Майор примерился и коротко двинул его в ухо. Посмотрел на упавшее тело, проверил на всякий случай пульс.
— Ну, пришел в себя или еще добавить?
— Не вздумай, — невнятно сказал Грошев. — Руки поломаю.
— И что это было? — полюбопытствовал майор. — Припадок?
— А я знаю? — поморщился Грошев и сел. — Одни умники считают, что родовая память активировалась. У меня же генных правок до черта и больше, что-то могло наложиться и сработало нештатно. Другие говорят, что родовой памяти не существует, просто я очень впечатлительный, перебрал информации по мирам Веера и теперь иногда брежу. К тому же у меня творческий тип личности, а для творцов отождествление себя со своими героями и вообще неустойчивость психики является нормой. Вот, выбирай из версий, что тебе нравится.
— Пожалуй, я психа выберу, оно как-то понятней, чем родовая память… А сам что думаешь?
— Я что думаю? — криво улыбнулся Грошев. — Я думаю, эту войну вы проиграете. В итоге. Кто встанет за всех? Никто, коммунистов же вы убили. Выйдет рота на передок, сам убедишься. Еще я думаю, что кто-то идет по твою душу, командир батальона, наверно. Он, кстати, мне сильно не нравится. Лицо у него характерное, с печатью порока… А рядом с ним чего-то мнется наш замполит. Очень невеселый замполит. К чему бы, а?
Майор крякнул и потопал представляться.
Грошев проводил его хмурым взглядом и отвернулся. Дикий, бесчеловечный мир давил на психику, и подготовка не спасала. Для чего так глубоко вникал в историю миров Веера? Чтоб преисполниться сочувствия к местным обитателям и не судить строго, вот для чего. А не получается. Вон они, местные, бродят по ангару и прикидывают, чего бы украсть для себя. Или тупо спят на рюкзаках с единственной мыслью в голове «только не я, только не в штурм!» А кто, если не вы? Коммунисты, да? Которых вы между собой называете лохами и уже извели всех? Если лучший человек из встреченных — недалекий громила-майор из морской пехоты, то дело плохо.
Майор вернулся необычайно довольным.
— Знаешь, чего куксился наш общий знакомый? — хохотнул он. — Учебный лагерь расформировали и засунули его к нам в роту! Будет у меня замом! А я предупреждал! Живем, коммуняка! Два офицера на роте — это не один, это вдвое больше! Капитан-замполит — сила!
— Есть с кем вечером побухать, — вяло поддакнул Грошев.
— И это тоже! Но вообще-то вдвоем уже можно справиться с отчетностью! Знаешь, сколько на роте отчетности? На каждый выстрел два документа! А не сделаешь вовремя — плохой командир со всеми вытекающими, кинут роту на штурм Яманкуля, и конец. Этот Яманкуль второй год берут, народу положили немеряно — при том, что он даром никому не сдался…
— На передок, надеюсь, пешком выдвигаемся? — хмуро перебил Грошев. — Двадцать пять километров вообще-то не расстояние.
— Ага, скрытно колонной в сотню человек по голой степи! — язвительно отозвался майор. — Да с полной загрузкой! Да с ящиками БЗ под мышкой! Ты, Спартачок, с виду умный, но иногда такую дурь выдаешь! Не боись, на автобусах с цветомузычкой не повезут! За три года войны кое-чему научились! На гражданской технике малыми группами перебросимся в течение дня, так сказать, для уменьшения потерь. Поднимайся, идем грузить ротное барахло! Ты же у меня не просто так в группе управления, а как раз для таких дел, га-га-га! Через полчаса должны быть в пути!
— Значит, нас увидят, — вздохнул Грошев. — Печально. Не люблю популярности.
Не через полчаса, но через два грубо покрашенный в защитный цвет внедорожник запылил по подсохшей грунтовке вдоль лесополосы к «ленточке». Майор сидел за рулем и с удовольствием рулил. Он вообще, как заметил Грошев, все делал с удовольствием. Простой человек, простые запросы, легче жить.
Сам Грошев сидел на заднем сиденье, придерживал снятую с блокировки дверку и хмуро поглядывал то на небо, то на посеченную осколками лесополосу. Обстановка мягко намекала, что дорогу обстреливают. Например, когда по ней подтягивают резервы, как сейчас. Замполит рядом с ним нервно ерзал, радист у противоположной дверки апатично дремал. Или не понимал опасности, или ему было все поровну.
— Чья «птичка» над нами висит? — вдруг спросил Грошев. — Наша или туранская?
— Да сними ее на кун! — легкомысленно предложил майор. — Если по приезду отминдячат во все щели — значит, наша. Так и узнаем.
— Отминдячат?
— А, это из татарского! Мин-да — «ко мне» значит, или вроде этого!
— Да вы что⁈ — запсиховал замполит. — Если она наша — вы знаете, сколько она стоит? Нам до конца контракта не рассчитаться!
— И покун! — хладнокровно отозвался майор. — Нас отсюда даже мертвыми не отпустят, тут прикопают. Забудь про контракт.
— Как не отпустят⁈ Не имеют права, у меня документ на руках, у меня дети дома ждут!..
Грошев выглянул из машины, с сожалением втянулся обратно. «Птичка» благоразумно висела на полутора километрах, не достать. Хорошая на ней оптика, однако. Значит, туранская.
— Майор, ты повнимательней, ага? — бросил он. — Я контроль держу. Снаряды будут на подходе, крикну — резко бери в сторону, авось уцелеем. Здесь кюветов нет, выскакивай прямо на поле и газуй.
— А в лесополку? — серьезно предложил майор.
— Нет, там мы встанем, а нас уже срисовали. Накроют за раз, веточки не защитят.
— Тоже верно.
— Вы о чем? — снова завелся замполит. — Куда в поле? Куда газуй⁈ Подлетное время снаряда — пять секунд! Пикнуть не успеем!
Но пищать не пришлось. Может, противник посчитал одиночную машину неинтересной целью, может, не хотел выдавать свои позиции, а может, просто чай пили, но до опорника проскочили удачно. А там майор резко свернул в лесополосу и ловко втерся в куст, так что и вблизи не сразу разглядишь. Чувствовался в деле маскировки у майора большой опыт.
— Ну, пойдем принимать позиции, товарищи офицеры? — вздохнул майор. — Тут нам воевать и умирать.
Грошев выбрался из машины, аккуратно дошел до края лесополосы, всмотрелся в поле.
— И где те, кого мы должны сменить?
— Сам не догадываешься? Нету. Последних трехсотых еще вчера эвакуировали, а двухсотые… частично здесь. Не всех подобрали. И собрали.
— Своих не бросаем, — язвительно прокомментировал Грошев. — А противник где?
— А кун его знает. Тебе зачем противник? Наша задача — стоять на опорнике. Мы будем стоять, а нас будут убивать. Снарядами. Или минами — тоже, суки, метко летят. А противника мы, скорее всего, не увидим. Может, его вообще перед нами нет. Голое поле, что тут оборонять?
— Что тут оборонять… — задумчиво пробормотал Грошев. — То есть противника перед нами нет, но мы стоим… м-да.
— А что, в наступление хочется? Ну, сходи, если свербит! Поле перед носом, топай! Тебя сверху через пять минут срисуют, через семь накроют! Все умники, кто до тебя ходили, вон там в поле лежат! Их даже вытаскивать не стали, чтоб людей не терять! Короче, лопату в руки и вперед! Пока следующая машина прорвется, много успеешь сделать! Отсюда вижу, что позиция наблюдателя засыпана! Откопать, укрепить, сделать нору на случай обстрела! Если мало, то вон там окоп для боеприпасов, надо маскировку восстановить! Ну и туалет, само собой! Да, и блиндаж накрыло вместе с предыдущим комроты, тоже надо восстанавливать, под накидками много не протянешь! Так что, Спартачок, копать нам до самой ротации хватит и еще останется! Вот это и будет наша война. Мы будем копать, а по нам будут стрелять — романтика!
Грошев покачал головой и отправился к машине за снарягой. На его взгляд, лесополоса была перекопана вся и не по разу. Окопы, норы, отнорки, земляночки… Однако это не помогло предыдущему составу уцелеть. Надо полагать, лесополоса давно срисована и пристреляна. Сейчас расчеты напьются чаю и начнут долбить.
Он снова покачал головой и пошел к майору. Помирать не хотелось, а глупо помирать не хотелось вдвойне. Но в одном майор прав: окопы следует восстановить. И основные, и запасные позиции. И нору сделать, да лучше не одну. Хоть какая-то защита от осколков. Но — не здесь, а в стороне. Очень далеко в стороне. Потому что здесь все срисовано и пристреляно.
Со скрипом подкатила следующая машина с личным составом, бойцы полезли наружу со своими рюкзаками, начали оглядываться… Рота прибыла на войну.
Глава 4
День шестой
Майор с наслаждением растянулся на лежаке. Ни у кого такого нет, а у него есть, благодать! И плевать, что лежак составлен из ящиков со взрывчаткой. Конечно, если попадет снаряд, хоронить будет нечего, но, с другой стороны, если уж в блиндаж попадет снаряд, лично майору будет все равно, в каком виде его похоронят, кусками или пеплом.
Рота стояла на опорнике третью неделю, и хорошо стояла. Всего двое раненых, и их вовремя вынесли — когда такое было⁈ Но и покопать для этого пришлось! До сих пор ладони горят. И предстоит копать еще много. Копать сухую неподатливую землю, потом раскисшую, оплывающую в окопы грязь, потом долбить замерзший грунт — но копать и копать. А не закопаешься — убьют. Правда, если закопаешься, все равно убьют, но — позже. Вот ради этого «позже» и сбиваются ладони в кровь. Жизнь — штука сладкая, ценная!
Далеко за правым флангом внезапно простучал пулемет, потом залился короткими отсечками и так же внезапно замолчал. Значит, миндец туранской «птичке», Коммуняка с охоты пустым не возвращается!
За маленьким столиком злобно зашипел замполит:
— Сука! Не сидится ему! Сбил, и сейчас нас как начнут мудохать из всех стволов! Когда же этому Спартачку мурло своротят⁈
— Цыц! — благодушно сказал майор. — Сбил, и хорошо. Нас в любом случае будут мудохать. Но без «птички» — вслепую. А это многого стоит. Роту до нас за полтора месяца всю вынесли, до ротации не дожили, а у нас за полмесяца два «трехсотых», и всё. Спартачок позиции далеко от нас делает, туда и лупят. Считай, половину снарядов от твоей башки он отвел, не меньше. Туранцы любят ротные КП гасить! Подлетит «самосброс» и аккуратненько так под дверь положит противопехотку! А тут ты, до ветру пошел, уже ширинку расстегиваешь… Как порвет кишки осколками — весело!