После совместных героических усилий в 470 г. Спарта отказалась от морских операций, которые в основном вели Афины для освобождения остальных эгейских греков от Персидской империи. Приблизительно через пятнадцать лет между двумя городами произошла главная размолвка. Спарта пострадала от сильного землетрясения в 464 г., за которым последовало крупномасштабное восстание илотов. Другие города направили свои войска на помощь в подавлении восстания, но содействие Афин вскоре отвергли, несмотря на руководство проспартански настроенного Кимона, который даже одного из своих сыновей назвал Лакедемоний, т. е. «Спартанец». Спартанцы просто не хотели, чтобы несколько тысяч демократически настроенных граждан-солдат свободно курсировали среди низшего слоя греческих рабов на территории, которую они плотно контролировали. В 458 или 457 г. между двумя городами произошло решительное сражение при Танагре в Беотии. Подобие мира было восстановлено в 445 г., но никто не удивился, когда, наконец, в 431 г. началась открытая война.
Греческие города сражались друг с другом с незапамятных времен. Эфесский философ Гераклит назвал войну «отцом всего и царем всего». Но Афинская война оказалась беспрецедентно и несравнимо жестокой и разрушительной. Греция, писал позже древний греческий автор книг о путешествиях Павсаний, до этого твердо стояла на обеих ногах, но война, подобно землетрясению, свалила ее. Ничто не может лучше проиллюстрировать возникший хаос, чем эпизод на седьмой год войны. В 425 г. внешнего мира достигли невероятные новости о чрезвычайном происшествии на Сфактерии, маленьком острове, как раз у юго-западного побережья Мессении, в составе территории Спарты. 400 спартанских воинов и периэков-гоплитов, включая 120 элитных homoioi, «подобных», сдались после 12-недельной блокады афинскими силами, которым помогали выходцы из бывших илотов Мессении. Это событие потрясло греческий мир. То, что такое может произойти, просто не предполагали. Потому что это полностью противоречило спартанскому мифу, заложенному и наиболее полно подтвержденному в Фермопилах, мифу о спартанцах, которые никогда не сдаются.
С военной точки зрения осада Сфактерии имела второстепенное значение в Афинской войне, войне беспрецедентно длительной, масштабной и жестокой. С психологической точки зрения это было потрясающе. Даже Великая чума (возможно, форма тифа), которая потрясла Афины в 430 г. и привела к потере третьей части афинских военных сил, казалась более естественным явлением по сравнению с капитуляцией спартанцев на Сфактерии. По словам Фукидида, афинского полководца и главного историка войны, это было
событие, которое поразило эллинов [греков] более, нем что-либо, происшедшее во время войны.
Спартанцы были настолько потрясены происшедшим, что потребовали мира, даже несмотря на то, что сами начали войну и никоим образом не достигли заявленной цели освобождения греков, зависимых от Афин. Фактически нанеся новое оскорбление, афиняне отвергли мирные предложения и задержали 120 спартанских пленников как заложников на остаток первого десятилетнего этапа войны.
Для греков в целом и для спартанцев в частности было непостижимо, что 120 выучеников педагогической системы Агогэ могли сдаться после всего лишь восьмидесяти дней лишений, жажды и голода. Когда их расспрашивали об этом событии, один из пленников, как говорят, в качестве причины капитуляции назвал то, что он не участвовал в честном рукопашном бою. Он не сражался против настоящих мужчин, использовавших мужское оружие в нормальном бою. Вместо этого он был унижен применением того, что назвал вражескими «веретенами», из-за которых, как он заявил, невозможно отличить истинного воина от прирожденного труса. «Веретена», как объясняет Фукидид, были стрелами — неблагородным, рассчитанным на применение с дальнего расстояния оружием трусов, характерным для женщин. Но что сказала бы жена спартанского пленника и прочие спартанские женщины по поводу его оправдания?
Ярлык «чуда» спартанскому мифу убедительно наклеил в 30-х гг. XX в. французский исследователь Франсуа Олье, потому что порой так трудно адекватно осознать связь между мифом и реальностью. Этот миф остается убедительным и по сей день. Возможно, самый интересный и спорный среди множества аспектов этого мифа — положение спартанской женщины. Как всегда Афины предоставляют возможность полезного сравнения и противопоставления. Афинская девочка не получала иного официального образования, кроме обучения домашним обязанностям, которые требовались от хорошей афинской жены и матери, — ткачеству, приготовлению пищи, заботе о детях, ведению домашнего хозяйства. Было заведено, что девочка получала меньшую порцию еды, чем ее братья. По достижении половой зрелости ее изолировали в доме отца или другого опекуна мужского пола до тех пор, пока она не выходила замуж за человека, который, если он мог позволить это себе, содержал ее как можно дальше от чужих глаз и полагал для нее бесстыдным даже слушать разговоры мужчин, не связанных с ней родственными узами. Самой ей не разрешалось владеть какой-либо значительной собственностью, и она не имела право голоса в столь превозносимой афинской демократии. Характерно, что афинянки, о которых мы больше всего наслышаны, были вовсе не гражданками Афин, a hetaerae, или элитными проститутками, которые обладали властью, но определенно вне приемлемых социальных рамок.
И в отличие от них спартанские женщины, как утверждают, были активны, известны, влиятельны, несомненно словоохотливы и мыслили удивительно независимо. Девочки получали сходное с мальчиками образование, хотя и отдельно от них. Многие умели читать и писать. Юные девственницы, намазанные маслом с головы до кончиков ног, бегали наперегонки, затем танцевали ночью, чтобы умилостивить своих богов и богинь. Днем, в конечном счете, чтобы привлечь поклонников, метали копье или диск, боролись, иногда, опять же как утверждают, вместе с мальчиками делали гимнастические упражнения полностью обнаженными на общем обозрении, к ужасу греческих визитеров из других городов. Они также ловко ездили верхом. Киниска (сестра царя Агесилая II), разводившая животных, была первой женщиной, когда-либо завоевавшей титул победительницы на жестоких мужских Олимпийских играх в гонке на колесницах, запряженных четверкой лошадей. «Я одержала победу с командой быстроногих коней» — читаем мы, в частности, в ее собственной, восхваляющей ее надписи. Киниска в самом деле была стремительной, хотя если бы она была до конца честной, то ей следовало упомянуть имя неизвестного мужчины-колесничего. Слава спартанских девушек и женщин, отличавшихся выдающейся физической красотой, начинается уже с Елены Троянской, или Елены Спартанской, откуда она, несомненно, была родом. Но свою репутацию они заслужили также тем, что были быстрыми и свободными. Пренебрежительный эпитет «сверкающие бедрами» был придуман как раз для них, даже несмотря на то что бронзовые фигурки, сделанные в Спарте и изображающие типичную молодую спартанку в атлетической (и демонстрирующей бедра) позе, как мы увидим, свидетельствуют скорее об энергии, грации и силе.
Спартанские женщины могли обладать собственностью, включая землю, и хотя они не имели права голоса в военном Собрании Спарты, они, очевидно, находили другие способы, чтобы выразить свое мнение. Существует даже сборник Высказываний спартанских женщин, сохраненный Плутархом, что было абсолютно немыслимо для афинянок. Более того, спартанки были свободны от выполнения ежедневной нудной работы, что являлось обычной участью их афинских сестер. Илоты — женщины и мужчины — делали за них домашнюю работу, стряпали, ткали, присматривали за детьми и так далее. Женщинам оставалось только удовлетворение от материнства, к которому они действительно относились очень серьезно. В сексуальном отношении они, видимо, тоже были независимы, хотя в сомнительные спартанские обычаи относительно обмена женами не так просто поверить или понять их. При том, что их мужчины часто уходили на войну или готовились к ней, они, несомненно, стремились к чувственному удовлетворению с другими женщинами. Разумеется, сильные женщины, достигшие такого уровня власти, могли считаться политической силой или, в зависимости от точки зрения, угрозой.
Это не значит, что Спарта была своего рода женской утопией. Например, большинство физических упражнений имели сугубо евгенические цели. Но женская эмансипация, видимая для неспартанских глаз, была такова, что Аристотель фактически обвинил их в окончательной гибели Спарты как великого государства по той причине, что они никогда не подчинялись должным образом правилам, установленным Ликургом и принятым их мужчинами. Возможно, это — суждение, искаженное типично женофобским взглядом обычного греческого гражданина-мужчины, но оно косвенным образом делало комплимент, без сомнения, самым замечательным женщинам Греции.
Победа спартанцев в Афинской войне дорого обошлась и была одержана с большим трудом. Война вскрыла новые глубины жестокости, заставив Фукидида сомневаться в цивилизованности и гуманности греков. Происходили жестокие осады, массовые убийства женщин и детей, повсеместные грабежи, разрушение целых общин, продажа тысяч греков в рабство и не менее ужасные вспышки stasis или гражданских войн. Описание Фукидидом гражданской войны на Керкире (современном Корфу) в 427 г. — пугающая классика политического анализа.
Вначале конфликт между морской афинской и сухопутной спартанской державой зашел в тупик, в котором никто из них не мог одержать верх в стихии, предпочитаемой другой стороной. Но затем в 415 г. афиняне перехитрили самих себя, вдохновленные злым гением Алкивиада, своего рода фальшивым Периклом (который стал опекуном Алкивиада после смерти его отца в бою). Они направили огромную армаду к Сицилии якобы для защиты «родственников», но в действительности для того, чтобы завоевать весь остров или, по крайней мере, обеспечить дальнейшие ресурсы для возобновления войны со Спартой, которая начиная с 421 г. временно прервалась. Алкивиада — главного инициатора очень рискованной авантюры — так же ненавидели завистливые соперники, как и любили афинские народные массы за яркий образ жизни экстраверта. Он участвовал в не менее чем семи командах квадриг на Олимпийских играх в 416 г., и после почти неизбежного выигрыша в составе одной из них заказал сочинить для себя хвалебную оду ни много ни мало такому поэту, как Еврипид.