей зоне, городов, подготовке в городе Потсдаме места для проведения правительствами коалиции Потсдамской (Берлинской) конференции, восстановлению в Берлине выведенного из строя электро- и водоснабжения», – отмечал позднее в своих воспоминаниях Маршал инженерных войск Алексей Иванович Прошляков.[193]
Вначале обратимся к истории ликвидация минных полей и разминированию местности.
24 июля 1945 г. главноначальствующий СВ АГ издал приказ № 019 «О проведении сплошного разминирования на территории Германии, оккупированной советскими войсками». Согласно этому приказу начальники СВА провинций и федеральных земель должны были к 1 октября 1945 г. закончить сплошное разминирование местности, сбор и уничтожение мин, авиабомб, снарядов, патронов и т. д. на территории зоны.
Начальнику инженерного управления генерал-полковнику Прошлякову было приказано договориться с уполномоченным НКВД СССР по зоне Советских оккупационных войск в Германии генерал-полковником т. Серовым, отобрать сапёров из числа имевшихся в лагерях военнопленных и передать их в распоряжение начальников СВА провинций по провинциям, по следующему расчёту:
– для провинций Мекленбург, Бранденбург и федеральной земли – по 30 офицеров или унтер-офицеров и по 1 200 солдат в каждую провинцию;
– для провинции Саксония и федеральной земли Тюрингия – по 15 офицеров или унтер-офицеров и по 600 солдат в каждую провинцию.
При этом необходимо подчеркнуть, что для осуществления этой цели в провинциях и землях Советской зоны оккупации были организованы специальные штабы и отряды разминирования. Их формирование было закончено к 10 августа 1945 г. Они имели следующую организацию:
Штаб разминирования состоял из 10 чел., его возглавлял начальник штаба. Отряд разминирования состоял из трёх рот, по 200 чел. каждая, и возглавлялся командиром отряда и его заместителем. Интересно, что отряды разминирования формировались из военнопленных сапёров, отбираемых из лагерей для военнопленных, которые затем содержались в спецлагере. Командир отряда – общевойсковой офицер, являлся одновременно начальником спецлагеря. Командиры рот назначались из общевойсковых офицеров; командиры взводов – из военнопленных офицеров-сапёров; командиры отделений – из военнопленных младших командиров-сапёров.[194]
Таким образом, в отряде разминирования провинции (земли) насчитывалось немногим более 600 чел., в основном немецких военнопленных. Командовали отрядами советские офицеры. Кроме того, были направлены специалисты-сапёры из инженерных частей ГСОБГ.
Кроме этих формирований, распоряжением начальника инженерных войск ГСОВГ для работ по разминированию были привлечены два отдельных инженерных батальона миноискателей с двумя ротами танковых тральщиков. Эти части были переданы в оперативное подчинение начальнику Военного сектора провинции Бранденбург, т. к. именно в этой провинции шли основные боевые действия, и именно здесь находились основные районы наиболее плотного минирования. Общее руководство и наблюдение за разминированием возлагалось на начальников СВА провинций и земель, а контроль над ходом работ по разминированию – на начальника Военного отдела СВАГ.
В первую очередь предусматривалось разминирование оборонительных сооружений и участков местности с наиболее плотным минированием, коммуникаций, полей с сельскохозяйственными посевами, сенокосами, районов действующих и готовившихся к пуску предприятий. Организационный период формирования органов разминирования включал обучение немецких военнопленных обращению со всеми типами мин и обучение технике разминирования (для этого была разработана учебная программа). В течение 5–8 дней весь личный состав отрядов прошёл специальные практические занятия с изучением средств заграждения непосредственно на минных полях. Занятия проводились по 10 часов в день.
13 августа 1945 г. все отряды разминирования приступили к работе. Работы по снятию минных полей проводились в соответствии с наставлениями по минированию и разминированию и с соблюдением всех правил техники безопасности.
Порядок разминирования был следующим:
– разведка минных полей и определение системы минирования;
– нахождение мин и их обозначение;
– извлечение мин кошками и сбор их в одно место (по 10–20 м);
– уничтожение собранных мин при помощи зарядов.
Параллельно с работами по разминированию отряды производили очистку территории от неразорвавшихся боеприпасов. Работа затруднялась отсутствием немецких формуляров на минные поля, а также простой нехваткой транспорта для вывоза найденных мин. Кроме того, использование военнопленных затрудняло отсутствие переводчиков.
Контроль и проверка разминирования осуществлялись командованием отрядов и офицерами штабов по разминированию. Отдельные минные поля проверялись в присутствии представителей военных комендатур и местных органов самоуправления. После проверки составлялся акт с заключением следующего содержания: «минные поля обезврежены, местность очищена от разбросанных боеприпасов, мины и боеприпасы уничтожены, а территория может быть безопасно использована оккупационными войсками и местным поселением».
К сожалению, действия инженерных войск по разминированию не обходились без происшествий. Были случаи подрыва людей в отрядах разминирования и диверсии при разгрузке боеприпасов на складах. Так, начальник СВА Тюрингии, командующий 8-й гвардейской армией генерал-полковник Чуйков 14 сентября 1945 г. докладывал Главноначальствующему СВАГ – заместителю Главнокомандующего ГСОВГ В.Д. Соколовскому, что в работе отряда сплошного разминирования территории федеральной земли Тюрингии имел место один случай подрыва, в результате которого тяжело ранен, а затем скончался офицер Красной Армии, ранены четыре немецких солдата – военнопленных и два солдата немецких военнопленных убито. Взрыв произошёл вследствие несоблюдения инструкции и наставления по обезвреживанию неразорвавшейся американской авиабомбы, застрявшей на втором этаже жилого здания.
Кроме того, на территории Советской зоны оккупации Германии были несчастные случаи среди немцев при производстве работ по разминированию и уничтожению трофейных боеприпасов, а также случаи подрыва немецких детей на трофейных минах и снарядах, разбросанных в лесах, на свалке металлолома, железнодорожных станциях и в других местах.
12 февраля 1948 г. в лесу северо-вост[очнее] г. Цемнин района (Мекленбург) при производстве работ по разминированию подорвался нем(ец) Гюнтер Бем.
14 марта 1948 г. в районе Трептов (советский сектор города Берлин), разбирая найденные около здания крематория ручные гранаты, подорвались два немца-школьника.
15 марта 1948 г. в лесу около дер. Випра, район Мансфельд – Озерный (Саксония-Ангальт), трое немецких подростков нашли разбросанные трофейные боеприпасы и, собрав несколько снарядов, гранат, фаустпатронов, стали подрывать их на костре. В результате происшедшего взрыва – двое убиты и один тяжело ранен.
19 марта 1948 г. в г. Магдебург немецкие дети нашли зажигательную авиабомбу, развели костёр и решили подорвать найденную мину. Происшедшим взрывом ранено 7 чел. детей.
31 марта 1948 г. в дер. Найден района Торгау (Саксония-Ангальт) два немца-подростка, разряжая найденный патрон от зенитного снаряда, получили тяжёлые ранения.
14 апреля 1948 г. на аэродроме г. Зальцведель (Саксония-Ангальт) при производстве работ по подрыву трофейных авиабомб тяжело ранен немец Рабе Альберт.
21 апреля 1948 г. в окрестностях дер. Тухенбах района Зеелов (Бранденбург) при разминировании минного поля подорвались немцы Милец и Шмоттер.
25 апреля 1948 г. в лесу, около дер. Шмохтенхаген района Бернау (Бранденбург), немецкий школьник Павецки, играя с найденными трофейными боеприпасами, от произошедшего взрыва получил ранение.
27 апреля 1948 г. в дер. Кляйн-Кетель, район Мальхин (Мекленбург), немецкие дети нашли в свалке мину и, играя с ней, подорвались. Взрывом убиты Герман Креста – 4 года, Эргард Боргель, 5 лет, Карл Креста, 7 лет.
11 мая 1948 г. в окрестностях Якобсдорф района Зеелов (Бранденбург) при выполнении подрывных работ взорвавшейся миной убит немец Иохим Шилке.
В целях предотвращения подобных случаев был усилен надзор за производством работ по разминированию и подрыву трофейных боеприпасов. Проведены тщательные прочёсывания силами военных комендатур и полицией мест, близко расположенных к населённым пунктам, а также железнодорожных станций и разъездов, мест свалки металлолома и мусора на предмет выявления трофейных боеприпасов, сбора и подрыва их. Усилена профилактическая работа среди немецкого населения по предупреждению несчастных случаев среди детей, связанных с использованием по неосведомлённости трофейных боеприпасов в качестве средств для игры.[195]
23 ноября 1945 г. Главноначальствующий СВАГ издал приказ № 091 «Об окончании работ по сплошному разминированию оккупированной советскими войсками территории Германии и о расформировании отрядов и штабов разминирования».
За три с половиной месяца отрядами было уничтожено на минных полях 123 тыс. противотанковых и 213 тыс. противопехотных мин. Были подорваны неразорвавшиеся снаряды и авиабомбы и уничтожены вражеские склады боеприпасов. Всего было уничтожено: более 17 млн. артиллерийских снарядов, около 400 тыс. мин, 175 тыс. авиабомб, более 100 млн. патронов и свыше 4 тыс. тонн прочих боеприпасов.
Тем не менее, разминирование местности пришлось продолжать и в дальнейшем. В некоторых провинциях штабы по разминированию существовали до июля 1947 г.[196]
В своей книге «Краткие записки о пройденном пути» А.И. Прошляков вспоминал:
«Работы по разоружению и демилитаризации сводились к уничтожению подрывом всех военных объектов, промышленных предприятий, работавших на войну, военных институтов и полигонов. Особая сложность при выполнении этих работ заключалась в том, что объекты, подлежащие подрыву, как правило, располагались не только в черте города, но и рядом с жилыми и административными зданиями».
Обращает на себя внимание тот факт, что на территории Восточной Германии, оказавшейся под советским военно-политическим контролем, осталось огромное число объектов разветвлённой военной инфраструктуры (командные пункты, склады, гаражи и базы хранения, убежища, узлы связи и ретрансляции, военные городки и т. д.), которые были созданы как в предвоенное время, так и в последние годы войны. Поэтому советской военной администрации в Германии досталось «в наследство» огромное количество разрушенных, частично разрушенных и вовсе неповреждённых военных объектов различного назначения, которые, согласно совместно принятым союзным решениям, подлежали безусловному уничтожению.
Герой Советского Союза А.И. Прошляков, Германия, 1945 г.
Все фортификационные объекты Германии состояли из огневых и вспомогательных линий полевого и долговременного типа. Общественные убежища в городах и населённых пунктах состояли из монолитных железобетонных бункеров, построенных на поверхности земли, с толщиной стен до 3,5 м. Такие укрытия обеспечивали защиту примерно 10–15 % населения. Вместимость убежища составляла от 300 до 1 500 чел. Кроме наземных убежищ, каждый город и населённый пункт располагал убежищами подземного типа, которые защищали от воздушных налётов примерно 80–85 % всего населения.[197]
Таким образом, перед органами СВАГ стояли достаточно сложные и объёмные задачи по ликвидации военно-промышленного потенциала и демилитаризации Советской зоны оккупации в экономическом отношении. О масштабах этих задач свидетельствует, например, тот факт, что по произведённым Военным отделом СВАГ и инженерным управлением Красной Армии в конце 1945 г. предварительным расчётам, для уничтожения наземных и подземных военно-промышленных объектов в Советской зоне оккупации Германии потребовалось бы 250 000 тонн взрывчатых веществ, не говоря уже о других материалах и специальной технике.
В соответствии со статьёй 5 Декларации о поражении Германии и решениями Берлинской конференции союзных держав 23 ноября 1945 г. Главноначальствующий СВАГ отдал приказ № 098 «Об уничтожении всех видов оборонительных и охранительных фортификационных сооружений на оккупированной советскими войсками территории Германии».
В нём было указано, что убежища всех видов и командные пункты, уничтожение которых сопряжено с разрушением отдельных жилых построек или населённых пунктов, не разрушать, но привести в полную негодность для невозможности использования в военных целях. Оборудование таких сооружений демонтировать и вывести на соответствующие склады ГСОВГ. Фортификационные сооружения, необходимые для использования советскими оккупационными войсками, не разрушать.
Уничтожение сооружений долговременного типа было поручено организовать силами инженерных войск ГСОВ, для чего начальнику инженерных войск ГСОВ генерал-полковнику Прошлякову предписывалось выделить необходимые силы и средства.
Другой приказ Главноначальствующего СВАГ – Главнокомандующего ГСОВГ № 0017 о разрушении военных и военно-промышленных объектов на территории Советской зоны оккупации от 18 июня 1945 г. требовал от начальника инженерных войск ГСОВГ генерал-полковника инженерных войск А.И. Прошлякова, произвести силами инженерных частей ГСОВГ разрушение военных, военно-промышленных объектов.
В приказе также отмечалось, что разрушение каждого объекта производить только после его полного демонтажа и вывоза демонтированного. Начальнику Промышленного управления СВАГ Александрову было предписано обеспечить выпуск в 1946 году 10-ти тысяч тонн взрывчатых веществ, в том числе 40 % типа «тол», капсюлей-детонаторов, 1 млн. штук электродетонаторов. ВВ и принадлежности для взрыва передавать в распоряжение начальника инженерных войск ГСОВГ.
Начальнику планово-экономического отдела СВАГ Переливченко необходимо было обеспечить местное население, привлекаемое на указанные в пункте 1 приказа работы, спецодеждой, которую предписывалось выдавать по заявкам начальника инженерных войск ГСОВГ. Был дан список военных и военно-промышленных объектов, подлежащих разрушению.
Следует отметить следующее: во-первых, было крайне сложно технически уничтожить столь значительные подземные сооружения. Эта задача требовала огромного количества взрывчатки, крупных финансовых и материальных затрат. Во-вторых, к 1948 году отношения между Советским Союзом и западными державами развивались уже в русле «холодной войны». В этих условиях было неразумно уничтожать сложнейшие инженерно-технические сооружения военного и военно-промышленного назначения, которые ещё могли сыграть свою роль в возможном будущем военном противостоянии с Западом, представлявшемся вполне реальным.
В первые два года оккупации в Советской зоне был взорван целый ряд немецких подземных объектов. Работа по уничтожению этих объектов, начиная от подготовки технических расчётов и заканчивая их подрывом, была возложена на инженерное управление Группы советских оккупационных войск в Германии (ГСОВГ) и подчинённые ему специальные части. Заказчиком и приёмщиком взрывных работ выступала Советская военная администрация в лице её военного отдела (позднее – военного управления). По состоянию на 1 апреля 1948 г. в Советской зоне оккупации Германии было уничтожено 17 подземных военных заводов, ещё 14 заводов находились в стадии ликвидации, а три завода были заняты частями ГСОВГ.
Техническая подготовка подрыва оставшихся подземных заводов осуществлялась инженерным управлением ГСОВГ, которое получало задания от военного управления СВАГ. Авиационный завод «Реймаг» в Гроссойтерсдорфе планировалось уничтожить путём подрыва зарядов, размещённых во всех входах и штольнях завода на расстоянии 40 метров друг от друга. Из 100 тысяч кв. м. общей площади завода должны были быть взорваны 40 тысяч кв. м. По состоянию на октябрь 1948 г. подготовительные работы по подрыву завода были выполнены на 35 %. Техническое задание на уничтожение авиатурбинного завода «БМВ» (г. Хальберштадт) предусматривало подрыв 20 тысяч кв. м. подземных площадей. К осени 1948 г. подготовительные работы по подрыву этого завода были выполнены на 80 процентов.
Подземный ракетный завод в Нидерзаксен-верфене ввиду его больших размеров предполагалось уничтожать отдельными участками. Всего должно было быть взорвано 30 тыс. кв. м. подземной площади завода. Подготовка завода к подрыву осуществлялась 69-м отдельным военно-строительным батальоном. По состоянию на 1 октября 1948 г. подготовительные работы к подрыву были выполнены на 85–90 процентов.
По трём этим заводам стоимость работ по подрыву, согласно смете утверждённой инженерным управлением ГСОВГ, составила 11 953 897 руб. Таким образом, даже ликвидация этих объектов представляла собой весьма сложную в техническом отношении и дорогостоящую задачу.
Поэтому начальник военного управления генерал-майор Баринов считал возможным в целях экономии средств не подрывать заводы полностью, а ограничиться заделыванием всех входов в них, чтобы тем самым закрыть туда доступ «преступным и враждебным элементам», которые могли бы использовать подземелья в качестве укрытия.
18 июня 1948 г. Главноначальствующий СВАГ маршал В.Д. Соколовский направил в адрес министра иностранных дел и заместителя председателя Совета Министров СССР В.М. Молотова шифровку № 178/ш с запросом, как следует поступить с этими объектами. Москва размышляла почти месяц и, наконец, 10 июля направила в Карлсхорст шифрованный запрос за № 4199. Этим документом вся ответственность за принятие решения перекладывалась на Советские оккупационные власти в Германии.
Однако маршал Соколовский уже приобрёл опыт в аппаратных играх и не захотел быть «крайним» в этой ситуации. 12 июля 1948 г. в Москву полетела новая шифровка Главноначальствующего за № 4723 с повторным запросом на санкционирование уничтожения оставшихся подземных заводов.
В Министерстве иностранных дел и в аппарате Совета Министров поняли, что решение придётся принимать в Москве. Заместитель министра иностранных дел СССР А.Я. Вышинский шифровкой за № 4425 от 25 июля сообщил, что все перечисленные выше объекты должны быть уничтожены, однако наземные здания, не имеющие военного значения, могут быть оставлены для мирных нужд. Вероятно, в этот день о проблеме было доложено Сталину.
После этого доклада события стали развиваться по другому сценарию. На следующий день, 26 июля 1948 г., Вышинский послал командованию СВАГ шифровку за № 4440 с требованием предоставить в Москву дополнительные сведения о намеченных к взрыву объектах и лично позвонил по телефону заместителю политического советника при Главноначальствующем СВАГ М.Г. Грибанову. Вышинский сообщил Грибанову о том, что необходимо отложить исполнение решения о подрыве подземных заводов. Несмотря на то, что дополнительные сведения были представлены в МИД уже 27 июля 1948 г. (шифровка Главноначальствуюшего СВАГ за № 5086), Москва вновь взяла длительный тайм-аут. Для маршала Соколовского это был знак того, что акцию по подрыву объектов следует отложить.
В августе 1948 г. командование инженерных частей ГСОВГ, не будучи в курсе интенсивной переписки между Москвой и Карлсхорстом, обратилось с письменным запросом в военное управление СВАГ по поводу так и не взорванных объектов. Однако запрос военных инженеров остался без ответа. Военное управление СВАГ молчало, так как молчал Главноначальствуюший СВАГ маршал Соколовский, ожидавший окончательного решения Москвы.
Спустя пять месяцев, 2 февраля 1949 г., начальник военного управления генерал-майор Баринов направил начальнику штаба СВАГ служебную записку, в которой отмечал, что дальнейшее складирование в подземельях Гроссойтерсдорфа (завод «Реймаг») 1 600 авиационных бомб весом в 500 и 150 кг, предназначенных для подрыва завода, чревато катастрофой:
«…пиротехническим исследованием установлено, что техническое состояние авиационных бомб не только не допускает их дальнейшей транспортировки, но и дальнейшее хранение их сопряжено с большой опасностью. Прошу Вашего решения по данному вопросу. Со своей стороны, считаю возможным, не ожидая решения Министерства иностранных дел, уничтожение авиационных бомб произвести в штольнях вышеупомянутого завода и одновременно подорвать входы в него и этим ограничить ликвидацию данного объекта».
Ответа на это послание также не последовало: командование СВАГ твёрдо решило получить официальную санкцию Москвы. Очевидно, окончательное решение об «облегчённом варианте» уничтожения оставшихся подземных объектов было принято весной 1949 г. В справке-докладе, представленном в конце февраля 1949 г. военным управлением командованию СВАГ, отмечалось, что из 273-х подлежащих ликвидации военных и военно-промышленных объектов было ликвидировано 246. В числе оставшихся были и шесть известных подземных заводов. О трёх из них (заводы «Клостер Верке» и «Ода Верке» в г. Бланкенбург-Гарц и завод фирмы «Карл Цейсс» в Ротенштайне) в докладе говорилось как об объектах, которые не могут быть уничтожены по объективным причинам (расположение в черте города, использование в интересах СВАГ и ГСОВГ).
«Облегчённый вариант» уничтожения оставшихся шести заводов выглядел следующим образом: были подорваны (или замурованы) все входы и выходы в них, а также вентиляционные шахты, ведущие в подземелья. Больше всего досталось ракетному заводу в Нидерзаксенверфене: там было уничтожено 20 процентов подземных площадей (27, 5 тыс. кв. м.).
В конечном счёте, советские оккупационные власти при молчаливом согласии Москвы фактически признали, что согласованные в 1945 году союзные решения о военно-экономическом разоружении Германии больше не отвечают экономическим и военно-политическим реалиям. На повестку дня встал вопрос о разделении Германии на два квазигосударственных образования под советским и, соответственно, западным контролем. Так, в отчёте военного управления СВАГ, датированном январём 1949 г., отмечалось: «Продолжать уничтожение оставшихся военных и военно-промышленных объектов нецелесообразно, так как это затормозит развитие экономики Советской зоны оккупации. Необходимо закончить уничтожение трёх подземных заводов в земле Тюрингия… и на этом подрыв объектов прекратить».[198]
С другой стороны, некоторые объекты, подлежавшие безусловному уничтожению, уничтожены не были, например, наземный и подземный комитет Генерального штаба германских сухопутных сил в Цоссене, южнее Берлина. Он попал в руки советских войск практически целым. В донесении, направленном в Москву командованием 1-го Украинского фронта, об этом объекте говорилось следующее:
«В лесу, 2 км юго-восточнее Цоссен, захвачен район, где с начала 1941 г. по март 1945 г. размещался Генеральный штаб сухопутных войск Германии. Генштаб размешался в 24 двухэтажных, тщательно замаскированных наземных зданиях и двух подземных сооружениях на глубине 35–40 м, общим количеством комнат до 200.
В одном из подземных сооружений смонтированы: две автоматические и одна междугородная телефонные станции, общей ёмкостью свыше 10 номеров, телеграфный узел на 60 телеграфных аппаратов, пневматический тир, почта и бюро времени. Все сооружения обеспечивались автономным электропитанием, имея аккумуляторную батарею, два дизеля в 1 500 лошадиных сил и 18 электрических агрегатов. Приняты меры к охране захваченных объектов и дальнейшему изучению».
В начале 1946 г. все подземные объекты комплекса в Цоссене (рабочие помещения Генерального штаба «Майбах-1», «Майбах-2» и «Май-бах-3»), узлы связи, общим объёмом в 132 282 м3, ещё упоминались во всех отчётах военного отдела СВАГ и подчинённых ему структур в качестве первоочередных целей для уничтожения. Однако уже осенью того же, 1946 года, во внутренней переписке советского военного командования в Германии однозначно говорилось о том, что «разрушение сооружений бывшего немецкого Генерального штаба запрещено до особого распоряжения приказанием Главнокомандующего».
С начала 50-х на этом объекте в Цоссене, более известном во время существования ГДР как Бюнсдорф, располагались Штаб и Полевое управление Группы Советских войск в Германии. Подземные помещения бывшего военного штаба германских сухопутных сил использовались по своему назначению. В них размещался пункт боевого управления Группы войск. Последние российские военнослужащие покинули Цоссен лишь в сентябре 1994 года.[199]
Хочется сказать также и том, что решением Советской военной администрации было определено срочное проведение демонтажа ряда промышленных предприятий и циклотронов, расположенных в черте города. И здесь не обошлось без привлечения инженерных войск.
Для обеспечения развёртывания работ по демонтажу металлических конструкций зданий германских предприятий, прекращавших свою деятельность в связи с демонтажем оборудования или уничтожением их как военных предприятий, начальнику инженерных войск ГСОВГ генерал-полковнику Прошлякову необходимо было выделять подрывников и взрывчатые вещества Особому монтажному управлению (ОМУ-2) Наркомстроя по его заявкам, для работ, связанных с демонтажем металлоконструкций.[200]
Трудно описать весь круг крупных мероприятий, которые были проведены по демонтажу немецких предприятий. Но опытный военный инженер А.И. Прошляков с этими работами блестяще справился, чему способствовал его огромный и во многом уникальный военный опыт, приобретённый в военном противостоянии с самой оснащённой и хорошо обученной армией Европы.
Впечатления о немцах и союзниках
Особенно хочется отметить, что в ходе бесконечных выездов на объекты, где велись работы по демонтажу предприятий, для решения вопросов, связанных с демилитаризацией в советской зоне оккупации, на наши ремонтные предприятия, где в качестве рабочей силы были заняты в основном немцы, приходилось неизбежно общаться с немецким населением, о котором у А.И. Прошлякова постепенно складывалось впечатление, как «…о народе в целом трудолюбивом, трезвом, честном, работу выполняющем качественно, со знанием цены своего труда, умеющем подчинять себя силе. Педант, робот, автомат в труде и, одновременно, скрытый и внешне аполитичный в своих суждениях», – именно таким, по мнению А.И. Прошлякова, был тип немца того времени в побеждённом фашистском государстве. [201]
Не ускользнул от зоркого взгляда Алексея Ивановича и тот факт, что идеологию человеконенавистничества и расовой исключительности, которую немцам вдалбливали в головы, они ещё не могли выкинуть из своего сознания.
Постепенно формировалось мнение и о союзниках в борьбе с фашизмом, теперь противостоявшим Советскому Союзу в условиях «холодной войны». С ними А.И. Прошлякову также приходилось немало общаться, о чём он и рассказал в своих мемуарах:
«Многочисленные приёмы, которые устраивало наше командование по разным поводам и случаям, давали возможность ближе наблюдать офицерский состав союзников. И нужно сказать, что американские генералы и офицеры в то время были с нами более просты и прямы в общении, более уважительные и откровенные в признании наших особых заслуг в разгроме немецкого фашизма.
Более скрытыми и недоверчивыми показали себя англичане. Вообще же все они, желая узнать каждого из нас, старались, открещиваясь от политики, скрыть своё существо и состояние своих армий и намерений. У ряда высших чинов американской, реже английской армий, адъютантами были офицеры из канадской армии украинского происхождения, которые отлично говорили по-русски. После выпитой большой дозы нашей «Столичной» много болтали анекдотического о своих начальниках, возможно полагая, что им удастся заморочить нам голову. И большие начальники не знали чувства меры в использовании нашего гостеприимства».[202]
Нельзя не отметить, что побочные обязанности по линии советской военной администрации и связанная с этим дополнительная занятость не могли оторвать А.И. Прошлякова от руководства инженерными войсками, от поддержания их в постоянной боевой готовности. Ему приходилось находить время и заниматься определением их дислокации, устройством размещения, созданием необходимых условий для организации учебного процесса.
В связи с изменением состава и группировки войск ГСОВГ, в результате оргмероприятий и в целях создания в этой обстановке наиболее выгодных условий для боевых действий войск Группы в случае их необходимости, а также обеспечения необходимой охраны, на линии соприкосновения наших и западных армий рекомендовано было располагать не более одной трети инженерных сил и минно-подрывных средств в количестве, необходимом для обеспечения действий отрядов заграждения, использовать в полосе между линией соприкосновения наших войск и главной оборонительной полосой. Остальные инженерные силы и средства армии использовать в главной оборонительной полосе.
Предусматривалось с началом боевых действий использование военно-строительных отрядов УОС с привлечением местного населения для производства фортификационных работ на второй и армейской полосах обороны. В резерве Группы полагалось иметь один инженерно-сапёрный и один тяжёлый понтонный полк.[203]
Памятники и память
Не менее интересной и плодотворной была деятельность А.И. Прошлякова и на другом важном направлении. Ему было приказано срочно построить напротив разрушенного рейхстага памятник воинам Советской Армии, погибшим при взятии Берлина, и подготовить перед ним, начиная от Бранденбургских ворот, плац для проведения парада войск союзников, занявших свои сектора в Берлине. Парад принимал Маршал Советского Союза Жуков Г.К., остальные главнокомандующие составляли его группу.
Москва срочно командировала в Берлин группу творческих работников – скульпторов и архитекторов – для создания памятников советским воинам, павшим в боях с фашизмом. В составе группы приехали молодые талантливые скульпторы Л.Е. Кербель и В.Е. Цигаль. Открытие памятника было приурочено к параду союзных войск.
Под руководствам А.И. Прошлякова проводилась большая работа по захоронению останков воинов, погибших в Берлинской операции. Для этого нужно было организовать строительство в Берлине двух памятников-кладбищ в Трептов-парке и районе Панков. Выполнение данной задачи оказалось весьма сложным. При производстве соответствующих работ пришлось использовать труд и возможности не только военных строителей, но и специалистов из числа немецкого населения и предприятий Берлина. Кроме того, необходимо было решить проблему и с обеспечением строительными материалами.
Приведу один документ, характеризующий уровень решаемых проблем. Это донесение начальника гарнизона и военного коменданта Советского сектора оккупации г. Берлина А.Г. Котикова и начальника Штаба Управления военного коменданта А.А. Морозова начальнику Военного управления СВАГ А.И. Баринову о целесообразности подрыва здания имперской канцелярии:
Руководитель строительства памятника Воину-освободителю в Трептов-парке генерал-полковник инженерных войск А.И. Прошляков (первый слева) во время инспекции строительства. Германия, 1946 г.
19 февраля 1948 г. Секретно г. Берлин
На ваш № 10/0169 от9 февраля 1948 г. сообщаю, что в настоящее время бывшая имперская канцелярия находится в сильно разрушенном состоянии, мрамор из стен вынут и передан на строительство памятника в честь погибших воинов Советской Армии, который сооружается в Трептов-парке. Ценности, как жилое здание, никакой не представляет, и, учитывая то, что подвалы данного здания были оборудованы как бомбоубежище вместимостью примерно 2 000 чел. и до сих пор не разрушены, считаю нужным разрушить его путём взрыва.
Читателю, видимо, покажется странным, как можно было использовать для строительства памятника материл «врагов». Думается, другого – просто не было. Что собою представляют построенные в первые послевоенные годы памятники-кладбища советским воинам, павшим в Берлине, многие видели или в оригинале, или в кино, или в печатных изданиях. Они вечно будут напоминать грядущим поколениям о героизме нашего народа, отдавшего миллионы жизней за разгром фашизма.
Сам А.И. Прошляков отмечал:
«…увековечению памяти павших в борьбе за нашу Родину на нашем фронте (имеется в виду 1-й Белорусский фронт под командованием до ноября 1944 г. К.К. Рокоссовского, а позднее – Г.К. Жукова) уделялось должное внимание. Я имею в виду нашу, инженерных войск, инициативу по строительству памятников в местах наиболее ожесточённых боёв, проявления большего героизма или отваги в них всех участников того или другого рода войск. Под Понырями, после Курской битвы, нами были построены памятники артиллеристам и сапёрам, как особо отличившимся при отражении атак основной танковой группировки немцев, рвущихся с севера к Курску. В дальнейшем нами были воздвигнуты памятники в Познани, Лодзи, Калише, Праге (предместье Варшавы), Кюстрине, Кольберге, Хелме, Томашуве, Волъштыне, Зеелове».[204]
К слову сказать, кроме создания памятников, скульпторам было поручено запечатлеть руководящий командный состав 1-го Белорусского фронта, в том числе и А.И. Прошлякова.
А.И. Прошляков отмечал, что Кербель и Цигаль трудились ударно, одновременно, буквально в четыре руки. Работали быстро и качественно. После завершения работы, они передали в дар А.И. Прошлякову выполненный ими бюст будущего маршала.
Тем самым служители высокого искусства не только выразили глубокое уважение и почтение к воинам-победителям, воинам-освободителям, но и укрепили фундаментальную связь между работниками военного искусства и работниками искусства изобразительного. Было это в декабре 1945 года.
Бюст хранился в семье А.И. Прошлякова многие десятилетия и служил напоминанием его потомкам о победном мае 1945 года и о людях, с которыми Алексея Ивановича сводила судьба в годы Великой Отечественной войны и после её победоносного завершения в Берлине. Этот бюст свято хранил и сын маршала Прошлякова – Борис Алексеевич, и его друзья.
В квартире Б.А. Прошлякова имелась и маленькая копия скульптуры Солдата-освободителя из Трептов-парка – его изваяли и подарили сыну маршала уже после кончины Главного строителя этого шедевра в Берлине.
«Воин-освободитель» – монумент в берлинском Трептов-парке. Один из трёх советских военных мемориалов в Берлине (вместе с мемориалами в Панкове и Тиргартене).
Открыт 8 мая 1949 г.
В борьбе со стихией
Случались на территории Германии и стихийные бедствия большого масштаба, где также были востребованы опыт и знания А.И. Прошлякова.
Об одном стихийном бедствии 1948 года, довольно редком в пределах Германии, подробно рассказывал и сам Алексей Иванович. Речь идёт о борьбе со стихией, в которой ему пришлось лично участвовать в качестве руководителя, с привлечением к работе частей инженерных войск, артиллерии и авиации.
В 1948 году зима в Германии выдалась на редкость морозной и снежной. Реки сковало толстым ледяным покровом. Географической особенностью рек в Германии является тот факт, что они текут с юга на север. Поэтому тепло приходит сначала в верховье рек, оттуда начинается и таяние снега, тогда как севернее, внизу, лёд стоит нетронутым. Талая вода и размельчённый в шугу лёд устремляются под слой крепкого льда и создают заторы и ледяные пробки на фарватерах. Вода стремительно выходит из берегов, затопляя пойменные участки.
Так произошло и весной 1948 г.: Эльба и Одер вышли из берегов, началось затопление пойм. Наибольшую опасность представляли подъём воды на Одере и затопление поймы восточнее Зееловских высот. Он был бурным и мощным, что могло привести к сносу ограждающих дамб по пойме реки с польского восточного берега.
А.И. Прошляков писал:
«Моё беспокойство было закономерным, так как я знал, что ограждающие дамбы в местах подходов к мостам и переправам нашими войсками, если не до основания, то значительно срезаны. Поляки их восстановлением не занимались. Довоенный опыт по борьбе с ледоходом и наводнениями очень пригодился. В конце концов, угроза большого стихийного бедствия была устранена. На Эльбе – понтонная бригада с инженерными частями 3-й армии, а на Одере – военные строители, части артиллерии и бомбардировочной авиации сделали своё дело. В первую очередь нужно было ликвидировать заторы севернее Кюстрина и восстановить ограждающую дамбу на восточном, польском, берегу».
В борьбе с заторами всё шло по плану, начиная от подрыва на заторах с низовой стороны заглублённых зарядов взрывчатых веществ, и следующего за этим обстрела заторов из тяжёлых миномётов и гаубиц. Рыхление льда, начиная от устья, проводилось взрывами авиационных бомб и обустроенными для ледокольных работ судами из Штеттина.
Что же касается дамб, то здесь не обошлось без трудностей. Для решения проблемы необходимо было перебираться на польскую территорию. А это требовало получения разрешения польских властей и их пограничной охраны. Однако они, в свою очередь, заинтересованности в восстановлении разрушений на дамбе не проявляли. Отрядами военных строителей пришлось заделывать уже образовавшиеся промоины с использованием леса, земленосных мешков и прочего подручного материала. Несмотря на то, что промоины в дамбе несколько понизили уровень воды между Одером и Зееловскими высотами, для спасения населения советским инженерным войскам пришлось мобилизовать плавсредства своих частей, в первую очередь, плавающие автомобили.
Работа была утомительной, так как осуществлялась круглосуточно, и, как всегда, уменье и упорство в борьбе личного состава инженерных войск и привлечённых подразделений артиллерии и авиации – закончилась полной победой над силами стихии и заслуженной благодарностью немецкого населения.[205]
Управление боевой подготовки инженерных войск Советской Армии
Осенью 1950 года А.И. Прошляков, передав дела и должность преемнику, покинул ГСОВГ и выехал в Москву для обучения на Военных академических курсах (ВАК) при Высшей военной академии им. К.Е. Ворошилова.
Обучение на курсах А.И. Прошлякову предоставило, в том числе, и возможность привести в более стройную систему накопленные в практической деятельности знания и навыки, жизненный и фронтовой опыт, которые необходимы были для его последующей деятельности в армии.
После выпуска, в 1951 году, А.И. Прошляков получил назначение на должность начальника Управления боевой подготовки инженерных войск Советской Армии.
Следует отметить, что к тому времени оценки боевой подготовки инженерных войск в приказах Министра обороны за ряд предыдущих лет были низкими. Инженерные войска отмечались как самый отсталый род войск. Нужно было искать причины такого отставания и выправлять положение.
В процессе знакомства с планированием, всесторонним обеспечением учёбы – контролем и помощью в организации учебного процесса в войсках, инспекция войск и подведение её итогов позволили А.И. Прошлякову увидеть и понять причины отставания инженерных войск в боевой подготовке.
Прежде всего, инженерные части внутренних округов очень часто отвлекались от учёбы на всякого рода работы – по восстановлению разрушенного войной народного хозяйства, метро-строя, для аэродромного и спецстроительства объектов оборонного значения, устройства и размещения самих войск в округах, разминирования. (Когда А.И. Прошляков стал начальником инженерных войск, он на себе испытал, что такое выполнять «все побочные задания»).
В 1946–1953 гг. перед инженерными войсками помимо боевой подготовки встали и успешно ими решались задачи по восстановлению разрушенного войной хозяйства, разминированию территорий, борьбе со стихийными бедствиями. Так, именно в эти годы Министр обороны СССР Маршал Советского Союза Н.А. Булганин приказал начальнику инженерных войск генерал-полковнику инженерных войск Прошлякову А.И. взять под непосредственный контроль работы по разминированию территорий Воронежского, Донского, Северо-Кавказского и Таврического военных округов и выделить по заявкам военных округов необходимые инженерные средства для завершения работ в 1953 году.[206]
А.И. Прошляков, 50-е гг.
Следует признать, что инженерные части и подразделения, вооружённые миноискателями и щупами, сняли и обезвредили в первые послевоенные годы огромное количество различных мин, снарядов и бомб, осуществляя разминирование городов и сёл, полей и лесов, рек и озёр. Эта задача зачастую решается ими и в наши дни – там, где обнаруживаются мины, установленные ещё во время Великой Отечественной войны.
Нет необходимости доказывать, что разминирование является важной боевой задачей (хотя и проводится в мирное время) и требует огромного напряжения физических и моральных сил, а часто осуществляется и с риском для жизни. Следуя боевым традициям, сапёры при выполнении этих и других задач проявляли и продолжают проявлять сегодня мужество, творческую активность и изобретательность.
В послевоенные годы сапёры, как правило, размещались в неблагоприятных полевых и жилищных условиях, не имея хорошо оборудованных учебных полей и городков, не были в достатке обеспечены учебными пособиями и необходимыми материалами. При этом большинство офицерского состава, особенно в младшем звене, не имели достаточных навыков и знаний основных положений организации и методики боевой подготовки в инженерных частях.
Всё это вместе взятое и не давало возможности инженерным частям качественно отрабатывать предусмотренные программой предметы обучения.[207]
С устранения обнаруженных недостатков и началась работа А.И. Прошлякова в Управлении боевой подготовки инженерных войск Советской Армии. Начальника инженерного управления Советской Армии М.П. Воробьёва значительно отвлекали побочные дела (о которых говорилось выше) от непосредственного руководства всей инженерной службой. Он вынужден был заниматься всевозможными строительными делами.
Оценив такое положение, Министр обороны пришёл к выводу о необходимости изъять из подчинения М.В. Воробьёва управление оборонного строительства с передачей его со всеми формированиями и делами заместителю Министра обороны по строительству и расквартированию войск. 23 января 1951 г. был подписан приказ военного министра СССР «О реорганизации Управления оборонительного строительства Советской Армии в Главное управление специального строительства военного министерства».
В те годы перед государством стояли сложнейшие задачи: помимо восстановления разрушенной войной страны необходимо было создавать ядерный щит Родины, а следом и осваивать космос. Шёл переход от научных, теоретических разработок в этой сфере к практической работе. Как и всё новое в развитии науки и техники, это потребовало создания соответствующей материально-технической базы. Эта сложнейшая, многогранная работа была поручена военным строителям.[208]
К весне 1952 года, поскольку положение с оценкой деятельности управления начальника инженерных войск существенно не изменилось, в Министерстве обороны пришли к выводу о необходимости оздоровления обстановки в управлении начальника инженерных войск. Было принято решение освободить М.П. Воробьёва от должности и назначить на должность начальника инженерных войск Киевского военного округа. Министр обороны Маршал Советского Союза А.М. Василевский предложил занять освободившуюся должность А.И. Прошлякову.
Как вспоминал Алексей Иванович «…предложение пойти на эту должность меня смутило и, я бы сказал, испугало. Как мне помнится, я ответил, что с этой должностью мне вряд ли справиться. А.М. Василевский ответил, что этот вопрос уже им докладывался И.В. Сталину, и тот счёл возможным принять его. Я очень переживал, пока ждал вызова. Однако личной встречи не состоялось, а решение было принято».
16 мая 1952 г. А.И. Прошляков был назначен на должность начальника инженерных войск Советской Армии. Для того чтобы глубже вникнуть в работу всех управлений начальника инженерных войск А.И Прошляков попросил создать комиссию, чтобы зафиксировать работу всех управлений инженерных войск на день его вступления в должность. Такая комиссия была создана. Из акта комиссии, следовало, что инженерные войска отстали в развитии средств борьбы от других родов войск и в современном бою не в состоянии решать задачи инженерного обеспечения боевых действий войск. По оснащённости эти войска находились почти на уровне конца войны.
Выводы были сделаны серьёзные, и для устранения недостатков комиссия определила очень короткий срок, в конце которого Прошляков обязан был доложить на коллегии Министерства обороны о проделанной работе, о нуждах войск и о принятых мерах по наведению порядка в инженерных войсках.
Чем ближе он знакомился с состоянием дел в управлениях, тем больше приходил к убеждению, что исправить их возможно лишь при условии безотлагательной и эффективной помощи со стороны Министерства обороны и Генерального штаба. Между тем жизнь шла своим чередом, бумаги текли нескончаемым потоком, телефонные звонки по различным поводам и без повода раздавались из Центрального Комитета ВКП(б), Совета Министров, от Министра обороны, Генерального штаба, из округов, они отнимали много времени.
Конечно, звонки были разными: и такие, что выводили из равновесия, и такие, что поднимали тонус и настроение, восстанавливая работоспособность. Алексей Иванович отмечал:
«Министр обороны А.М. Василевский разрешил мне являться к нему со всеми делами и помыслами, трудностями в работе и, как правило, разобравшись, положительно решал их, вселяя уверенность в правильности взятого мною курса в работе.
Нельзя сказать о таком же чутком и благосклонном отношении к нашим делам со стороны начальника Генерального штаба В.Д. Соколовского, хотя у меня с ним личные отношения, которые сложились на фронте и в ГСОВГ, были значительно ближе».[209]
Подтверждением этих слов могут служить и результаты заседания коллегии Министерства обороны, где В.Д. Соколовский председательствовал из-за болезни А.М. Василевского. Решение коллегии Министерства обороны было довольно коротким. В нём была дана удовлетворительная оценка работы А.И. Прошлякова, но подчёркивалась необходимость ускорения ликвидации прорывов. При этом ни одна просьба Алексея Ивановича по организационным вопросам и по оказанию помощи со стороны Генштаба в отношениях с Госпланом и промышленными министерствами не была удовлетворена.
Более того, новому начальнику инженерных войск Киевского военного округа было указано на необходимость самому, лично, решать все свои вопросы в Госплане. Таким образом, надежды А.И. Прошлякова, связанные с Министерством обороны, не оправдались.
Алексей Иванович сумел сделать для себя правильный вывод, считая, что необходимо самому в деталях изучить состояние дел с переоснащением инженерных войск новой перспективной техникой, с подготовкой кадров в учебных заведениях, с состоянием дел в области научных исследований в Военно-инженерной академии и инженерном институте. И уже потом подключать к непосредственному руководству этими направлениями работ своих заместителей и начальников управлений, меньше всего надеясь на помощь сверху.
Решение проблемы переоснащения инженерных войск нужно было начинать с главного – с разработки системы инженерного вооружения. Лишь после этого можно было бы чётко проанализировать, чем войска располагают, и что они должны иметь в своём арсенале, исходя из перспективы развития инженерных средств, с учётом общего развития военной науки и основных средств вооружения по видам вооружённых сил и родам войск.
Необходимо было наметить конкретный план разработки новых средств, мобилизовать личный состав инженерного комитета с научно-исследовательскими и опытно-конструкторскими организациями на претворение его в жизнь. Предстояло поднять активность аппарата управления вооружения и снабжения, обеспечив размещение заказов на новую технику в промышленности, причём добиться через Совет Министров выделения и закрепления за инженерными войсками промышленных министерств по видам инженерных средств.
В боевой подготовке инженерных войск, кроме ускорения их переоснащения новой техникой, крайне необходимо было ликвидировать разнобой и привести в стройную узаконенную систему положений действия инженерных войск при решении задач инженерного обеспечения общевойскового боя. Нужно было закончить разработку в свете новых, Полевого и Боевого, уставов Советской Армии, Боевого устава инженерных войск. К этой работе Прошляковым были привлечены, кроме штаба инженерных войск, начальники инженерных кафедр академий, Военно-инженерная академия, а также ряд начальников инженерных войск округов.
В то время существовали различные точки зрения о роли, месте и назначении специальных войск. А.И. Прошляков со своим штабом считал, что инженерные войска должны быть родом войск, так как они выполняют в бою совместно с другими родами войск боевые задачи. Другие, во главе с Генеральным штабом, склонны были считать специальные войска только обеспечивающими. Последнее было принято и инженерные войска были отнесены к войскам специального назначения. С утверждением устава инженерные войска получили документ, регламентирующий их работу в общевойсковом бою, и основное руководство по боевой подготовке инженерных подразделений и частей в мирное время.
Хронологически излагать в деталях всю многогранную и весьма ответственную и сложную работу начальника инженерных войск Советской Армии, в должность которого волею судеб А.И. Прошлякову пришлось вступить, было бы и утомительно, и довольно скучно, и вряд ли интересно. Обратимся лишь к тем периодам или этапам пути, к тем отдельным событиям, которые в какой-то степени являлись характерными и отвечали тенденции становления инженерных войск в ряд быстро развивающихся родов войск и видов Вооружённых Сил страны.
Небезынтересно было отметить и смену вех в руководстве Вооружёнными Силами, в том числе и во вверенном ему управлении, которые накладывали свой отпечаток на стиль работы и методы руководства. Поскольку 1953 год стал годом кардинально менявших ход истории и развития страны событий и связанных с ними перемещений в руководстве партией и государством. Умер И.В. Сталин.
А.И. Прошляков пишет:
«Это событие произвело на меня сильное впечатление. Я, не кривя душой, считал, что партия и, в целом, государство потеряли сильной воли руководителя и теоретика, и восполнить в какой-то степени понесённую утрату возможно будет только коллективу из его ближайших помощников и соратников. Как протекали события в последующем, изложено в документах партии, и они не нуждаются в моём описании. Они неизбежно сказались и на расстановке сил в руководстве Вооружёнными Силами. Министром Вооружённых Сил стал Маршал Советского Союза Булганин Н.А., его первыми заместителями А.М. Василевский и Г.К. Жуков.
Последний был одновременно Главнокомандующим Сухопутными войсками. При первом моём представлении Г.К. Жукову, последний не имел желания, да, видимо, и времени, выслушивать мой полный доклад о состоянии дел и, выразив удовлетворение моим назначением, заметил, что от меня требуется приложить много сил, знания и умения, чтобы выправить недопустимое отставание в развитии инженерных войск и инженерной службы в целом».
Изменения, конечно же, коснулись и инженерных войск и самого А.И. Прошлякова. Достаточно сказать, что структура аппарата начальника инженерных войск упростилась. Кроме управлений был создан отдел, подчинённый А.И. Прошлякову и связанный по работе с Генеральным штабом и аналогичными отделами в главных и центральных управлениях. Отдел занимался разработкой вопросов, связанных с защитой от оружия массового поражения, исследованиями и испытаниями прочностных характеристик элементов фортификационных сооружений, а также конструкций гражданского строительства для последующего использования материалов проектными и конструкторскими организациями.
В качестве консультанта к участию в этих работах был привлечён создатель современных методов расчёта фортификационных конструкций генерал-майор инженерных войск Б.А. Олисов. Опытные данные использовались для обоснования расчётной части воздействия поражающих факторов атомного оружия в различных средах, на различные элементы защитных сооружений.
Таким образом происходило накопление материала по определению защитных свойств элементов и, в целом, различных фортификационных сооружений, как принятых, так и вновь разрабатываемых. По обобщённым материалам проведённых экспериментов бросалась в глаза неравнопрочность элементов фортификационных сооружений и, с другой стороны, заслуживавший внимания эффект от умелого использования свойств местности и различной степени окапывания боевых порядков войск. Это, в свою очередь, вызывало необходимость форсирования разработки средств, облегчавших и ускорявших самоокапывание войск с их разнообразным вооружением.
Трудности наблюдались в сфере разработки землеройной техники в Министерстве строительного и дорожного машиностроения. Они заключались в том, что необходимая инженерным войскам техника не унифицировалась с народно-хозяйственной. Унификация средств инженерного вооружения с народно-хозяйственной техникой была довольно сложной проблемой, так как требования народного хозяйства к технике, которая по характеру работ могла быть использована и инженерными войсками, были не приемлемыми для военных. Народнохозяйственная техника не удовлетворяла их ни по производительности, ни по маневренности и проходимости, ни по транспортной скорости, а выполнение предъявленных военными специалистами требований вызывало резкое повышение стоимости образца при использовании для него соответствующей танковой базы.
В последующем были одобрены использование шасси тяжёлых артиллерийских тягачей и средних танков. И в 1952–1953 годах под руководством А.И. Прошлякова была отработана система инженерного вооружения и были приняты меры по созданию нового поколения инженерных машин с использованием базовых шасси артиллерийских тягачей и средних танков.
Учения на Тоцком полигоне
Исключительно ответственным этапом в жизни Алексея Ивановича стали учения на Тоцком полигоне, где впервые была применена атомная бомба. В то время Прошляков уже возглавлял инженерные войска Советской Армии. Читаем в его записках:
«На нас была возложена на этих учениях одна из основных задач – показать возможности защиты от атомного оружия, и мы сумели показать себя большими специалистами по противодействию инженерно-фортификационными средствами поражающим факторам его. Нам удалось убедить присутствующих на учениях, что наши фортификационные средства являются наиболее эффективными, конечно, при умелом их применении».
Надо сказать, что подготовку района учений, за которую отвечал А.И. Прошляков, проверял лично маршал Г.К. Жуков и остался доволен работой сапёров.
14 марта 1954 г. на Тоцком полигоне проходили войсковые тактические учения с применением ядерного оружия. Заниматься инженерным обеспечением этих учений пришлось подчинённым Алексея Ивановича, а сам он был главным руководителем по подготовке района опытно-показательного учения, во время которого проводились эксперименты по противодействию поражающим факторам атомного взрыва инженерно-фортификационными средствами.
По заданию начальника инженерных войск генерал-полковника инженерных войск А.И. Прошлякова в районе города Бузулука Оренбургской области (в ста километрах от полигона) было построено несколько деревень для выселенных из района испытаний жителей.
…Известно, что в день учения личный состав участвующих войск вывели из намеченной зоны поражения, наступающие войска заняли исходное положение на безопасном удалении. Командование, гости и руководство учения заняли подготовленные для них наблюдательные трибуны на одной из высоток в 12-ти километрах от намеченного эпицентра атомного взрыва. Часть людей разместилась в блиндаже под трибуной с амбразурами из прочного органического стекла.
Всем были выданы светозащитные очки для предохранения глаз от светового импульса.
Присутствовавшие с нетерпением ждали появления самолёта-носителя. Некоторые не учли возможности воздействия ударной волны и свободно прогуливались по настилу трибуны. Многие решили держаться за перила или хотя бы на них опираться.
Вновь обратимся к воспоминаниям Алексея Ивановича:
«И вот в воздухе появился самолёт-носитель. Взоры всех были прикованы к нему. Все наблюдали, как от самолёта отделилась бомба и яркая вспышка в форме огненного шара озарила местность, а через несколько секунд воздух был потрясён сильнейшим взрывом. После вспышки мы сняли светозащитные очки и нашему взору представилась эффектная и страшная картина движения ударной волны, которая сметала всё на своём пути, ломала и прижимала лес и другую растительность к земле. В разных местах в округе вспыхнули пожары. Но вот волна дошла до вышки-трибуны и наделала в нашей группе переполох. Кто не держался за перила, были свалены волной на пол, те, кто не поддерживал головного убора, остались без него. Всё же обошлось без потерь и травм. Лица были покрыты сильным загаром.
После осмотра воздействия атомного взрыва, первые впечатления на присутствующих произвела картина обожжённой пустыни на месте только что стоявшего леса, отброшенные с мест стоянки и опрокинутые танки, остатки изуродованных автомашин».[210]
Несмотря на всю серьёзность ситуации, не обошлось в этот день и без курьёзов. Даже при всей основательной подготовке и тщательной проверке накануне учения территории оборонявшейся стороны специальной комендантской службой, в одном из блиндажей в 500–600 метрах от эпицентра взрыва остался заснувший связист. Он не получил при взрыве ни травм, ни значительного радиоактивного облучения.
Учение прошло успешно, поучительно с разных точек зрения и закончилось разбором с высокими оценками действий участвующих в нём войск. По окончании разбора войсковые части и соединения, принимавшие участие в учении, были отправлены в свои округа. На месте же суждено было остаться инженерным частям, которым предстояло ликвидировать последствия атомного воздействия в населённых пунктах, граничивших с Тоцким полигоном.
Прошлякову как главному руководителю по подготовке района этого опытно-показательного учения и проводившему эксперименты по противодействию инженерно-фортификационными средствами поражающим факторам атомного взрыва, предстояло обобщить и систематизировать полученный богатый материал с тем, чтобы потом с обоснованными выводами преподнести его для использования в Военно-инженерной академии и инженерном институте. На это ушло несколько дней, так как необходимо было тщательно осмотреть и произвести нужные измерения всех разрушений в сооружениях и отдельных их элементах, учесть показатели измерительных приборов и датчиков, которые фиксировали воздействие поражающих факторов по радиальным направлениям от эпицентра атомного взрыва, с учётом рельефа местности и направления ветра в день учения.
Были использованы также материалы по результатам воздействия атомного взрыва на авиационную, артиллерийскую, танковую и автомобильную технику, расставленную в сооружениях и открыто стоявшую на различных расстояниях от эпицентра и в различных условиях среднепересечённой местности. Ценность собранного материала заключалась в том, что испытания проводились в полевых условиях, приближенных к условиям войны, что подвергались испытаниям все предусмотренные нашими уставами схемы позиций в обороне и элементы их полевого оборудования. Труд получился довольно объёмным, и для доклада Алексею Ивановичу пришлось затратить около четырёх часов времени.
Фактический материал доклада был в последующем использован в учебном процессе в Военно-инженерной академии и в инженерном институте для работы по совершенствованию средств и способов инженерного обеспечения боевых действий войск в новых условиях.
Вскоре руководящему составу родов войск было предложено совершить турне по странам народной демократии и руководящему составу их армий, чтобы сделать соответствующие сообщения. А.И. Прошлякову было поручено посетить Чехословакию и Польшу. Его сообщения были встречены с большим интересом, так как доклады и выкладки в них были подкреплены большим фактическим материалом из опыта Тоцкого учения.
Период с 1955 по 1957 годы был насыщен рядом событий в государстве и армии, что не могло не отразиться на жизни и деятельности аппарата инженерных войск и эволюции в инженерном деле в целом. 1955 год был годом резкой смены курса руководства войсками со стороны Главнокомандующего Сухопутными войсками – первого заместителя Министра обороны Г.К. Жукова. Нужно отдать должное его руководству, однако его благонамеренные поучения подчас граничили с ненужной грубостью и оскорблениями человеческого достоинства подчинённых.
Тоцкие учения, 1954 г.
Однако в проводимых им учениях всегда было что-то новое, оригинальное, исследовались те или иные детали в организации руководства войсками, в особенностях оперативного и боевого построения войск, в тактике действий отдельных частей и подразделений, в проверке эффективности того или иного вида оружия или техники. Всё отживающее он отбрасывал безжалостно, уважал инициативных, ищущих новое в старом, деятельных и настойчивых в достижении поставленной цели людей. Каждое учение, проведённое им, обогащало опыт руководящих кадров в округах, в руководстве войсками в новых условиях.
Учения, прошедшие в Белорусском и Прибалтийском военных округах, на большую глубину, с форсированием сходу серьёзной водной преграды, показали несовершенство для новых условий понтонно-мостовых парков и переправочно-десантных средств, а также средств по обеспечению продвижения войск по грунтовым дорогам и целине в темпах наступательных действий войск.
А.И. Прошляков писал:
«…Нам удалось осуществить разработку и принять на вооружение путепрокладочные, землеройные и дорожные средства – путепрокладчик БАТ, траншейную машину БТМ, котлованную машину МДК. Основным предназначением путепрокладчика была прокладка войсковых путей, расчистка завалов, засыпка противотанковых рвов и срезка грунта на радиоактивно заражённой местности. Одновременно нами был срочно осуществлён крупный задел в разработке средств, обеспечивающих наступательные действия войск, особенно с форсированием ими крупных водных преград.
Для переправы войск в построении боевого порядка для решения задач боя на противоположном берегу требовались новые понтонные парки и переправочно-десантные средства. Взамен парка СП-19 для переправы железнодорожных эшелонов и парка ТПП, темпы наводки мостов из которых не отвечали требованиям времени, были разработаны и приняты на вооружение новые парки ППС, из элементов для перевозки на большегрузных автомобилях, и парк ПМП, темпы наводки мостов из которого превышали ранее существовавшие в 5–6 раз. В это же время были разработаны и приняты на вооружение плавающие транспортёры К-61 и ПТС и гусеничный самоходный паром ГСП».[211]
По средствам заграждения основной упор был взят на создание мин, устойчивых к воздействию ядерных средств, на создание взамен минных раскладчиков минных заградителей на гусеничной базе с механической установкой и маскировкой мин на минном поле. Одновременно совершенствовались минные тралы и изыскивались новые способы траления.
В полевой фортификации требования к ускоренному возведению укрытий разного типа и назначения привели к необходимости разработки элементов сборных сооружений из дерева, бетона, металла, перевозка и сборка которых ускоряла бы наращивание обеспеченности при расположении войск на месте и при кратковременных остановках.
Следует отметить, что в ряде войсковых учений, демонстрируя возможности по решению задач инженерного обеспечения боя и операции в целом, инженерные войска постепенно завоёвывали заслуженное признание в качестве специального рода войск, без взаимодействия с которым другим родам войск уже невозможно было решать задачи современного боя.
Это наглядно было продемонстрировано на учении в Прикарпатском военном округе поздней осенью, в распутье, когда речушки ещё не были скованы достаточно толстым ледяным покровом, а колёсный транспорт не мог двигаться по разбитому просёлку.
Только инженерные войска обеспечили продвижение боевых порядков войск по бездорожью, расчищая пути движения путепрокладчиками и снегоочистителями, и преодоление незначительных по ширине, но не имевших ещё достаточно толстого льда речушек с помощью колейных механизированных мостов, по которым были пропущены нагрузки до корпусной артиллерии. Для переправы танковых нагрузок через рвы и каналы до 10 метров шириной, были использованы танковые мостоукладчики.
Результаты слаженной, грамотной, хорошо организованной работы, не заставили себя долго ждать. На разборе очередных учений первый заместитель министра обороны СССР Маршал Советского Союза А.А. Гречко высоко оценил роль и место инженерных войск в современном бою и дал соответствующие рекомендации общевойсковым командирам о необходимости умелого и грамотного использования современных новых инженерных средств для обеспечения продвижения боевых порядков войск, как по пересечённой местности, так и в неблагоприятных погодных условиях, где без их участия попытки войск продвигаться будут тщетными.
Совместные учения
Проверка новых положений по ведению современной вооружённой борьбы проводилась систематически как на больших осенних войсковых учениях в округах, так и на совместных учениях армий стран социалистического содружества. Во время таких учений вырабатывался единый взгляд на использование в вооружённой борьбе видов вооружённых сил и родов войск, определялось соответствующее место армиям государств, привлечённых к участию в учениях, а также изучались возможности с учётом их организации и степени вооружённости в решении конкретных задач войны.
Так, на территории ГДР с 24 мая по 2 июня 1961 г. было проведено оперативное командно-штабное учение со штабами Группы советских войск в Германии и Народно-национальной армии ГДР (ГСВГ и ННА ГДР). Учением руководил Главнокомандующий Объединёнными Вооружёнными Силами стран Варшавского Договора (ГК ОВС ВД) – первый заместитель министра обороны СССР Маршал Советского Союза А.А. Гречко.
Особенностью учения явилось то, что в ходе его на соответствующем оперативном фронте было проведено войсковое учение. Ничего вымышленного в ходе учения не допускалось. Главным результатом его проведения стало признание ядерного оружия основным средством поражения в будущей войне.
В качестве первостепенного был определён начальный период войны, как решающий в захвате стратегической инициативы и достижении конечной победы в войне. Кроме этого, была подтверждена необходимость планирования всех действий войск и сил армий содружества заблаговременно в мирное время.
С 5 по 15 октября 1961 г. под руководством ГК ОВС ВД Маршала Советского Союза А.А. Гречко было проведено командно-штабное учение «Буря» с участием и действием штабов на реальной местности, охватывающее западные области Советского Союза, территорию ПНР, ЧССР, ГДР. Кроме того, возможные боевые действия войск и сил флота изучались на территории ФРГ, Дании, Бельгии, Франции, в Балтийском и Северном морях.
Одной из важных задач, решаемых на учении, было исследование возможности использования ракетно-ядерного оружия в начале войны. Рассматривался вариант встречного массированного ракетно-ядерного удара (в 12 часов 05 минут 6 октября – первый массированный РЯУ «восточных», в 12 часов 08 минут 6 октября – массовый запуск баллистических ракет и взлёт стратегической авиации «западных»). Действия войск на фронте в 700 км (от Балтийского моря до северных границ Австрии) по замыслу учения приняли форму встречных сражений.
Учения выявили недостаточность своевременного обеспечения развёртывания и подготовки к ударам ракетных войск, особенно в ходе операции при решении войсками крупных оперативных задач (на учении в сражение вводилось сразу три фронта). Ракетные соединения, участвующие в операции, должны были быть готовы к нанесению ударов раньше, чем войска начнут выдвижение непосредственно на рубеж ввода.
В соответствии с планом оперативной подготовки в период с 19 по 22 ноября 1961 г. с Главным штабом, управлениями и службами РВСН, штабами армий, корпусов, дивизий и полков ракетных войск было проведено оперативно-стратегическое командно-штабное учение «Стрела» с целью проверки прохождения команд и сигналов от главного штаба Ракетных войск стратегического назначения до стартовых позиций ракет, а также совершенствования методов управления РВ при подготовке и в ходе боевых действий. Генералы и офицеры ГШ РВ, штабов армий, корпусов, дивизий и полков получили практические навыки в планировании боевых действий и управлении войсками при подготовке к боевым действиям и в ходе боевых действий.
В апреле 1962 г. Генеральным штабом Вооружённых Сил СССР было проведено командноштабное двухстепенное полевое учение «Дунай» с участием вооружённых сил ВНР, Румынии и Советского Союза на территории Венгерской Народной Республики, на фоне которого было проведено учение с войсками. В них принимали участие штабы и части Венгерской и Советской армий. Руководил учениями ГК ОВС ВД Маршал Советского Союза А.А. Гречко. Учение проводилось с целью преподать практику командующим и штабам в организации перегруппировки войск на большие расстояния, в подготовке и ведении наступления в начале войны, решении вопросов, связанных с применением атомного и водородного оружия.
В сентябре 1962 г. Генеральным штабом Вооружённых Сил СССР было проведено на территории Дальневосточного и Забайкальского военных округов командно-штабное учение «Тайфун». Проведённое учение не было обычным командно-штабным в том понимании, как это было принято считать ранее. По существу оно включало ряд учений оперативных объединений различных видов вооружённых сил, объединённых единым замыслом. Из стратегических средств были привлечены соединения и части РВСН. Учение проводилось в тот период, когда по решению Советского правительства все Вооружённые Силы были приведены в полную боевую готовность. Это решение было продиктовано событиями на Кубе, так как действия США носили в это время открыто агрессивный характер и были направлены на дальнейшее накаливание международной обстановки.
С 12 по 20 апреля 1963 г. были проведены командно-штабные учения «Старт» и проверка боевой и политической подготовки личного состава. На учении был проверен целый ряд новых положений по вопросам боевого применения ракетных частей и соединений, в частности проведение пусков ракет РВСН в ходе приведения войск в высшие степени боевой готовности. Проведено войсковое учение «Квартет».[212]
А.И. Прошлякова как войскового инженера прежде всего интересовало, в какой степени данный театр военных действий допускает использование его для действий современных армий, что мешает использованию видов вооружённых сил и родов войск на их полную мощность, какие неотложные мероприятия и кому следует выполнить.
Наряду с дальнейшим освоением западноевропейского и южного направлений руководство Министерства обороны сочло необходимым провести большое командно-штабное учение и на востоке, с привлечением к участию в нём Забайкальского и Дальневосточного военных округов и Тихоокеанского флота. Учение проводил Министр обороны Маршал Советского Союза Р.Я. Малиновский.
«К сожалению, – вспоминал А.И. Прошляков, – моё участие в этом учении было непродолжительным. Я был срочно вызван в Москву начальником Генерального штаба Маршалом Советского Союза Бирюзовым С.С.».
Укрепление восточных границ
Как отмечал позднее А.И. Прошляков, С.С. Бирюзов, на приём к которому он попал утром следующего дня, был немногословным. Алексею Ивановичу не понравилась трактовка нового задания. По его мнению, начальник Генштаба, главным образом, старался внушить Прошлякову мысль о его личной ответственности за выполнение поставленной задачи и не вдавался в существо этой задачи в конкретностях.
А.И. Прошляков должен был срочно отправиться на восток и как уполномоченный Министра обороны распорядиться на месте о приведении приграничных с Китаем укрепрайонов в боеготовное состояние. Позднее он писал:
«Я понимал всю сложность выполнения этой задачи, так как знал, что после демонтажа сооружений изъятое из них оборудование, в порядке разгрузки складов, через управление материальных фондов было реализовано в народное хозяйство. Но приказ есть приказ, и его нужно выполнять».[213]
Необходимо заметить, что данное поручение, полученное от земляка – начальника Генерального штаба Маршала Советского Союза С.С. Бирюзова, не являлось чем-то незнакомым А.И. Прошлякову. Разработка вопросов и осуществление мероприятий по инженерной подготовке театров военных действий являлись его обязанностью.
Следует отдельно сказать об обстановке на советско-китайской границе того времени. Серьёзные противоречия возникли по территориальным вопросам. Уже с лета 1960 г. на всей 7 250-километровой советско-китайской границе стали возникать инциденты, которые постепенно приобретали провокационный характер. Только в 1962 году на границе произошло более пяти тысяч различных нарушений.
Вскоре китайское руководство предъявило Советскому Союзу значительные территориальные претензии, касающиеся Дальнего Востока, части Восточной Сибири, а также отдельных областей Таджикистана, Киргизии и Казахстана. Мао Цзэдун требовал ревизии российско-китайских договоров XIX в. Пекин выдвинул тезис о том, что царская Россия захватила более 1,5 млн. квадратных километров «исконно китайских земель».[214]
А.И. Прошляков с лично подобранной им группой офицеров, в своё время связанных со строительством укреплённых районов, двумя группами вылетел на восток. Сам Алексей Иванович направился в Хабаровск, в Дальневосточный военный округ, а в Забайкальский военный округ был направлен генерал-майор инженерных войск В.И. Севастьянов.
Командующий войсками округа генерал армии Я.Г. Крейзер встретил А.И. Прошлякова. Он сразу же принял предложение Алексея Ивановича по организации предстоящих работ. Для ускорения выполнения задач из прибывших с Прошляковым офицеров и офицеров штаба округа были созданы рабочие группы по числу укреплённых районов. Все группы были обеспечены схемами, проинструктированы о порядке отработки документов. Им предстояло не только составить дефектные ведомости, но и высказать соображения о способе и порядке восстановительных работ по приведению в боеспособное состояние долговременных сооружений, с необходимостью полевого доусиления опорных пунктов и узлов обороны. Только кардинальные меры могли обеспечить надёжную систему артиллерийско-пулемётного огня.
А.И. Прошляков писал:
«Сам я решил, для более конкретного руководства, объехать все группы по всем укреплённым районам, начиная от Благовещенска до Сучана. Я.Г. Крейзер изъявил желание сопровождать меня, так как работы по восстановлению должны были выполняться войсками округа.
Нужно сказать, что физическая нагрузка оказалась слишком тяжёлой и изнурительной, несмотря на то, что мы имели возможность пользоваться всеми видами транспорта. Самой тяжёлой оказалась работа по осмотру состояния сооружений в опорных пунктах, так как приходилось выполнять её, пешком переходя от сооружения к сооружению, попутно рекогносцируя полевое доусиление опорных пунктов. К концу каждого дня мы с Я.Г. Крейзером еле волочили ноги. Возвращаясь после рабочего дня, как правило, в штаб округа в Хабаровск, мы подводили итоги работы по всем группам и имели возможность делать некоторые намётки по восстановлению сооружений, тем более что по снятому вооружению мы также ежедневно получали данные со складов».
Анализ состояния объектов, масштаб первостепенных работ и их организация, показали, что планирование восстановительных работ было затруднено по причине того, что демонтированное оборудование в большинстве своём было реализовано в народное хозяйство. В имеющихся условиях штатное вооружение приходилось заменять полевым и организовывать изготовление оборудования в войсковых мастерских и ремонтных органах округа. Для того чтобы обучить войска округа проводить восстановительные работы, пришлось производить показное восстановление нескольких типовых сооружений. Приехавшие с Прошляковым специалисты показали, как следует организовывать работы, пользуясь имевшимся оборудованием, как штатным вооружением, так и полевым, с некоторыми допустимыми отклонениями от нормальных условий боевой эксплуатации.
Например, в трехамбразурных пулемётных огневых точках переднего края со средней амбразурой фронтального огня, с единым боевым казематом для всех трёх пулемётов было рекомендовано замуровывать фронтальную амбразуру во избежание вывода из строя всего сооружения одним попаданием артиллерийского снаряда. Там, где необходимо было увеличить плотность пулемётного огня, пришлось решать задачу косоприцельным огнём полевого доусиления. К концу работ, о ходе ведения которых ежедневно докладывалось в Москву, были полностью отработаны рекомендации по приведению в боеготовное состояние всех укреплённых районов Дальнего Востока и Забайкалья. Часть комиссии убыла в Москву.
Прошляков с небольшим числом офицеров из комиссии остался в округе и ждал приезда В.И. Чуйкова. Видимо, большая перегрузка в работе не преминули сказаться. Прошляков вспоминал, что почувствовал себя крайне неважно. Поднялась температура. С приездом В.И. Чуйкова, сбив температуру, он поднялся с постели и сопровождал его по характерным местам укреплённых районов, продемонстрировав восстановленные огневые сооружения. В.И. Чуйков, лично проверив работоспособность огневых средств, был удовлетворён проведённой работой.
Алексей Иванович вернулся в Хабаровск. Там после обследования врачи рекомендовали ему лечь в госпиталь. От госпитализации он отказался и с группой офицеров возвратился самолётом в Москву.
В результате выполненных работ подготовленные материалы комиссии, согласованные с Маршалом инженерных войск А.И. Прошляковым, и соображения командующего войсками округа Я.Г. Крейзера были доложены Министру обороны Р.Я. Малиновскому и оставлены в Генеральном штабе для последующего использования в укреплении государственной границы с Китаем.
Сам Алексей Иванович после выполнения этого задания приступил к работе по должности. Пару недель спустя, на заседании Военного совета Сухопутных войск, он почувствовал себя очень плохо. О дальнейших событиях позднее он написал в своих воспоминаниях:
«Видя моё недомогание, В.И. Чуйков освободил меня от заседания. Я вынужден был уехать домой. С постели я уже не встал. Врачи нашли у меня инфаркт, но оставили дома, видимо, считая меня нетранспортабельным. Дома для меня были созданы, попечением Марии Тимофеевны, отличные условия, и постоянной заботой врачей диспансерного отделения к концу декабря 1963 года я был поставлен на ноги.
После отпуска, проведённого в санатории «Архангельское», я почувствовал, что смогу выйти на службу. Врачами мне был установлен сокращённый рабочий день. С чем я и вернулся домой. Однако мне не суждено было на этот раз возвратиться на службу. 2 февраля 1964 г. я почувствовал сильное недомогание. На следующий день, приехавшие ко мне врачи Власов К.Ф., Гончаров Г.Г. и Андусенко П.С., нашли моё состояние таким, что сочли необходимым увезти меня в госпиталь.
И так со вторым инфарктом я угодил в госпиталь. Настроение и самочувствие было неважным, но лечебными мероприятиями и той заботой и вниманием, которыми я был окружён, в первую очередь со стороны начальника отделения Меркурьева Н.Д., состояние моего здоровья постепенно улучшалось, и укреплялась вера в скорое выздоровление и возвращение на работу. Так оно и получилось. Месяца через полтора-два я был выписан из госпиталя и возвратился на работу.
Я был рад встретиться с сослуживцами и личным составом моего инженерного управления и они, как мне показалось, также были очень довольны моим возвращением. Только начальство, видимо, сомневаясь в моей прежней работоспособности, шло на сокращение моего рабочего дня и не нагружало меня командировками.
Р.Я. Малиновский постоянно интересовался состоянием моего здоровья как лично, так и через своих заместителей. Зимой 1964–1965 гг. Р.Я. Малиновский сам поинтересовался моим здоровьем и, посочувствовав мне, сказал:
– Ничего не поделаешь, видимо, нужно нам думать о заместителях».[215]