я въезжаю - где же ключи?
Пусть в аду, понтифик, с тобой сгорим -
приручи меня, залучи...
Крест увенчан шаром Земным - все три
Мира слиты, Зло и Добро...
О, какое чудо растет внутри -
распирает круто ребро!
6. ЛЮБОВНИКИ, ИЛИ ЖЕНИТЬБА
Я, факир, в глаза целовал змею,
и держал губами огонь,
и глотал каспийскую соль твою...
О, как пахла - смертью в ночном бою,
гладкой болью - после ладонь!
От горячих пальцев отнять руки
был не в силах. Сердце до ста
дорастало. Вена, синей реки,
уносила в сумрак уста...
За соломинку гробовой доски
я схвачусь - за джонку листа.
Напишу: те знойные дни, те сны
наяву. . Те ночи, когда
все наряды стали душе тесны
и влекла наядой вода -
царскосельской Леты, страстной Десны,
Тибра смерти, Стикса стыда...
Эрмитажный мрамор сиял - Гермес,
Дионис, Парис, Антиной...
Красоты земной кипарисный лес
обступал живою стеной.
Все дышало, пело, имело вес -
мое счастье владело мной.
Батарейку вкладывали мне в грудь,
как в фонарик, - и тлел вольфрам...
У кого просить, чтоб когда-нибудь
возвратили телесность снам -
воскресили, сладкую эту жуть
вечной жизни вернули нам?
7. КОЛЕСНИЦА
Сняты шлемы и латы. Сваты -
на плечах: Урим и Туммим...
Потому что все мы - солдаты
и смертельную боль таим.
Потому что продолговаты
вещи нежности, слава им!
И вокруг бетонного куба,
где курсанта сонный курсант
беззащитно целует в губы,
я кружу, словно диверсант. .
Ратным мальчикам что Гекуба?..
Одуванчиковый десант!
Бисер лунного апогея
и морзянки призывный свист. .
Скажешь: жалкое сердце гея
как осиновый бьется лист?
Но не Игоря, не Сергея
я люблю - тебя, мой связист.
Вертолет мне трепетный снится -
твои радужные глаза -
ветровых ресниц колесница,
ослепительных спиц гроза,
всех небесных криниц темница,
всех ключей подземных лоза!
8. СПРАВЕДЛИВОСТЬ, ИЛИ ЮСТИЦИЯ
Становился вечером вновь ручным -
и о мире мы сволочном
забывали, воском сочась свечным,
трепеща в свеченье ночном.
Колотилось сердце в речной груди,
замирало. Жаркой, живой
наготой - "возьми" - говорил - "войди,
приюти" - ладоням - "я твой!"
Коромысло лодочки, крепкий руль,
на устах - вкус пены морской...
Как назвать пылающий тот июль,
те весы Киприды - "тоской"?..
Только знаю: греческому огню
кипарис и тис нипочем:
воскресает умерший на корню -
и прекрасен крест за плечом.
Оперенье Зевса или Христа
равновесьем шумным - шепни -
окрыляло? Чьи целовал уста
в гефсиманской пряной тени?
9. ОТШЕЛЬНИК
Эти грозные друзы прибоя,
этот горный хрусталь проливной...
Голубое пыланье, любое...
Кто-то дышит у нас за спиной.
И не знаю, кого я ревную
среди капель целующих, струй...
В ледяную градирню ночную
погрузи, только "я" не воруй.
Ибо влажное "ты" не разделишь
на двоих, если зонтика три...
Рушишь воды и кроны шевелишь,
даже сердце сжимаешь внутри. -
Одного, Драгоценный, не можешь -
погасить нашу душную спесь.
Оттого так терзаешь и гложешь -
подаешь зеркала... Занавесь!
Созерцатель соседнего пыла,
так что капля шипит на щеке,
жду - когда же все то, что томило,
в шумном люке исчезнет, в песке.
О, тогда лишь, когда нас - бесполо,
безъязыко - с дырявой кормы
смоет вольной волною Глагола,
мы полюбим размытое "мы".
10. КОЛЕСО ФОРТУНЫ
До ада ближе, чем до Багдада.
И по ночам корабельной крысой
мечется сердце - Шехерезада...
Что эти пляски старухе лысой?
Что эти сказки - об Аладине,
о паладине, о мореходе -
выросшей вдруг леденцовой льдине,
в южных морях, при ясной погоде?..
Тщетно крути колесо, Фортуна,
вялой волною! Тони, лоханка,
выменяв дырку в своем борту на
пыл "Стерегущего", щебень Ханко!
Алые все отворяй кингстоны,
пей океан из фонтанной пасти -
о, эти соли живые! Стоны
слушай, не ведая - смерти, страсти...
Кто там - Анубис, Тифон, Геката?
Смена немая зимы и лета?
Запад восхода? Восток заката? -
Только зеркальная грань валета,
только двойная тоска Нарцисса -
взаимоотражение "я" в "ты"...
Нет ни движенья, ни веса, крыса!
Не аргонавты мы - астронавты...
Смерть не страшна и жизнь невозможна,
сердце по кругу бежит тревожно.
11. СИЛА
Было в городе зыбко и жарко -
к языку прилипали слова.
По лекалу кроила байдарка
острием острова-рукава.
Леску жизни вокзальная Парка
обрезала... Я помню едва:
похоть улицы, смрад зоопарка,
золотое отчаянье льва...
Так томился ты, запертый в клетке
мною (мне бы хотелось - в грудной)...
Дай мне сонные эти таблетки -
и танцующий зной площадной,
и касанье кладбищенской ветки,
и пылание плоти родной!..
Время - вроде рулетки, монетки,
смертный выигрыш лепты сквозной.
Вид на шпиль из расширенных окон,
зелень волн, тополиный балкон...
Не составить из зримых волокон
свет, на нас нисходивший... с икон?..
Я смотрю в голубой потолок: он
знает, что я поставил на кон.
12. ВИСЕЛЬНИК
Брат Иуда, отец мандрагоры,
знаю: дело твое керосин!..
Палестинские синие горы
и серебряный шорох осин...
И паломник немой очарован
дымкой новозаветных высот.
Но не им, а тобой поцелован
Тот, Кто крест всепрощенья несет. .
Вижу: целое море заката
и огней золотистых щепоть...
Увеличена так и разъята
у задушенных грешная плоть!..
Жизнь - лишь помесь синкопы и смуты:
тех - повесить, а этих - распять...
Но на сходе последней минуты
Он тебя поцелует опять.
13. СМЕРТЬ
Овальный блик фотоэмали:
счастливый фавн лет двадцати...
Когда его вот так снимали,
могло ли в голову прийти?..
Банально, знаешь ли, и жутко...
В сети кладбищенских аллей
паучья трепетная шутка -
еще смешнее и пошлей...
Неладно в Даннии, прохладно -
и я шепчу тебе: "Пошли!"
Но ты все жалобно и жадно
глядишь на тленника земли.
14. УМЕРЕННОСТЬ
Из пустого в порожнее воду,
воздух, землю, огонь, - ото всех
правил реализуя свободу
и законных не зная помех
сострадания, - переливаю,
на листе подражая Творцу. .
Только что ж это - сам я сгораю
и горячую соль по лицу
растираю, столь вольно играя?
Скоро гвозди в ладони вобьют. .
А какое видение рая
озаряло, ты помнишь, дебют!
Сфер вращенье и пенье гармоний,
вообще - сообща, заодно...
Зной мученья и едкий аммоний -
плащаницы голгофской пятно.
15. ПАН, ИЛИ ДЬЯВОЛ
Лишь глаза закрою, что ни
ночь, - растет, дуреет
плоть под тяжестью ладони -
и почтовым реет
голубем к тебе - такому,
господи, далекому, -
мрак подкатывает комом
к горлу, сердце ёкает. .
Я хочу тебя - такого:
горького, ночного,
заключенного в оковы,
ключевого - снова...
ах, забыл я это слово -
термин птицелова:
сизым оловом - основа,
на просвет - лилово...
Слово - доблестней тюльпана
в его юной лени...
Как мы баловали Пана,
милого оленя!
Ни единой не поверю
византийской сплетне...
Я люблю тебя, как зверя -
зверь в юдоли летней...
Ах, на фавновой поляне
станем на колени.
"Мы - олени? - спросим. - Лани?
Лани - мы? Олени?.."
16. МОЛНИЯ, ИЛИ НЕБЕСНЫЙ ОГОНЬ
Долго башня гордая строится -
быстро рушится и горит. .
Здравствуй, чистое пламя Троицы -
Слово, Дух Святой, Параклит!
Чем утешишь?.. Сердце расколото,
не разъяв Любви и греха,
и течет никчемное золото -
амальгама, плазма стиха.
Это мнилось пресуществлением?
Пресен хлеб и кисло вино...
Даже к Отчим припасть коленям я
не могу - уже не дано.
Ни стигмата, ни теплой ветоши,
ни борений потных в ночи,
ни кормлений, ни брений нет уже -
лишь поля, разряды, лучи...
Знать хотя бы - какой заряд несу?
Кто добрей - помолится ль за?..
К небольшому, частному Патмосу,
назревая, скачет гроза.
17. ЗВЕЗДА
Что-то школьное: если о шерсть янтарь
потереть, он станет теплей,
горячей... Шепни мне - ты чей?.. ошпарь
из пищалей всех и щелей...
На струне дрожащей горяч смычок,
обжигают скрипку щекой...
Вот и жизнь - такой звуковой сачок
для вмещенья жизни другой.
Что еще мне сделать с тобою - съесть,
задушить, живот распороть?..
Как изжить телесную прелесть - лесть
Божеству, волшебную плоть?
Так, в капкан попавшись, целует зверь
сталь - до смерти гложет, грызет. .
Будет больно-больно, но ты поверь:
Богоматерь и нас спасет!
Не Танжер мне снится, Звезда Морей,
а безлюдный южный атолл.
Накрени же парусник наш скорей,
запали-ка пиратский тол!
Пусть взорвется боеприпас внутри
каравеллы - разве нельзя? -
и матросы русые пузыри
пусть пускают, в бездну скользя.
Их тела безвольные в глубь неси,
обнимая, - слаще конца
не бывает, ласковее... Спаси
лишь меня и тезку-юнца!..
На непуганый вынеси нас песок,
где семь пятниц будет на не-
деле, козы, кокосовых пальм лесок,
птицы в небе, рыбы в волне.
Где такая полная бирюза,
что и время двинется вспять.