— Я хочу домой, — пробормотала Элла и взялась за рюкзачок.
— Погоди немножко. Потерпи еще минут десять. Даже если я, здоровенный психолог, не смог уберечь тебя от месячных.
Она рассмеялась и тут же смахнула слезы, набежавшие на глаза.
— Это не ваша вина.
— Без моей вины тоже не обошлось. Я мог бы понять, что тебе не хочется говорить, и не настаивать. Я повел себя глупо, и потом, я считал, что все девочки рады, когда у них начинаются месячные. Но у меня же нет дочки, я, собственно, и не знаю, как чувствуют себя девочки.
Пока Сент-Ив ругал себя за бестолковость, Элла немного расслабилась; едва заметная улыбка тронула ее губы.
— Лично я не хотела с самого начала, — стала она растолковывать психологу, — никакой груди, волос, всей этой гадости.
— Всей этой гадости, — повторил Спаситель.
— Хотела остаться как есть.
— Маленькой девочкой.
— Да. То есть нет. В общем…
Элла снова замолчала.
— В общем? Договаривай, Элла. Ты можешь говорить тут все что хочешь. Это тебе никак не повредит. Так что же — в общем?
— В общем, глупость. В любом случае, это невозможно.
— Что невозможно?
— Перестать быть девочкой.
— Тебе не хочется быть девочкой?
— Мальчиком лучше, правда?
Она впилась в Спасителя взглядом, словно он должен был немедленно подтвердить, что так оно и есть.
— Значит, ты думаешь, что лучше быть мальчиком?
— Когда я рассказываю себе истории, то я в них всегда мальчик.
Тонкая белая кожа Эллы вновь порозовела, словно внутри зажглась лампочка под розовым абажуром.
— Вечером перед сном я ухожу в мечты. — Голос Эллы зазвучал восторженно. — Как будто меня зовут Эллиот, а не Элла. Я всемогущ. Я вижу людей насквозь, и, если у человека злое сердце, если он может причинить мне вред, я могу его уничтожить. Да-да, уничтожить! И как будто есть девушка, влюбленная в меня, она дочь короля, мы можем видеться только тайно, в темном-претемном погребе, потому что ее старший брат хочет завладеть моим даром.
Тут Элла очнулась и поняла, что сидит перед психологом, человеком из мира взрослых.
— В общем, ничего интересного, — прибавила она, усмехнувшись.
— Почему? Хорошая история. Это же счастье, что ты можешь рассказывать себе истории. Воображение — как волшебная палочка. Извлекает из глубин нашей души очень важные и интересные вещи.
Под бархатный, убаюкивающий голос Спасителя Элла заплакала; слезы текли, но она их не замечала.
— У каждого из нас есть двойник, который живет в каком-то ином мире. Мы читаем книги, ходим в кино, играем в компьютерные игры, странствуем в интернете по виртуальным мирам и воображаем себя кем-то другим. Ты создала свое собственное королевство, Элла, и стала в нем принцем Эллиотом.
— Не принцем, а рыцарем, — поправила Элла, шмыгнув носом. — Я — рыцарь Эллиот.
Сент-Ив протянул ей коробку с бумажными платками, и она машинально вытерла нос.
— А потом мне приходится расставаться с моим миром и идти в школу.
— Приходится, — подтвердил Спаситель.
— И мне не хочется туда идти.
— На это требуется немало мужества. Бери с собой своего рыцаря, неси его в своем рюкзаке.
Сент-Ив улыбнулся девочке, не слишком надеясь, что его рецепт будет одобрен.
— Я пробовала, — ответила она и тяжело вздохнула.
Задумавшись, они оба замолчали.
— Почему другие взрослые не похожи на вас? — спросила Элла вслух.
— Взрослые не видят настоящей Эллы. А ты? Ты видишь взрослых такими, какие они есть?
— Может быть, и не вижу, зато я их слышу, — ответила она. — И то, что они говорят, мне неинтересно.
— И что же они говорят такого неинтересного?
— Папа, например, говорит: «Ты меня огорчаешь, Элла. Старайся, как твоя сестра. У твоей сестры нет школьной фобии. Вообще все фобии — бабьи сказки. А все психологи — гомосеки». Ой, прошу прощения! Но папа так говорит.
Сент-Ив от души расхохотался:
— Ничего страшного. Нелюбовь к психологам — распространенное явление. А мама тоже говорит, что ты ее огорчаешь?
Элла на секунду задумалась, потом лицо ее осветилось улыбкой.
— Нет, мама так не говорит.
— Она за тебя волнуется, но не осуждает. Ей хочется, чтобы ты была счастлива. Именно это я от нее услышал, когда вы пришли ко мне в первый раз, — подтвердил Спаситель.
Лазарь в коридоре сообразил, что сеанс подошел к концу и ему пора закрывать дверь. Он вернулся на кухню очень взволнованный — его волновало все, что касалось Эллы. Он вытряхнул содержимое ранца на старый деревянный стол и взялся за фломастеры.
Когда Спаситель вошел в кухню, сын встретил его очередной смешной загадкой.
— Пап! Тили-бом! Тили-бом! Загорелся кошкин дом! Чем ты поможешь кошке?
На лице Спасителя изобразилось недоумение.
— Правильно! Прикинься шлангом!
Спаситель немного тормозил после трудного дня, так что включился не сразу.
— Понял! Понял! Пожарный шланг! Ну что? Пицца с ветчиной?
— Да! Вау!
За ужином Поль прочитал стихотворение, которое задала им учительница:
«На школьных своих тетрадках,
На парте и на деревьях…»
А отец попытался припомнить стихотворение, которое сам учил в начальной школе, когда жил в городке Сент-Анн и ему было столько же лет, сколько Лазарю.
— «Я родился на острове, любящем ветер»… М-м-м, потом, кажется, «он плывет в океане и пахнет ванилью», та-та, та-та-та, а дальше не помню.
Да, все это было там, на Мартинике, в городке Сент-Анн, где на морском кладбище спит Изабель Сент-Ив. Ее тень мелькнула перед отцом и сыном.
— Сколько мне было, когда мама умерла? — спросил Лазарь, помогая отцу справиться с нахлынувшими воспоминаниями.
— Два с половиной.
— Покажи, какого я был роста.
Спаситель показал ребром ладони: до половины бедра.
— Совсем маленький, — признал Лазарь, и ему стало жалко себя. — Я сильно плакал?
Изабель погибла в автокатастрофе на одной из извилистых дорог Мартиники.
— Ты вел себя очень мужественно.
— Даже такой маленький?
— Даже такой маленький.
— А правда у меня ее глаза?
— Да, правда. А теперь в постель! Быстро! — скомандовал Спаситель — утешительные бумажные платки полагались только пациентам.
Наконец и сам Сент-Ив улегся в постель и развернул «Монд». Он жил проблемами своих пациентов, своим сыном, но ему хотелось общения и с более широким миром. Внимательнее всего он читал про образование и научные открытия. В этот вечер, листая газетные страницы, он думал о девочке Элле. Он попросил ее прийти на следующий сеанс в будущий вторник вместе с родителями. «Я им скажу, — ответила она. — Но папа вряд ли согласится». Спаситель, раскинувшись на кровати, погрузился в собственные мысли, рассеянно блуждая взглядом по заголовкам. И вдруг очнулся. Его внимание привлек заголовок, набранный крупными буквами: «Транссексуалы: предоставить время для выбора». Продолжая размышлять о сеансе, об Элле и ее двойнике рыцаре Эллиоте, Спаситель принялся читать статью, в которой о себе рассказывали дети-трансгендеры: «„И вдруг она стала расти“, — сообщил Нильс (в обычной жизни Эльза), бросив косой взгляд на свою грудь. Лицо выражало отвращение, и не было сомнений, что новые ощущения ребенку неприятны. Лейла (по рождению Кевин), напротив, очень бы хотела, чтобы у нее увеличилась грудь. И огорчалась, что над верхней губой появился пушок». Спаситель прикрыл глаза и мысленно увидел опрокинутое лицо Эллы, когда она поделилась новостью о месячных. Если бы она жила в Штатах, о ней бы сказали, что она gender non-conforming kid, ребенок, не принимающий пол, который достался ему от рождения. Автор статьи подводил итог: Франция отстает в решении такого рода проблем и предлагает только малоэффективную психотерапию…
— Папа!
Спаситель так глубоко задумался, что от оклика чуть не подпрыгнул.
— Эй, малыш! Для шуток, пожалуй, поздновато.
— Какие шутки? — Лазарь уже забрался на отцовскую кровать. — Поль хочет пригласить меня завтра к себе домой.
Он написал Лазарю номер телефона на бумажке.
— Ноль два, тридцать восемь, — с трудом разбирал Спаситель детские каракули. — А как его фамилия?
— Рошто. Это телефон его мамы. Она очень хорошая.
Спаситель почувствовал, что Лазарь его подбадривает, словно догадавшись, что папе совсем не хочется просить о чем бы то ни было незнакомую даму.
— Уже девять, звонить поздновато, — вздохнул Спаситель, набирая номер.
И действительно, это был не лучший момент, чтобы беспокоить мадам Рошто. Она уже собиралась улечься в постель, приготовила себе травяной чай из мяты с вербеной, и тут ей позвонил бывший муж и сообщил, что его новая жена беременна. Мадам Рошто едва не наорала на него прямо по телефону. Он и сейчас в свою неделю не находит времени, чтобы заняться Алисой и Полем, а тут нате вам, у него на подходе третий!
Она и сама охотно завела бы третьего — она прямо чувствовала, как ей не хватает младенческого сопения. Но животом будет гордиться не она, а глупая гусыня двадцати пяти лет! Пэмпренель! Одно имечко чего стоит! Откуда вообще такие имена берутся?! В дурном сне не приснится! Пэмпренель!
И тут снова зазвонил телефон.
— Мадам Рошто? Надеюсь, я звоню не слишком поздно? Это Спаситель Сент-Ив.
— Спаситель? — повторила мадам Рошто в недоумении, оглядываясь вокруг себя и проверяя, не появилось ли у нее в спальне какое-то крылатое создание.
— Отец Лазаря. Друга вашего Поля. Или, может быть, я ошибся номером?
— Нет-нет, — спохватилась мадам Рошто. — Извините, я была занята другим. Конечно, Лазарь… Что-нибудь случилось?
Спаситель смутился еще больше: Поль, очевидно, ни слова не сказал маме о своем приглашении.
— Ах, вот в чем дело! Узнаю Поля! Он считает, что я рентген и вижу его насквозь, — добродушно рассмеялась мадам Рошто. — Мы будем очень рады увидеть у себя Лазаря завтра во второй половине дня. В три часа вам подходит? В первой половине я веду Алису к ортодонту.