поймать только сетью, с которой охотятся на крупных зверей? Центурион хотел перерезать ему горло или посадить на кол, но это было бы все равно, что выбросить искусно приготовленное блюдо. Мы насладимся им, как только фракиец встанет на ноги.
— Я не испытываю желания пробовать это кушанье, — заметил Посидион и вскоре покинул лагерь.
12
Иаира и Аполлонию так грубо втолкнули в клетку, что они кубарем покатились на пол.
Иаир опустился на колени возле Спартака. Он не касался неподвижного тела, а будто окутывал его неторопливыми движениями рук. Затем, достав кусок ткани, принялся размачивать корку засохшей крови, омывать края рваных ран. Вода, в которой он мыл руки, стала красной.
Мышцы Спартака были напряжены, губы сжаты, глаза закрыты. Он не шевелился.
Слышалось бормотание Аполлонии. Она раскачивалась, сидя на корточках и обхватив себя руками за плечи.
Наконец тело Спартака было отмыто от крови и грязи. Иаир приоткрыл ему рот, и по телу фракийца пробежала судорога. Положив руку на лоб Спартака, а другой нажимая на грудь, Иаир принялся вдыхать в него воздух. Тело Спартака выгнулось дугой, он начал прерывисто дышать. Иаир разложил перед собой склянки и стал растирать Спартака маслом, змеиным ядом и какой-то зеленой жидкостью. Перевернув на живот, стал разминать ему плечи и спину. Перевернул обратно, уселся верхом, нажал на живот. Его руки осторожно скользили снизу вверх, стараясь не касаться ран, из которых сочилась кровь.
Спустилась ночь. Иаир отошел в угол клетки, сел, скрестив ноги.
Он призывал Единого Бога, который спасает и судит. Он молил Его дать сил Спартаку-фракийцу, которому предстоит сразиться с Гальвиксом-даком, способным одной рукой согнуть железный прут.
— Я знаю, — пробормотал Иаир, — что Спартак знает Тебя, о Всевышний, хотя еще не встречался с Тобой. Позволь ему проделать путь, который приведет его к Тебе, Владыка Справедливости!
Он услышал голос Аполлонии. Она шептала что-то, лежа рядом со Спартаком, лизала и ласкала его. Иаиру показалось, что Спартак вздрогнул и застонал, пытаясь подняться.
На рассвете жизнь вернулась к нему.
Это был второй день исцеления.
Иаир продолжал растирать тело Спартака, посыпать его раны размельченными травами и насекомыми.
Спартак попытался схватить его за руку, но Иаир разжал пальцы фракийца.
— Не позволяй смерти соблазнить тебя, — процедил он сквозь зубы. — Время вечного сна для тебя еще не настало.
Он указал на Аполлонию, которая бормотала что-то, стоя на коленях в нескольких шагах от них.
— Если ты умрешь, они убьют ее.
Потом тихо добавил:
— И меня тоже!
Спартак снова взял его руки, приподнялся, прислонился спиной к прутьям решетки. Его глаза были открыты, но сил поднять голову не хватало.
— Они убьют нас всех, — пробормотал он.
Иаир покачал головой.
— Ты должен бороться. Ты выживешь, если победишь Гальвикса. И мы выживем вместе с тобой.
— Я не знаю этого дака.
— У него руки будто из свинца. Он дробит, ломает, раскалывает. Ударом головы он сокрушит тебе челюсть или нос или пробьет грудь. Если ему удастся сжать тебя бедрами, то он задушит тебя. Не позволяй ему приближаться, прыгай вокруг него, постарайся схватить за горло, чтобы он не мог дышать, или ударь по лодыжкам, чтобы он упал. Он сильный, но неповоротливый. Ты должен победить.
Иаир поднялся.
— Я знаю его тело, — сказал он. — Я лечил его. Помни: если ему удастся схватить тебя, ты покойник. Ты должен убить его.
Спартак развел руки.
— Он не мой враг, он тоже узник римлян. Он — мой союзник. Я не желаю драться с ним.
Иаир сел на корточки рядом с фракийцем и принялся массировать его тело.
— Я вылечу тебя, ты снова наберешься сил. Ты будешь драться. Кальвиций Сабиний велел построить скамьи вокруг площади. Он устраивает игры для своего легиона. Сначала будут драться тридцать пар узников-даков. Те, что останутся на ногах, сразятся с голодными псами, обученными перегрызать горло. Никто не выживет. Затем на арену выведут тебя. Ты будешь голым, как и Гальвикс, ваши тела будут намазаны маслом. И вы будете бороться до тех пор, пока один из вас не умрет.
Иаир скрестил руки.
— Посмотри на меня! — приказал он.
Спартак поднял голову.
— Тебе выбирать, хочешь ли ты умереть с раздробленным черепом, как козленок, которого убивают ударом молотка, прежде чем перерезать ему горло, или хочешь бороться как свободный человек.
— Я не хочу убивать того, кто не враг мне, — ответил Спартак. — Не лечи меня больше, Иаир, позволь мне умереть.
— Но ведь на кону не только твоя жизнь, но и наша, и жизнь тех, кого ты сможешь защитить и спасти, если победишь. Бог послал нас друг другу, чтобы я научил тебя.
Спартак встряхнул головой, ухватился за решетку, встал и сделал несколько шагов.
— Я думал, что твой Единый Бог против убийств, — ответил он. — Ты говорил о Владыке Справедливости, который судит людей. А теперь ты хочешь, чтобы я убил Гальвикса, которого никогда не видел? Ты хочешь спасти свою жизнь, Иаир, вот почему ты толкаешь меня на битву. Но римляне не пощадят нас. Ни меня, ни тебя. Так что бороться бессмысленно. Лучше сразу умереть.
— Решай сам, Бог подскажет тебе, — ответил Иаир. — Но каждый человек имеет право защищаться, даже если для этого ему придется убить.
Спартак покачнулся. Аполлония поспешила к нему, обняла и поддержала его.
— Дионис поможет тебе победить, — сказала она. — Ты убьешь Гальвикса.
13
Римляне сняли цепи со Спартака и приказали Иаиру-целителю обильно смазать его тело маслом. Затем заперли его в огромной палатке, которая служила складом и мастерской для VII легиона. Она находилась на берегу рва, окружавшего лагерь.
Гальвикса увели в другую палатку, расположенную на четыре сотни шагов дальше.
Спартак остался один.
Он слышал крики солдат, которые собирались на площади. Тридцать пар пленных даков готовились к сражению. Вооруженные легионеры, стоя плечом к плечу и выставив вперед щиты, окружали пространство, в центре которого даки должны были бороться друг с другом. Копья римлян сверкали на утреннем солнце.
Трибун Кальвиций Сабиний и центурион Номий Кастрик заняли места на возвышении. Иаира и Аполлонию привязали рядом.
Зазвучали трубы, Сабиний поднял меч, затем опустил его. Солдаты взревели: «Убей, убей, убей!»
После секундного промедления даки бросились друг на друга. Они катались по земле, пытаясь вцепиться друг другу в глаза, половые органы, ухватить противника за шею. Убить можно было, только изуродовав, задушив. Ногти, зубы, руки, пятки, любая часть тела превращалась в оружие.
Из кровавого месива поднялись, шатаясь, несколько мужчин. Другие пытались встать на ноги, но падали.
Тогда на них спустили огромных фригийских собак.
У них были длинные морды, заостренные уши, черная шерсть. Их привлек запах крови, и они молча впивались в горло, рвали тела на части. Ничто не могло заставить их выпустить добычу.
«Убей, убей, убей!» — кричали солдаты, стоявшие на ступенях, и барабаны отбивали ритм.
Вскоре на арене остались только черные псы, рвавшие окровавленные трупы.
Появились солдаты и набросили сети на рассвирепевших зверей. Они прогнали их и убрали разорванные тела. Арена превратилась в обычную площадку с утоптанной травой.
Снова раздались звуки труб, возвещавшие появление Спартака и Гальвикса, которых вели солдаты. Их освободили от цепей и подталкивали копьями, чтобы они шли один за другим. Оба были нагими.
Гальвикс был выше Спартака и шире в плечах. Он шел слегка сутулясь, словно его руки были так тяжелы, что тянули тело к земле.
Остановившись в двух шагах от Спартака, он поднял руки, сцепив ладони, так что они превратились в молот.
«Убей, убей, убей!»
Возможно, эти крики удивили его и заставили на секунду замереть.
Спартак, воспользовавшись промедлением противника, бросился на него и схватил Гальвикса за горло. Тот, выпучив глаза, покачнулся, рухнул на колени, и Спартак ударил его по шее ногой, а затем стал бить в живот. Голова Гальвикса откинулась назад.
«Убей, убей, убей!»
Спартак мог разорвать его, задушить. Он уже вытянул руку, чтобы снова схватить дака за горло.
«Убей, убей, убей!»
Но он отступил на несколько шагов.
Вышедшее из-за облака солнце ослепило Спартака.
Фракиец не увидел, как Гальвикс поднялся, медленно шагнул вперед.
Когда он услышал рядом с собой прерывистое дыхание дака, было уже поздно.
Гальвикс бросился вперед, подмял Спартака под себя.
«Убей, убей, убей!»
Гальвикс был сверху. Его колени стиснули Спартака, прижали к земле, он едва не раздавил грудь фракийца.
Значит, у смерти серые глаза?
Спартак не отвел взгляд. Он хотел видеть противника в тишине, охватившей арену, скамьи, ряды легионеров, но внезапно раздался пронзительный крик женщины:
— Смотри, смотри, Спартак! Смотри глазами Диониса!
Спартак повернул голову, хотел найти глазами Аполлонию, но увидел только легкую голубизну неба своего детства, которое смерть сделает черным.
Спартак не увидит пещер Иудеи. Не встретит Владыку Справедливости, о котором говорил Иаир.
Внезапно над ним раздался вопль.
Гальвикс поднялся, его огромное тело заслонило небо.
Он стоял, подняв вверх кулаки. Спартак не двигался.
Гальвикс пустился бежать к ощетинившейся копьями стене легионеров.
Солдаты на ступенях поднимались, размахивали руками, вопили, а Гальвикс, вытянув вперед кулаки, продолжал нестись все быстрее, будто не замечая щитов и копий или надеясь, что сможет их смять, разметать в стороны.
Он издал такой яростный вопль, что легионеры расступились перед ним.
Он миновал их и уже поднимался по ступеням. Несколько копий пронзили его грудь и бедра, но он успел схватить за горло одного из легионеров. Он упал вместе с ним и не разжимал хватки, в то время как другие легионеры били его мечами по спине. Его голова покатилась в сторону, но пальцы продолжали сжимать шею римлянина.